"Незнакомец, если ты, проходя, встретишь меня и возжаждешь поговорить со мной, почему бы тебе не поговорить со мной? И почему бы мне не поговорить с тобой?" Walt Whitman, “To you”
После того, как Сэм вытаскивает Дина из Ада, тот перестает разговаривать. Совсем. У Сэма уходит неделя на то, чтобы убедить Дина открыть рот и доказать, что его язык все еще на месте, и его не выдрали с корнем из горла. Еще две недели требуются ему, чтобы признать — брат больше не разговаривает. Проходит еще одна неделя тишины — они ездят в Импале, как ожившие манекены, и сидят в мотелях, как человеческие чучела — прежде чем Сэм решает начать говорить за двоих. — Я все еще рад, что ты вернулся, — это первое, что произносит Сэм, и в его словах слышится недосказанность десятилетий. На самом деле, он имеет в виду совсем другое. Я пошел бы туда с переломанными ногами и простреленной головой, только чтобы снова увидеть тебя. Я пошел бы туда даже мертвым, если бы это потребовалось. Дин ничего не отвечает. Он сидит, уставившись на проносящийся за окном пейзаж, крепко сжимает ладони, лежащие на коленях, в кулаки. На правой руке у него не хватает первых двух пальцев, и изуродованная кисть до тошноты напоминает огарок восковой свечи, на деле означая лишь, что Дин больше никогда не сможет спустить курок. Сэм думает, что для Дина это самое позорное ранение. Брат всю жизнь стрелял с обеих рук, но все равно не умел справляться левой так же хорошо, как и правой. Демоны отняли у него самое важное. Сэм должен был прийти за ним раньше. Он должен был быть лучше. Умнее. Это Дин Винчестер — изувеченный и уязвимый. И это Сэм Винчестер — невредимый и абсолютно бессильный. Сэм переводит взгляд обратно на дорогу, прикладывая все усилия, чтобы не схватить Дина за шкирку и не вытрясти из него хоть какой-нибудь ответ. *** Выбравшийся из Ада Дин представлял собой одну сплошную, кровоточащую рану. С закатившимися до белков глазами, дрожащий так сильно, что дрожь током проходила по руке Сэма, обернутой вокруг его плеч; Сэм подозревал, что все, возможно, шло глубоко из его души, и Дин просто не отдавал себе в этом отчет. Он три дня пролежал в постели на той стороне своего тела, что была менее повреждена, дрожа как осиновый лист и не понимая, что вообще происходит. Глаза его все время оставались закрытыми, и, в конечном итоге, Сэм был даже рад, что брат только онемел, а не ослеп. Что ж, демоны постарались на славу, разодрав Дина буквально на лоскуты. Когда Сэму удалось стащить с брата остатки одежды, его взору открылись глубокие раны, тянущиеся вдоль почти всего тела. В некоторых из них можно было увидеть кости, благодаря другим Дин местами походил на освежеванную тушу. Собрав все свои силы, Сэм сходил за их аптечкой и принялся за дело. Он методично очищал и зашивал рану за раной, и несколько следующих дней Дин походил на недоделанную мумию. Но хуже всего дело обстояло с лицом: не было половины брови, складывалось ощущение, будто бы кто-то содрал ее буквально секунду назад, и один уголок губ был изуродован; разрез тянулся вниз, и казалось, будто бы Дин все время был чем-то недоволен. Когда Сэм закончил, он отправился в ванную комнату и уставился на стоящий в углу унитаз. Коснувшись руками лица, Сэм обнаружил, что у щеки у него все мокрые, а пальцы беспомощно дрожат. Издав низкий стон, мужчина склонился над унитазом, и его стошнило тем немногим, что было в желудке еще до экскурсии в Ад. Скорее. Лучше. Быстрее. Сэм думал, что ему придется пронести эти упреки как молитву через всю оставшуюся жизнь. Он открыл дверь и посмотрел на Дина, вырубившегося после укола морфия; посмотрел на белый квадрат повязки, прикрывающий рану у губ, и на крохотное пятнышко крови, малиновой кляксой на нем проступившее. Сэм закрыл дверь и лег спать прямо на полу в ванной. Он не хотел этого, но ему снились сны. Даже сейчас, недели спустя, они продолжают тревожить его покой. Сэм просыпается от собственного крика каждую ночь — целую вечность, прежде чем кошмары отступают. Садится ровно; мускулы ходят ходуном, в горле пересыхает. Дин никогда не реагирует — даже не вздрагивает — и Сэму безо всякого его участия и поддержки приходится на дрожащих ногах тащить себя в ванную и смачивать горло ледяной, с металлическим привкусом водой. Вернувшись в постель, он долго смотрит на брата, прежде чем