***
Когда вечерняя прохлада овевает его тело, благодаря бисеринкам пота становится хорошо настолько, что хочется неприлично стонать. Бэкхён расплывается в блаженной улыбке, расставляя руки в стороны, и пару раз кружится вокруг своей оси. - Воздух! Свежий воздух! - и смеётся, как ребёнок, вмиг разбивая в голове Чанёля первое впечатление о себе. - Ты красивый, когда ведёшь себя естественно. - Чанёль опирается о капот своей машины и улыбается. - Комплименты? Это твоя тактика? - Бэкхён кривится и фривольно шагает к авто. - Нет, просто решил сказать то, что подумал. Не воспринимай все мои действия как элемент спора. Кто знает, может, в конце я тоже в тебя влюблюсь?***
- Я думал ты завязал с этим, - незваный гость ногтями проводит по щетине на подбородке, создавая противно-шаркающий звук, и усмехается в ответ на уничтожающий взгляд. - Я тоже так думал, - Чанёль сжимает кулаки и устало смотрит на янтарную жидкость в чужом бокале, - не сдержался.***
Первое свидание с Чанёлем напоминает встречу интеллигентной и породистой собаки с маленькой, вечно тявкающей собачонкой типа пекинеса. Пак Чанёль лишь улыбается на весь яд своего парня и ведёт плечами, мол, ну, нервный, ничего не поделать. Бэкхён - в огромных размеров серой толстовке с глубоким капюшоном, в очках с чёрной оправой и не накрашенный - постоянно чихает и проклинает всё на чём свет стоит, трёт глаза и часто шмыгает носом. Выглядит несуразно и вообще-то отталкивающе, как и все больные люди, но Чанёль всего на секунду думает, что он милый без всей мишуры. - Да блядь, я же так все кишки вычихаю, - рычит после очередного захода чихания. – Когда там заказ принесут? – он нервно стучит ладошкой по столу. – И как хорошо, что ты не додумался потащить меня в парк, - морща нос, он делает глоток горячего чая и немного расслабляется, - напомни-ка, как тебя там зовут? - Чанёль, Пак Чанёль. Если бы я знал, что ты болен, я бы… - Но ты не знал, - огрызается Бён, он терпеть не может, когда указывают на его изъяны, тем более на больное состояние. – Слушай, не будь со мной таким вежливым и учтивым, окей? Если твоя цель - влюбить меня в себя, то будь плохим мальчиком, а не пресмыкающимся, - и снова чихает, смешно потряхивая ладонью перед носом. – Вчера в чёртов день моего рождения я перебрал и согласился на какой-то грёбаный спор, содержания которого толком и не помню, и теперь не могу трахаться нормально месяц, меня это бесит! И… - Не знал, что у тебя был день рождения. - Чанёль выгибает бровь, откладывая меню с горячими блюдами, а потом усмехается, потому что, перебив старшего, он заставил его зависнуть с озлобленным выражением лица. – Надо это отметить, что ты любишь? Парень напротив медленно откидывается на спинку стула, закрывает веки и делает три глубоких вдоха, а потом медленно выдыхает, скрещивая руки на груди. - Трахаться, - всё равно выходит озлобленно, - ты хорошо трахаешься? – он даже не стесняется того, что на них теперь смотрит вся кофейня. Ему вообще плевать. В этот момент подходит официантка, донельзя разочарованно смотрит на Чанёля, пряча какой-то листочек в карман, и угрюмо расставляет заказ. И Бёну жутко хочется усмехнуться в голос, как-нибудь испортить настроение девушки, но, кажется, Пак это считывает и подчиняющим взглядом воздействует на Бэкхёна, который вдруг хочет проглотить язык. А осознавая то, что какой-то незнакомец его так просто заткнул, злится ещё больше. - Никто не жаловался, - эта пошлая усмешка на сексуальных губах покрывает руки старшего мурашками, а мышцы живота сокращаются от поступления намёка на возбуждение. – Кроме секса у тебя никаких увлечений? Серьёзно? Обволакивая крыло курицы кисло-сладким соусом, Чанёль обхватывает его своими блядски привлекательными губами, и Бён мысленно стонет, осознавая, что хочет эти губы. Ещё одна пошловатая усмешка, свидетельствующая о том, что его заметили. Бэкхён демонстративно фыркает и отводит взгляд. - Может, поешь? Читаешь? Коллекционируешь что-нибудь? Выращиваешь цветы? Ну, должно же быть что-то. Может, катаешься на скейте, роликах, велике? – и опять взгляд, заставляющий подчиняться. - Лет пять назад я катался на велике… Чанёль цепляется за крохотную ниточку свежей информации и пытается