Охота

Это просто зверь. Ничего больше. Тупая здоровая черная кошка, которую накачали транквилизатором и посадили на цепь, крепко связав лапы. Все, чтобы она не кинулась и не перегрызла горло тому, кто войдет в комнату. Ах, да, еще намордник. Поэтому бояться нечего: она только и сможет что рычать, скалиться и стараться выпутаться. Курту от этого не легче. Вообще удивительно, что, выйдя на охоту в здешних европейских лесах, они наткнулись на пантеру. Черная, а от холки по позвоночнику – длинная светлая полоса. Будто выбелили перекисью. Все так и уставились ошалело, почти не дыша. Пантера успела поймать зайца – в тишине было отчетливо слышно, как хрустнули маленькие косточки. Острые лопатки двигались, пока она вцеплялась в безжизненную тушку когтями, отрывая куски мяса от того, что было пару секунд назад зайцем. Стив выпустил три ампулы транквилизатора. Одна попала под ребра, вторая – в лапу, а третья улетела «в молоко», потому что дикая кошка, бросив добычу, кинулась в чащу. На поиски ушло около пятнадцати минут. Если бы не охотничий пес, парни бы никогда не нашли отрубившееся животное. И там уже разглядели внимательнее, хотя поначалу струхнули: длинный хвост еще дергался, а перемазанная кровью пасть то открывалась, то почти закрывалась. Это, и правда, оказалась пантера: поджарая, черная, без пятен, только полоса ярко выделялась на шерсти. Еще выяснилось, что это самец. Вообще было похоже, что зверь домашний: ухоженный и чистый. Как с неба свалился. Хорошо хоть, не подстрелили. Прислушавшись, Курт поворачивает ключ, осторожно толкает дверь и заглядывает в комнату. Единственное помещение с решетками на окне и замком на двери. Используется как кладовая, но специально ради животного вынесли все в коридор – теперь коробки с вещами, коробки с консервами и коробки с прочей утварью стоят в другом месте. Пантера лежит в дальнем углу на старом матрасе, а от ошейника к стене под потолком тянется прочная длинная цепь. Стив вымерил, чтобы ее не хватало до двери на полтора-два метра плюс-минус сколько-то там сантиметров. На вопрос «Точно выдержит?» тот невесело усмехнулся и ответил, что потом узнают. На практике. После этих слов Курт со всей силы раз двадцать дернул за цепь, проверяя, насколько крепко она впаяна в стену. На двадцать первом шурупы выдернуло с мясом, а парни одновременно нервно хохотнули. Пришлось все прикручивать заново. В тишине слышно глубокое спокойное дыхание: животное спит. Сверхдоза снотворного и не такое совершит. Курт оставляет дверь приоткрытой, осторожно подходит. В руках – металлическая миска и бутылка негазированной воды. Налить и выйти, больше ничего. Так и делает, не отводя взгляда от морды зверя. А если все-таки кома? У зверей бывает кома? Курт не может вспомнить ничего подобного, но эти мысли мгновенно растворяются в одной истерично-емкой – что за нахуй?! Лапы – обычные мощные широкие лапы с жесткими подушечками – растопыриваются, словно пальцы, а из мягкой шести выступают когти. Курт резко отстраняется, отходит к двери, но наблюдает, держась за ручку. И хочется все свалить на галлюцинации, потому что на его глазах лапы превращаются в человеческие руки. Сопровождается это глухим хрустом, даже с расстояния в три метра видно, как под покрытой шерстью кожей перестраиваются кости. Парень сжимает пальцы на ручке сильнее, чувствуя, что ему немного нехорошо, сглатывает, но не может отвернуться. Только на пару секунд зажмуривается, а когда открывает глаза… ничего не меняется. Точнее, меняется, но не в лучшую для Курта сторону. Он быстро выходит из комнаты, смотрит на три коробки, которые так никуда и не влезли, будто они ему сейчас все объяснят. - Это глюк, - сам себе. Хватает двух минут, чтобы потереть глаза, подышать, успокоиться, а после – снова открыть дверь. Видит длинные растрепанные волосы, впалый живот, узкие дрожащие