Убей меня быстро, Убей меня нежно, Когда я кровавого выпью вина! Ведь мы оба знаем, что смерть неизбежна, Зачем же нам пить чашу жизни до дна? Убей меня здесь, в этом склепе прохладном, При свете свечей, в лепестках черных роз! Я знаю, смерть тоже бывает приятной, Когда избавляет от муки и слез. Убей меня так, чтобы я не кричала, А лишь улыбалась в объятиях твоих. И вечной любви это будет началом… И вечного счастья для нас двоих…
Она бежала, что было сил, отчаянно сражаясь за свою жизнь, хотя где-то на краю ее сознания мелькала мысль, что все уже кончено, и эта явно неравная борьба не имеет совершенно никакого смысла. Но примитивные инстинкты не позволяли ей углубляться в осознание этого факта – она просто отдалась своему телу, отключив голову, доверилась первобытным рефлексам, взявшимся непонятно откуда, и понимала, что не остановится, даже если очень этого захочет, потому что пульсирующее в голове чувство невыносимого страха одновременно заставляло ее трястись и утрачивать здравый смысл, но в то же время мешало сдаться. Ведь там, позади, ее настигала всепоглощающая черная тень, имя которой – смерть. Но была еще одна сила, противоположная, которая питала душу, предавая изможденному телу живительную возможность бороться до конца. Это был свет надежды, надежды на то, что все еще можно изменить, что добро все-таки победит зло, как это бывало в детских сказках, и тьма будет повержена. Но как бы там ни было в красивых историях со счастливым финалом, а в реальной жизни все по-другому, и добро не всегда выходит победителем из этих безумных баталий. Она чувствовала, как черный туман приближается – нутром чувствовала, что его прозрачные щупальцы уже легко касаются ее темных, развивающихся длинных волос, как холодок пробегает по нежной шее – и вот она уже не хозяйка своему телу. Руки и ноги отказываются подчиняться, она с паникой понимает, что парализована, и успевает только судорожно вдохнуть, когда тьма вкрадчиво проникает в ее сознание, завладевая всем – чувствами, инстинктами, движениями, воспоминаниями. Она проваливается в бездну, сквозь которую чувствует адскую, непереносимую боль в области шеи, на смену которой медленно, но верно приходит чувство умиротворения, разбавленного слабеющими с каждой секундой отголосками скорби и отчаяния….***
Эрика резко села на кровати, судорожно вдохнув прохладный ночной воздух, пропитанный ароматом магнолии. Перед глазами все еще стояла картинка из этого чудовищного кошмара, упрямо не желая рассеиваться, и девушке потребовалось чуть меньше минуты, чтобы прийти в себя и окончательно осознать, что все это был лишь сон – реалистичный, страшный, очень глубокий, но, тем не менее, не имевший ничего общего с адекватной реальностью. Откинув со лба влажные волосы, Эрика бросила быстрый взгляд на электронные часы, которые покоились на тумбочке возле кровати. Половина шестого утра. Чувствуя, что заснуть сегодня не удастся, девушка тихо выбралась из теплой постели и босиком вышла в коридор, стараясь не создавать лишнего шума. В соседней комнате спала тетя Леона, до двух часов ночи разбиравшая отчеты, и будить ее очень не хотелось – ведь со своим карьеризмом, который иногда переходил всяческие рамки, она очень редко отдыхала и порой доводила себя до абсолютного истощения. Поэтому Эрика бесшумно прокралась в ванную, и только когда плотно закрыла за собой дверь, спокойно вздохнула. Определенно, последнее время с ее нервной системой творится что-то неладное.Кошмары по ночам, и, как следствие, вздрагивание от каждого шороха наяву не очень хорошо отражались на организме шестнадцатилетней девушки, и она прекрасно понимала, что это ненормально. Впрочем, для того, чтобы серьезно заняться этим вопросом, у Эрики не было ни времени, ни желания. Тряхнув головой, словно отгоняя мрачные мысли, девушка скинула пижаму и залезла под горячие струи воды, которые даровали удивительную бодрость и избавляли от всяческих переживаний получше любого антидепрессанта. Уже через несколько минут, облачившись в джинсовые шорты и бесформенную белую футболку с изображением кого-то готического сооружения, Эрика почувствовала себя вполне бодрым человеком, готовым к активной деятельности, и настроение ее заметно поднялось. Почистив зубы и нанеся на смуглую кожу лосьон, девушка тщательно расчесала спутавшиеся волосы и внимательно посмотрела в большое зеркало, которое занимало едва ли не всю стену. Эрика Анна Уайт в свои шестнадцать лет представляла собой среднего роста, стройную и гибкую девушку со смуглой кожей и длинными, темными волосами. Фигура ее уже вполне оформилась и приобрела достаточно женственные формы, отчасти благодаря занятиям гимнастикой, но самым примечательным в ней определенно было ее лицо. Большие глаза, курносый нос, чуть полные губы – лицо взрослой девушки, с легким оттенком детской простоты и наивности, который добавлял Эрике особого очарования. Подмигнув своему отражению и усмехнувшись каким-то своим мыслям, шатенка нанесла на ресницы водостойкую тушь и отправилась в соседнее помещение – просторную кухню. Эта комната была