вытянуть ещё, расспрашивая о том, как Бэкхён научился кататься, сколько у него было велосипедов и попадал ли он в аварии, и главное – почему он любил эту езду и старается игнорировать моменты, когда Бэкхён показывает свои зубки и колкий язычок. - Знаешь... - тот легко улыбается, вспоминая, каково это. Внутри тянет от тёплой ностальгии. – Когда я начинал крутить педали, я чувствовал, что свободен. Чувствовал сопротивление ветра, когда гнал так, что икры горели, это не сравнить ни с чем. Будто летишь. Оторванный от всех предрассудков и вечных нотаций родителей, ты просто мчишься, соревнуясь с ветром и обгоняя надоедливых насекомых, - внутри всё аж стянуло предвкушением и желанием прокатиться. Нельзя не улыбнуться, глядя на мягкое выражение лица ностальгирующего Бэкхёна, и не поставить себе плюсик - Чанёль смог заткнуть маленького верещащего щенка. - Я примерно представляю, - запивая съеденное колой, он улыбается. - А на мотоциклах катался? - Нет. - Бэкхён отчасти робко пожимает плечами. – Всегда хотел, но боялся, наверное. Да и не выходило никак, не такой уж я и хороший сын, чтобы мне мотоцикл дарили. - Ну, вот и решили, - усмехается Пак, откидывая грязную салфетку, которой он вытер губы от жира, на пустую тарелку. - Что решили? – Бэкхён снова зажигается гневом. - Пойдем кататься на мотоцикле, - он подмигивает и зовёт официантку. – Только нужно будет до меня дойти. Бэкхён всё ещё, насупившись, поджимает губы, но потом всё-таки согласно кивает. - Звучит неплохо, я надеюсь, ты умеешь ездить. Дорогу до Чанёля они преодолевают пешим ходом. Пак рассказывает о себе, пока Бэкхён то и дело проклинает весну, о том, что не учится сейчас, потому что учеба его порядком достала, и он на втором курсе забрал документы, о том, что живёт один, чтобы не мешаться под ногами у отца и его любовницы, о том, что первый свой мотоцикл выиграл на спор и что так и началась цепочка вечных споров. - И как часто ты проигрывал? – спрашивает Бэкхён с усмешкой, натягивая рукава толстовки на пальцы, которые начали неметь от жары, как от холода. - Это на самом деле даже грустно, но ни разу. Спорами я зарабатываю себе на жизнь и наживаю кучу врагов и проблем. И даже если я хотел проиграть некоторые споры, всё равно выигрывал. Это проклятье какое-то, - и пытается высмеять при помощи усмешки всю боль, что скопилась. А Бэкхёну впервые становится интересно. - Например? Ну, в каких спорах ты бы хотел проиграть? На улице уже девятый час, всё вокруг раскрашено в тёмно-синий с проблесками цветастых вывесок, автомобильных фар, сигналов светофоров и огонёчков в окнах жилых домов и офисов. Пахнет предстоящим дождём и выхлопными газами, прохладный воздух проникает под одежду, заставляя Бэкхёна сжиматься в размерах и передёргивать конечностями, избавляясь от подступающего озноба. Они останавливаются около проезжей части, ожидая. - Такие, где были замешаны чувства. - Чанёль невесело улыбается и вдруг смотрит вверх. – Сегодня такая близкая луна. - Чего встал? Пошли. - Бэкхён хватает Чанёля за руку и тянет на дорогу, осознает, что сделал, только тогда, когда чужие пальцы сплетаются с его в замок и не разрешают расцепиться. – То есть вот такие, как у меня с тобой? Зачем тогда спорить? - Да, у меня даже чувство дежавю… Это происходит в большинстве случаев независимо от моего желания, - подталкивая свернуть налево. - Думаешь, что выиграешь? – звучит насмешливо, различимо приправлено ядом. – Только вот ты не в моём вкусе. - Я никогда не уверен в своих победах, Бэкхён, исход спора зависит от тебя, - он щёлкает парня по лбу, получая в ответ шквал брани, капельку личного умиления и меняет тему. – Какую музыку ты любишь слушать? Бэкхён отмахивается от вопроса тем, что музыку слушает редко, но вообще всеяден, только вот младшего это не устраивает, и он начинает включать все любимые треки, ожидая вердикта своего как бы парня. - Что за допрос с пристрастием? –хмурится, вслушиваясь в очередную классную песню, когда они уже подходят к сектору с частными домами. - У нас есть месяц, считай, что это интенсивное знакомство. - Чанёль улыбается впервые так ярко, что у Бэкхёна начинает чуть выше сердца чесаться от восхищения. – Так, а как тебе Nirvana?.. Дом у Чанёля