вновь забывается сном. Когда сны начинают приходить не чаще раза в неделю, Сэм благодарит Бога за эту маленькую поблажку. Однако теперь вместо кошмаров на него с утроенной силой наваливается чувство вины за все совершенное. *** В итоге, спустя два месяца после того, как Сэм вытащил из плеч Дина адские крюки и закинул его безвольное тело себе на спину, спустя один месяц, двадцать шесть дней и восемнадцать часов, как он обнаружил, что брат онемел, они едут к Бобби. Бобби знает, что Сэм вытащил Дина: знает ритуал, которым воспользовался Сэм, знает, сколько крови он пролил, и сколько глупостей совершил — именно Бобби снабдил его половиной необходимого материала — однако Бобби не знает, как на самом деле плохо Дину. Сэм звонит ему в последнюю ночь и пытается все объяснить, но ничто не может подготовить к такому Дину человека, знавшего его прежде. Бобби неуверенно касается плеча Дина, кидая на Сэма быстрый взгляд, и кивает в знак приветствия. Дин стоит неподвижно, разглядывая груду металлолома. Повязки давно уже нет, и теперь рот Дина кажется каким-то неестественным на его лице, шрам выглядит зловеще, раздражающе розовым. Дин следует за Бобби и братом внутрь и берет в руки пиво, которое ему сию же секунду протягивает Бобби. — Рад видеть вас, мальчики, — неловко начинает хозяин, и в то же мгновение Дин, сделавший первый глоток из своей бутылки, с отвращением сплевывает на пол. Он морщится, вытирая рот тыльной стороной ладони, и тогда Сэм понимает: — Святая вода? Бобби с мрачным видом кивает. Дин успокаивается, сжимает губы. Поднявшись на ноги, он выходит наружу и встает рядом с Импалой, положив на крышу одну руку и отвернувшись от дома. — Какого черта, Бобби? — шипит Сэм, с тревогой рассматривая брата через грязное оконное стекло. — Элементарная безопасность, Сэм! — упрямо бормочет Бобби, смутившись. — Нельзя пренебрегать мерами предосторожности, даже с вами. А особенно — с Дином, который прямиком из Адского пекла. Сэм ставит свое пиво на стол, опирается ладонями на гладкую деревянную поверхность. Взгляд затуманивается, когда он смотрит на старого охотника. — Он все еще мой брат. — Знаю, сынок… — Бобби тяжело опускается в кресло напротив Сэма. Они сверлят друг друга взглядами, до тех пор, пока Бобби не отводит свой. Сняв кепку, он проводит рукой по волосам. — Но он побывал в Аду, а иногда… — Не надо, — прерывает его Сэм, сжав челюсти. — Не надо мне твоего дерьма об одержимости и проклятых душах. — Не обязательно быть одержимым, чтобы иметь частичку демона внутри себя, — упрямо продолжает Бобби. — И ты как никто другой должен это понимать. — Он мой брат, — повторяет Сэм, не обращая внимания на то, что голос срывается. Бобби колеблется. — Я тоже люблю его. Черт, да я буду делать все, чтобы разобраться в этом, пока хоть что-нибудь не разъяснится и не закончится, Сэм… — Бобби потирает пальцами горлышко бутылки, и Сэму приходится наклониться вперед, чтобы разобрать его следующие слова: — Но не зря говорят, что любовь слепа безо всяких причин. — Бобби вскидывает взгляд, встречаясь глазами с Сэмовыми. — Ты должен меня понять: единственная причина, по которой я позволяю ему находиться в моем доме, заключается в том, что ты за ним приглядываешь. — Бобби, — не веря шепчет Сэм. — Я потерял слишком много друзей, — говорит Бобби, линии его губ резко очерчиваются, он тяжело поднимается на ноги и покидает комнату. Сэм выходит наружу, чтобы забрать Дина. *** Раньше Дин спал так, словно во сне участвовал в Олимпийских играх. Ворочался, заматывался в простыню, и иногда все кончалось тем, что он просыпался с подушкой на голове, а не под ней. Он постоянно выкрикивал что-то вроде: «Обезьяна в шкафу!» или «Отдай мне чертов пирог!», часто заставляя Сэма смеяться, а иногда и вгоняя в раздумья. Не раз им удавалось раскрыть очередное дело только благодаря тому, что ночное бормотание Дина давало старт его обычно мирно дремлющим логике и интуиции. Теперь же Дин спит, словно мертвый. Он засыпает на спине с тех пор, как раны зарубцевались (символ Азазеля, выжженный на лопатке, тридцать три царапины, разбросанные по спине, восемь глубоких отметин на нежной коже чуть ниже), и всегда натягивает одеяло до самого подбородка, демонстративно подтыкая его себе под плечи. Он закрывает глаза в десять вечера и открывает их ровно в семь утра, даже