Счастливого Рождества, мистер Астон

      СПОЙЛЕРЫ! Лучше сначала дочитать основной оридж до 80-ой главы.       Париж, 26 декабря 2006 года       Дэниел вошёл в фойе отеля «Георг V» и резко свернул к лифтам, бросив раздражённый взгляд на стоящую в противоположном конце вестибюля ёлку, украшенную золотистыми шарами. Брент, шедший позади телохранителей, на секунду завернул к стойке портье, чтобы взять ключ-карту от номера. Все формальности он уладит потом. И его самого, и Астона в этой гостинице принимали не впервые; персоналу было прекрасно известно, что Астон не любит ждать, особенно, если не в духе.       Сегодня был тот самый случай.       Брент в пять торопливых шагов догнал охрану и сунул ключ в руки Гертлингу. Сам он вернулся к стойке – ставить подписи. Его сегодняшние мытарства закончились. На долгий рождественский отпуск с семьёй он и не рассчитывал, но чтобы такое…       Астон находился в отвратительном настроении с самого утра. В этот день он должен был уехать с работы после обеда, но проторчал в своём кабинете до вечера и к тому же дал распоряжение снять на ночь номер в отеле. Только благодаря исключительным связям Брента и консьерж-агентства – а также тому, что Астон был постоянным и хорошо известным клиентом сети «Four Seasons», – удалось выбить люкс в «Георге V», правда, из маленьких и неудачно расположенный, но и это было достижением. Получить люкс в «Ритце» или в «Георге» в рождественский сезон, да ещё вот так вдруг, без предупреждения, – задача не из лёгких. Труднее достать номер разве что во время Недели высокой моды. Брент не исключал, что, совпади их пребывание тут с Неделей, Астону пришлось бы ночевать в другой гостинице. В обычной ситуации тот не обратил бы на это большого внимания, но в случае вроде сегодняшнего он бы дал почувствовать своё недовольство.       И что ему дома не сидится? Завтра в девять утра вылет во Флориду. Мог бы провести одну ночь под собственной крышей.       Формы были уже заполнены, и Бренту требовалось поставить лишь пару подписей. Он вывел последнюю, положил ручку на стойку и тяжело выдохнул.       Теперь можно было отправляться в свою уютную комнатку. В отличие от Астона, Бренту предстояло вернуться в дом близь Вандомской площади, и он уже представлял, каким взглядом его встретит Камилла.       Если ему повезёт, они вечером не увидятся. По крайней мере, он, Брент, приложит к этому все усилия: прокрадётся по боковой лестнице в отведённую ему комнату на верхнем этаже и не будет оттуда высовываться до самого утра.       Брент не знал наверняка, что произошло между начальником и его женой, но мог предположить. Астон настолько увлёкся последним любовником, что после недавнего примирения с ним почти всё время пропадал в Лондоне и, словно этого было мало, начал появляться с Коллинзом на людях. Скорее всего, Камилла про это услышала. Обычно она реагировала на интрижки мужа с высокомерным равнодушием, но особое обхождение с новым любовником могло её задеть. Наверняка она дала понять, что хочет прекращения слишком скандальной связи, поэтому Астон и умчался в отель.       После поездки во Флориду босс должен был вернуться в Лондон. И Брент гадал, даст он всё же Коллинзу отставку или нет.       Если бы речь шла о ком угодно другом, Брент не сомневался бы – Астон выполнит просьбу жены. Однако Джейсон Коллинз был особенным. Красивым, конечно, этого не отнимешь… Но Астона привлекало в нём нечто другое. Брент пока плохо понимал, что именно. Парень в основном отмалчивался, а если и говорил, то что-то донельзя банальное, вроде «Спасибо за помощь» или «Я бы поужинал дома». Впрочем, если его разозлить, он мог ответить достаточно прямолинейно и резко, не изменяя при этом обычной холодной вежливости. Ещё он был умён. Но кого это интересует в любовниках?       Если Астон действительно поссорился из-за Коллинза с женой, каникулы во Флориде обещали стать исключительно неприятными. Бренту оставалось только пожелать Астону счастливого Рождества и посочувствовать всем сопровождающим. Сам он, к счастью, оставался в Европе.              