Джон Ватсон должен умереть

      Смерть не приходит внезапно. Всегда появляются, существуют и остаются предпосылки. Другое дело, их никто не замечает. Не хочет замечать. Люди привыкают просто жить, не думать о скором конце, а потому любые говорящие о нем знаки предпочитают игнорировать, словно это позволит хоть на сколько-нибудь отсрочить неизбежное.       В случае Джона Ватсона таких предпосылок было три. Это число во многих религиях магическое, знаковое. Люди, верящие гороскопам, считают его счастливым. Увы, для Джона оно стало роковым. — Если бы ты умер раньше, мне не было бы так больно. Я бы не полюбил тебя, — в тот день ярко светило солнце. Обыкновенно пасмурное небо Лондона приобрело нежный голубой оттенок, не омраченный ни одной тучей. Не было даже повода сказать, что оно плакало о смерти Шерлока, как написали бы бульварные газеты и особо ярые почитатели дедукции усопшего. И в этот день Джон говорил больше обычного. Множественные речи и слова сожаления не приносили с собой ничего, кроме боли, и даже могли бы стать знаковыми в истории о сумасшествии бывшего врача, но судьба распорядилась иначе. Джон пожелал остаться у могилы Шерлока Холмса, чтобы произнести свой собственный, идущий от сердца, панегирик, который вдруг превратился в обыкновенное излияние души. И слова эти стали точкой невозврата.       Джон сам не помнил, как признался мертвому Шерлоку в любви, но знал точно: признание что-то изменило в его душе. Ранее он никогда в открытую не заявлял о своих чувствах. Теперь же, сидя в кабинете психолога, он говорил не останавливаясь. Рассказал о своей жизни до и после встречи с Шерлоком, поведал, как тот изменил его, и лишь в конце сеанса под доверительным взглядом психолога позволил себе замолчать. — Вы любили его, — сказала она. И была права. Джон не ответил и, взяв трость, поднялся с кресла. — Это наш последний сеанс, — наконец сказал он.       Тоже правда. Джон вдруг почувствовал себя выставленным на показ. Словно его вывернули наизнанку, и теперь он — развлечение на ярмарке. Посмотрите на отставного военного доктора, по глупости влюбившегося в... кого бы вы думали? — в социопата, который и его терпел с трудом! Неприятное ощущение. Джон ненавидел это; всегда бежал от всякой публичности. Его дело — находиться в тени и впитывать те лучи славы, что отражались или проходили мимо Шерлока. — Я больше не могу вам доверять.       Снова правда. После Шерлока Джон больше не мог никому довериться. Его жизнь была на виду: он ничего не скрывал. Его чувства, пусть и спрятанные где-то глубоко внутри, всегда находили способ вырваться на поверхность. И всё это делалось с единственной целью, которая сейчас мертва точно так же, как и всемирно опороченный детектив. Джон понял, что всему нужно положить конец, начать новую жизнь. Поступить так же, как и в предыдущие два раза: просто сбежать.       За всю свою жизнь он не нашел лучшего выхода. От трений в семье он спасся в армии, где и переждал смерть матери, попутно отравляя свою душу убийствами и насилием, которых не избежать на войне. Тогда он успокаивал себя тем, что не только уничтожает, но и сохраняет жизни. От Афганистана он спасся на Бейкер-стрит, всё также продолжая убивать, хоть и в гораздо меньших количествах.       И тогда он успокаивал себя тем, что больше спасает, чем причиняет вред. Поменялись только обстановка и действующие лица, суть осталась та же. Сейчас Джон, как и тогда, бежал, но убивать и защищать было некого, а это в корне меняло ситуацию. Терялась цель, и ему нужно было что-то с этим делать. — Шерлок, всё, что связано с ним, принадлежит лишь мне, потому нам следует распрощаться.       В этих словах не было правды, зато в них крылась важная предпосылка, вторая по счету. Джон не стал её замечать. Всё его внимание привлекла визитная карточка, лежащая на столе, с именем старшего Холмса. Этот небольшой картонный прямоугольник только подтвердил правильность выбранной им тактики бегства.       