не сменив за ночь позы. Однажды, сложив дважды два, Сэм понимает, что спящий Дин слишком уж сильно напоминает ему Дина в коме, и тогда Сэм проводит целую ночь без сна, не сводя с брата взгляда до самого рассвета. Дин ни разу не шевелится, если не считать тихих вздохов и едва заметных подрагиваний век. Сначала Сэм думает, что его брату просто ничего не снится, но потом он приходит к выводу, что то, что Дин практически не шевелится, по сути, может не значить ровным счетом ничего. Возможно, каждую ночь Дину выкалывают глаза и выворачивают кости, и он кричит настолько сильно, что горло саднит, просто этого никак не выдает его тело. Оно теперь ни в какую не хочет сотрудничать с его мозгом. Дин вроде как живет — машинально чистит зубы, одевается и ест все, что Сэм подсовывает ему под нос — но это, собственно, и все. Сэм ведет брата в гостевую комнату Бобби. Искрой в сознании вспыхивает острая потребность взять брата за руку, направить его, как ребенка, но Бобби пристально смотрит на них из темного конца комнаты, и Сэм подавляет странное желание. Ему приходится вернуться, чтобы закрыть за Дином дверь, потому что сам брат этого не делает. — Итак, — неуверенно выдавливает Сэм. Дин начинает снимать куртку и чуть замедляет движения, когда кожа касается плеча. Когда брат осматривал его в первый раз, оно явно было не единожды вывихнуто и все в синяках; теперь Дин обращается с ним крайне аккуратно, при переодевании движется осторожней. — Вот мы и здесь. Бобби очень рад, что увидел тебя живым, чувак. Знаешь, было время, когда мы и не думали, что это произойдет. Дин сбрасывает кожанку прямо на пол и идет в смежную с комнатой ванную. Сэм вздыхает, поднимая вещь, и чуть поглаживает по мягкой коже, прежде чем повесить куртку на стул, стоящий в углу комнаты. Дин отворачивается к раковине и плещет водой себе в лицо. — Я все еще рад, что ты вернулся, — бормочет Сэм, падая на кровать и чуть надавливая ладонями на глаза. Моменты вроде этих — самые тяжелые: Дин в ванной, умывается, готовясь ко сну точно так же, как делал это когда-то «до», и если бы не полное отсутствие язвительных комментариев, Сэм мог бы представить, что у них все хорошо. Он мог бы закрыть глаза, слушая, как брат сплевывает зубную пасту, и зная, что в следующую минуту он войдет в комнату и скажет что-то вроде: «Иисусе, Сэмми, давай, поднимай свою задницу и прекращай лить слезы, окей?» Вместо этого, брат бесшумно, словно призрак, подходит к постели, и забирается в нее, тщательно укутываясь в простыни. Кровать жалобно скрипит при каждом его движении, она — ветеран многих Винчестеровских ночей. Сэм поднимается, чтобы пойти в душ, зная, что не услышит никакого другого звука вплоть до завтрашнего утра, пока Дин не опустит на пол босые ноги. *** Бобби терпит их на протяжении двух дней ровно до того момента, как замечает, что Рамсфилд с жалобным скулежом отходит от Дина всякий раз, стоит тому приблизиться. После этого он отводит Сэма в сторону и, запинаясь, говорит, что ему было бы гораздо спокойнее, если бы они с братом снова были в пути, пока он выясняет, как можно помочь Дину. Бобби ни разу не смотрит Сэму в глаза и нервно выкручивает пальцы, чего раньше Сэм за ним не замечал. — Ладно, — Сэм рассматривает лицо Бобби в поисках объяснений. Да хоть чего-нибудь. — Просто дай мне еще пару дней, чтобы пополнить запасы. Бобби кивает и буквально уносится прочь. Сэм поворачивает голову и замечает Дина, сидящего на капоте одной из развалюх Бобби, который рассеянно сжимает и разжимает изуродованную ладонь. Белый шрам там, где когда-то была бровь, в очередной раз пробуждает в Сэме дикое желание упасть перед братом на колени и умолять о прощении. Дин поворачивает лицо к Сэму, и жуткий рубец, оттягивающий вниз уголок губ, только подчеркивает безучастность в его взгляде. Дин никогда еще не выглядел настолько уязвимым, как сейчас, в эту самую секунду, когда Бобби просит их уехать, просто потому что что-то изменилось. Чувство вины в очередной раз высасывает из Сэма всякую надежду. Сэм забирается в Импалу и уезжает. Он смотрит, как медленно растворяется фигура Дина в зеркальце заднего вида; брат выглядит абсолютно равнодушным, и это кажется Сэму самым неправильным в мире. Единственное, что Дин Винчестер любит больше всего на свете — гнаться за убегающим за горизонт солнцем, но