Let It Snow

За окном медленно падают белые хлопья, укрывая и без того обсыпанные снегом дорожки. Дом наполняет запах ели и крепкого кофе в стакане на столе. Сегодня Сочельник. Стуча спицами, уже заканчиваю вязание шарфа, который получился достаточно аккуратным, несмотря на то, что с данным видом рукоделия я знакома лишь пару недель. В доме тихо – слышу, как секундная стрелка старых часов на кухне отмеряет время. Глубоко вздохнув, закусываю нижнюю губу и, сморщив лоб, откладываю спицы. Он вернется, всегда возвращается… Я часто повторяю себе, что трудности пройдут, когда-нибудь все образуется. Но они в нас самих, где-то глубоко в сознании, с этим невозможно бороться. Может, мы зря надеялись на спасение? Джеймс уходит хоть раз в неделю. Поначалу я искала его, где только могла. Обходя все парки, станции метро, даже тот музей, не находила никогда. Но он возвращался через день-два, иногда и через неделю. Ему сложно, и я знаю это прекрасно. Баки редко спит по ночам. После очередного кошмара он вскакивает с кровати и сидит, вглядываясь в темноту, окутавшую всю комнату. И я не сплю, сжимая крепче кулаки и утыкаясь носом в подушку, просто слушаю его тяжелое дыхание. Все изменилось. Я представляла настоящее иначе, но, увы, оно складывается не лучшим образом. Наверное, он тоже думает, что пустые надежды рухнули, словно песочный замок. Что мы делаем не так? Мы не можем забыть – это слишком сложно. Прошлое, оно всегда с нами, стоит лишь оглянуться, на долю секунды посмотреть в его мрак – и ты уже тонешь в бездонном омуте страха и воспоминаний. Беру чашку в руки и спешно выпиваю все ее горькое содержимое. Мельком взглянув на наручные часы, встаю с кресла и, взяв спицы и недовязанный шарф, иду в коридор. Скинув в рюкзак все, что есть в руках, обуваю сапоги и, накинув куртку, выхожу на улицу. Дверь закрываю и спускаюсь с крыльца. Снег скрипит под сапогами. Люди, обвешанные пакетами и сумками, бегут мимо меня, сбивая с дорожки прямо в ближайшие сугробы. Для них сегодняшний день – праздник, для меня – лишь смена в больнице, не больше. Трамвайная остановка и та забита радостными прохожими. Стоп, я снова завидую? Пожалуй, да, есть чему. Столько счастья на квадратный метр, что сейчас задохнусь. Мамы с детьми, сладости в пакетах; влюбленные парочки да за ручки держатся. Интересно, где Джеймс? Уже неделя, чертова неделя прошла. А пора бы привыкнуть. Кто мы друг другу? Ни друзья, ни любовники – нечто наподобие спасательных кругов для утопающих, просто схватились, дабы не утонуть. Подъезжает трамвай, и каждый торопится зайти в него, не замечая, что идет по чужим ногам. Еле пропихнувшись мимо толпы, облюбовавшей место около выхода, цепляюсь за поручень, покрепче сжав руку. Десять минут – вот и моя остановка. Выпрыгнув из тесного вагончика, глубоко вдыхаю свежий воздух, от него поначалу кружится голова, эдакое опьянение. Перекинув рюкзак через плечо, топаю к главному корпусу. Показываю пропуск охраннику и проскакиваю в служебное помещение. Пробежав по лестнице на второй этаж, захожу к себе в кабинет, закрывшись на ключ. Волосы в хвост, переодеваюсь во врачебную спецовку, сверху накинув халат. Кажется мне, что сегодня будет неспокойный день. Еще пятнадцать минут до смены, поэтому смело достаю шарф и спицы. Терпеливо вывязываю последний ряд, петелька за петелькой. Закрепив последнюю из них, отрезаю нить. Вытянув серое полотно на расстояние вытянутой руки, смотрю, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую. А неплохой подарок получился! Только вряд ли Джеймс носить будет… – Саманта! – в дверь настойчиво стучат. – Выходи да побыстрее! – Еще не моя смена, – недовольно протягиваю в ответ. – У нас девушка с осколочными через пару минут будет, а ты, Саманта Уайт, тут отнекиваешься! – кричит голос. Вскакиваю на ноги, откинув шарф на стол, иду к двери, скорее отперев ее, выхожу в коридор. – Осколочные ранения? Где, черт возьми… Двери лифта перед нами раскрываются, и несколько человек выкатывают носилки со светловолосой девушкой, покрытой кровавыми пятнами, из которых виднеются осколки. Рядом маячит мужчина, в такой суматохе почему-то показавшийся мне знакомым. – В операционную, скорее, скорее! – командую я, вырываясь вперед носилок. Пробежав, останавливаюсь, надеваю операционную одежду, голову закрываю, марлевую повязку на лицо. – Где Джесс? – тихо спрашиваю у подходящей ко мне медицинской сестры. – Она уже ушла, сегодня ты оперируешь, – произносит девушка как можно более спокойно. – Да, – выдыхаю медленно, пытаясь остановить