***
Тепло осени распространяется даже на сны. Вся мужская часть команды беспросветно дрыхнет, широко раскинув руки и ноги. Нами прислушивается к сопению, похрапыванию и бормотанию своей команды. Усопп ворочается во сне и что-то шепчет себе под нос. Ему снится, что он великий войн, сражающий своим мечом морское чудище. Нами вдыхает ночной воздух, переворачивается и смотрит на изгиб спины Робин. Археолог пахнет кофе, полынью и чем-то ещё, едва уловимым и сладким. Нами думает отвернуться, но что-то внутри с силой давит на неё. Оно не даёт просто так отступить и заснуть. Рыжая утыкается носом в выступающую ключицу и тихонько просит: — Робин. Археолог молчит, и Нами думает, не показалось ли ей. Возможно, подруга сейчас спит. Навигатору кажется, что Робин должны снится туманные дороги и пыльные книги, а ещё стаи малиновых певчих птиц у реки. Нами неуверенно повторяет свою попытку, говоря ещё тише: — Робин. Она долгое время не отвечает, и Нами уже начинает корить себя за то, что могла потревожить чужой сон, когда на её плечо ложится ладонь Нико: — Ты что-то хотела, Нами? Робин не спит. У неё под чёрными ресницами блестящие кофейные глаза, которые сейчас почему-то кажутся очень печальными. От этого и без того беспокойное сердце навигатора, сжимается, глядя на неё. — Что-то случилось? Робин при этих словах немного улыбается, опять, с полунамеком, как у неё это обычно выходит. — Ты любишь осень? Нами хмурит лоб, прикладывает палец к виску и усердно пыхтит, как-будто решает какую-то сложную задачу. Нико прикрывает рот загорелой ладонью, чтобы не рассмеяться, угадав в движениях рыжей карикатуру на капитана. — Я люблю деньги, — широко улыбается ей в ответ Нами. — А я вас, — вполне серьёзно шепчет Робин, прикрыв глаза. Какое-то время они лежат молча. Два худых тела, обмотанные в светло-синие простыни. Волосы Нами отдают медью, а Робин — чернильной пастой, четко вычерчиваясь прядями на белой, так похожей на бумагу, подушке. Никто из погубленных ею не знал, где и как проводила свои ночи эта женщина, да и не интересовались особо. Кому какое дело, где ночует малиновка, на заре, отпев свою песню. — Холодно. — В ответ на вопросительный взгляд подруги, Робин улыбается ещё шире и значительней. Она тут же поясняет. — После осени всегда идет зима, а зимой холодно. Я всего-навсего думаю, как мне не замерзнуть. Мне приятна твоя забота, но не стоит об этом переживать. — Тебе не хватает тепла? — недоуменно спрашивает рыжая. Робин закрывает глаза и ложится обратно. Нами молчит, обдумывая фразы и намеки Нико. Не беспокоиться, ну конечно…***
Утром Нами наблюдает как Усопп, со всей его богатой палитрой эмоций, описывал ребятам побежденное чудовище. Чоппер и Луффи не перестают восхищаться, причем если Чоппер слегка испуганно, то Луффи с непередаваемым удовольствием. Зоро стоял, облокотившись рукой об бочку, поглядывал на Нами, и время от времени зевал. — У него были щупальца размером с весь Санни! А ещё четыре, нет, я хотел сказать, пять рядов клыков! Присоски на его щупальцах могли приклеить к себе абсолютно всё, но я догадался как нейтрализовать их с помощью «огненной звезды». — Крууууто! — хором подхватывают слушатели. Нами всё думает о Робин. Душа Нико — далёкий осенний остров, среди бесчисленных миров её знакомых. Утро пахнет дымом от сигарет Санджи. Начиная с этого дня, будет постепенно усиливаться ветер. Скоро на осенний остров придет зима. — А вчера Усопп и Луффи нашли огромную поляну с густой травой. Они наткнулись на гнёзда белых острокрылых птиц. Их там была целая стая! Вожак увидел, что Усопп хочет забрать яйца себе для снарядов, и вся стая набросилась на него! — Эй, Чоппер, это было необязательно говорить! — Но ведь они и вправду накинулись на тебя! Тебе ещё пришлось спрятаться в норе, в которой, на самом деле, жил барсук, а потом… — Всё, Чоппер! Хватит! Нами слушает счастливый смех своей команды, отчего на душе у неё становиться легче. Она любит их — свою вторую семью. Своих совсем не людей. У камбуза Санджи возмущенно кричит на стянувшего что-то Луффи. Дым от сигары кока плавно плывет по воздуху, выписывая белесые круги в воздухе, уносится куда-то в лес. Забрызганные в цитрусовом соке руки Санджи наскоро вытирает полотенцем, на щеке у него следы от муки. — А ещё мы нашли очень красивые цветы. У них большие золотистые бутоны и тонкие стебли. Они хрупкие, и от них остров приятно пахнет… — Цветы? — Нами до этого молчавшая, вмешивается в разговор. — Ты сказал цветы, Чоппер? Покажешь мне, хорошо? «Не грусти, Нико Робин», — думает она, когда чувства в груди разлетаются стаей малиновок от удачной мысли. — Я подарю тебе букет из осени».***