Уже выйдя из кабинета психолога, Джон понял, что ему некуда идти. На Бейкер-стрит он не вернулся. Квартира миссис Хадсон была насквозь пропитана болезненными воспоминаниями. Вместо этого ему удалось снять жильё в противоположном конце города, откуда, как оказалось, даже ближе добираться до работы. "Вот оно", — подумал бы всякий, — "то начало новой жизни. Удачное, ничем не омраченное". Но Джон принес в эту новую жизнь страдание по старой, и всё грозило закрутиться снова.       Его дни сливались в серейшую рутину и иногда разбавлялись вспышками особо сильной боли в ноге. Он чувствовал себя старым и никому не нужным. Перестала звонить даже миссис Хадсон, что, впрочем, неудивительно. Он сбрасывал её звонки, не желая разговаривать о Шерлоке, вспоминать, как хорошо всё было в той, прошлой жизни. Джон был не глуп и понимал, что значат его чувства по отношению детективу. Он гей. Категоричность, с которой он отрицал это, теперь переросла в утверждение.       Девушки, пытавшиеся подцепить его на работе или в пабах, где он заливал тоску алкоголем, только с сожалением пожимали плечами, не в силах завоевать интерес Джона. А тот провожал их взглядом, пока бармен наливал третью или четвертую стопку.       Однако, каково же было его удивление, когда по прошествии года он обнаружил в себе влечение к женскому телу. Её звали Мэри. Красивое, не обремененное излишествами имя досталось женщине с сильным, волевым характером. Чтобы добиться её внимания, Джону пришлось бросить хождение по злачным местам, начать бриться и прекратить думать о Шерлоке. Последнее, пожалуй, было труднее всего. Потом выяснилось, что Мэри давно положила глаз на Джона, а тот просто не мог к ней подойти, будучи в таком состоянии. Она назвала его статным, излучающим силу и обаяние мужчиной, подарила ему свои тепло и ласку. В тот момент Джон наконец почувствовал, что начинается его новая жизнь. Рядом с Мэри становилось всё легче забывать детектива, который теперь пеплом осыпался на дно сердца и лишь одинокими вечерами жёг изнутри.       Джон понял, почему выбрал Мэри, только спустя полгода отношений. Она пришла к нему немного печальнее, чем обычно, а затем молча стиснула в объятиях. Ему даже не потребовалось спрашивать, в чем причина такого поведения, она сама во всём призналась: — Я нашла твой блог. И прочла.       В тот момент у Джона внутри всё похолодело. Он не вспоминал свою прошлую жизнь уже очень давно, оградился от неё с помощью Мэри, но именно она снова напомнила о былом. — Ты любил его.       Джон уже второй раз слышал эти слова, однако, сейчас они вызвали в нем раздражение, граничащее со злостью.       Он возненавидел их. И причиной тому было то, что Мэри была не просто права, произнося их. Уголком сознания Джон понимал, что любит Шерлока до сих пор, а это могло разрушить едва выстроенную с нуля жизнь. — Ты злишься на меня? Обижена? Мэри, родная, я... — он едва не сказал: "Я могу всё объяснить". Эти слова выдали бы его с головой. — Давняя история, и всё уже прошло. Мне действительно было плохо, когда он погиб, но сейчас у меня есть ты, а большего мне не нужно.       Мэри ничего не ответила, даже не кивнула. Но всё равно продолжала ходить к Джону, готовить ему и улыбаться, продолжала его любить. Мэри была умна. Именно поэтому Джон оставался с ней. Именно поэтому она оставалась с ним.       Еще позже Джон понял, что та причина его увлечения была лишь верхним слоем фундамента их с Мэри отношений. Первый камень же оказался совсем иным, он прилетел из прошлой жизни и пребольно ударил Джона по голове. Мэри — упрощенная версия Шерлока. Замена, а не утешение. Да, она женщина. Да, она любит Джона. Да, она мягка с ним и не позволяет себе хамить людям направо и налево. Да, она умна, но не гениальна. Да, с ней Джон не получает того адреналина. Но всё это меркнет и бледнеет по сравнению с тем фактом, что Джон видит в ней Шерлока. Мягкого, покорного Шерлока. Такого, каким Джон не захотел бы увидеть его никогда и о каком мечтал. Осознанно или нет, но Мэри стала им. И Джон решил жениться.       Когда вернулся Шерлок, Джон испытал трусливое желание отказа Мэри и корил себя за это, потому что любил её. Он любил её так, как хотел бы любить Шерлока. Не просто отдавать себя без остатка, холить и лелеять, но и уметь отпускать. Мэри могла уйти в любую секунду, Джон позволил бы, не стал себя мучить. С Шерлоком бы так не получилось.       