Without heart

- Я знаю тебя, Реджина. С сердцем или без – ты чувствуешь вещи всей душой. Искренне и глубоко, будь то ненависть или… - Мэри-Маргарет помедлила, и ее проницательный взгляд заставил мэра неловко заерзать на стуле, – любовь. - Я люблю Генри, - что может быть ужаснее, чем говорить о чувствах с Белоснежкой? – А больше мне никто не нужен, - ответ прозвучал резче желаемого, но девушка не обиделась. Мягкая улыбка скользнула по ее губам, и Реджина поспешно встала, чтобы завершить уборку, а на самом деле не смотреть в эти слишком понимающие глаза. И когда жена Дэвида научилась видеть людей насквозь? До этого Миллс полагала, что это привилегия исключительно Злой Королевы, но люди меняются, пример тому – спокойное общение мачехи и падчерицы, больше похожее сейчас на разговор двух подруг. А ведь когда-то они были примерными врагами!.. Реджина усмехнулась, вспоминая старые добрые времена и награду за голову Белоснежки весом в два мешка чистого золота… Теперь каждая из них готова пожертвовать жизнью, спасая другую. «Правильно ли это? - женщина потрогала болевшую от неудачного приземления на журнальный столик скулу и поморщилась. – Я знаю, что точно было неправильным. Как можно брать беременную на спиритический сеанс? – она косо взглянула в сторону Мэри-Маргарет и покачала головой: на удивление спокойная будущая мама уже забыла, что не так давно на пороге королевского особняка ее алое с червоточиной сердце неровно билось в руке хозяйки. – О чем ты думала, Реджина, а если бы Кора убила ее или ребенка?!.. Тогда вы победили бы Зелену и вернули воспоминания Генри», - заговорило цинично-злое «я», которое брюнетка тут же отогнала прочь. Она не такая. Не злая. Наверное… Без сердца сложно определить, хороший или плохой поступок ты совершаешь особенно сейчас, когда до сих пор неясна расстановка сил. «Генри верит в тебя. И Снежка верит…» Только вот сама Реджина начала сомневаться в своих способностях после битвы у часовой башни. Реальность отрезвила тяжелым ударом наотмашь: даже у могущества Темных есть пределы, которые могут обернуться угрозой для всех, кто случайно окажется не в том месте. Мэри-Маргарет давно ушла, однако фраза про душу никак не выходила из головы, и Реджина спросила себя: а чувствует ли она действительно хоть что-нибудь? Боль. Не такая острая, как при первой встрече с сыном в закусочной, но ощущаемая всякий раз, когда его глаза равнодушно скользят по приемной матери и останавливаются на экране мобильника. Тревога за жизни сказочных и ярость на Зелену с ее лицедейством, разочарование беседой с Корой… Все эти эмоции остались, но Миллс видела их словно через призму бинокля, если перевернуть его другой стороной: далекие, едва различимые, они бежали рябью по поверхности городского пруда, чтобы затем раствориться в пустоте растущих вдоль берега платанов от легкого движения воли. Воли?!.. Реджина встрепенулась, впервые осознавая природу еще одного чувства, незнакомого прежде, - свободы. Она ослабла физически и жила, будто в пол силы, от резких движений кружилась голова, и пульсирующая, растущая в груди дыра, что заполняла все внутри ледяным холодом, пугала, но вместе с ней появилось ощущение контроля над воспоминаниями, над самой собой. Королева могла выбирать, каким эмоциям вылиться в слезах, а каким навсегда забыть дорогу к ее разуму; ей не нужно больше было разрываться между правильным и выгодным, соотносить оба этих понятия с собственными принципами. Уверенной рукой она держала нить своей жизни, сворачивала ее в петли длинного хлыста и щелкала им, пробуя на вкус долгожданную свободу, путь к которой искался всю жизнь, а обрелся простым решением обезопасить себя от врага. Теперь Реджина понимала Кору: не совесть останавливает протянутую к добыче руку и не жалость заменяет смертную казнь изгнанием, а сердце, этот маленький комочек мышц. Неправильные разгадки судьбоносных ребусов ложились поверх сложных отношений с матерью, потерь отца и любимого, искусственно сотворенной злости, боли – как собственной, так и причиненной другим, - все это отягощало сердце, забирая его яркость и оставляя взамен истории того, как оно, шаг за шагом, доходило до такого состояния. Тяжелый якорь тянул на дно, и лишь сейчас Реджина сумела развязать узел на шее. Пока еще несмело вдыхая полной грудью, она рассматривала клубок событий, и в переплетении его нитей на цепкий взгляд отзывалось что-то, благодаря чему связь с миром не разрывалась до конца. Что-то, что согревало окоченевшую, разбитую женщину и наполняло силой. Любовь… Не совсем, правда, с тем значением, какое вкладывают в это слово Прекрасные, но все же. Белоснежка оказалась права: у Реджины есть шанс стать счастливой. И именно к тому, кто сумел разбудить в ней отголоски позабытого и похороненного под слоем пепла чувства, гнал колдунью зараженный навязчивой идеей разум.