кисти и такие же ступни. Ремни уже не держат лодыжки и запястья, намордник немного сползает на шею. Оно… он освобождает руки, цепляет пальцами застежку, стягивает, спутав волосы, и недовольно стонет. В башке у Курта загорается одно слово – мигает, как новогодняя гирлянда: оборотень. Точно. Никак иначе. Или же пора ложиться в палату с белыми стенами. Что там от оборотней помогает? Серебряные пули? Или кол в сердце? Черт. Надо было внимательнее читать эту мистическую поебень. Но когда еще слабые пальцы начинают ощупывать ремень ошейника, Курт приходит в себя. Делает шаг навстречу – пока хватит и этого, хотя по сравнению с ним парень (самец же) выглядит худым и мелким. Но несколько минут назад на его месте, на этом же матрасе, лежала пантера. Как такое возможно… - Не трогай. Он вскидывает голову, сжимая пальцами прочную цепь. В свете еще не севшего солнца видно, что радужки глаз – сплошная голубизна. Без узких точек зрачков. Жутко. Смотрит, будто… он видит вообще? Курт делает еще шаг и слышит урчание. Нет, рычание. Утробное, злое. От него волоски по телу дыбом встают. И похуй ведь, что рычит нечто совсем безобидное – на первый взгляд. А после еще одного шага раздается шипение. Дикое, кошачье, до ужаса животное. Но человек ведь. Если бы не цепь, Курт, может быть, и свалил бы, потому что это… это слишком. - Ты кто? – тихо, разделяя слоги и почти без надежды на ответ. - А тебя ебет, сука? – чуть сипло и с едва заметным твердым выговором согласных. – Arschgeige. Что за херня? Где я? Какого хера, мать твою? От такого напора Курт даже теряется. Хотя если говорит, значит, нормальный. Вменяемый. Не Маугли. - Пить. Wasser. Дай мне быстро воды, - указывает на все еще зажатую в руке бутылку. - Сначала имя назови, шустрый. У тебя же есть имя? - Есть. А если не назову, то… что? – скалится – видно длинные острые клыки. - Лакай из миски, - кивает на стоящую у матраса посудину. Парень тоже смотрит на нее. Морщится, переводит взгляд на бутылку. - Лукас, - чуть ли не выплевывает: – Воду дай, Hurensohn, - тянет руку. Курт резко дергает узкое запястье. Но не рассчитывает, что «противник» настолько проворнее него – по предплечью растекается неожиданная резкая боль, а оборотень только сильнее сжимает челюсти, вцепляясь другой рукой – мертвой хваткой. Смотрит снизу вверх с ненавистью, между бледных губ выступает кровь. Удар получается скорее инстинктивным, чем обдуманным. Курта никогда не кусали. Люди – не кусали. Быстро проносится мысль: «Надо будет сделать прививку от бешенства», - и так же быстро исчезает. Потому что глупость. Хотя если парень – полуживотное, то почему нет? Место укуса пульсирует – четыре глубоких ямки от клыков и несколько ранок поменьше. А Лукас отхаркивает кровь. Пачкает в ней же подбородок, волосы, руки и пол около нетронутой миски. Дышит так судорожно, что Курту становится не по себе. Да что за нахуй? Только опускается на одно колено, чтобы рассмотреть последствия удара, как в лоб прилетает эта чертова миска. - Съел, сука? – озлобленно и в то же время довольно. Вода льется с волос на пол, скользит крупными каплями по лицу и шее за ворот майки. Цепь перекатывается, звенит. Курт поднимается и дергает ее вверх, крепко сжимая. Вместе с Лукасом – так что он повисает, едва касаясь кончиками пальцев пола. Хрипит, дергается, царапая ошейник, глотает воздух. Голый, беспомощный и с окровавленным ртом. Так больше всего похож на дикого ребенка леса. А потом стискивает запястье Курта, подтягивает колени к груди и, резко распрямив ноги, сильно толкает его ступнями в живот. Возможно, от удара удалось бы уклониться полностью, если бы Лукас двигался хоть немного медленнее. А так – можно только увернуться, все-таки получив пятками – вскользь. - Отпу…сти. Хриплая злая просьба. Скорее даже угроза: мол, только попробуй ослушаться, мудак. Но Курту тоже не слишком-то