О том, как стареет мафия

Старость? Она приходит к каждому, незаметно, тихо шурша подолом своей потрепанной мантии, улыбается потрескавшимися губами. Смотрит на каждого лучистым взглядом серо-голубых полупрозрачных глаз с множеством морщинок вокруг и мягко поглаживает по голове теплой, старческой рукой. Там, где она касается волос, незаметно для обладателя пробиваются серебристые, седые нити. Лицо так же трогают тонкие, почти незаметные морщины, еще неглубокие, но словно вот-вот... И смотря в зеркало понимаешь: она приходит незаметно. *** Ямамото отмахивается от собственного отражения в витрине магазина и продолжает пробежку. Ему уже за пятьдесят. Пятьдесят пять если быть точным. Однако, что старость пришла и к нему, он замечает совсем недавно, когда внучка Рехея подбегает к нему, такая маленькая, с хвостом светлых волос и огромными светло-голубыми глазами, тянет ручки и негромко, но очень счастливо, сообщает: - Дедушка Такеши, я соскучилась! Тебя так долго у нас не было! Ямамото смеется, поднимая ее на руки: - Какой же из меня дедушка? Я еще совсем молодой! А Рехей усмехается, стоя неподалеку и рассматривает собственные ладони, жесткие и грубые от бесконечных битв и тренировок. Сверху осторожно ложиться мягкая, нежная рука, несильно сжимая. Сасагава с улыбкой смотрит на Хану: старость и ее не обошла стороной, но это сделало ее только прекраснее. Такеши улыбается, видя в конце парка сидящего на скамеечке Гокудеру: он уже совсем не может без очков, старческая дальнозоркость, что поделать. Хаято сидит в костюме, слегка приспустив темный галстук и читает газету, изредка начиная ворчать. Сигарету в уголке его губ теперь заменяет курительная трубка, подаренная Десятым на юбилей в пятьдесят лет. Он достает ее не часто, только когда удается найти самый лучший табак. Ямамото подбегает к нему сзади и осторожно обнимает за плечи, утыкаясь носом в щеку, за что получает несильный щелбан: - Придурок, не делай так на людях.. - Тебя это смущает? - Это смущает других, - Подрывник потягивается и встает, выбрасывая более не нужную газету в мусорку: Ямамото закончил пробежку, ждать больше нечего, - Мы уже не в том возрасте, когда можно обжиматься на людях. Такеши смеется, притягивая к себе блондина, зарывается в его волосы прикрывая глаза и целует в затылок: - Я люблю тебя, Хаято. Гокудера только кивает. Чем старше они становились, тем все больше крепчали узы между ними. Со временем ураган отнюдь не утих, а дождь не утратил своей силы, но навсегда превратился в самую страшную разрушающую мощь. *** - Кея... - Блондин улыбаясь тянет по привычке имя своего уже давным-давно не ученика, любимого. Мужчина в кресле вопросительно кивает, не отрывая взгляда от ноутбука, а сидящий в кресле позади него Дино с усмешкой встает и, подойдя, опирается подбородком о чужой затылок, - Когда ты закончишь? Я хочу прогуляться. Такая теплая ночь... Хибари со вздохом стягивает с лица очки и прикрывает крышку компьютера: - Идем. Старость сделала Хибари мудрым. По-настоящему мудрым, умным и спокойным. Теперь он знает настоящую цену битв и побед. Проигрыши? Их не было очень давно. Если и осталось пару в молодости, то они канули в лету. Только вот тонфа по-прежнему всегда с собой, по прежнему наготове. Дино, кряхтя, разгибается и берет стоящую в подставке для зонтов трость. Ему за шестьдесят... Его волосы давно потеряли свою яркость и блеск, растворившись в белизне, но в глазах все еще яркими искрами горит лукавство. Иногда он с завистью смотрит на Кею: его темные волосы не поддаются старости, как и он сам. Пара серебристых ниточек, да глубокие морщинки на лбу и около губ. А в остальным он все такой же... Они не спеша идут по набережной реки, выложенной мелким камнем. В тишине ночи слышно только легкое постукивание трости Ханеумы, да шуршание пиджака, все так же как и когда-то, накинутого на острые, гордо распрямленные плечи. *** Тсунаеши с улыбкой ведет длинными пальцами по страницам старенького фотоальбома. Где-то странички начали отрываться, где-то уже даже заклеены. Не такие яркие как когда-то, пожелтевшие, но хранящие в себе самую молодую и самую нерушимую память - юность десятого Вонголы. С ярких карточек улыбаются Гокудера, Ямамото и он сам, такие юные, совсем дети. Дальше Хибари и Дино, Рехей вместе с Киоко, Хару... Откуда фотография Мукуро он и сам уже не помнит, но тем не менее он с улыбкой проводит пальцами по изображению темно-синих, длинных волос и переворачивает страницу, глядя с каким-то трогательным чувством на общую фотографию. Вся Вонгола, вместе с Варией. Вся его жизнь. Он улыбается, осторожно откидываясь на спинку кресла. Длинный хвост с множеством седых волосков он на автомате мягко перебирает между пальцами, не отрывая взгляда от двери. И спустя несколько минут она отворяется с тихим скрипом. В проеме не спеша появляется Мукуро. Он прислоняется к косяку двери и улыбается, собирая в уголках глаз сеточку мелких морщинок. - Тсунаеши, - в его голосе до сих пор слышна насмешка, но Тсуна знает, как никто другой, что иллюзионист просто не может без нее, - Я закончил. Идем, прогуляемся. *** Бельфегор дремлет, склонив голову над какой-то книгой. С возрастом принц превратился в настоящего короля, так считает Фран. Он любит наблюдать за читающим блондином: таким спокойным, сосредоточенным в эти минуты, слушать шелест страниц, переворачиваемых узловатыми пальцами и чувствовать теплое умиротворение. Фран сидит на пушистом ковре в библиотеке у камина, в котором легко потрескивают поленья и греет ноги: старость превратила его в жуткого мерзляка. На плечи неожиданно опускается плед, а сзади присаживается и сам Бельфегор, мужчина подпирает щеку одной рукой, а второй перебирает светло-зеленые, потускневшие волосы. Осторожно поглаживает блеклые прядки и улыбается. Фран переводит спокойный взгляд на голову Бела: диадема постарела вместе со своим королем. Немного потемнела, где-то откололись почти незаметные уголки, но даже после этого она остается самым дорогим и любимым украшением блондина. *** Занзас сидит в излюбленном кресле на веранде и смотрит на море четвертый час подряд. Кресло давным-давно не новое, потерявшее свой блеск, кое-где стыдливо прячущее потрескавшийся лак и побледневшую от старости обивку. Но Занзас не спешит выкидывать его на свалку. Он поглаживает подлокотники постаревшими, морщинистыми руками, чувствуя неровную поверхность и насмешливо улыбается. Странно, что они вообще дожили до этого возраста. Но даже сейчас, никто из них не потерял своего блеска.. Словно в подтверждение мыслей на веранду заходит Скуало, откидывая с лица невыносимо длинные волосы. Супербиа так и не обрезал их... А прошло ведь... Сколько? Пятьдесят лет? Да, точно, пятьдесят лет со дня клятвы... Мечник присаживается на подлокотник и осторожно проведя пальцами по щеке, целует в давным-давно поседевший висок. Занзас пропускает прядь светлых волос между пальцами и усмехается, глядя в испещренное морщинками лицо с тонкой оправой очков. Мафиози остаются верны себе до самой смерти.