не такой, как себе нафантазировал Бэкхён, которого к вечеру, слава богу, аллергия отпустила – так всегда происходит, поэтому Бён помимо весны ненавидит ещё и утро. Он представлял себе двух, а может, и трехэтажный дом, выкрашенный в белый с голубыми вставками, большими окнами, но домик совсем обычный – одноэтажный и маленький, с обшарпанными временем стенами и крышей. Когда они разуваются в узком коридорчике, Чанёль сразу же подставляет Бэкхёну не белые, гостевые, а какие-то пушистые, с нарисованными котятками тапочки, и старший фыркает, на что Пак реагирует тут же, вслух замечая, что дома холодно, Бэкхён продрог, и он выделил ему самые тёплые и любимые тапки, так что пусть не выёживается. - А кровать у тебя скрипит? – Бэкхён прикрывает рот кулаком, сдерживая себя от смеха, и следует за Чанёлем в кухню. У него на уме один секс, и он абсолютно это не скрывает. - Ты мне так-то обещал дать всё то, что мне требуется. - У меня только футон, я не люблю эти мягкие кровати. И половицы вроде не сильно скрипят, - пожимая плечами, тот выбирает среди разношёрстных кружек одну для Бэкхёна, игнорируя тему секса. Тут тебе и круглые, и треугольной формы, и с крышками, и огромные, узкие, керамические и фарфоровые, разноцветные и прозрачные. Он выбирает пузатую и ставит перед парнем, заливая кипяток. – Ты не проголодался? - И не холодно спать на полу? – Бэкхён греет руки о кружку и раздувает белёсую дымку пара. - Я, вообще-то, думал, что ты богат. - В чём измеряется богатство? – Чанёль не хочет, но выходит с обжигающей насмешкой. – Мне уютно в этом доме, всё устраивает. Покупать новый мне неохота. А вообще, у меня в гараже стоят три мотоцикла, и один из них стоит двадцать шесть кусков американских долларов. - Тоже проспорили? – Чанёль коротко кивает. – Это не говорит о тебе, как о богаче. - Бэкхён обжигает язык и снова ругается, шипя проклятия. - И да, я хочу его увидеть. - На нём тебя и прокачу, только согрейся, - щёлкает старшего по носу, превращая Бэкхёна в озлобленного гремлина, обещающего уебать, если ещё раз такое повторится, и уходит в свою комнату, чтобы найти для него тёплую одежду, улыбаясь на возмущения парня. В начале мая вечером ещё прохладно, но на Бэкхёне чей-то свитер под толстовкой, и ему вроде бы хорошо и даже тепло. На небе, и правда, такая близкая и яркая луна, отсвечивающая ярко-жёлтым, что хочется потянуться за ней свой рукой. Чанёль выкатывает белый с синими вставками мотоцикл со значком BMW и, довольный собой, останавливается перед Бэкхёном. - Он же спортивный? – охает Бён, пальцами скользя по рулю. Он долго мечтал, но никак не решался, да и знакомых на байках у него не было. А сейчас по телу мандраж от неминуемого восторга и одного только представления о том, насколько сильно он будет задыхаться от порывов ветра и сколько адреналина получит в итоге. - Спортивный. - Пак надевает на голову Бэкхёна шлем, несмотря на то, что тот пытается увернуться. – Сегодня я тебя катаю, покажу все любимые места за городом, а потом я могу тебя научить ездить на нём, если хочешь. Бэкхён уже ничего не хочет говорить, его глаза горят, как у ребёнка, который получил любимую игрушку, он кивает и ждёт, когда Чанёль усядется, чтобы ухватиться за его талию. - Скорость – мой кислород, Бэк, - он сам прячет голову в шлем, - я надеюсь, что и твой. Но если вдруг станет не по себе, стучи, - указывая на грудь, - окей? - Поехали уже! Рычание мотора поднимает уровень предвкушения до условно предельного, Бэкхён сильнее вцепляется в кожу чужой ветровки и хочет сразу же кричать, потому что вот оно - сопротивление ветра и бурлящая кровь, вот оно - чувство свободы и лёгкости. Бён начинает смеяться, а Пак всё ускоряется и ускоряется до тех пор, пока Бэкхён не начинает слышать лишь глухое биение своего сердца и жажду ехать быстрее и дольше. Чанёль вывозит Бэкхёна к мосту и слушает его восторженные выкрики о том, насколько это круто, просто нереально, и чисто на эмоциях притягивает младшего к себе за шею и целует, касается губами паковских губ, о которых мечтал весь прошлый вечер, но уже думает лишь о том, как отблагодарить за эти нереальные чувства свободы и эйфории. И это странно, Бэкхён ожидает какой-либо усмешки и фразы вроде «1:0 в мою пользу», а вместо этого смотрящий в открытые глаза Чанёль тепло улыбается и стискивает старшего в объятиях. Они ездят тут и там, Чанёль вывозит Бэкхёна какими-то кривыми тропинками к маленькому озерцу, что скрыто зарослями деревьев, говоря, чисто по секрету, что это место любит всякая нечисть, а потом увозит к океану, показывает пару закусочных; на каждой остановке делится воспоминаниями и фактами из своей жизни, но уже не вытягивает ничего из Бэкхёна. Это только первый день, а тот уже растаявший и счастливый.***
