У меня в саду за окном распустились лунные лилии, И мне стало отчетливо видно скрытую сущность вещей. «Флёр»
Где ты был – или нет – каким ты стал? Сколько раз сменилось море сушей? Для тебя – и стон, и стих, и сталь, Для тебя все это, так послушай, перестань Приходить во тьме по собственную душу, Тщиться заковать ее в хрусталь. «Мельница»
Знакомый белый коридор. И теперь она откуда-то знала, что их здесь сотни и тысячи, и сейчас она заблудилась. Пол под шагами шуршал так же, как в первый раз. Однако стены, сотканные из тумана, больше не казались ей безликими. Всё так же слышался шелест голосов в призыве: «Тебе выбирать, тебе выбирать». Но в этот раз в туманных стенах проступали призрачные очертания дверей. Она стала видеть лучше. И слышать тоже: ведь больше не требовалось касаться стен, чтобы слышать голоса. Они окружали её повсюду. И все, как один, твердили о выборе. Словно она должна сделать его прямо сейчас, иначе и быть не может. Голова стремительно пустела. Все мысли утекали прочь. Сознание заворожили повороты, перекрёстки и причудливые изгибы коридоров. Сонм голосов буквально слился в одну низкую ноту, и она коснулась ладонью одной из дверей, намереваясь пройти сквозь неё. Выбор как будто был сделан. Но тут дверь отворилась, заставив Лили отшатнуться назад и переключить внимание на то, чтобы не упасть. Посреди бело-серых завихрений, открыв неоткрываемое, стояла элегантная женщина в сиреневом одеянии. На бледном лице явственно выделялись смоляно-чёрные брови, сейчас слегка нахмуренные, и пронзительно-холодные голубые глаза. — Может быть, и время, но совсем не место, — с выразительной укоризной в тоне произнесла она. — Ты здесь уже была. Твой путь в другой стороне, он дальше. Поняла? Не возвращайся к ошибкам. Договорив, женщина с ледяным спокойствием вскинула руки в толкающем жесте. Она даже не коснулась Лили, но Эванс буквально отбросило назад, а потом потянуло куда-то вверх. Туман закружился в бешеном водовороте. Голоса со свистящим придыханием выкрикнули «Атропос», и пространство схлопнулось.***
Перед глазами пульсировали цветные пятна. Ресницы затрепетали, и мельтешащие клочки сна растворил в себе ночной мрак. Как долго ещё вездесущий туман будет преследовать её? Лили повернулась на бок, обнимая пахнущее свежестью и теплом одеяло. В абсолютной тишине лёгкий скрип кровати прозвучал ничуть не тише завываний оборотня в полнолуние. И всё же та женщина приказала больше не появляться в тех коридорах... Что бы всё это значило? Лили краем глаза уловила какое-то движение и насторожилась. Дверь в её комнату подозрительно закрывалась. Завидев в проёме нечто белое, Эванс на мгновение перестала дышать. Однако нет. Это не был отголосок иного пространства. — Что ты здесь делаешь? — спросила Лили, садясь и подкладывая под спину подушку. Дверь поплыла обратно внутрь комнаты, потом дёрнулась назад и нерешительно замерла на полпути. — Бесполезно делать вид, что тебя здесь нет. — Тебе нужно что-то сделать с этой дверью. Она плохо закрывается, — сказал Северус таким тоном, как будто это Лили вломилась к нему в комнату посреди ночи (хотя, кто знает, может быть, он был бы и не против?). — Входи уже. — Я намерен пойти спать. Что и тебе советую. Дверь захлопнулась, и Лили послышался звук, словно со стороны коридора на ту навалилось что-то тяжёлое. Мысли о том, с чем может быть связано странноватое поведение Северуса, заставили её приложить ладони к щекам. Всё-таки они оба были абсолютными профессионалами в деле идиотского поведения в обществе друг друга. Отстраниться, ловя ртом тёплый воздух. Ей хочется улыбаться, но