Дэниел сделал круг по номеру и остановился посреди спальни, не зная, что ему теперь делать. Зачем он вообще сюда приехал? Сбежать от Камиллы? От этих проблем не сбежишь…       В сочельник он заявил, что очень устал, лёг в постель и отвернулся. Камилла ни на чём не настаивала. Разве что утром… Он не мог бы сказать, что не испытывал желания к ней. Просто это было не то. Как будто ему предлагают чай вместо кофе.       А ещё он странным образом не хотел унижать жену, занимаясь с ней сексом и думая о другом человеке. Ему даже пробовать не надо было, он знал, что так будет. Джейсон вытеснил из его мыслей всех остальных. Это продолжалось много месяцев. Дэниел думал, что рано или поздно наваждение пройдёт, как проходило всегда, но чувства лишь крепли, врастая в плоть и кровь, и он понимал, что как бы ни настаивала Камилла – или кто угодно другой, он никогда не откажется от Джейсона. Не может отказаться, просто физически не может…       Перед отъездом из Лондона они с Джейсоном занимались любовью. Было утро, выпал снег, и свет из окон лился по-особенному холодный, белый и чистый. Он отражался в ярких глазах Джейсона, и в них с нестерпимой прямотой читались любовь... и стыд. А ещё просьба отпустить. И Дэниел знал, что может знакомить его со своими партнёрами, брать на приёмы, осыпать какими угодно подарками, миллион раз повторять, что любит, но это не поможет Джейсону и не отменит того факта, что на выходные и Рождество он сам уезжает к семье.       На следующий день Дэниел работал допоздна, и Камилла уснула, так его и не дождавшись. Он лёг спать в другой комнате. Разумеется, утром она – спокойно и тактично – потребовала объяснений, а потом, когда таковых предоставлено не было, намекнула: ей не нравятся долгие отлучки мужа в Лондон. Дэниел понял, что на этот раз избежать серьёзного разговора не удастся.       – Ты прекрасно знаешь, я не люблю ссор на пустом месте, – Камилла сначала подчеркнула собственные достоинства, – но это не значит, что я ничего не замечаю. Дэниел, я думаю, тебе пора остановиться.       – Это не должно тебя заботить.       – Ты сам потом будешь мне благодарен, – она пренебрежительно поджала губы. – Ты через пару месяцев поймёшь, что выставлял на посмешище себя – и меня тоже – ради полного ничтожества. Такой интерес быстро проходит, ты же знаешь… Тебе первому будет стыдно.       – Камилла, давай не будем это обсуждать.       – Перестань давать ему деньги, и посмотрим, как скоро он от тебя сбежит!       – Камилла! – произнёс Дэниел уже совсем другим тоном.       Она раздражённо вздёрнула подбородок и без тени сомнения проговорила:       – Просто подождём. Вот и всё.       Дэниел знал, что она ошибается. Ожидание не поможет – он пробовал. И деньги тут ни при чём. А жаль… Если бы Джейсон любил деньги и красивую жизнь, было бы гораздо проще. Это всё он мог ему дать…       Через час после разговора с Камиллой Астон уехал в офис, а оттуда в отель.       Отлично. Самое то – в рождественские каникулы ночевать в гостиничном номере.       Дэниел любил детей и ценил Камиллу, но не мог ни в этот день, ни в предыдущие избавиться от мыслей о Джейсоне – о том, что он делает, о том, что он совсем один.       До возвращения в Лондон оставалась ещё целая неделя. Астон подумал, что это будут худшие рождественские каникулы в его жизни.       Вена, 25 декабря 2009 года       Вечером Дэниел под предлогом того, что у него возникли срочные дела, попросил Камиллу оставить его в спальне одного. Было не очень красиво лишать её доступа в личную комнату, но в их номере рабочий стол располагался в спальне. Как пояснила мисс Вернье, в венском «Гранд Отеле» отдельный кабинет имелся едва ли не в одном-единственном люксе, и тот был давно зарезервирован. Вообще-то Дэниел и не собирался всерьёз работать во время короткого четырёхдневного отпуска, но уединения – даже в огромном номере, получившемся из двух объединённых, – не было никакого. А он нуждался в нём сейчас как никогда…       Если бы они с женой, как раньше, ночевали в разных спальнях, проблем бы не было, но почти перед самым приездом всё переиграли, и теперь комната у них оказалась одна на двоих.       