и весело. Хотя… как сказать. - Прекрати вырываться. - Да пошел… ты нахуй! – рычит слабо. Глотает воздух, зажмуриваясь, пальцы соскальзывают. Либо он задыхается, либо это все еще вина транквилизатора. Но тут же обхватывает ногами Курта за пояс, подтягиваясь, и сильно сжимает острыми пальцами его плечи. Шумно дышит, когда натяжение ошейника ослабевает, кашляет. Курт чувствует, как он дрожит, и почти не ощущает тяжести тела. От испачканных кровью волос пахнет свежестью травы и мокрой землей. - Я не вырываюсь. Дай отдышаться. Еще чуть ближе - и можно будет коснуться губами выпирающих ключиц. Дурная мысль. Хотя бы потому что она возбуждает. Будто на раскаленную плиту по капле льют густое горячее масло. А от следующих даже сердце начинает слишком быстро биться. Кто помешает? Стив свалил в город за продуктами и прочим, будет только завтра. Сам загородный домик не заметен с дороги, чтобы сюда заходили незваные гости. Курт отпускает цепь, ведет одной ладонью по спине Лукаса, другой – сжимает ягодицу. Тот замирает, даже прекращая дышать. Кожа горячая, бледная. На такой останутся розовые следы, если поцарапать, укусить или сильно… шлепнуть. «Пиздец, до чего докатился…» - Бля, только не говори мне, что у тебя стояк, - и дальше – шипением: - Beknackter Wärmling. Взгляд выше, в полностью голубые глаза – темные, предупреждающие. Курт усмехается, оборачивает цепь вокруг кисти и тянет вниз, чтобы ошейник снова давил на горло. - Договорились. Власть опьяняет. И от того, как Лукас пытается быстро найти застежку ошейника одной рукой, а другой все еще держится за плечо парня, в животе мышцы сводит. - Только попробуй. Курт не слушает. Только чувствует: ноги напрягаются. Следом – сдавленное поскуливание, будто дворняге лапу прищемили дверью минут пятнадцать назад – до сих пор больно. А потом по плечу разливается боль. Сильная, цепкая. От нее даже челюсть начинает ныть и мышцы сводит. - Убью, сука, - оборотень сжимает пальцы, впиваясь когтями глубже. Рычит. Хорошо, что Лукаса раздевать не нужно. Еще, возможно, хорошо, что на него до сих пор действуют транквилизаторы. К стене он отлетает легко. Кажется, взвизгивает, но больше похоже на слишком громкий звон цепи. Волосы падают на лицо, слипшиеся прядки скользят по темным от крови губам. Лукас прижимает ладонь к своему животу, куда прилетел удар, сорванно дышит, пытаясь отползти по матрасу еще дальше, к стене. - Даже не думай. Курт объективно сильнее. Поэтому не составляет труда перевернуть оборотня вниз лицом, намотав волосы на кулак и надавливая на шею. Тот упирается локтями, угрожающе рычит и вырывается, выплевывая мат и оскорбления на немецком. Даже пытается пихнуть ногой, но бесполезно. - Scheiße! - Успокойся. - Сам отсоси! Дергается, подаваясь вперед, но Курт тянет его обратно, прижимая узкой задницей к своим бедрам. Локти скользят, не выдерживают – и Лукас оказывается в коленно-плечевой, пробует приподняться. Острые черные когти вспарывают надутый бок матраса, выворачивая белые ватные внутренности. - Отпусти меня. Ты же не насильник. Подумай башкой, а не членом. - Я же сказал, чтобы ты успокоился. В чем проблема? - Твою мать, - в очередной раз лягается и пробует вывернуться. – Где вас таких плодят?! Сучий выродок. Я ведь зверь. Ты ебаный зоофил, знаешь об этом? Курт тихо смеется, ведет ладонью по выгнутой спине, прощупывая позвонки, чувствуя, как Лукас дрожит от напряжения. - Тогда можешь превратиться. И все закончится. Оборотень стонет, пытаясь отодвинуться хоть на чуть-чуть, хоть на гребаные десять сантиметров. И почти истерично отвечает: - Надо было меньше всякой заразой меня обкалывать. - Кстати, насчет заразы. - О, бля. Я не… И затыкается. Но Курту хватает – о презервативах можно не беспокоиться. Придавливает к матрасу, тянет за цепь – Лукас привычно уже царапает пальцами ошейник, тяжело