Единственная

Он мог получить любую девчонку в лагере, но почему-то смотрел только на неё. Она тогда была совсем иная, не такая как он и не такая как сейчас. Она маленькая Мисс Всезнайка, Мадмуазель Рассудительность, с которой у него нет ничего общего, ведь он всего лишь уборщик Блейк, и останется им навсегда. В глубине души, в темном уголке, куда даже он сам не заглядывал, таится страх — вдруг кто-то ткнет в него пальцем и крикнет: «Это ведь всего лишь уборщик! Зачем нам слушать его? Эй, уборщик, иди помой толчок!». Беллами знал, что он уже не тот, но ещё он знал, что на Ковчеге они с Кларк, вероятно, даже не глядели бы друг на друга. Но здесь, на Земле, всё по-другому, тут все равны. И Блейк может взять, что хочет по праву сильного, кроме неё. Потому что теперь Кларк их лидер, их опора, Железный Канцлер. Он рядом с ней как её первый заместитель, но она ни за что не позволила бы ему стать ещё чуточку ближе, потому что он прекрасно понимает - Кларк закрыла своё сердце. В этом новом обществе у лидера не может быть ни слабостей, ни сомнений, а значит, она всегда одна, ведь вся ответственность лежит на её плечах. С момента приземления прошло уже полтора года, маленький «клан» окреп, и землянам пришлось потесниться. Кусок за куском отвоевали они свою территорию, в центре которой выросла крепость с высокими стенами и бдительной охраной, называемая просто Джаха. А Кларк, при поддержке Совета, управляет общиной «Небесных людей». А ему тяжко смотреть, как она взваливает на себя всё больше и больше. И иногда совсем невмоготу глядеть, как она тянет из себя последние жилы, не спит, не ест, лишь иногда застывает, устремив пустой взгляд в стену. Кларк отгородилась ото всех ледяной стеной, словно стараясь искупить все грехи, не только свои, но и чужие. Холодный ветер пробежал по ногам и зашумел в деревьях, будто напоминая, что лето заканчивается. Среди тёмно-зелёных елей проглядывали красно-жёлтые пятна. Тишина стояла такая, что можно было подумать, будто ты один в этом мире, и лишь иногда её нарушали резкие внезапные крики неизвестных птиц, которых Беллами не видел даже в книгах (возможно, они просто мутировали из-за радиации), или шаги крадущейся мимо испуганной лисы. Он уже несколько минут неподвижно стоял, наблюдая за озабоченным, упорядоченным движением муравьев, стремящихся в свой хвойный «замок» под большим дубом. Они тоже готовятся в зиме, и даже сейчас у них гораздо больше шансов выжить, чем у поселенцев. Время не прошло даром, и они приспособились к жизни на Земле, но говорить, что маленькая колония в полной безопасности, глупо. Беллами глубоко вдохнул свежий, напоенный лесными ароматами воздух. На космической станции даже кислород казался искусственным, а в крепости уже поселился, крепко въелся во всё вокруг человеческий дух. Иногда его просто мутило от этого запаха и от людей, потому он сбегал в лес, чтобы снова наполниться энергией нетронутой природы. Позади хрустнула ветка, Блейк мельком обернулся. Сердце чуть замедлилось, а потом забилось быстрее прежнего. — Как ты меня нашла, Кларк? — Откуда ты узнал, что это я? — удивилась она, останавливаясь тут же — на пригорке, обильно залитом солнечным светом. — Узнал по шагам, — зачем-то соврал он, оборачиваясь и стирая улыбку с лица. — Так как ты нашла меня? — Увидела, как ты уходишь, и проследила. Тебе не стоит покидать Джаху одному. Пусть союз с местными и заключен, но в их мирных намерениях всё равно есть сомнения. Они с радостью сцапают первого помощника. Нападений не было уже давно, но это не значит, что стоит ослабить бдительность. — Беспокоишься обо мне? — усмехнулся Бел. Кажется, Кларк не улыбалась вот уже целый год, вот и сейчас она одарила его спокойным, прохладным взглядом: — Я беспокоюсь обо всех своих людях. Мы лучше вооружены и дисциплинированы, но нас слишком мало. Каждый человек на счету. — Зачем ты всё это говоришь? Я знаком с ситуацией не хуже тебя. Кларк чуть прищурилась. — Просто напоминаю, если у тебя вдруг приступ слабоумия. А мне кажется, что именно так, раз ты вышел за стены в одиночестве. Двое охранников. Всегда. Это правило. Правила одни для всех, даже для такого крутого парня как ты, Блейк. От её тона ему сделалось холодно, Беллами с трудом её узнавал. Куда же делась Кларк, которая доверчиво обнимала его при встрече? Он досадливо махнул рукой и в два шага спустился в низину к блестящему звенящему ручейку. Прозрачные струи защекотали пальцы, когда Беллами опустил ладонь в воду. — Я серьезно, Беллами. — Расслабься, здесь нет никого из города, кроме меня, и тебе не нужно изображать командиршу. Мисс Суровость. — Я никого