сейчас он даже не вздрагивает. Сэму нравится льстить самому себе: думать, будто он и Импала — то, что Дин любит по-настоящему, но пустое выражение на лице брата заставляет его задуматься, не украл ли Ад чувства Дина раз и навсегда. Сэм ведет вслепую, сердито крутит руль, и только когда оказывается за три города от места, в которое планировал заехать, понимает, что убегает. Он сворачивает на обочину и прислоняется лбом к рулю. Шумный вдох. Рваный выдох. После Сэм выбирается наружу и присаживается, опирается на багажник, размышляя. Он зол. На Дина, на мир, на Бобби, на Бога, даже на гребанного Рамсфилда; но что он может сделать? Только думать об улыбке Дина, заставляющей его замирать с глупым выражением на лице. И даже если брат больше никогда не улыбнется, Сэму будет достаточно взглянуть на его изуродованные губы и представить, что он мог бы это сделать. Он никогда не мог уйти. Он никогда не должен был хотеть уйти. Когда поздно ночью он возвращается к Бобби, Дин все так же сидит на капоте давно отслужившей своё тачки, положив голову на руки. Он поднимает взгляд, когда Сэм тормозит, и в груди у того разливается какое-то подобие надежды, прежде чем брат отворачивается, слезает с машины и скрывается в доме. Сэму остается только тащить сумки с покупками вслед за ним. *** Бобби смотрит, как они пакуют вещи, с мрачным видом стоя на дороге — Сэма тревожит ощущение, что делает он это только для того, чтобы убедиться, что они действительно уезжают — а потом поднимает вверх одну руку в знак прощания, прежде чем его обдает облаком пыли, вырвавшейся из-под колес Импалы. Дин как обычно сидит на пассажирском сидении без движения. В своей голове Сэм продолжает вести с ним мысленный диалог. — Итак, Бобби вел себя странно. Да, чувак, я заметил. Интересно, какой градус был у того виски, что он пил все эти дни. Сэм фыркает. — Я думаю, Бобби больше по части пива. Виски он держит для гостей. Чушь. Сколько раз не были у него, я не видел ни одной непочатой бутылки. — Ты слишком придурок, чтобы считаться гостем, Дин. Сэм знает, что для настоящего Дина, сидящего рядом, все это звучит, как бред сумасшедшего, но все равно продолжает говорить, пока горло не начинает болеть. Он ругается на полтергейста, поддразнивает брата по поводу его боязни летать, рассуждает о преимуществах сжигания костей с помощью жидкости для розжига перед обычным бензином, толкает речь о состоянии окружающей среды, под воображаемые усталые вздохи Дина в голове. Только когда Сэм в пух и прах разносит Динов список «почему Импала полезна для окружающей среды», он поворачивает голову и с удивлением замечает, что брат уснул. В сумерках заходящего дня шрам у губ Дина кажется просто тенью, изуродованная бровь превращается в ничто, когда лучи садящегося солнца смягчают черты его лица. Рукава Диновой футболки опущены, и Сэм не может видеть изуродованного предплечья. Сам Дин чуть покачивается в такт плавному движению машины; Сэм даже может представить, что все снова как раньше. Это самый спокойный сон, который Сэм видит у брата, с самого их возвращения из Ада. Сэм улыбается, взглядом возвращаясь к дороге, крохотный трепещущий огонек вспыхивает в душе, и Сэм не знает, как долго сможет его удержать. Припарковавшись у очередного второсортного мотеля, чтобы провести в нем эту ночь, Сэм будит брата осторожным прикосновением к плечу. — Я пойду, сниму комнату, — говорит он, пальцем указывая в сторону светящихся окон. Дин смотрит на него несколько долгих секунд, а потом медленно отводит взгляд. Ладно, Сэмми. Сэм заполняет регистрационную карточку и приостанавливается на мгновение, чтобы взять себя в руки. Клерк едва бросает на него взгляд, протягивает ключ с номером двенадцать, одновременно с этим выдувая пузырь из жевательной резинки. Сэм платит наличными и возвращается к машине, чтобы перегнать ее за здание. Он тащит обе их сумки, а затем возвращается, чтобы забрать Дина, который так и остался внутри авто. — Думаю, нам нужно залечь на дно, — говорит Сэм, распаковывая свой ноутбук. Когда он бросает взгляд на брата, сидящего на ближайшей к двери кровати, тот смотрит на него. — Знаю, ты это не любишь, но безопасность превыше всего. Я практически уверен, что ФБРовцы все еще спят и видят нас в кандалах, к тому же никто не отменял всяких чокнутых фанатиков, вроде Гордона — даже