дышит, приподнимается, чтобы глотнуть воздуха. Выгибается так, что ребра проступают: сосчитать можно, позвоночник – и вовсе сломать. А по коже – волнами – короткая черная шерсть. От шеи до поясницы, будто мурашки. Может, мурашки и есть? - Тащишься, зверюшка? – шепотом на ухо, касаясь губами светлых волос. Прохладные. Лукас под ним тут же напрягается, бьет локтем в бок. Курт охает от боли, но не выпускает. Только тянет цепь еще сильнее, оборачивая ее вокруг своего запястья, заставляя оборотня хрипеть и судорожно дергаться. Через секунду получает четыре ровных пореза по предплечью. Как раз там, где укус. Обжигает. Но не так ярко, как должно… Это из-за злости. Возбуждения. Все происходящее потом – быстро. Курт выдергивает ремень, заводит руки Лукаса за спину и связывает, не обращая внимания на то, что оборотню это совсем не по душе. Не жалеет, так что на коже остаются розовые полосы. И хриплый немецкий мат - аккомпанементом. - Eierkopf, lass meine Hände frei! Выгибается, упираясь лбом в матрас. Между лопатками появляется складка кожи. Курт сглатывает, продолжая пялиться, а потом наклоняется и, чувствуя губами жар, проводит языком. Солоно, и, кажется, можно ощутить все, что ощущает звереныш. А стоит Лукасу вздрогнуть и сильнее вжаться в матрас, не имея пока что возможности выбраться, как тут же кусает. До яркого красного следа, словно пометка «Здесь был Курт, и не ебет». - Тва-а-арь, - повернув голову. - Немецкий красивее. - Развяжи, - поводит плечами, как будто намекая. - Нет, - Курт кладет ладони на его бедра. - Только посмей, - Лукас пытается сдвинуть колени, но мешают чужие, слабо стонет: – Я тебе член оторву. - Серьезно? – улыбка – невольная. – А если я буду тебя просто обкалывать транквилизаторами? Молчание, и паника в распахнутых глазах. Понятливый. - Тебе же не нравится это, верно? Ты слабый, не можешь поменять облик. Но лучше так, чем… опыты. Сколько за тебя дадут ученые? Им же только волю дай кого-нибудь порезать, да поизучать. - Бля, заткнись, - глухо. - Что? Было такое? - Ты даже не представляешь, с кем имеешь дело, уебок. - Я представляю, - стискивает ладонями ягодицы, раздвигает. – И отлично вижу, что у тебя не только стоит, но и прет желанием трахаться. Так какого хера ты сопротивляешься? Лукас подается вперед – от любого прикосновения. - Я тебе не шлюха, бля. - Вполне себе… - Урою. Ложбинка горячая. Курт не выдерживает и толкается сразу двумя пальцами. Оборотень скулит, но молчит, видно, как сжимает и разжимает кулаки. Мышцы тугие – обхватывают плотно. Совсем узкий. - Тебя не имели ни разу? - Иди нахуй, - стиснув зубы и шепотом: – Dreckschwein… Быстрее все сделай. - Я люблю медленно. Стон – протяжный, обреченный. Будто тихий вой раненого животного. - Убейся, сволочь… Возбуждение сладкое, тягучее, сползает густыми горячими каплями в низ живота, обжигая. От него во рту пересыхает – хочется пить. Курт раздвигает пальцы, чувствуя, как Лукас старается сжаться. Он выдыхает, молчит. Волосы растрепались – закрывают лицо почти полностью, видно только потемневшие глаза и уголок рта. Мысль о минете въедается намертво: растянутые покрасневшие губы, высунутый язык, блядский взгляд снизу вверх – просящий. Но стоит только вспомнить, какие у оборотня клыки… - Хочу видеть. Лукас только охает, когда его легко отрывают от матраса. Поджимает пальцы, мотает головой, смахивая с лица пряди. Цепь звенит. - Что за нахер? Курт опирается спиной на стену и, раздвинув ноги оборотня, сажает его на свои бедра. Так лучше видно, что у него стояк. Это вызывает усмешку. - Потрись. - Иди нахуй, - сквозь зубы. - Потрись задницей о мой член, - четко разделяя слова. – Тебе это понравится… киса. На бледных скулах выступает легкий румянец. Лукас опускает голову, едва-едва расслабляет ноги, прижимаясь. Курт проводит ладонью по его прядям, зарывается пальцами и ведет в