не изображаю, а ты мой заместитель, так прекрати быть таким легкомысленным, — раздраженно парировала Кларк, стоя над ним, скрестив руки на груди, как полицейский. Её насупленные брови в этой ситуации выглядели до того нелепо, что Беллами невольно фыркнул, за что и получил увесистый пинок. Вода в ручье оказалась не очень гостеприимной. — Вытащи палку из задницы, Гриффин! — сидя в ледяной воде, посоветовал он. — Легче будет жить. — Заткнись, Блейк, — её глаза метали молнии, губы, четко выделяющиеся на бледном лице, сжались в полоску, будто Кларк еле удерживала рвущиеся наружу резкие слова. Наконец-то, достал её. — Успокойся, принцесса, — конечно, она давно доказала, что не белоручка, не изнеженная девочка, а настоящий боец, но как же ему нравится её дразнить. Глаза девушки сузились, как у готовой напасть кошки, и Беллами, поддавшись внезапному порыву, качнулся вперед, касаясь губами её губ. Путь это длилось всего секунду, но он успел почувствовать её свежий, земляничный вкус, будто Кларк недавно наелась ягод. Блейк никогда не ел настоящих ягод, только замороженные заменители, что иногда давали детям на Ковчеге, но ему казалось: настоящая земляника пахла бы именно так. Кларк оттолкнула его и пораженно выдохнула: — Беллами, — глаза её округлились настолько, что даже страшно стало: вдруг вывалятся. - Что? Что ты делаешь?! — А на что похоже? — На то, что ты сошел с ума! Зачем ты меня поцеловал? — Не бойся, красотка, я не заразный, — Беллами разозлился из-за её реакции. Он же знал, что она тоже неравнодушна, знал, как если бы она сотню раз произнесла это вслух. Так почему теперь нужно изображать непонимание. — Черт побери, Кларк! Побудь человеком хоть пять минут! — Что ты несёшь?! — вопли разносились по полянке, нарушая спокойствие леса. — Перестань прятаться за ролью лидера и вспомни, наконец, что ты тоже человек! Почему ты не можешь отпустить своё прошлое? — он придвинулся к ней так близко, что без труда разглядел все жёлтые крапинки на радужках глаз и прошипел почти на ухо. — Неужели ты всё ещё думаешь о Финне? Ночами лежа в постели, когда твоё тело требует ласки, о чём ты думаешь, что за желания тебя одолевают? Твоя рука невольно скользит между бедер… — Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о Финне, ни тем более о моих желаниях, — прошипела Кларк, краснея от шеи до корней волос, и оттолкнула Беллами. Краска разлилась по груди неровными пятнами. Надо же, удивился он, когда же она так краснела в последний раз. — Тебе должно быть стыдно, Блейк! Будто ты не знаешь, чего стоила мне смерть Финна. — Это агония, да? Ты лелеешь её, пестуешь внутри себя, не позволяя открытым ранам затянуться. Что тебе это даёт? Держишь себя в тонусе? Гнев и вина помогают тебе?! — он чувствовал странное удовольствие, причиняя ей боль, которую сам чувствовал изо дня в день. Будто раскалённым ножом вскрывал гнойники. Кларк издала вопль, похожий на рык, и кинулась на Блейка. Острый кулачок успел оставить небольшой синяк на плече прежде, чем удалось скрутить её и прижать к себе так крепко, что Кларк не могла пошевелиться. Она прижалась лбом к его груди, её плечи сотрясались от рыданий. — Ты ничего не понимаешь, Беллами Блейк, ты ничего не понимаешь! — скулила она, комкая в пальцах ткань его футболки. — Ничего! И никто не понимает. Не думай, что знаешь меня. Ты просто бесчувственное бревно. Ты думаешь, я жестокая, да? Думаешь, мне это нравится… думаешь, я не хотела бы забыть? А лучше бы вообще ничего этого не было. Я не просилась в лидеры и вовсе не хотела быть ответственной за всё на свете. Ты думаешь, что власть меня прельщает? Не нужно так думать обо мне, Беллами. Нет… не нужно… Только не ты. Я не такая! — Тогда какая ты? — её слезы причиняли боль и ему, и теперь Беллами жалел о своих жестоких словах. — Что с тобой происходит? Она подняла лицо, кончик носа покраснел от слёз и забавно вздрагивал. — Я… не была готова к такому. Всё это — самоубийственная миссия. Слишком тяжело, и я чувствую себя тепличным цветочком, который вынесли в лес и бросили, забыли о нем. Почему все эти «взрослые» взвалили ответственность на меня? Разве я просила об этом? Почему после горы Везер никто и не подумал забрать у меня полномочия? Все эти взрослые, организованные люди, которые управляли «Ковчегом», здесь на Земле ведут себя как растерянные дети. Чего они ждут от меня? Может, я им вовсе не нужна? — Кларк… — Я так устала, Бел… — руки девушки обвили его шею, и Беллами хотелось бы никогда не выпускать ее из объятий, чтобы всегда защищать её. Ему бы ещё хоть раз почувствовать вкус земляники на своих губах. И не зная, что