Их майские встречи проходят не каждый день, и Бэкхёну мало. Он не думает о споре, он не думает о чувствах, он уверен, что их нет. Просто Чанёль именно тот друг, который стирает его ненависть к весне какими-то яркими моментами. И да, он продолжает язвить и отзываться сарказмом и усмешками на всё, что ему не по душе, но это вовсе не говорит о том, что ему неприятно рядом с Паком. Это, наверное, дело привычки и самозащиты уже. Их отношения нельзя назвать любовными, потому что кроме того поцелуя на мосту между ними ничего не было. Один раз опьяненный алкоголем и желанием Бэкхён пытался соблазнить и трахнуться с Чанёлем, но тот всё умело прервал, объяснив, что рано. Для чего рано и почему, Бэкхён не понял, но больше не лез. В принципе, такой надобности не было - Чанёль давал ему многое, и секс уходил из первых строчек списка приоритетов. На прошлой неделе Чанёль наконец-то закончил объяснять нервному и истеричному Бэкхёну правила управления его мотоциклами и разрешил проехать стометровку, а полный парный заезд пообещал в двадцатых числах мая. Помимо того, что они вечно обсуждали адреналиновую езду на байках, Чанёль время от времени интересовался жизнью Бэкхёна, а Бэкхён в свою очередь также пытался узнать что-то о самом Чанёле, не забывая демонстрировать свой ершистый характер и отборное чутье на нужные слова. А ещё однажды старший сказал, что время от времени пишет песни. Пак пообещал, что подберёт под них классные минусы. Для Бэкхёна это было в новинку, почти трехнедельные отношения и полное отсутствие секса. Наверное, именно поэтому он забыл обо всем, считая Чанёля просто другом. Они дурачились, гоняли, вечно ржали и обсуждали темы, что иногда тревожили того или другого. Май – это преддверие лета, это сочная зелень и счастливое предвкушение. Конец мая – это сказочно сладкие и вишневые на вкус губы из-за съеденного десерта, большие ладони под футболкой и аромат свежескошенной травы. Тогда, двадцать седьмого, кажется, Чанёль первым проявил инициативу и, не успев дожевать пирог с пряной вишней, поцеловал Бэкхёна, сразу же укладывая того на колкую траву. А у Бэкхёна будто все звенья в цепи порвались, и он принялся ублажать губы, о которых долго, правда, украдкой мечтал, которые снились ему чуть ли не каждую ночь, просто он успешно об этом забывал. Они лежали за домом Чанёля и просто ели на свежем воздухе, а потом кое-как друг друга остановили, чтобы перебраться в дом, потому что соседка, кажется, схватила камеру. Бэкхён знал, что такое любовь. Это тяжесть и бремя, это постоянное беспокойство и время, когда нервы лопаются из-за пустяков, это когда у тебя крыша едет от одного присутствия или даже голоса любимого человека. Поэтому он точно уверен, что не любит Чанёля. Он не любит Чанёля, пока зарывается тонкими пальцами в густые, шоколадного цвета пряди, и не постанывает в приоткрытые чужие губы, пока горячие ладони, что накрывают его лопатки, не укладывают его на прохладный футон. Он не любит Чанёля, когда тот сцеловывает все капельки пота на напряженном теле и не кусает соски, не играется с мышцами живота, щекоча языком пупок. И когда тот ласкает его член и подготавливает к сексу так, что изо рта сыплются только стоны и маты, слюна становится настолько вязкой, что не сглотнуть, он его тоже не любит. И когда в порыве страсти совершенно случайно, перед тем как кончить с Чанёлем впервые, шепчет «люблю», он тоже его не любит. Однако Чанёлю достаточно одного «люблю», для того чтобы завершить их спор, и неважно, как оно было брошено. Для Пак Чанёля нет ничего важнее спора. Уговор есть уговор. Ну и что, что в этот раз он не хотел выигрывать? Просто закон подлости всегда на его