сторону, открывая глаза. От дикого взгляда исподлобья мышцы сводит. - Хули смотришь? Мяукнуть? - Давай. Лукас зло фыркает, а Курт смеется. Касается большим пальцем нижней губы, давит, смазывая уже высохшую кровь, но оборотень отдергивается, скалясь, рычит тихо. - Всех первых встречных ебешь? – с презрением в голосе. - А если и так? – Курт обводит кромку уха, мягко давит подушечками пальцев за ним. – Будешь в числе ёбаных. - Блядь, - Лукас вздрагивает и, повернув голову, утыкается губами в порезанное когтями предплечье. - Снова укусишь? Но вместо клыков ранок касается горячий влажный язык. Курт шокированно наблюдает, как оборотень слизывает капли крови, дышит жарко, сжимает зубы, но не до боли. Скорее, осторожничает, чем хочет снова причинить вред, глотает. И трется. Елозит задницей по чужим бедрам – жестко, сильно. У Курта остатки крови и здравого смысла идут нахуй. В прямом смысле. Кажется, что все уже болит оттого, что они никак не трахнутся. Опускает руку ниже по шее, груди, задевая напряженный сосок, – Лукас едва слышно всхлипывает, - и Курт специально сжимает его между пальцами. Стон. Тихий, осторожный, будто они развлекаются в комнате рядом с родительской спальней – могут услышать. А оборотень сгибается, мелко подрагивая, тянется к порезам. - Нравится кровь? Лукас не отвечает. Быстро и глубоко дышит, ведет языком – с нажимом. Шершавый, как у настоящего кота. Курт каким-то чудом вспоминает, что так и не дал оборотню воды. Может, так он пытается утолить жажду. Усмехается: тогда и отсосать было бы неплохо. Глупое животное, не знает, чего лишается. Бутылка валяется около матраса, можно рукой дотянуться. Хорошо, что крышка плотно закручена. Курт продолжает поглаживать Лукаса за ухом, чувствует прикосновения его языка. Едва слышный «пшик» - оборотень настораживается, повернув голову на звук, облизывает окровавленные губы и бросает быстрый взгляд в глаза Курта. Напряженный, возбужденный зверь. - Попроси, киса. - Ты за имя обещал, - либо кажется, либо в голосе, и правда, сквозит обида. - А кто начал кусаться? – будто отчитывает. - Не надо было делать резких движений. Тянется к горлышку, поводит плечами, желая освободить руки. Еще немного – и можно будет пожалеть бедное животное. - Не торопись. Вода неуловимыми струйками проскальзывает между пальцами, льется на живот, пропитывая майку. От холода мышцы напрягаются. То, что остается на ладони, Курт подносит к лицу оборотня. По запястью и предплечью стекают прозрачные капли. Лукас отстраняется, морщась: - Я не собираюсь лизать твою руку. - Ты делал это минуту назад. - Просто дай воды, не издевайся, сука. - Может, я хочу тебя приручить, - смеется, снова льет, замечает жажду в глазах оборотня. – Смотри, скоро воды совсем не останется, а ты так и не напьешься. Сжимает зубы, чуть скалясь. Потом сглатывает и, не глядя на Курта, прижимается губами к крохотной лужице в ямке ладони. Волосы скользят по плечам. Втягивает воду, касается языком и тут же отстраняется. Капля скользит по подбородку, смешиваясь с кровью и приобретая розоватый оттенок, оставляет за собой блестящую полоску на коже. - Еще? – Курт улыбается довольно. - А ты как думаешь? – зло в ответ. И снова. А на третий раз Лукас обхватывает губами влажные пальцы, царапает подушечки клыками. Сосет. И трется. Трется и сосет. А у Курта постепенно крыша едет. Уже не может ждать. Опрокидывает бутылку – вода стекает по плечу, заливаясь в ранки от когтей, пропитывая майку. Оборотень тут же подается вперед – грудью к груди, прогибаясь. И кусает, впиваясь клыками, сжимает челюсти с такой силой, что у Курта в глазах темнеет. А следом – волна дикого удовольствия. Раздвигает ягодицы Лукаса, трется влажными пальцами и толкается тремя, пытаясь растянуть как можно быстрее. Внутри горячо, и мышцы тут же стискивают. Оборотень дергается, стонет, шумно дышит носом. Боль