Камилла выглядела счастливой. Правда, Дэниел не думал, что её счастье было полным и безмятежным: Джейсон до сих пор оставался личным ассистентом, но она наверняка рассчитывала со временем избавиться от него окончательно.       Однако повод для радости у неё был: муж к ней вернулся. Они спали вместе во время его последнего приезда в Париж и вот теперь снова. Дэниел сам не мог сказать, как у них всё произошло впервые. Камилла пришла вечером к нему в кабинет, а дальше всё случилось просто и привычно. Ничего удивительного – они были мужем и женой одиннадцать лет…       Да, Камилла была счастлива. Они занимались сексом, и она принимала его отчаяние за страсть.       Дэниел целовал её и сжимал в объятиях не потому, что желал, а потому, что его выжигало изнутри желание быть с другим человеком. Быть с ним и обладать им. Снова.       Он не пытался представить на месте жены его, своего любовника. Астон просто хотел забыться, на несколько минут освободиться от болезненной пустоты в душе. Когда Джейсон разорвал их отношения, в сердце Дэниела как будто открылся зияющий тёмный провал, который поглощал свет, поглощал всё. Всё, что радовало его раньше, теперь падало в эту безжалостную и ненасытную бездну, в мучительную тьму его чувств к Джейсону, неотступных и иссушающих.       И только Джейсон мог бы унять эту злую боль.       Но тот, наоборот, разжигал её, делал острее и яростнее. Может быть, было бы лучше не видеть его больше, не встречать по нескольку раз на дню, но Дэниел не мог остановиться. Он даже сейчас, в Вене, на каникулах с семьёй, не мог остановиться и просматривал файлы, присланные охраной. Он знал, куда Джейсон ездил, когда он завтракал и обедал, сколько времени провёл в спортзале и в бассейне, что ел на ужин.       Это давало иллюзию близости, словно Джейсон и не уходил.       Джейсон не может от него уйти и никогда не уйдёт. Он, Дэниел Астон, этого не допустит.       Париж, 30 декабря 2010 года       В этом году Рождество они отмечали дома, в Париже, потому что Тео не исполнилось ещё и трёх месяцев.       Теперь Дэниел не сомневался: это точно худшее Рождество в его жизни. Он метался по дому, не зная, что делать. Он еле высидел рождественский ужин, на который приехали его мать с мужем, принц Максимилиан с Шарлоттой и Андреас с невестой. От трескотни родственников в голове начинало гудеть, а стоило укрыться в кабинете или библиотеке, как туда прокрадывался Макс, обеспокоенный резкими переменами в стратегии сразу нескольких компаний Астона. Тесть догадывался, что это вызвано внезапно изменившимися отношениями с семьёй Чэн, но никак не мог понять, что именно произошло. Отношения, казалось, стали хуже и напряжённее, однако Дэниел не предпринимал никаких шагов, направленных против Чэна, скорее наоборот, подыгрывал ему, и, кроме того, дал понять, что это только начало.       Эттинген допускал, что причины так поступить были, но кто же затевает такое перед самым Рождеством? Сам Макс и ещё несколько тысяч финансистов, трейдеров и брокеров по всему миру могли в этом году забыть о рождественских каникулах: перемены были слишком значительными и стремительными, и никто не мог позволить себе медлить до первых чисел января.       Сам виновник всех этих волнений преспокойно отдыхал дома с семьёй, а делами как будто вовсе не занимался, выдав указания заместителям и оставив всё на них.       Макс слышал, что за несколько дней до Рождества Астон внезапно отменил все встречи и улетел в Стамбул для встречи с Лизой Чэн, которая впервые за много лет покинула пределы Сингапура. Повод должен был быть исключительно важным, раз Астон бросил все дела, а Лиза решилась оставить свою территорию. На расспросы о причинах происходящего Дэниел отвечал лишь абстрактными отговорками вроде «Ещё рано делать выводы» и «Давай подождём, пока всё успокоится».       