Нами туго затягивает волосы в хвост и хмуриться. День и сам был хмурым. С самого утра моросил дождь, и пришлось напомнить Чопперу, что он как доктор, не может допустить простуды своих товарищей. Луффи и Усопп дулись и обиженно корчили рожицы, покуда Санджи, со всей его грозной убедительностью, не велел им прекратить цирк. Нами, отчасти, и сама их понимала. Она весь день пролежала в каюте, слушая, как капли барабанили по стеклу. Лес был как в тумане. Только к вечеру, когда дымка немного рассеялась, она рискнула выйти на прогулку. Теперь Нами осторожно шагала по прелой листве. Шаги отпечатывались во влажной земле, словно с них делали слепки. Лес был тих. Птицы, словно околдованные, не пели и не щебетали, как им должно полагаться. Трава дышала сном. Даже насекомые, почему-то, не тревожили её. Нами прижалась спиной к стволу дерева. Кора пахла дождем и сыростью. В глади то ли рва, то ли окопа, с прибывшей туда после дождя, водой, отражалась она сама. Такая же рыжая как и лес, отчего казалось, что в овраге налетом блестел слой ржавчины. Тонкие пальцы коснулись воды, а поплывшие круги услужливо развеяли иллюзию. Нами вздохнула и продолжила искать цветы.***
В женской каюте тихо шуршали страницы. Тонкие пальцы перелистывали изрядно потрепанный бортовой журнал, который явно видал лучшие времена. Некоторые страницы можно было проверять на древность, на других были следы клея, местами торчали короткие записки о местонахождении тех или иных островов. Робин нравилось его листать, на то было много причин. Эта вещь была, сама по себе, приятна своей дряхлостью, потертостью и запахом соленой воды. Нико могла часами разглядывать её историю, проживать те воспоминания, которые оставили о себе пираты соломенной шляпы ещё тогда, когда она даже и не думала о том, кем она вскоре станет. Робин тайком выкрадывала его, только чтобы насладиться этим ощущением тепла. Это напоминало о тех временах, когда она, будучи ещё ребенком, незаметно таскала книги домой из общей библиотеки. Нико со странной нежностью провела пальцем по мелкоисписанной строке. Она любила свою команду большего всего на свете, но это было ни единственной причиной её интереса к этим заметкам. Почерк Нами, странно витиеватый, с множеством закорючек и пояснений в скобках, совершенно не похожий на её, скорее даже неаккуратный и торопливый, заставлял её чувствовать, ничем не объясняемое спокойствие. Археолог выглянула в окно. Смеркалось. Ветер шуршал листвой. Меж просветами веток виднелось темнеющее небо. Лес в сизой дымке и короткие мелодичные крики птиц. Весь мир — жесток, как направленные острием вверх копья, но, в то же время, одновременно такой безобидный, как детская игрушка. Кажется, что прошла уже целая жизнь полная обид. Нико выдыхает, осевший в легких, морозный воздух, и её рука невольно останавливается на коротком бортовом сообщении. «З0 сентября. На нашем корабле появился новый попутчик». — Робин, ты не видела Нами? — в каюту заглянула кудрявая голова снайпера. — Скоро ужин, Санджи волнуется — археолог обернулась на звонкий мальчишеский голос. — Нет, но мне кажется, она хотела прогуляться где-то поблизости. Если я правильно помню, Мисс навигатор передала, что любой, кто потревожит её, будет отрабатывать долг в триста белли. — Санджи сказал, что за стол не сядем, пока она не придет, — поник головой Усопп. — А если я скажу, что Нами съел морской король? — он тут же оживился. — Подавится. — Сверху услужливо донесся голос Зоро, заглушаемый звонким смехом Брука и звяканьем посуды. — Да? — с недоверием спросил Усопп. — А если морских королей было двое? — Обратился снайпер, нисколько не смущаемый тем фактом, что слышимость была плохая. Не