стороне. Когда Чанёль наутро говорит Бэкхёну, что тот проиграл, и указывает на дверь, напоминая, что отныне Бён не может с ним разговаривать, старший хочет возразить – он, чёрт бы его побрал, не любит этого ушастого мудака, но какая-то обида душит всё сопротивление. Он, ухмыляясь, начинает собираться, оставляет небольшое послание на зелёном стикере и уходит, не прощаясь. Май – это непередаваемые эмоции и чувство полета. Май - это езда на мотоцикле и мысли обо всем, кроме того, что не касается Пак Чанёля. Май - это осознание всех мрачных чувств, заложенных в слово «предательство». Май - это конец весны, конец бёновского весеннего невезения, последний месяц, когда он повёлся на всякую бурду типа любви.***
- Хэй, да ты выпил больше меня! - его снова никто не звал, и его старчески сиплый смех раздражает. – Что, опять мимо? – В комнате слышен щелчок откупоренной пробки шампанского. – Ты уж прости, что так вышло. Просто тогда ты меня реально достал. - Съебись, а? – Чанёль осушает за один раз полбутылки пива и прикрывает уставшие глаза. - Да ладно, на этот раз так серьёзно? – он присвистывает. – И что делать будешь? - А я разве могу что-то? – шипит, расфокусированным взглядом обыскивая комнату в поисках еще одной бутылки пива. – Благодаря тебе, я ничего не могу. Старик с усмешкой присасывается к вину, успев пробубнить: «прости уж», а Чанёль закрывает лицо ладонями, сдерживая таким образом бушующую бурю внутри.***
Бэкхён смотрит на первое июня и думает, что надо бы начать ненавидеть лето, а то нечестно как-то, что только весна страдает. Чем дальше по календарю от двадцать седьмого, чем дольше времени Бэкхён не видится с Чанёлем, тем серьёзнее он осознает, как сильно нуждается в нём. Тот просто-напросто поселился в его голове и никак не желал оттуда уходить. Весь месяц они только общались, но тот уже подарил настолько мощные и яркие воспоминания, что Бэкхён точно до смерти будет о нём думать. Личный май в лице Чанёля наполнил собой всё: от любимого чая, пеших прогулок и зашкаливающего адреналина до весенней аллергии, музыки и непреодолимого желания трахаться. О чём бы ни подумал сейчас Бэкхён, в его голове всплывает образ Чанёля: озеро, улица, трава, пикник, луна… - всё, просто всё! Тактично и довольно хитро Чанёль сыграл свою роль в этом споре, а это настолько больно, что Бэкхён пробует самые горькие слёзы, что неприятно заплывают в уши, заглушая весь мир, и слишком сильно смачивают подушку, уходит в мощнейший запой, а ещё в себя. Бэкхён сильно обижен, если честно, и теперь не выходит из дома. Его не интересует абсолютно ничего, а лето постепенно входит в список того, что он всё-таки ненавидит. Чёрт, а настоящая любовь, она, наверняка, должна быть лёгкой, да? Практически эфемерной, такой, будто касается тебя кончиками пальцев, пробуждая все нервишки и эмоциональные каналы. Такой невесомой, что летать хочется. Такой светлой и теплой, прямо как Бэкхён чувствовал к Чанёлю, путая это с дружбой.***
Лёжа на диване с рукой, запущенной в трусы скорее от скуки, и потягивая энную бутылку пива, Бэкхён смотрит «Форсаж» и грустно улыбается воспоминаниям, отчего вскоре становится скользко и больно на душе, и пиво разбивается о стену, жёлтой кляксой расплываясь по белым с чёрными узорами обоям. - Заебало, - констатирует итог того, что творится в его жизни. Сколько уже можно влюбляться? Сколько можно вестись на поводу у своего шального сердца и бежать стремглав за ангельскими кудряшками, сексуально длинными пальцами или губами, а потом оставаться одному, потому что что-то упустил, где-то недоглядел, профукал, и убиваться, нажираться и чувствовать невыносимую жалость к себе, начиная ненавидеть. Самое смешное - это спор. Грёбаный спор, о котором он почему-то забыл. Как эта серьёзная деталь могла так легко вылететь из его головы? Как какой-то ушастый мудак со спортивным мотоциклом и охуенно сексуальными губами смог растопить всё упрямство и весь цинизм, чувство превосходства? Бэкхён долго вспоминает каждый день, проведённый с Чанёлем, тщательно анализирует и не может найти фальшь, не может усомниться в тех поцелуях и редких комплиментах, вспоминая правдиво-тёмные омуты глаз. А потом он вспоминает о разговоре с Чанёлем о спорах