Да, это было худшее Рождество в жизни Дэниела Астона. Финансовые потери были значительными, но, конечно же, не фатальными, и в голове у него уже зрел план, как вывернуться из сложившейся ситуации не то что с потерями, а даже с выгодой. Он уже несколько недель тайно копал яму для Стюарта Крамера. Такие дела быстро не делаются, но весной или, если повезёт, уже в конце зимы он отыграется за его счёт, в том числе и на Чэнах. Жаль, что паршивый щенок Алекс не поймёт, что произошло…       Стоило подумать об Алексе, как мысли тут же вернулись к нему, к тому, кто находился сейчас в шато под бдительным наблюдением охраны.       Дэниел, бесцельно круживший по кабинету, тяжело опустился в кресло и спрятал лицо в ладонях. Что он наделал? Господи, что он наделал?!       Собственная реакция на поступок Джейсона его даже не удивила… Он считал, что Джейсон должен быть наказан за предательство и побег. Любой другой из сотрудников на его месте сейчас был бы уже мёртв. Такую измену не прощают… Тем более людям, настолько близким, посвящённым в самые тайные дела и планы. И ещё более – тем, с кем делил постель…       Но Джейсон… Он до сих пор был жив – и не потому, что на этом настаивала Лиза. Астон голову сломал, гадая, зачем ей это. Скорее всего, она выполняла просьбу пасынка, а тот что-то пообещал взамен. Что именно? Отказаться от наследства отца? Нет, не настолько же мальчишка безумен, чтобы пойти на такое ради Джейсона, которого ему теперь всё равно не видать как своих ушей…       Проклятый Алекс… Если Лиза теперь скрутит щенка по рукам и ногам и заставит плясать под свою дудку до конца жизни – так ему и надо. От мысли о том, что он касался Джейсона, целовал его, входил в него, сердце Дэниела зашлось яростным, злым биением, и откуда-то из груди, словно круги по чёрной, мёртвой воде, растеклась немая боль.       И всё же Джейсон был жив, несмотря на то, что изменил и предал. Прошла уже неделя с его возвращения. Любой другой давно был бы мёртв.       Джейсон был прав, когда сказал, что Астон ничего больше не может с ним сделать. Тысячу раз прав. Он обошёлся с Джейсоном жестоко, но виной тому было бессилие. Злость, ревность и полное бессилие.       Астон считал, что после всего случившегося имеет право поступить с Джейсоном так, как он того заслуживал, но тем не менее, его грызло чувство вины – и за всё прежнее, и за те, последние события… А ещё был страх, что на этот раз Джейсон не выдержит.       Дэниел читал отчёты охраны, смотрел записи с камер, и в груди холодело. Джейсон ничего не делал. Сидел или лежал, спал, ел, когда ему приносили еду. Успокаивало лишь то, что он разговаривал и с прислугой, и с охраной. Это было хорошим признаком.       Значили ли несколько слов в день хоть что-нибудь? Или Джейсон опять погружался в безмолвное безумие, пусть и не так быстро, как раньше?       Дэниел прокручивал в голове записи с камер. Джейсон сидит на постели, подвернув под себя ноги, прикрыв глаза, замерший, неподвижный… Живут только руки и пальцы, часами играющие какие-то мелодии или в пустоте, или на покрывале.       Астон мог бы показать эти записи какому-нибудь пианисту и спросить, что играет Джейсон. Его репертуар, если подумать, был не так уж велик. Что он мог бесконечно повторять сейчас? Сводящую с ума «Gnossienne N1», как тогда? Тяжелую, давящую «Everyday»?       Неужели он всё-таки сломался? Только не это… Что угодно, только не это!..       Астон покачал головой. Он не хотел, правда, не хотел…       Потом, когда Дэниел опомнился после произошедшего, он попросил Эдера связаться с врачом, таким, который умеет держать язык за зубами. Он уже решил, что делать с Джейсоном, а от врача ему нужны были только конкретные препараты и дозировки.       Люди, которые похитили Джейсона по его приказу, поделились с ним кое-какой информацией о принципах своей работы. Они были профессионалами в том, что касалось сексуального насилия, и знали, как избежать тяжёлых последствий. В конце концов, иногда даже очень хорошие доктора теряют лицензии, а им надо как-то зарабатывать на жизнь. Астон тогда не стал вдаваться в подробности, но ему сказали, что среди антидепрессантов есть класс веществ, блокаторов и ингибиторов чего-то там, которые, если ввести их сразу после травмирующего события, предотвращают развитие посттравматического синдрома. Как он понял, среди прочего они препятствовали формированию долговременных воспоминаний. Если бы можно было стереть память совсем…       Эти препараты не были панацеей. После предыдущего раза Джейсона всё равно годами преследовали ночные кошмары, и он заработал пару фобий.       