представить боюсь, что будет, когда они узнают, что ты вернулся и… Я просто не хочу рисковать, понимаешь? Дин следит, как брат перемещается по всему номеру, методично рассыпая дорожки соли под окнами и дверью и чертя в воздухе защитные символы. Пока Сэм проверяет электронную почту, Дин идет в ванную. Вернувшись, он не раздевается, а так и ложится на кровать. Когда Сэм поворачивается в его сторону несколько минут спустя, Дин уже спит. Сэм подходит к кровати брата, осторожно проводит ладонью по коротким волосам, выискивая в лице Дина хоть что-нибудь. Дин словно бы мертв для всего мира. Сэм мягко выдыхает и позволяет себе рухнуть в свою постель. Дин спит между ним и дверью. *** Сэм заставляет их двигаться дальше. Он не хочет подолгу оставаться на одном месте, потому что: а) он оставил позади яму с кипящей лавой, из которой еле вытащил Дина, и б) брат становится еще более апатичным, если они долго сидят без дела в очередной мотельной комнате. Несмотря ни на что, Дин по-прежнему любит путешествовать: любит слушать скрип шин по дороге, любит смотреть в окно на проносящийся мимо пейзаж. Иногда он чуть съезжает по сидению, прикрывает глаза и сидит так часами, только слушая звук работающего мотора любимой детки. Посещение закусочных и заправок складывается в некое подобие жизненного опыта. В большинстве случаев Дин просто сидит в машине, а потом ест все, что брат ему приносит. Сэм заходит в помещение, выбирает столик у окна и, не отрываясь, смотрит на старшего через заляпанное стекло. Он даже не знает, как выглядит добрая половина официанток, просто потому что никогда не обращает внимания на их лица. Сэму плохо, но Дин, равнодушный к запаху поджаренного бекона и дерьмовому кофе, заставляет его чувствовать себя еще хуже, и он глаз не может оторвать от стремительно угасающего брата. Иногда он даже не заглядывает в меню. Все эти забытые-всеми-включая-Бога места не отличаются разнообразием; Сэм заказывает кофе с блинчиками и никогда не остается недовольным. Однажды он все-таки решается взять Дина с собой. Он сможет сделать заказ за двоих. Черт побери, да он сможет даже накормить Дина с ложки, если потребуется, в конце концов, они в Калифорнии, славящейся своей либеральностью. Дин послушно следует за братом, садится рядом с рекламным стендом и упирает взгляд в пятно прямо над левым плечом Сэма. Тот заказывает для них бекон, яйца, блинчики и тосты, ссыпает сахар в стаканчик с кофе, стараясь не думать о том, как же сильно он скучает по Дину, стаскивающему у него все сливки. Дин сидит, аккуратно сложив руки на коленях. — Вот, пожалуйста, сахар, — улыбается официантка, ставя перед старшим тарелку. Дин резко поворачивается к ней и смотрит на девушку с какой-то странной напряженностью, которую Сэм принимает за страх. Неудивительно, что официантка чуть не роняет тарелку Сэма и буквально убегает прочь от их столика. Дин смотрит ей вслед, пока она не скрывается за дверью в кухню. — Дин, — шипит Сэм, но брат не двигается. — Дин! Прекрати, мать твою! В конечном итоге, Дин так ничего и не ест. Все время он проводит, сверля взглядом дверь, ведущую на кухню, и следя за периодически появляющейся официанткой. Он игнорирует любые попытки Сэма накормить его, и, в конце концов, тот просто съедает свои блинчики — торопливо и как-то неловко. Сэм поднимается с места, идет к кассе, не дожидаясь, пока официантка вернется к их столику, оплачивает счет и просит принести ему какой-нибудь контейнер, чтобы взять оставшуюся еду с собой. Когда он возвращается за Дином, тот смотрит все так же пристально и сосредоточенно. — Мы уезжаем, — говорит Сэм тихо, складывая в контейнер не тронутый завтрак брата. Ухватив брата за бицепс, Сэм заставляет его подняться. Дин во всю вертит головой, отчаянно пытаясь не выпустить официантку из вида, пока они не выходят за дверь. Когда Дин уже сидит в Импале, надежно пристегнутый ремнем безопасности, Сэм возвращается. Чуть ли не на пороге его встречает менеджер. — Послушайте, мне жаль, — говорит Сэм. — Не возвращайтесь сюда больше, — строго отвечает мужчина. Сэм не спорит — он чувствует себя слишком уставшим. Три дня спустя в местной газетенке он находит короткое объявление: «Сгорела закусочная в Лайкли, штат Калифорния. Возможен поджог. Трое погибших, один человек пропал без вести». Сэм смотрит на Дина, который