от плеча дробно прокатывается острыми камушками вдоль позвоночника, бьет молоточком в голове. - Бля, полегче. Но легче не становится. Курт боится, что зверь ему половину плеча отгрызет к чертовой матери. Наматывает пряди на кисть, тянет назад, чтобы тот разжал челюсти и отстранился. Нулевой результат. Потому передумывает, меняет тактику, еще соображая, – кладет ладонь на затылок, поглаживает. - Тише, киса, тише… Расслабься, - вместе с трахающими движениями пальцев. И слышит, как оборотень сглатывает. «Пьет мою кровь. Рвет в мясо клыками и зубами и пьет». От этих мыслей голова кружится. Расстегнуть ширинку и достать возбужденный член не проблема. Проблема его вставить. Курт дрочит одной рукой, а второй шлепает Лукаса по бедру. Тот наконец-то отстраняется от плеча, дышит тяжело и, облизнув окровавленные губы, трется стояком о живот Курта. Взгляд – в глаза. Близко. И душно. Член влажный от смазки. Головка входит плавно, мышцы сокращаются – Лукас дергается от неприятного ощущения, но старается дышать ровно, глубоко. Прижимается губами к шее Курта – на коже тут же появляется пленка горячего воздуха. Не кусает… - В первый раз всегда больно. Терпи. - Лучше… заткнись… - Тогда перестань напрягаться. Мне тоже не айс. - Klugscheißer. - Wärmflasche. - Ах ты, сука… Давление на бедра – насаживает, и следующих слов уже не разобрать. Лукас судорожно хватает ртом воздух. Почти выворачивается, чтобы соскользнуть с члена, и низко, глухо стонет, почти рычит – Курт сжимает его ноги под коленями, дергая к себе. От такой тесноты одуреть можно. Чувство, как его плотно стискивают горячими мышцами, охуенное настолько, что Курт никак не может нормально задышать и не начать тут же двигаться. - Бля-бля-бля, - быстро. Лукас напряжен. Спина прямая, как у балерины. Гладкие мышцы плеч проступают четко очерченными холмиками, дрожь по телу и осторожное, будто нерешительное дыхание. Тронь – лопнет, как натянутая до звона струна. Но стояк еще есть – значит, все не так плохо, как кажется. Курт проводит костяшками пальцев по твердому животу, вдоль светлой блядской дорожки и, обхватив, мягко скользит по члену, отдрачивая. Оборотень кривит губы – корка засохшей крови в уголке крошится - облизывает их и едва заметно двигает бедрами, будто усаживаясь поудобнее. Курт снова ощущает, как его словно тисками сдавливает - туго и горячо. - Давай… - острые клыки блестят. - Мне нравится в тебе. Не ломай кайф. Волосы спутанными прядками скользят по плечам. Лукас подается вперед, морщась, толкается в руку – отвечает. От этого мурашки по пояснице. Стиснуть ладонями ягодицы оборотня и чуть приподнять его на члене – легко. Но он опять кусается, протыкая кожу клыками. И старается не стонать. Только сдавленно всхлипывает, все так же сжимаясь. Нисколько не расслаблен, будто деревяшка – твердый и негибкий. Курт пытается не дергать его слишком резко, но от запаха крови и ощущения острой боли от клыков ведет. Поза не слишком удобная. Пока меняет положение, Лукас скулит. По-настоящему. А когда тот на секунду отпускает плечо Курта, то сразу же оказывается на лопатках. От уголка губ по щеке стекает красная капля, рот приоткрыт, дыхание быстрое, а в глазах – нетерпение и опаска. Пробует приподняться, чтобы не лежать… так… Но уже нельзя – Курт пальцами сжимает его ноги под коленями, гладит, смотрит сверху вниз… и сгибает почти пополам. - Бля, не… только не так. - Дебильные капризы, - подается назад. И снова толкается. Оборотень выгибается со стоном, дергает руками, чтобы избавиться от ремня. Но застежка прочная, не сломается просто так, поэтому Курт не волнуется. Пока его беспокоит только то, сколько он сможет трахать Лукаса, пока не кончит. Хочется выжать из этого максимум. Движения поначалу рваные, скованные из-за тесноты. Оборотень рычит и запрокидывает голову, поджимая пальцы на ногах. Ребра ходуном