усталость камнями давит на спину, пульсирует в висках, тянет вниз, на подушки, ближе к полу. Северус смотрит то на неё, то на свои колени, беспокойными тёмными глазами. Пальцы их правых рук разделяют миллиметры. Под ногой хрустит письмо. И, может быть, это её переоценивают Снейп и Поттер. В конце концов, сколько можно метаться с «люблю» и «ненавижу» в разные стороны? — Я пойду спать, — тихо говорит Лили, поднимаясь на ноги, и уходит, не оборачиваясь. Ей кажется, что она слишком устала, чтобы сейчас разбираться со всем этим. Лили легко соскочила с кровати и на цыпочках подошла к двери. Пальцы коснулись ручки, но тут она подумала, что если дёрнет дверь, то Северус просто упадёт на неё. — Хочешь поговорить? — предложение куда-то в щель дверного проёма. Затаила дыхание. — А, знаешь, пожалуй: да. — Аккуратный стук в дверь. — Я могу войти? Из рациональных мыслей Лили сделала несколько шагов назад. Фланелевая пижама — не лучшая одежда для встречи гостя, однако выглядела вполне прилично. В конце концов, сейчас ночь. Главное — не включать свет. — Я предлагала тебе это пару минут назад. Это была её идея. Однако глубинный инстинкт начал подавать первые сигналы к спешному отступлению ещё дальше, чем пара шагов назад. Совет отправиться спать, высказанный также недавно, вдруг показался очень заманчивым. Нет, чтобы поговорить утром, за чашечкой кофе... Дверь наконец-то распахнулась, а потом захлопнулась, впустив Северуса. Стараясь не смотреть на вошедшего, Лили капитулировала на подоконник. Отсутствие горшков с цветами, которыми она всё хотела заняться, но постоянно забывала, сейчас пришлось как нельзя кстати. Северус начал педантично заправлять её кровать. Руками, не магией. Впрочем, он и вовсе мог оставить всё так, как есть. Хуже от этого никому бы не стало. Тишину разбавлял шорох ткани, и всё как будто было нормальным. Пока не раздался короткий глухой скрип: Снейп сел на застеленную покрывалом кровать и выжидающе посмотрел на Лили. Луна причудливо освещала половину его лица, вторую оставляя в тени. Лили плотнее прижалась боком к окну, чувствуя правой рукой холод и небольшую влажность от стекла. Сейчас она чувствовала себя пугливой девчонкой. Бежать от ответственности всегда было легко. Вернуться к ней — чуть сложнее. Найти нужные слова сейчас представлялось чем-то нереальным. Что, собственно, Северусу надо? И что нужно ей самой? Мозг зарегистрировал белую рубашку Снейпа и непривычные на вид клетчатые штаны трудно различимого в темноте цвета, но ответа на насущные вопросы не дал. — Тебе не кажется, что мы в тупике? — О да, он совершенно точно определил состояние их «прямо здесь и прямо сейчас». Почти констатация факта. Но должны же быть какие-то причины? Лили нахмурилась, пытаясь поймать нужную мысль. — Я думаю, что тупик — это… Нет, не так. Смысл не в тупике, а в том… — как же мучительно подбирались слова, но нужное словосочетание, кажется, было найдено. — Мы ходим по кругу. Северус начал внимательно разглядывать собственные ладони, и тревожные звоночки зазвучали в её голове. Обычно он любил заглядывать собеседникам в глаза. Наверное, для того, чтобы вынимать из них душу. — Я хотел сказать... — Северус всё-таки поднял на неё взгляд, но Лили от этого стало только не по себе. — Если всё... что ты сейчас делаешь, лишь назло другим, то мне это не нужно. «Из жалости не нужно, назло не нужно, и всё-то ему не нужно», — в прошлый раз после подобной реплики она призналась в привязанности к нему, а он сбежал. «А что тебе нужно, Северус?» Он по-прежнему не смотрел ей в глаза. — Я это и имею в виду! Мы ходим по кругу, Северус. Я