и о том, что тот никогда не мог нарушить их условия, что это будто бы проклятье. Бэкхёну немного жутко, совсем недавно он смотрел какие-то паранормальные ужасы, но он вспоминает эти усмиряющие взгляды и то, как быстро его, строптивого, приручили, поэтому уже начинает искать телефон, веря даже в существование Волан-де-Морта. «Это ведь не разговоры? Это переписка, так ведь можно, да?» Он ждет ответа целых две минуты, за это время успел испсиховаться, но ответное сообщение от Чанёля не приходит. «Эй, скажи мне, ты бы хотел, проиграть в нашем споре?» «Хотел бы», - щелкает входящее сразу же. «Но его уже не обойти, мудак, у меня правда к тебе что-то есть. Ты хитрый подонок, хех.» «Сам не знаю, как такое вышло. И у меня.» «Эти споры... Можно как-то замкнуть цепочку?» «Наверное.» «Тогда давай заключим ещё один спор? Если я найду тебя за два часа и поцелую, то ты больше не сможешь спорить с любимым человеком, и я смогу с тобой разговаривать. Ну?» - Бэкхён чувствует мурашки отвращения и порицания, потому что сообщение звучит как-то ванильно, подсознание делает глубокий фейспалм, но ответа ждёт с нетерпением. «Спорим.» И никаких условных знаков, что Чанёлю это правда нужно, что он рад предложению старшего, никаких смайлов и скобочек, ничего. Бэкхён даже захотел разбить телефон, когда подумал, что, возможно, Пак не может жить без споров и уже чисто по привычке на них соглашается. Обида стала жечь сильнее, но счётчик со 120-ю минутами запустился, время пошло, поэтому Бэкхён поспешил в душ - смыть с себя застойную грязь депрессивных дней.***
Нет ничего проще, чем вбить номер телефона одного своего знакомого в программу по поиску и найти его местоположение, но Бён Бэкхён простых путей не ищет, просто забывает о существовании локатора и, вообще, забывает телефон дома, выбегая из квартиры. Что он знал о Чанеле? Знал, что тот любит спорить и уже, казалось бы, вечность гоняет на мотоцикле. Он любит тишину, любит лежать на берегу того озерца, рассматривая небо, любит удобные вещи и музыку. Ещё он говорил, что любит в Бэкхёне всё, правда, это было в тот злостный вечер, - и губы, и глаза, и улыбку, шею и редкие родинки, его голос и стоны, но это мало помогает Бёну в определении примерного местоположения Пак Чанёля, лишь раззадоривает злость. Два часа в нереально огромном Сеуле - капля в море, попробуй найди. Люди-муравьи спешат туда-сюда, мешая Бэкхёну нормально передвигаться, смотрят на него удивленно, потому что он нарушает их системные действия, и продолжают зарывать себя, пока Бён направляется в первую точку плана поиска. Как-то раз Чанёль затащил его в игровые автоматы, туда парень и помчался - мало ли. Внутри его ждали звенящие и поющие автоматы, крики игроков, куча детей и подростков и... абсолютное отсутствие Пак Чанёля, а прошло уже 45 минут. Он залетает в кофейню, что напоминает о первом свидании – пусто, а после бежит в бар, где они встретились. Часы беззвучно тянут цифры вверх, Бэкхён уже задыхается от бега. Что, если он не успеет? Снова останется один? Чёрт, да ему мало одного месяца, потерять Чанёля вот так быстро - это даже хуже, нежели провстречаться злосчастных полгода с одним из китайцев. Это ничтожно мало. Нужно ещё, ещё больше времени. Пусть будет больно, больно будет всё равно, но чуть позже. Лучше поздно, чем никогда. В баре удивительно много народа, приглушённый свет мешает найти нужного человека, а времени ещё от силы полчаса. Бэкхён одёргивает за рукав каждого высокого парня и шепчет «Чанёль» запыхавшимся голосом. Пробежав два круга, Бэкхён теряет всякую надежду. Возможно, Чанёль всё это время был дома, но пятнадцати минут недостаточно, чтобы добраться до места. - Ром с колой, - обречённо выдыхает, устраиваясь на барном стуле. Холодный и сладкий напиток мягко оседает на дне желудка, обдавая теплом всё тело, Бэкхён даже пытается успокоиться и не орать мысленно матами. Правда, удаётся слабо. Он не успел, нет ничего хуже, чем опоздать. Он вдруг вспоминает Лухана и его слова о любви, и Криса, что, несмотря на характер отношений, умудрился влюбить в себя, а потом и Чанёля, что был кем-то идеальным - золотая середина между этими двумя до него. Март, апрель и май. Почему именно весной Бэкхён