***

- Миледи!.. – он вскочил при ее приближении и растерянно окинул взглядом, не веря, что после произошедшего возможно получить второй шанс. Ведь предательство не прощается, не Злой Королевой, чья память хранит все обиды и брошенные в ее адрес колкие слова… Сейчас в шоколадных глазах замершей на половине пути женщины читалась растерянность, но она по-прежнему была для него величественной и гордой правительницей. Робин просто не мог вообразить ее другой. Богатый наряд, идеальная осанка, надменный поворот головы - такой Реджина впервые предстала перед разбойником в Зачарованном Лесу, и такой же, несмотря на иной стиль одежды, он увидел ее у заброшенной фермы, едва не покалечив метко пущенной стрелой. Эта женщина притягивала его, как магнит, и она была реальна, здесь и сейчас, под покровом ночи на окраине лагеря разбойников. - Простите меня, я подвел вас, - Гуд сделал шаг навстречу Королеве и вгляделся в ее глаза. Что бы ни случилось дальше, она должна знать, сколь велико сожаление вольного лучника о собственной трусости. – Зелена забрала ваше сердце, но я клянусь: я верну его, чем бы не пришлось пожертвовать ради этого. Не прерывая фразы, Реджина смотрела на движение его губ и не различала слов за шумом бешено стучащей в висках крови. Лишь смутно уловила общий смысл сказанного. Раскаяние. Он просит прощения… Прежде, чем женщина успела поймать себя на недопустимом желании ощутить мягкость и теплоту поцелуя с привкусом леса, руки сами притянули Робина к себе за ворот куртки, а губы властно впились в его, словно проверяя искренность слетевших с них извинений. Мужчина не ожидал такого поворота событий, потому на миг растерялся, чем позволил Реджине отстраниться. Лихорадочный блеск карих глаз обжигал, пронизывал до дрожи, напрочь лишая воли, и, ослепленный вспыхнувшей вмиг страстью, Гуд припал к чувственным губам Миллс, раскрывая их и возвращая умноженный эмоциями поцелуй. Брюнетка сделала попытку вырваться, тогда ладонь лучника скользнула по ее шее к затылку, задавая темп, а вторая уверенно легла на талию. Ему были не до конца понятны сподвигшие Реджину на такой отчаянный шаг обстоятельства, но одно он знал точно: отпустить ее сейчас – выше его сил. Секунды потерялись в вечности, и хищница в объятьях Робина постепенно расслабилась. Одержимость поцелуя сменилась нежностью, исчезла жестокость, с которой Королева устанавливала свои правила в любви в том числе, сила, надменность. Гуд не умел подчиняться. Он вырос свободным от страхов перед власть имущими и не собирался изменять своим принципам, несмотря на то, что сейчас в его руках находилась самая прекрасная и самая желанная женщина, какую когда-либо создавал Бог. И подсознательно Реджина ощущала это. Их поцелуй походил на противоборство двух стихий – пылающего черного льда и наполненной изумрудным солнцем зелени, он длился и длился, пока дыхание не иссякло вместе с зимней тьмой измученной души - Королева признала свое поражение. Глаза цвета молочного, чуть с горчинкой, шоколада распахнулись и изучающе посмотрели на Робина, отмечая каждую черточку его открытого и доброго лица. Он все еще прижимал ее к себе, напрасно отыскивая ответы в глубине мечущейся души мэра: взгляд брюнетки не выражал ничего конкретного, и в то же время выражал все. Но она скорее бы умерла, чем озвучила малую толику обуревавших ее чувств. Молчание затянулось, окрашивая ночь неловкостью, и Реджина отступила на шаг, старательно отводя глаза. - Я.. – внезапно ее охватило прозрение. Понимает ли она, что натворила?! – Я… - голос отказывался слушаться, но женщина все же пробормотала, увеличивая расстояние между ней и Робином еще на шаг: - я должна идти. - Подожди, - в этот раз реакция разбойника сработала, как положено. Он успел поймать Королеву за локоть, не давая ей раствориться в фиолетовом тумане. – Постой. Голос Гуда звучал мягко, осторожно. Без резких движений он шагнул к замершей посередине поляны брюнетке и невесомым жестом коснулся ее плеч. – Ты побудешь со мной еще немного? Миллс молчала, подбирая слова для достойного ответа, который никак не хотел приходить на ум - фирменный королевский сарказм под властью обоюдной, необъяснимой тяги стать ближе истончился до подернутого морозом воздуха и растерял все свои клише - поэтому Робин, как истинный мужчина, избавил Королеву от тяжести выбора. Костер трещал, распространял вокруг смолистый аромат еловых поленьев; было так уютно греться около него, наблюдая за ритуальным танцем огненных всполохов, и ни о чем не думать – то, что нужно сейчас им обоим. Пригласив нервно покусывающую горящие после поцелуя губы Реджину занять место на бревне, Гуд поставил на плоский камень в центр костра маленький чайник и улыбнулся при виде удивленно вскинувшей брови женщины: - Не электроплита, но тоже неплохо. - Ты знаешь, что такое плита? - Вообще-то