сидит, прислонившись к двери, и разглядывает свои ладони. — Наша официантка, верно? — Дин переворачивает одну ладонь, кончиками пальцев упираясь в деревянный пол и, таким образом, изображая клетку. Сэм продолжает спрашивать: — Что-то такое, что только ты один можешь увидеть, Дин? Дин откидывает голову назад. Глаза у него закрыты, губы сжаты. Шрамы, уродующие идеальные черты лица, идут вразрез с морщинками вокруг глаз и выцветшей линией улыбки. Сэм отбрасывает бумаги, складывает руки на коленях, чувствуя неотвратимое наступление головной боли. Больше Дина с собой он не берет. Когда Сэм заливает в бак бензин, брат сидит на пассажирском сидении и смотрит в лобовое стекло, смотрит так пристально, что Сэму приходится обернуться и оглядеться вокруг, чтобы убедиться, что рядом никого нет. Он не знает, что видит Дин, и очень надеется, что это не Адское пламя. Когда Сэм идет внутрь, чтобы заплатить, ему приходится побороть острое желание остаться рядом с Дином, стоять в его поле зрения, прыгая, как идиот, и размахивая руками, чтобы просто увидеть, как брат мигнет в ответ. Чтобы увидеть движение губ или бровей и быть уверенным, что Дин все еще здесь, в сознании, что его мозг не отключился еще давным-давно. Однажды Сэм моет машину, медленно и тщательно. Он проводит гораздо больше времени, чем нужно, с пассажирской стороны ветрового стекла, прямо перед Дином, пристально его разглядывая. Тот продолжает смотреть мимо него, будто бы видит что-то еще за его спиной, и Сэму до одури хочется открыть окно и отвесить брату звонкую пощечину. Он не может понять, как настолько яркая и живая личность как Дин, могла превратиться в это, ничего после себя не оставив. Тем не менее, это так, и доказательства тому смотрят в лицо Сэма каждый день. Впрочем, если быть точным, мимо него. Иногда по утрам Дин не в состоянии даже подняться с постели. Сэм просыпается, бродит вокруг, возится со своим ноутбуком и одевается, плещет в лицо водой, прежде чем проникающего сквозь занавески света становится достаточно, чтобы он увидел, что глаза Дина открыты. Сэм не имеет ни малейшего понятия, как долго брат не спит, пялясь в потолок и слушая утреннюю возню младшего. В такие моменты Сэм практически утрачивает всякую надежду. Ему приходится самолично вытаскивать Дина из постели, стягивать с него футболку и боксеры, наполнять ванну; мягко опускать не реагирующее тело брата в теплую воду, не отрывая взгляда от Диновых глаз и груди; мыть брату волосы, подставляя сложенные лодочкой ладони под струю воды, чтобы смыть пену. Дин никогда не закрывает глаза. Один раз Сэм замечает, как мыльный пузырик застывает в миллиметрах от его глазного яблока, но брат даже не вздрагивает. Когда Сэм осторожно умывает Дина, тот так ни разу и не моргает. Тогда-то Сэм и впадает в отчаяние. Он отчаянно нуждается хоть в какой-нибудь реакции, хоть в чем-нибудь, что напомнит ему прошлого Дина. Иногда брат смотрит на него, но Сэм никогда не уверен: потому ли, что он единственный передвигающийся объект в поле зрения, или потому что Дин действительно видит его. А Сэм хочет быть уверенным. *** Сэм всегда останавливается в библиотеках, когда они проезжают через маленькие города. В прошлом он именно в таких почти что деревенских книгохранилищах находил самые необычные книги — оккультные энциклопедии, о которых он даже не слышал, тексты с предсказаниями, за которые Бобби отдал бы левую руку, талмуды в кожаных переплетах, содержащие такие заклинания, что у Сэма тряслись руки — и теперь он лелеет надежду, что однажды он так же наткнется на что-то, что поможет Дину. Он всегда пользуется случаем, особенно с тех пор, как их с братом начали разыскивать, словно опасных преступников. Он водит Дина за собой: берется за предплечье, тайком проводит к облюбованному столу, даже стул выдвигает — все включено, так сказать. Прежний Дин обязательно бы возмутился, сбрасывая руку брата. Я взрослый человек, черт тебя побери, Сэм! Лучше бы тут было порно, Богом клянусь. Но теперь он — молчаливый якорь, который Сэму приходится буквально тащить за собой. Библиотекари смотрят на Дина огромными коровьими глазами, не зная, что его вечное молчание — именно то, что делает его другим, и именно из-за него Сэм здесь. Сэм все еще надеется, что однажды брат начнет жаловаться — Дин всегда начинал ныть, только оказавшись