всегда встречал кого-то настолько хорошего собой как внешне, так и внутренне? Проклятая весна, неужели нельзя просто оставить его в покое? Не нужна ему эта любовь, как и аллергия, зачем же эта кудесница подкидывает ему новые пассии, новые объекты для любви, или она так мстит за ненависть к её чуткой персоне? Всё становится настолько болезненным, что хочется забыться, и Бён заказывает себе мощные шоты один за другим, и за десять минут умудряется перебрать. Бэкхён сканирует мутным взглядом часы, висящие на стене, и чувствует, как внутри что-то обрывается раз за разом, когда минутная стрелка идёт вперёд. И, конечно, он не слышит, как кто-то садится рядом и заказывает бутылку тёмного пива, он просто отсчитывает секунды. И надеется на что-то, продолжает верить и придумывать возможные выходы: может быть, получится ещё разок поспорить? Бэкхён удручённо утыкается головой в сложенные руки и наконец-то отводит взгляд - последняя минута, нет смысла смотреть на это. И только потом он видит рядом сидящего Чанёля, который делает вид, что не замечает старшего, смотря на те же часы. - О, - он резко поднимает голову. - Чанёль? - тот поворачивается, про себя просчитывая 35-тую секунду. - Я нашёл тебя, - когда младший кивает, Бён хочет сорваться и обнять Чанёля, потому что он нереально соскучился, но все ведь помнят о том, насколько удачливый Бён Бэкхён? Он чихает и проваливается ногой за черту перекладины на барном стуле и слетает на пол, чудом успев выставить руки вперёд и не впечататься носом в пол. Чанёль просто не успевает среагировать и сначала спрашивает у парня, в порядке ли он, и когда тот бурчит что-то положительное, начинает смеяться, гоготать на весь бар, помогая подняться своему, вроде как, парню на ноги. Бэкхён тоже заходится смехом, и они не могут остановиться даже через минуту. Животы, кажется, скоро лопнут от напряжения, а парни мелкими шажками идут к выходу, то и дело взрываясь от смеха. - Видел бы ты свою рожу! - и Бэкхёну не обидно, лишь смешно настолько, что, кажется, у него появится пресс. Когда они оказываются на свежем воздухе, оба пытаются перевести дыхание и дышать спокойно, ровно, но одного взгляда друг на друга хватает, чтобы преклонить колени перед асфальтом. Проходящие люди смотрят как на идиотов, а им пофиг, они идиоты и есть. Чанёль помогает подняться Бэкхёну, и тот сразу же жмётся к его груди. - Я скучал... Мне так тебя не хватало эту неделю, - тихим шёпотом, сильнее впиваясь пальцами в чужую спину. - Всего неделю... Зачем? Влюбил ведь... - он поднимает взгляд и надеется увидеть там ответные чувства, и Пак зачем-то положительно кивает, будто прочёл эти мысли. - Сам влюбился, меня ни в чём не обвиняй. - Чанёль улыбается, целуя старшего в висок. - Во всех спорах такого плана всегда ясен исход. Я никогда не прилагал усилий, в меня просто влюблялись, потому что думали часто о том, что не должны, - он щёлкает Бэкхёна по носу. Тот морщится и хочет заорать, что сейчас кому-то будет плохо, но ему вдруг становится странно хорошо от этого привычного паковского жеста, и он смолкает. – Чаще всего это тупое и великое внушение. - Ты обещал мне показать, что такое любовь, - фыркает Бэкхён пытаясь отстраниться, но Чанёль крепко его держит, однако развернуться спиной к нему в кольце его рук оказывается возможным. - А ты не понял? - Чанёль кладёт свою ладонь чуть ниже ключиц. - Вот тут. Такая тёплая лёгкость и счастье, - он шепчет, прижимая к себе свободной рукой, и Бён чувствует то, о чём он говорит. - Мир кажется теперь без этого чувства серым? Иногда отсюда посылается такой болезненный мандраж… Это и есть любовь, - хмыкает, целуя время от времени брыкающегося Бэкхёна, который уже хочет забыть обо всех спорах. Внушение, значит? А потом он резко обмякает в чужих объятиях, смотря в одну точку впереди себя. - С-сколько времени? – Чанёль называет цифры, обозначающие окончание спора, и Бэкхёна начинает потряхивать. - Что такое? – мурлычет на ухо Чанёль, обеспокоенный состоянием парня. - Я должен был тебя поцеловать, - голос безжизненно-пустой, - но я ёбнулся с этого стула… - Зато ты почти поцеловался с полом. - Чанёль начинает снова смеяться, а Бён злится. – Эй, суть всего этого была в том, чтобы ты