делаю, м-м-м, что-то хорошее для тебя, ты начинаешь меня подозревать непонятно в чём и сбегаешь. — Только не говори мне, что слово «побег» тебе чуждо. Лили всё ещё было стыдно за вчерашнее сгоряча брошенное «ненавижу их всех». Что она, собственно, сделала, чтобы выносить кому-то такой приговор? И что сделали ей Поттеры, местные сплетники, бывшие подруги? Поступки и решения, принятые Лили, загнали её в ситуацию между молотом и наковальней. Старый мир пытался отвоевать свои права у ещё более древнего. На самом деле оба они давно рухнули, и пора было строить что-то новое. Ещё бы понять — что. — Я не могу понять, что тебе нужно, чего ты ждёшь, к чему стремишься. Хотя, поверь, мне бы этого действительно хотелось. Это была чистая правда. Лили свесила одну ногу с подоконника, продолжая пытливо вглядываться в лицо Северуса, на котором застывшей маской отражалась какая-то внутренняя борьба. То ли нужные слова приходили к нему так же мучительно, как и к ней, то ли он не мог решить, стоит ли делиться тем, что лежит на душе. — Я просто хочу понять, в какую сторону движется эта жизнь, — сказал, как выдохнул, Северус, в конце концов. — Я думаю, что хочу выяснить это вместе с тобой, — слова сорвались с губ Лили так же легко, как она сама соскочила с подоконника. Его следующий вопрос заставил её застыть на месте в шаге от кровати. — Почему ты… Ты… — Было странно видеть его таким. Обычно у Северуса всегда находились слова, причём часто довольно меткие. Сейчас же он словно пытался их выдавливать из себя. — Це… Ведёшь себя так? Только не умри здесь ещё раз, совершенно оцепенев, Лили Эванс. Он задал не прямой вопрос, но было кристально ясно, о чём идёт речь. И на него ей бы тоже хотелось знать чёткий ответ. Единственное, в чём Лили была уверена полностью — это в истинной и безоговорочной любви к одному человеку: к Гарри. Любви матери к сыну. Она погибла, спасая его жизнь, и умерла бы за него ещё раз. Но её маленький мальчик, кажется, вырос и уже не нуждался в матери, которая умерла, когда ему был год. По правде говоря, сейчас Лили знала своего сына немногим лучше, чем Северус. Влюблённость в Джеймса была быстра и стремительна. Она вспыхнула быстро и горячо, подпитываясь его повышенным вниманием, инстинктом самосохранения и мнением окружающих. Джеймс был красив, обаятелен и далеко не глуп. К тому же, боролся против тех, кто хотел отнять жизнь у неё и таких, как она. Неожиданная мысль ярко сверкнула в её голове. А не добивался ли он её так усиленно ещё и из чувства противоречия к своему противнику? Пожиратели смерти боролись за чистоту крови, и он — чистокровный волшебник — женился на девушке из семьи магглов. По крайней мере, у него всё же был выбор и в этом случае. Однако и это уже осталось где-то позади, оставив непонятное, но горьковатое послевкусие от войны, после не такого уж и длинного брака. Северус всегда был для неё другом и олицетворял тыл. Самый надёжный тыл, пока вдруг не приблизился к тем, кто убивал и мучил таких, как она. От этого ей тогда было ещё больнее. На пятом курсе она на какое-то время ощутила себя белым зайцем в окружении волков на выжженной пожаром земле. И это осталось в прошлом, оставив свои раны в её сердце. Она умерла, и Северус стал её тылом снова. Ещё более крепким, чем когда-либо. Почему-то. Вдруг. Хотя они находились в разных мирах. Между ними была связь. Невидимая в жизни, осязаемая нить боли в тумане, нечто, что продолжало связывать их здесь, помогло им не потеряться. Они, два волшебника, нашли друг друга в мире магглов. Отыскались и в бесконечном тумане. Лили всегда воспринимала