едва ли не самой самым любимым местом Эрики в доме. Стены, выложенные желтой плиткой, кафельный пол с подогревом, новая дорогая техника, холодильник со свежими продуктами и небольшой телевизор, установленный в обеденной зоне. Все это способствовало тому, что девушка частенько занималась готовкой, научившись создавать настоящие шедевры кулинарного искусства. Ведь больше это делать было некому – Леона постоянно пропадала на работе в офисе, к тому же, шарахалась от кухонных принадлежностей, как черт от ладана, в случае чего всегда заказывая еду в ресторанах, и Эрика брала на себя ответственность за наличие пищи в доме. Впрочем, стоит заметить, что справлялась она очень неплохо. Есть девушке совсем не хотелось – она практически никогда не завтракала, и за столько лет привыкла к такому режиму. Поэтому девушка сделала себе ароматный кофе и удобно устроилась на компактном диванчике, обтянутом светлой кожей, положив перед собой прошлогодний номер кого-то модного журнала. Погрузившись в чтение статьи о дезодорантах, она не сразу заметила, что в паре метров от нее, оперившись о дверной косяк, стоит Леона в своей шелковой пижаме, скрестив тонкие руки на груди. - Ты чего не спишь в такую рань? – осведомилась тридцатилетняя женщина чуть охрипшим голосом, чтобы, наконец, привлечь внимание покинувшей реальный мир племянницы. Та вздрогнула, немного удивленно взглянув на родственницу, и через несколько секунд на лице ее отразилось легкое беспокойство. - Я тебя разбудила, да? - Нет, мне уже надо вставать. Скоро на работу, - проговорила Леона, и, откинув назад свои светлые волосы средней длины, устроилась на диване около Эрики, взяв в руки спелое яблоко – впрочем, только для того, чтобы покрутить его в ухоженных ладонях и положить обратно на стол. – Но ты-то чего соскочила? У тебя каникулы, имеешь право расслабиться. - Если что, лягу пораньше, - произнесла шатенка, и принялась маленькими глотками пить горячий напиток, не столько чтобы не обжечься, сколько чтобы избежать этого символического утреннего разговора, который мог перерасти во что-то другое, если переборщить с подробностями. Чтобы этого не произошло, Эрика придумала самый банальный вопрос и поспешила задать его, дабы беседа приняла благоприятное, безопасное русло. – А ты сегодня во сколько будешь? - Рикки, у меня много работы, - тихо проговорила Леона, робко взглянув на племянницу, словно та была еще маленькой девочкой, готовой в любой момент разреветься. Эрика вздохнула, откинув волосы назад, и на ее лице мелькнуло нетерпение. Она сама была уже не рада, что спросила - натолкнула тетю на размышления, которые зачастую плавно переходили в красочную исповедь. Тем временем блондинка продолжала, казалось, не обращая никакого внимания на племянницу. – Знаю, я уделяю тебе слишком мало внимания, все время в делах, а ты одна…. Но я стараюсь,- Леона подняла на Эрику свои большие голубые глаза, в которых мелькнуло отчаяние. – Правда, очень стараюсь быть…. Быть такой, как твоя мама. Леона замолчала, словно собираясь с мыслями, а Эрика судорожно вздохнула, прилагая титанические усилия, чтобы не расплакаться. Да, спустя три года после смерти матери, после смерти единственного родного и близкого человека она все еще испытывала ужасное чувство глубокой потери, но меньше всего хотела сейчас разрыдаться на плече у Леоны, у которой полно проблем и без сопливой девчонки. - Все хорошо, - охрипшим голосом произнесла Эрика, в глубине души понимая, что не в силах никого обмануть. Леона перевела печальный взгляд на племянницу. – Правда… Я не могу представить себе, как могла сложиться моя жизнь, если бы не ты… - Ох, Рикки, - выдохнула Леона, и в первозданном порыве искренней чувственности подлетела к шатенке, стиснув ее в крепких объятиях и зарывшись носом в ее пушистые каштановые волосы. Эрика слабо улыбнулась, похлопав тетю по плечу. – Моя девочка, - блондинка поцеловала девушку в щеку, затем отстранилась, и внимательно посмотрев в глаза немного смущенной племяннице, проговорила. – Но нам надо провести время вместе, как считаешь? - Ну да, - немного неуверенно отозвалась Эрика, сообразив, что до дела, скорее всего, не дойдет, и то, что сейчас скажет Леона, скорее всего, будет просто очередной несбыточный план. Поэтому девушка облегченно улыбнулась, но, к счастью, тетя не догадалась об истинной причине. - Было бы неплохо. - Раз такое дело, у меня подруга по работе на днях собирается с дочкой в замок Вольтури…. Ты так давно здесь живешь, видела ведь эту башню с часами, мы все собирались сходить, да никак не удавалось. Вот, есть такая возможность. Что, согласна? – Леона улыбнулась, обнажив ровный ряд белоснежных зубов, и Эрика просто не могла не растаять перед таким чистым, практическим детским в своей простоте порывом. - Конечно, - с нежной улыбкой, которая безумно шла ее ангельскому личику, выдохнула девушка, и снова оказалась сжатой в теплых объятиях. Тонкие пальцы блондинки взлохматили волосы Эрики, и печаль окончательно покинула эту солнечную кухню, изгнанная великой силой щекотки и звонкого женского смеха.