нет. Лерой рассказывал, - Робин заговорщицки подмигнул, усаживаясь рядом с мэром, которая как раз стягивала перчатки. Многие удивлялись, почему с ранней осени и до поздней весны Миллс не выходит из дома без них, но дело было вовсе не в контроле магической силы. У нее просто мерзли руки. Их хорошо было греть теплом чужого сердца, доверительных объятий, жаль, что теперь это роскошь для Ее Величества. Никто не доверит ей такую ценность добровольно, а отнимать и бороться за крохи переменчивого тепла уже не хватало сил. - Хоть какая-то от него польза, - фыркнула Реджина, устремляя взгляд в пламя и выискивая там что-то, ведомое лишь ей одной. Робин молчал, и женщина была ему за это благодарна: насмешка испортила бы все. Она не знала, что толкнуло ее определить отношения с Гудом и перейти от намеков к обещаниям большего, но по размышлении сей поступок уже не казался таким непоправимым. Это всего лишь поцелуй… хороший поцелуй… «Лучший, черт возьми, из всех, какие у тебя были!» - с досадой призналась себе брюнетка. Но что это меняет? Да, Робин волнует ее, этого нельзя отрицать, вопрос в том, сбежит ли она, как раньше, перед лицом более могущественной, чем волшебство, силы или хотя бы попытается впустить в свой мир кого-то еще кроме потерявшего воспоминания ребенка? Чайник засвистел, и Локсли встал, чтобы заварить чай. Рассеянно наблюдая, как в его широких ладонях сминается листик мяты, Королева вздрогнула, когда Робин наконец нарушил тишину. - Почему ты сбежала в тот раз? – он протянул женщине кружку, задержав ее сомкнувшиеся поверх керамики тонкие пальцы в своих чуть дольше положенного, и их взгляды встретились. Реджина первая отвела глаза – вот уж явно не в духе мэра – выхватывая посудину и инстинктивно отодвигаясь, на что мужчина нахмурился. Сколько же пережила эта хрупкая брюнетка с отнюдь не царственной печалью в глазах, если боится даже мимолетно показать себя настоящую! В ожидании ответа он плеснул чаю и себе, занимая место подле Реджины, но на небольшой дистанции, когда ее голос прозвучал в лесной тиши. - Твоя татуировка… Откуда она? - Сделал еще в юности… Долгая история, на самом деле, но если хочешь, я расскажу, - стрелок догадывался, что побег Ее Величества с фермы вызван не внезапно осенившей ее мыслью о запасном варианте Зелены, и, как оказалось, был недалек от истины. - Мне было предсказано, что однажды я встречу человека со львом на запястье, - отозвалась Реджина после паузы. - Я не думала, что им окажешься ты, - грустная полуулыбка скользнула по ее губам. Она обвела пальцем сколотый в одном месте бортик кружки, вдыхая свежий аромат напитка детства, вместо которого последние годы предпочитала черный, как самая беззвездная ночь, кофе, - поэтому и сбежала. Маленький глоток обжег все внутри и напомнил о безмятежной юности и мягком взоре, что смотрел на Королеву каждое утро из зеркала в резной раме. Чай становился все крепче, а жестких линий все больше, пока однажды Реджина не поняла: для утоления жажды мести ей недостаточно трав. В размолотых и сваренных вручную кофейных зернах крылось особое таинство, он будоражил каждый нерв, натягивая его до предела, а чай… В нем было что-то иное, пугающее, но от этого не менее желанное, пробуждавшее, как и одно прикосновение разбойника, спрятанную внутри Королевы женщину, ее уязвимость, беззащитность. Смирение с печальной участью. Для Робина Реджина оставалась неразрешимой загадкой, но это лишь еще больше пленило его с каждым ее новым словом, движением, вздохом. Такая близкая – достаточно протянуть руку, чтобы дотронуться до линии покатых плеч – и одновременно такая далекая, она сводила Локсли с ума. Правду говорили: Королеву можно было бояться или ненавидеть, но остаться к ней равнодушным не под силу никому. - Обними меня, - вдруг тихо попросила Реджина, и мужчине показалось, что он ослышался: так непривычно слышать просьбу от той, которая живет приказами и карой за их невыполнение. Осторожно поставив чашку на землю, Робин пододвинулся ближе, обвивая рукой гибкий стан и прижимая к себе трепещущее хрупкое тело, что уже через несколько секунд расслабилось в его объятьях. Короткие черные волосы щекотали шею стрелка, когда Реджина опустила голову ему на плечо, и сердце Гуда затопила нежность к властной колдунье с горящим взором – в Зачарованном Лесу, а сейчас просто ищущей любви и понимания женщине. Он ласково коснулся ее лба губами и притянул ближе к своей груди, где билось горячее, способное любить за двоих, сердце. Робин понимал, что Реджина сейчас не ответит на его чувства, но был готов пойти на все, чтобы однажды это случилось. Что-то подсказывало ему: Злая Королева умеет любить, как никто другой. Чай давно остыл, а они так и сидели, обнявшись и устремив взгляд на тлеющие угли костра. Второй шанс, наконец, нашел их, и в этот раз они его не упустят.