Северуса как друга. Ей и раньше хотелось его обнять в минуты радости или секундных приступов нежности, но ничего больше. Однако они были детьми. А сейчас… Сейчас ей хотелось его целовать, ей нравилось его целовать, несмотря на крючковатый нос, колкость и специфическое чувство юмора. Нежиться в объятьях. Варить зелья. Разговаривать. Совместно решать проблемы. Искать путь в этом новом открывшемся мире. Она могла доверять ему. Северус доказал, что она может доверять ему, причём слишком высокой ценой. Ей казалось, что он единственный, кто может понять всю её, но он почему-то закрывался, возводя вокруг себя стены. Впрочем, у этого «почему-то» были вполне ясные причины, к которым Лили имела весьма прямое отношение, хотя и не только она. Эти мысли приходили к ней не первый раз, но были окрашены уже иначе. «Почему ты ведёшь себя так?» «Потому что мне это нравится», «Потому что я хочу быть с тобой», «Потому что хочется» — Лили могла много что ответить на этот вопрос, породить этим кучу новых, стушеваться, смутить Северуса и запутать всё ещё больше. Это продолжило бы их замкнутый круг. Сейчас же действительно был тупик. Непосильная задача — выйти из него. А Северус уже горбился, сплетая пальцы рук замком. Когда связь становится очевиднее и прочнее некуда, потребность в ком-то не даёт оставить этого кого-то навсегда, душевная тишина и одобрение окружающих теряют свою значимость, ничего не остаётся, кроме как ответить одно. Кровать издала глухой звук, принимая на себя ещё одного человека. Лили накрыла пальцы Северуса своей ладонью. «Я не могу, не могу молчать. Я не смогу, не смогу сказать». Что ей оставалось, кроме как ответить одно? — Потому что я люблю тебя. Лили казалось, что она не готова к этому. Но стало так легко-легко, что жалеть о сказанном было по меньшей мере глупо. Что-то изменилось навсегда.***
Вопрос, поставленный ребром, получил ответ, подействовавший как удар чего-то тяжёлого по голове. Если это была ложь, ему нужно уходить отсюда как можно скорее. Если же так и есть... Сомневаться. Холодеть от собственных мыслей. Метаться. Брести наобум неизвестно куда. Снейпу надоело: это было похоже на подступающее безумие. И он сорвался. Заглянул в её глаза, ловя каждую эмоцию. Потому что ему нужна была правда. На него обрушилась волна не его пьянящей радости, воздушная лёгкость, капелька знакомого покусывающего страха. — Любое воспоминание, если хочешь, — искушающий шёпот Лили. Северус хотел. Так было бы справедливо, хотя он в любом случае увидит меньше, чем она подсмотрела в его голове когда-то. И Снейп сбежал от своих собственных эмоций в чужие воспоминания. Среди роя образов было сложно ухватить именно то, что ему требовалось. Найти одно конкретное воспоминание в чужой голове представлялось более сложной задачей, чем создать своё для думосбора. Снейп, готовый в любой момент выпасть обратно в реальность, почти и не надеялся, что у него получится. Однако требуемое, как ни странно, плавало почти на поверхности. Потянувшись к привлёкшей внимание мыслеформе, он со всей свойственной ему мазохистичностью окунулся в жуткое видение. Зажмурившись, она кричала от ужаса, прижимая к себе плачущего ребёнка. Без палочки, без защиты, преданная и одинокая. Бежать было некуда. Надеяться было не на что. Очередной крик расцарапал горло. Дверь с оглушительным треском распахнулась. Кресло и ящики — жалкая, наспех сооружённая преграда — разлетелись, ломаясь, в разные стороны. Она положила мальчика обратно в кроватку. «Мама любит тебя, милый». Душа рвалась прочь из раскинувшего руки перед кроваткой тела. Пусть он убьёт её, но