Дело в том, что зарекшийся доверять Джон не смог перебороть давней привычки. Ему стало абсолютно неважно, сколько раз и каким образом предал его Шерлок. Одно единственное: "Джон, ты мне нужен", - всё решило и вернуло доверие между давними друзьями. Джон понимал это и запрещал себе даже думать о возможности жизни с Шерлоком на Бейкер-стрит, он старался представлять себе счастливое будущее в окружении детей и внуков, будущее, в котором Мэри заняла бы своё место и полностью вытеснила бы Шерлока.       Состоялась свадьба, и Джон на время успокоился. Мэри ждала ребенка, а Шерлок не звонил и не писал, в кои-то веки проявляя тактичное отношение к личной жизни друга. Но затишье было недолгим, чему, в последствии, Джон даже обрадовался. События сменяли друг друга чередой. Как и предполагалось: предательство Мэри не сильно задело Джона. В тот вечер он больше злился на себя за проявленное слабоволие, за то, что выбрал Мэри, зная, как сильно она похожа на Шерлока. А Шерлок стоял в проёме двери, кидая в лицо обличительные обидные слова, практически защищая Мэри. И за это Джон злился и на него тоже. Около недели он жил в гостинице, не отвечая на звонки Мэри и даже не пытаясь звонить Шерлоку. В какой-то мере он опять сбежал. Но это бегство не могло быть долгим, Джон и сам понимал: ему нужен был толчок, чтобы вырваться из своего кокона. Таким толчком стало сообщение от Шерлока. Тот просил срочно приехать на Бейкер-стрит. — Я всё слышал.       Джон снова почувствовал как внутри всё холодеет, моментально догадавшись, о чем именно говорит Шерлок. Он не знал, как оправдаться перед другом, сохранить отношения, возможность хоть иногда его видеть. Но этого и не нужно было. Шерлок встал напротив двери, заслоняя её собой, опасаясь очередного бегства Джона, и продолжил говорить, не давая вставить и слова. — Я слышал это, Джон, — вибрации его голоса завораживали, отвлекали Джона; он чувствовал, что сейчас произойдет что-то непоправимое. — И теперь, когда я неизлечимо болен, я могу ответить.       Джон даже не успел спросить или обеспокоиться на счет болезни детектива. Мягкие и теплые ладони легли на его щеки и приблизили лицо, чтобы потом такие же мягкие искусанные от волнения губы прижались к его губам в целомудренном поцелуе. Третья и последняя предпосылка. Джон посчитал, что спит. Он даже хотел себя ущипнуть, но затем обнаружил свои руки на груди Шерлока и пальцы автоматически дернулись, чтобы сжать рубашку, но Джон сделал усилие и оттолкнул так доверчиво льнущее к нему тело. Удивление сменила боль, вслед за ней пришел гнев. Теперь Джон по-настоящему злился на эгоизм Шерлока. Конечно, тот всегда портил ему отношения с девушками, но это уже новый уровень, и такого Джон просто не мог терпеть. Он не искал других мотивов в поступке детектива, потому что так было удобнее. Всё это время он считал свои чувства безответными, так пускай они такими и остаются, потому что к таким Джон привык. Но затем он вспомнил о неизлечимой болезни Шерлока, и сердце сковало ледяными тисками. Так и не успев сбавить тон, он спросил, что именно гложет детектива, со страхом ожидая услышать название какого-нибудь аутоиммунного или рака. Но того, что ответил Шерлок, он боялся больше всего. — Чувствами. Тобой, — меткий выстрел прямо в грудь. Эти слова эхом отдавались в голове Джона, пока он стоял и смотрел на то, как заполошено тот ищет выход и убегает из квартиры, даже не захватив пальто. Он думал только о том, как жестоко было со стороны Шерлока сказать это сейчас. И едва дверь захлопнулась, он обессиленно прижался к стене и запрокинул голову, прогоняя готовые навернуться на глаза слезы. Страх никуда не исчез. Джон понял, что всё еще не готов довериться Шерлоку, что до сих пор отчаянно его любит и что на этой любви держатся все их нынешние отношения. Джон верил по привычке, а это не одно и то же. И осознание этого губило его окончательно. Он чувствовал себя одним из тех, кто лежит на больничной кровати, слушая, как прибор отмеряет последние удары сердца. Секунда — и длинный противный писк. Так должно было случиться.