сказать, он медленно наклонился к ней. Она не сопротивлялась. Поцелуй был с солоноватым привкусом её слёз. Блейк с удивлением и радостью почувствовал, как она сама потянулась к нему, отвечая горячо и страстно. Даже слишком настойчиво, потому что через секунду они повалились на мягкий упругий мох. Он пытался заставить себя остановиться. Нельзя пользоваться её слабостью и усталостью. Но он не мог: так сладко было целовать её, чувствовать, как шею щекочут её волосы, ласкать её белую, как молоко, кожу. Но вдруг она замерла и напряглась, когда Беллами просунул руку ей под футболку. — Что? — он против воли застыл. — Я… — она отодвинулась и оправила одежду, — я не могу, Беллами. Я не могу. Ты же знаешь… я не могу. У Кларк сделалось очень виноватое выражение лица, но в глазах отражалась непреклонность. Она поспешно поднялась и зашагала в сторону крепости. Беллами оказался на ногах быстрее, чем подумал об этом. — Постой, — он вновь словил её руку, — Кларк. Адреналин ещё бегал по венам, и он чувствовал странную лёгкость и бесшабашную смелость, может быть, именно это заставило сказать: — Для меня ты… единственная. Останься со мной. Кларк посмотрела изумленно, без гнева. — Единственная, кто бесит меня так сильно, кто каждый день доводит меня до белого каления. Единственная, кто сводит меня с ума своими поучениями, своим морализмом, своей принципиальностью. Это выводит из себя. Ты единственная, кого мне хочется придушить каждый день. И всё же, Кларк, ты единственная, на кого я всегда оглядываюсь. Ты моя совесть, моя человечность, и я не представляю, как жить без тебя. И не представляю, кем бы я был без тебя. Я знаю, какая ты сильная, смелая, и это восхищает меня. И ты… дала мне прощение, ты единственная, кто разглядел во мне что-то ещё. — Бел… — она сжала его руку на секунду, а потом выпустила. — Не говори так, теперь мне ещё сложнее уйти. Я давно перестала быть оплотом честности и порядочности. Это, скорее, ты надел ангельские крылья, оставив мне рога и копыта. — Неправда. Ты жертвовала всем, даже собой, ради нас. Уж мне ли не знать, — Беллами осторожно заправил её светлую прядь за ухо. — Не надо, — Кларк оттолкнула его руку. — Никогда больше так не делай. Её близость сводила его с ума. Они уже давным-давно не были наедине и здесь, посреди леса, словно вернулись в прошлое, когда не было всех этих условностей, трудностей. И Блейку так сложно было себя контролировать, когда она прямо перед ним, стоило только протянуть руку. Кларк отступила и повернулась, чтобы уйти, и он, повинуясь лишь инстинкту, дернул её к себе. Она забилась в его объятиях, словно мотылек в ладони. — Пусти меня! Немедленно! Ты нарушаешь субординацию, не вынуждай меня применять наказание! Я велела тебе отпустить меня! — Заткнись! Дай мне побыть мужиком хоть две секунды! — грубо встряхнув за плечи, Беллами заглянул ей лицо. — Разве ты не знаешь, что чувствую к тебе? Не притворяйся, будто не знала, я сделаю ради тебя что угодно. Так разве многого прошу? — Чего же ты просишь? Хочешь своей назвать? А трахнемся мы прямо здесь или подождем до лагеря? Он видел её внутреннюю борьбу, но не знал, что сделать или сказать, чтобы Кларк, наконец, отпустила себя. Пусть ненадолго, но она должна была снять с себя груз вины, накопившийся за годы на Земле. — Почему тебе нужно быть такой жестокой? — Потому что я такая, мать твою! Я стала сукой, потому что больше некому было, потому что у всех остальных духу не хватило. В Совете до скончания времен переводили бы стрелки друг на друга, а когда нужно было поступиться моралью, я сделала это, чтобы все остальные могли спать спокойно. — Но ты ведь не такая… — Чего ты заладил «не такая, не такая»? Сейчас я именно такая, какой надо быть. Чего же ты хочешь? Романтики и васильковых ночей? Прости, это не для меня, — она вздохнула: — Чего ты хочешь? — Признайся, что я не безразличен тебе. Признайся, что не я один изнываю от невозможности прикоснуться, обнять. Скажи, что мои чувства не безответны. Кларк прикрыла глаза и сжала губы. — Я ничего не чувствую, кроме ответственности за тебя, и за всех небесных людей. — Врёшь! — Достаточно! — она с силой оттолкнула его. — Хватит меня допрашивать. Не обязана я тебе ничего объяснять! Кларк направилась к крепости. — Знаешь… — закричал Беллами ей вслед, слова сорвались прежде, чем он успел подумать, — я ведь… тебя люблю. Она вздрогнула, остановилась, но не обернулась. На долгую минуту всё застыло, казалось, что даже ветер утих и птицы замолкли. Беллами почти не дышал. Кларк сжала ладони в кулаки и заставила себя сделать шаг вперёд, потом ещё один и ещё. Блейк опустил голову.