панику, – оперирую я. Девушку уже вкатили в операционную и переложили с носилок, подключив аппарат искусственного дыхания и вколов немалую долю обезболивающего. Натянув перчатки, прохожу в круг медиков, обступивших раненую со всех сторон. Сколько же времени проходит? Сколько раз я кинула небольшой осколок в медицинский лоток? Сколько раз я продела рану иглой и протащила нить? В глазах рябит, становится труднее дышать. Все чаще прошу сестру промокнуть мне лоб марлевым тампоном. Девушка на операционном столе лишь тихо дышит, даже почти незаметно. Аппарат медленно отбивает ритм сердца, перегоняющего остатки крови в организме пациентки. Завязав последний узел, я поняла, что все закончилось хорошо, без происшествий. – В реанимационную палату ее, физраствор через капельницу, и аппарат искусственного дыхания подключите, пока она не будет в стабильном состоянии, – говорю медицинским сестрам, таким же усталым, как и я. Выхожу из операционной и, подойдя к раковине, смываю кровь с перчаток, снимаю повязку с лица, убираю убор с головы и стаскиваю зеленую одежду, в некоторых местах испачканную. Слегка пошатываясь, иду по коридору прямиком в свой кабинет, стоит не только отдохнуть, но и о многом поразмыслить. Передо мной, словно стена, из ниоткуда вырастает мужчина. – Как она, доктор? – обеспокоенно спрашивает он, а мне даже сил не хватает перевести взгляд с пола. – Тяжелое состояние, пока точно ничего сказать не могу, – хриплю я в ответ, протискиваясь к двери в кабинет, и, распахнув ее, резко закрываю, облокотившись о ее прохладную поверхность. Закрыв ладонями глаза, стою, прислушиваясь к отдаленным голосам за стеной. Сползаю вниз на корточки, стараясь успокоить вырывающееся из груди сердце. Почему было так сложно? Может, это все проблемы, что свалились разом? Черт, как много вопросов. Тишину разрывает сначала один шаг, затем другой, такой тяжелый и громкий. Поднимаю голову кверху. – Джеймс, – произношу, смотря в серые глаза мужчины, – неужто решил прийти? – встаю, попутно поправляя смявшийся халат, накинутый наспех после операции. – Да, – отвечает мужчина, чуть склонив набок голову. – Ты знаешь, а у меня есть подарок, – говорю, топая к столу. Взяв в руки шарф, возвращаюсь к Баки, напоследок рассматривая свой труд. Набросив его на шею мужчины, завязываю мягкий узел, чуть пригладив концы шарфа. – Мы так много молчим, – хрипло говорю, продолжая нервно крутить край шарфа рукой, – но много говорить не стоит. Я просто задам один вопрос, ты просто ответишь, – скрещиваю руки на груди. – Кто я для тебя? Отступаю на шаг назад, устремив взгляд на окно, за которым в темноте улицы и неярком свете фонарей кружатся снежинки, медленно падая на подоконник. Там, на улице, ходят люди, спеша домой к родным; а в больнице тихие голоса перешептываются о том, что пугает их. Кажется, время остановилось только в пределах этой комнаты. Слегка заметное дыхание, лихорадочная тряска рук – я явно неспокойна. – Нечего сказать? Ладно! – поворачиваюсь и стремительно направляюсь к двери. Пальцы предательски не гнутся, будто специально не давая мне возможности покинуть кабинет. Я тихо ударяю ладонями по поверхности двери, шепча под нос какую-то чепуху. Резкий поворот, ударяюсь затылком о ту самую злосчастную дверь, а мой подбородок оказывается в хватке металлических пальцев, которые с легкостью приподнимают голову. Два серых, бесконечно-ледяных глаза смотрят на меня с усмешкой. – Ты нужна мне, – слышится хрипловатый голос Джеймса. Сердце екает на этих словах, а потом начинает биться, сжимаясь до боли. Быть для кого-то нужной, неужто это так… болезненно-приятно? Странное определение, но почему-то именно это сочетание слов подходит больше всего. – Ты тоже нужен мне, Джеймс, – пропадающим от волнения голосом произношу слова, смотря в глаза мужчины. Баки делает шаг вперед, а я инстинктивно отступаю назад и, прижавшись к двери вплотную, медленно выдыхаю, совершенно не моргая и не прерывая наш зрительный контакт. Мужчина поддается в мою сторону и, наклонившись, целует меня. Я, отпрянув, снова собираюсь отступить, но некуда, да и незачем. Просто подхожу ближе и, скользнув холодной рукой по его щеке, целую в ответ. Я рада таким странным минутам счастья, которые случаются редко. После них всегда кажется, что все образуется, и даже станет нормальным. Вера в лучшее – единственное хорошее, оставшееся в нас. Может, судьба дает новый шанс, а? Только бы в сей раз не упустить его. В этот раз, когда все и правда с чистого листа, когда белый снег засыпает наши кровавые следы.