Астон знал, что сам виноват в этом, виновата его расчётливая жестокость… и ужасная ошибка. Он сам обезобразил шрамами почти совершенное творение, но эти шрамы сделали Джейсона даже притягательнее – ранимее, необычнее. Они вызывали желание защитить и искупить свою вину, которое так сложно и мучительно вплеталось в любовь к Джейсону, что стало неотъемлемой её частью.       Доктор из Женевы сразу сообразил, чего от него хотят, сказал, что ему нужно свериться со справочниками, и перезвонил через двадцать минут – продиктовать дозировки. Потом он прибыл в Колоньи сам. К тому времени Дэниел уже уехал из дома, так и не дождавшись, когда Джейсон придёт в себя. Ему нужно было срочно возвращаться в Париж: было двадцать четвёртое декабря.       Несколько часов в дороге и праздничный ужин вечером. Он сам не знал, как вынес это.       На следующее утро домашние разворачивали рождественские подарки, а Дэниел, не переставая, думал о Джейсоне и только о нём. Какие подарки ждали в этом году его? Горсть антидепрессантов?       Злость на мстительного и упрямого мальчишку не проходила, но сквозь неё всё сильнее проступало понимание – он окончательно разрушил то, что было между ними… Или всё же нет? Вдруг у него есть шанс? Даже теперь…       Дэниел никому и никогда не простил бы такого низкого, жестокого предательства. Но он, он… Если бы в тот момент, когда они встретились, Джейсон – вместо того чтобы бросить ему в лицо все те злобные, ядовитые слова – попросил бы прощения, он бы его пальцем не тронул, он бы…       Что толку думать о том, чего не произошло?       Никто из них не стал просить прощения – ни он сам, ни Джейсон… Всё случилось так, как случилось.       Дэниел встал и подошёл к столу, где рядом с открытым, но уже погасшим ноутбуком лежал телефон. Он позвонил Рюгеру и сказал, что хочет переговорить с Дэвисом.       Когда телохранитель через пять минут связался с ним, Астон задал ему пару незначащих вопросов, а потом перешёл к делу:       – У меня есть для тебя особая работа, очень деликатная. И это не приказ, Дэвис, это предложение. Если ты откажешься, я не буду настаивать. Я хочу, чтобы ты возглавил небольшую группу охраны. В твоём подчинении будут четыре человека из службы безопасности, возможно, пять, и ещё прислуга. Вы будете жить в довольно уединённом месте, общение и выезды в город будут сведены к минимуму. Работа несложная: охранять одного человека.       – Простите, сэр, – уточнил Дэвис, – ему угрожает опасность?       – Нет, его никто не будет искать. Гостей тоже не будет. Возможно, изредка врач.       – То есть это что-то вроде заключения?       – Можно сказать и так, – подтвердил Астон. – И это не на неделю или две. Предполагаю, месяцев на восемь-десять.       – Я должен подумать, сэр, – уклончиво ответил Дэвис. – Можно задать вопрос?       – Конечно.       – Кого я буду сопровождать?       Астон ничего не хотел говорить сейчас, но понимал, что когда тебе предлагают провести чуть ли не год в какой-то глуши, хочется заранее знать, кто составит компанию.       – Мы его вернули, – сказал он, зная, что Дэвис поймёт.       – Давно?       – Неделю назад. Он в Швейцарии в загородном доме.       – Рад, сэр, что он там, – неуверенным и напряжённым голосом ответил Дэвис.       Дэниел не понял, чему конкретно тот был рад – тому, что Джейсона смогли вернуть, или тому, что он до сих пор жив.       – И ещё вопрос. Почему десять месяцев? Что потом?       – Потом он вернётся ко мне, – произнёс Астон тоном, который подразумевал, что дальнейшие расспросы неуместны.       – Хорошо, сэр. Спасибо. Сколько у меня на размышления?       – Я жду ответ первого января.       – Понятно, – сказал Дэвис и в последний момент перед тем, как Дэниел положил трубку, успел добавить: – С наступающим новым годом!