среди книжных полок, но этого до сих пор не произошло. Однажды, просто в качестве эксперимента, Сэм берет брата с собой в библиотеку и оставляет там одного. Он сажает Дина за стол, помогает снять куртку и повесить ее на стул и просто уходит. Он проводит один целый день — гуляет в парке, заглядывает в продуктовый магазин, проходится вверх и вниз по главной улице — и не возвращается до того, как библиотека закрывается. Если бы Сэм поступил так раньше, Дин свалил бы из библиотеки секунд десять спустя, променяв библиофильный рай брата на чистый весенний воздух. Сэм нашел бы его в самом популярном баре в городе, в обществе красоток, с кривоватой ухмылкой на губах. «Что так долго, Сэмми?» — спросил бы Дин, хлопая брата по плечу и вручая ему кружку ледяного пива. Вместо этого Дин стоит рядом со старой библиотекаршей, крепко вцепившись в ее руку, на ее шее болтаются очки на тонкой цепочке. Сэм привел сюда Дина в восемь утра, и вот прошло ровно двенадцать часов, кожа у брата побледнела от целого дня, проведенного в помещении; наверняка он просидел все это время без единого движения. — Где ты живешь, милый? Кому я могу позвонить? Мы закрываемся. У тебя есть где-нибудь записанный номер твоих родных? Хоть где-нибудь? — женщина щебечет на все лады, когда подходит Сэм. Дин остается абсолютно бесстрастным, вглядываясь в темноту наступающего вечера. Библиотекарша выглядит измотанной, как будто она уже давно пытается заставить Дина говорить. Ее седые волосы собраны в пучок, но несколько прядей выбились и теперь свисают вдоль шеи. — Проблемы, мэм? — вежливо интересуется Сэм, и женщина резко поворачивается, занеся руку вверх, словно собирается ударить незнакомца. Дин не вздрагивает, даже не поворачивается, чтобы взглянуть на брата. — О, просто… — она разочарованно вздыхает. — Я не могу выяснить, где живет этот молодой человек. Он не… не говорит, — заканчивает она, понижая голос до шепота, словно стыдясь своих слов. Сэм понимающе кивает. Ложь с легкостью срывается с языка. — Послушайте, я доброволец на пожарной станции. Хотите, я могу забрать его? Уверен, наш шеф разберется, что с ним делать. — Как мило с вашей стороны, — с облегчением выдыхает женщина. Она ни разу не взглянула на Дина, пока разговаривала с Сэмом; так и стояла, смотря на него как на долгожданный порт в страшный шторм. — Спасибо огромное, дорогой. Передай привет шефу Дэниэлзу от меня, хорошо? — Разумеется, — Сэм смотрит ей вслед. Женщина чуть ли не бежит от них прочь, словно стремится как можно скорее оказаться подальше от Дина и его тяжелого молчания. Когда Сэм оборачивается, брат, надев свою куртку, находится футах в десяти в противоположном направлении. Сэм стремительно его догоняет. — Я просто хотел посмотреть, что ты будешь делать, — запинаясь, говорит он, почти оправдывается. Дин ускоряет шаг, направляясь к мотелю. Сэм хочет сказать что-нибудь еще, но как все объяснить? Как сказать, что он просто-напросто пытался заставить брата говорить? Что он никогда бы не оставил его на самом деле одного? Что он хочет, чтобы Дин разозлился, освободился, проявил хоть какую-нибудь эмоцию, чтобы Сэм знал, что рядом все еще его брат, Дин, а не живущий на автопилоте кусок мяса. Брат первый подходит к двери их номера и терпеливо ждет, пока Сэм откроет ее. У того дрожат руки, и несколько раз ключ скользит мимо замочной скважины, прежде чем Сэму удается справиться с замком, и дверь открывается на распашку. Дин проскальзывает мимо брата и моментально пропадает в ванной, закрывая за собой дверь. Он явно взволнован, но по-прежнему не делает ровным счетом ничего. Сэм засыпает, глядя на узкую полоску серебристого света под дверью в ванную. Он настолько отчаялся, что был готов совершить что-то — что угодно — только бы вывести брата из его коматозного состояния, и теперь переживает, не сделал ли только хуже. На следующее утро дверь в ванную все еще заперта. Сэм вздыхает, поднимается на ноги и, шаркая, подходит ближе. — Дин, ну же, прости, — говорит он, стучась в дверь из дешевой фанеры. В ответ, разумеется, тишина. — Ну, хватит тебе. Ты же знаешь, я бы никогда… — Сэм вздыхает, он берется за ручку и толкает вперед, только чтобы убедиться, что дверь заперта, но та неожиданно легко подается вперед, впуская внутрь Сэма, который чуть не зарабатывает себе сердечный приступ — Дина