ходят от учащенного дыхания. А потом протяжно стонет, распахнув глаза и будто удивленно глядя в потолок. С губ срывается что-то типа «бля же…» вместе со всхлипом. Курт чувствует, как по шее бежит капелька пота. И вставляет сильнее. - Твою мать! - Клёво, киса? – и следом – одновременно с резкими толчками: - Да, да, да! - Руки! – зажмуривает глаза, запрокидывая голову на матрас. – Мля-я-я. - Нахуй? - Отдрочи. - Что? – Курт усмехается, словно не слышит. Натягивает оборотня за бедра, вставляя глубоко и выскальзывая наполовину. - Отдро… Отдрочи, бля. Лукас шумно дышит, поджимает живот, когда на его члене смыкаются пальцы. Стонет коротко, толкаясь в руку – видно, что хочет еще. Курт тоже понимает – вот-вот сам кончит. Трахает жестко, почти вбивая в матрас. Шлепки о бедра, пошлые хлюпы, судорожное, быстрое дыхание с хриплыми стонами, скулежом и рычанием, звон цепи и скрип кожаного ремня на руках. А еще – жутко громкое сердцебиение в ушах, голове, груди, животе и кончиках пальцев, такой силы, что пульсация осязаема. Сводит с ума. Лукас сжимается и, сипло простонав, кончает себе на живот и на чужие пальцы. Еще на автомате скользит по члену, с силой упирается ступней в искусанное плечо Курта, давит. Тот напряженно выдыхает, морщится и отстраняется от оборотня, вынимая. Ведет ладонью по внутренней стороне его бедра, другой – дрочит себе. Оргазм – сладкой игольчатой волной от низа живота до самых кончиков волос. Будто ток проходит. А на бледной коже – блестящие белые капли. Зверюшку обкончали. Курту эта мысль кажется забавной – губы сами собой растягиваются в улыбку. А Лукас тут же отпихивает его от себя ногой. - Все? – таким тоном, будто устал ждать, когда же это закончится. - Да. Но можем повторить… - Иди нахер, - лениво, почти не зло. - Ладно. Застегивает джинсы, руки привычно ищут ремень… - Сейчас, еще один пункт… программы. Переворачивает оборотня на бок. Замечает, что он сразу же сводит колени и сжимает пальцы в кулаки. Между лопаток - след от укуса, бледно-розовый. - Я только руки тебе развяжу. И все. - Естественно. Будто это истина прописная. Пряжка звякает, кожа от грубых краев - в косых розово-красных полосках. Лукас тут же подбирается, отползает так резво, словно это не его трахнули пару минут назад. Курт не мешает. Только смотрит, как оборотень расстегивает ошейник и с ненавистью отшвыривает его в угол. Цепь звенит слишком громко. А после этого становится тихо. - Штаны есть какие-нибудь? Голос у Лукаса хриплый. Усталый и оттого бесстрастный. Трет запястья, переводит взгляд на живот и бедра. - Бля. Лучше полотенце. - Сейчас. Колени еще слегка подгибаются – телу хорошо. Курт выходит в коридор, и кажется, что ничего нет и не было: ни пантеры, ни Лукаса. И траха в том числе. Тогда за чем он идет? Снова заглядывает комнату – оборотень осторожно поднимается на ноги, держась за стену. Было. Но словно в другом месте. Не с ним, Куртом. Торопиться некуда. Вытаскивает из шкафа мягкое полотенце, потом разглядывает себя в небольшом пыльном зеркале. Мужик, бля. Усмехается, идет обратно. И даже не удивляется, когда не находит Лукаса, а входная дверь оказывается открытой нараспашку. Задумчиво смотрит через порог в густой темнеющий лес. Можно пойти за ним – выследить. Только… незачем. Завтра еще объяснять Стиву, куда делась пантера и откуда столько крови и спермы на матрасе. Будет весело. - Спасибо за приятную компанию, - Курт улыбается и тянет дверь на себя, захлопывая. Теперь душ. И надо что-то делать с погрызанным плечом и царапинами от когтей. Проблемы – такие проблемы… Fin -- [1] Arschgeige *мудак* [2] Wasser *вода* [3] Hurensohn *сукин сын* [4] Beknackter Wärmling *сумасшедший педик* [5] Scheiße *дерьмо* [6] Eierkopf, lass meine Hände frei *долбоеб, освободи мои руки* [7] Dreckschwein *падла* [8] Klugscheißer *умник* [9] Wärmflasche *ебливая девка*