не тронет ребёнка. — Не Гарри, не Гарри, пожалуйста, только не Гарри! — Отойди, глупая девчонка… Отойди, сейчас же. Монстр стоял перед ней, занося волшебную палочку, как меч. Она убила бы его сама, если бы у неё было оружие. Мозг, поражённый страхом и яростью, окончательно перестал разумно мыслить. Она могла только кричать. — Не Гарри, пожалуйста, нет! Лучше я, убей меня… — Предлагаю в последний раз… — Не Гарри! Пожалуйста… пощади… пощади… Не Гарри! Не Гарри! Пожалуйста… Я все сделаю… — Отойди в сторону. Отойди, девчонка! Она могла только пожертвовать собой. Отдать всю себя. До капли. Раствориться в смертельной зелени. И всё померкло. Одну руку Снейп оставил на попечение тёплых ладоней Лили, но второй схватился за горло. Он всегда хотел знать, как она умерла. Ему снилось это в кошмарах, но не являлось полной правдой. Теперь он знал, и из его лёгких словно выкачали воздух на пару мгновений. — Ты единственная, кто хоть кого-то спас в ту ночь, — прохрипел Северус, глядя в никуда. — Ты спас жизнь Гарри потом тоже. Не дал стать этому бесполезным. Только далёкий кошмар. Лили здесь, рядом. Может быть, когда-то умершая, но сейчас совершенно точно живая. И она, кажется, не собирается покидать его вновь. — Ты не уйдёшь? — он снова смотрел на её лицо, и темнота, сплетённая с лунным светом, не мешала ему разглядеть каждую черту. — Прости. Правда, прости меня. Ты знаешь, за что, — Лили выглядела необычайно взволнованной, и в уголках её глаз серебрились лунным светом слёзы. — Если бы ты не был таким одиноким… Он понял. И молча принял. Проглотив возражения, которыми тут же наполнилась голова, и попытку вернуть слова ей обратно. Лили могла этого и не говорить, но до чего же ему это было нужно… «Прости» — вечная молитва после рокового 31 октября. «Прости» — давало сил жить дальше, когда боль притупилась. «Прости» — клич перед каждым боем. Снейп говорил себе это тысячу раз, проигрывал в голове все возможные извинения, несмотря на то, что каждое из них было слишком поздним и бесполезным. Лили всё это знала. Всё, до единого. Вместо «прощаю» — «прости меня». Они как будто были квиты. Это было так давно. Тысячу лет назад. Она когда-то отвергла, бросила, покинула его. Они оба изменились теперь, так какая, к чёрту, разница? — Пусть прошлое горит огнём. — Ты уверен? А зачем оно ему нужно? — Я уверен только в том, что чувствую к тебе, — то единственное, что Северус мог сейчас сказать. Давным-давно он мог возненавидеть её, но ничего, начиная с их первой встречи, не изменилось. Только стало глубже и шире. Покой наконец-то окутал душу Снейпа теплом. — Что станет теперь? — спросила Лили, прижимаясь к его боку. — Этот мир… Он такой ненадёжный. Как островок суши среди океана. Левая рука Северуса скользнула ей на талию. Впервые уверенно. — Мы придумаем, что делать дальше. И Лили рассказала ему длинную историю про сны, коридоры в тумане, странный дом и его обитательниц: Вяжущую, Прядущую и Многоликую. Снейп вспомнил про флакончик с зельем, который сейчас лежал в ящике его стола. Волос рыжей «многоликой» запустил слишком мощную реакцию. Он не был уверен, что такое могло получиться в его хогвартских подземельях с другим ингредиентом. И то ли выдуманное, то ли настоящее имя рыжей девочки показалось ему знакомым. — Всё это напоминает мне что-то из маггловских древних верований, — задумчиво произнёс Северус. — Их называли пряхами судеб или кем-то наподобие. — Та, третья, в коридорах, сказала что-то про путь. А что, если это место — всего лишь станция? — В таком случае, было бы неплохо отсюда уехать. Вот только поезд они нигде не видели.