получив ответа, он вздохнул и снова повернулся к Нико. — Ладно, мы все наверху, если что, слушаем исповедь Луффи перед Санджи. — Сейчас приду, — рассмеялась археолог, незаметно захлопнув журнал. Робин слушает разговоры наверху, думая об игрушечном мире с декоративными деревцами, где на ветках поют малиновки, а озера глубокие и чистые. Дни за днями куда-то катятся, и жить теперь так легко. Нико позволяет себе откинуться на кресло, заложив руку под голову. Закрыв глаза, она видит перед собой деревню в конце осени. Запах жухлой травы и темно-серое небо, с облаками из ваты. Дети и родители, возвращающиеся домой, после воскресной молитвы. Полусонные жители под янтарными деревьями. С неба начинает падать первый снег. Выстрел. Робин вздрагивает и открывает глаза, понимая, что кто-то просто слишком громко хлопнул входной дверью. Возня на кухне прекратилась. Она нехотя встает, чтобы посмотреть, что происходит. Желания использовать свои способности у неё совершенно нет, а ум ещё пытается сохранить в себе сладкую дрему. Приоткрыв слегка скрипящую дверь, Робин утыкается носом в мягкие рыжие волосы, едва успевая сориентироваться, когда на неё внезапно налетает тело подруги. Нико аккуратно подхватывает за талию сбитую с толка навигаторшу, помогая восстановить утраченный баланс. Рыжая чертыхается и замирает у Робин на плече. Так они стоят около минуты. От Нами пахнет свежестью и лесом, из-за чего отпускать её археологу совсем не хочется. — Где ты была? — Ммм? — нечленораздельно сипит девушка, обжигая горячим дыханием кожу. — Что? — Где у тебя была ваза? Бирюзовая такая, мне ещё нравилась? — Где-то на кухне, а что? Рыжая, махнув рукой, убегает, не соизволив объясниться. Робин терпеливо пожимает плечами и ждет её. Как-никак, это единственный известный ей способ понять эту команду. Часа три точно медленно тают в воздухе. А затем возвращается Нами, держа в руке целый букет цветов и ароматов в яркой бирюзовой вазе. Каждый цветок похож то ли на корону, то ли на праздничный кубок из-за своего характерно-золотистого цвета. Робин медленно моргает, чтобы проверить их реальность, настолько фантастическими они ей кажутся. Верит. В основном из-за вазы цвета морской волны, по-дурацки не вписывающейся в роскошь букета. — Ну? Как тебе? — с гордостью спрашивает Нами, всячески вертя в руках свое сокровище. — Лишнее. — Высказывает первое, что приходит на ум археолог. — Что? — Ваза. Она лишняя. — Робин удивляется тому, что её голос колеблется. Нико с уверенной улыбкой врала Крокодайлу, а теперь не может четко выразить свое отношение к этим цветам. - Нууу… У нас не было другой, но… Эй, ты только посмотри! Они золотые и пахнут этим островом. Плюс, я взяла несколько веток, видишь, вот тут! Между этим, и этим цветком. И пара сухих листьев, так, для красоты. Так что считай, что у тебя всегда теперь будет кусочек осени, которую ты так любишь… — Нами сбавляет дыхание, осторожно протягивает вазу в протянутые руки Нико. — И от которой тебе так грустно. — Они завянут… — улыбается Робин, прижимая золотой букет к себе. В груди что-то щедро разливается теплом. — Мы можем взять их семена и посадить у себя на корабле! — Я не разбираюсь в садоводстве. — Робин наклоняется чтобы почувствовать нежный аромат одного цветка, и её улыбка становится ещё шире. — К тому же, они не приживутся к климату. — Пфф… Френки построит твоим нежным цветочкам теплицу! — Нами весело хлопает археолога по плечу и разваливается на их общей кровати. Робин кивает и вдыхает чудесный цветочный запах глубже, чтобы он осел вязкой пряностью в легких, въелся в память и не отпускал в самые холодные дни. Она оборачивается и смотрит на Нами. Робин думает отвернуться, но что-то внутри с силой давит на неё, оно не даёт просто так отступить и уйти. Ваза теперь стоит на полке, рядом с бортовым журналом. Археолог ложится рядом, нависая над Рыжей. Да, действительно, стоит заняться садоводством. К тому же, у неё, как раз имеется книга на эту тему. Но, возможно, не стоит с этим торопиться. Да и на данный момент, у неё есть занятие поприятней. Робин склоняется ещё ниже, чтобы соприкоснуться с Нами кончиками носа: — А икебаной ты всё-таки занялась.