поборолся, - разворачивает к себе, обхватывая лицо ладонями. – Ты хотел знать, что такое любовь? Так вот она. Это любовь, потому что ты нашел силу обойти свою обиду и чувство предательства и побороться. Пак видит, как медленно доходит до Бэкхёна всё сказанное, по тёмным глазам, что с каждой долей секунды все больше сияют радостью. И они целуются. Бэкхён хочет поцеловать первым, но застывает на месте, думая о том, что ему нужна инициатива со стороны Чанёля. Тот легко наклоняется вниз, не скрывая довольной улыбки, и выдыхает ему в губы, касается и снова тянет уголки. Кончик языка обводит контур идеальных, по мнению Чанёля, губ раздражающе медленно, Бэкхёна это нервирует, и он сжимает пальцами бока Пака. Короткая усмешка, и язык проходит по ряду ровных зубов и тянется к нёбу - Чанёль любит дразнить старшего, но тот не выдерживает, слегка прикусывает наглый, медлительный язык, и страстно впивается в чужие губы, успев промычать "мудак". Они целуются словно в первый и последний раз, долго и местами смазано, целуются страстно, дико, делятся своими чувствами, и светлыми, и тёмными, разделяют свою любовь в поцелуе. - Ну, вот и всё, - кто-то рядом хлопает в ладони и Бэкхён заторможено, из-за выпитого алкоголя, поворачивается на звук и видит какого-то обросшего пьянчужку. – Думаю, урок усвоили оба. Ай да я, ай да молодец! Одним выстрелом двух зайцев! – Чанёль чуть хмурится и прижимает к себе старшего, а Бэкхён пытается понять, что происходит, пока незнакомец делает паузу в речи, чтобы сделать несколько глотков абсента. – Не благодарите, это все-таки моя работа, - он щелкает пальцами и, кажется, растворяется в воздухе, оставляя Бэкхёна глупо хлопать ресницами и вопросительно смотреть на Чанёля, тот хотя бы выглядит понимающим. Правда Чанёлю сейчас не хочется, ему хочется снова прижаться к тёплым с привкусом колы губам и увезти Бэкхёна подальше от злосчастного бара, лучше домой на прохладный футон и провести с ним ночь, объясняя всё пытливому уму. Чуть позже, под покровом ночи, Чанёль расскажет о том, как в него раз за разом влюблялись хорошие люди, и как он им отказывал, считая, что до любви он пока не дорос. И как однажды во сне ему приснился какой-то пьянчужка, обросший щетиной, и долго ругался на то, что Чанёля его стрелы не берут, а он, типа, купидон и за любовь-матушку. И что Пак либо начинает с кем-то встречаться, либо он вообще больше может не рассчитывать на взаимные чувства, потому что со всеми предназначенными ему людьми ему придется заключать споры с условием, что его партнёр в случае проигрыша должен будет уйти. И всегда выигрывать, ведь это просто так заложено. А все споры заранее выигрышные, и только если проигравший придумает способ обойти проигранный спор, то цепочка может прерваться – вот об этом тот приснившийся ему тип не сказал, но Чанёль догадался, благодаря его редким визитам. Чуть позже, прижимая к себе насупившегося Бэкхёна, Чанёль расскажет, как влюблялся раз за разом, потому что когда у тебя отнимают какую-то возможность, ты думаешь о том, что хочешь вернуть её, потому что теперь выбора нет и невероятно хочется именно ту вещь, что у тебя отняли. И раз за разом он выигрывал споры, болезненно переносил каждое расставание, а чуть позже додумался и при помощи споров начал зарабатывать. И Чанёль расскажет, пока будет покрывать короткими поцелуями нежную кожу парня, что, вообще-то, после последнего такого любовного спора он зарёкся не спорить на чувства, просто Бэкхён, который появлялся в его любимом баре каждый вечер на протяжении полутора лет, пленил его, а в последнее время совсем с катушек съехал, окручивая только натуралов, споенных алкоголем чуть ли не в хлам. Чанёль просто наблюдал, а потом не смог не вмешаться. А когда Бэкхён будет ругаться и пытаться отстраниться, потому что: «ты мог мне все рассказать или намекнуть, мудак», Чанёль лишь смеялся и прижимал крепче, касался все желаннее, потому что теперь он от него никуда не денется. В этом споре на бёновский день рождения на кону стоял последний шанс Чанёля, месяц май и весна для Бэкхёна, и любовь, сильная и простая, но такая сложная любовь, которая в итоге всё равно поселилась чуть выше их сердец, именно туда, где она и живет.