здесь нет. Глупо — Сэм рывком отдергивает занавеску душевой кабинки, убежденный, что Дин сидит именно там, прячась. Но нет. Сэм проверяет за дверью, слепо обшаривает руками полотенца, прежде чем возвращается в комнату и падает на колени, заглядывая под обе кровати. Дина нет нигде, это очевидно, но Сэм не хочет и не может признать это. Куда мог пойти брат? Нет никакого способа, чтобы… Кроме, разумеется, самого очевидного. Сэм вылетает наружу, чуть не забыв надеть штаны. В конечном счете, Сэм находит брата только потому, что тот сам возвращается в мотель спустя сорок восемь часов после своего исчезновения. Сэм сидит на отъехавшем в самый угол стуле, запустив пальцы в волосы, словно пытаясь смириться с тем, что Дин просто ушел. Возможно, он даже покинул город, потому что Сэм спросил, за эти два сумасшедших дня, кажется, абсолютно всех, и никто Дина не видел. Он не стал обращаться в полицию, зато самолично проверил и перепроверил буквально каждый квадратный дюйм этого города, начиная с бара и заканчивая городской ратушей, и не нашел ни единого следа брата. Когда дверная ручка поворачивается и на пороге показывается Дин, Сэм вскакивает на ноги, приоткрыв рот. Он не помнит, как двигался, но вдруг оказывается прямо перед братом с занесенной для удара рукой и скривившимися в некрасивой гримасе губами. Рука дикой птицей летит вперед, обнимая Дина и притягивая его ближе к Сэму, который тут же стискивает брата в стальной хватке, шумно дыша в твердое плечо. Дин остается равнодушным, его руки свободно висят вдоль тела, пока Сэм цепляется за него и рыдает, словно маленький ребенок. Он был готов к тому, что Дин отправится в Ад: он знал, чего ждать, знал, что нужно искать, что исследовать, а что было пустой тратой времени; в конце концов, он даже знал, как вытащить брата, и потому справился с этим. В этот же раз Дин исчез без следа, испарился из Сэмовой жизни, и у того не было ни одной идеи, ни одной гребанной подсказки, что произошло, что делать и как — пожалуйста, Господи, пожалуйста — вернуть Дина обратно. Сэм всегда знал, как вернуть брата обратно. Вечность спустя он отпускает Дина, проводит рукой по рукаву футболки и отворачивается, пытаясь взять дыхание под контроль. Брат спокойно проходит мимо и присаживается на краешек кровати. — Ну, — голос у Сэма срывается. — Думаю, ты преподнес мне хороший урок. Он смотрит на Дина. Шрам у губ чуть подрагивает, Сэм моргает, и все исчезает, но он знает — Дин пытается поставить точку. Не отказывайся, черт тебя побери, от меня, Сэмми. Только не после всего. Не бросай меня и не думай, что я не могу сделать то же самое. И Сэм понимает. Он понимает, что все еще нужен Дину, как спутник, как брат, как проклятый голос, но лучше прочего он осознает, что ему самому все еще нужен Дин. Независимо от всего, он всегда будет в нем нуждаться. Брат всего лишь пытался показать ему нечто очень важное, пускай и таким необычным, сводящим с ума способом. Чтобы Сэм понял, что он не просто бесполезный кусок мяса на пассажирском сидении. Дин безо всякого интереса смотрит в телевизор. Секунду спустя Сэм включает его и оставляет канал Дискавери, на котором показывают документальный фильм про ламантин. После он идет ополоснуть лицо, его дыхание все никак не придет в норму. Если Дин оставит его еще раз, Сэм этого не вынесет. Он только надеется, что больше об этом никто не узнает. Когда Сэм выходит из ванной, Дин сидит, прислонившись спиной к спинке кровати. Сэм плюхается на кровать рядом с ним. Их бедра соприкасаются, и Дин не пытается отодвинуться. Глаза Сэма закрываются, и сердце начинает стучать ровнее, когда Дин снимает куртку и набрасывает ему на ноги. Сэм берет ее и подтягивает к груди, вдыхая аромат пороха, который всегда у него ассоциировался с Дином. Он засыпает, слушая размеренное дыхание брата, на изнанке прикрытых век яркими всполохами вспыхивают картинки c морскими волнами и ламантинами. *** Темнота. Везде. Одна только темнота, и Сэм не может увидеть ровным счетом ничего. Но он может слышать — он слышит практически все. Кто-то рыдает слева от него — громкие, душераздирающие звуки, полные страдания и боли, которые никак не прекратятся. Он здесь на протяжении минут десяти, и они все продолжаются и продолжаются. К тому же, Сэм готов поклясться, земля под его ногами движется. Тихо, перекатываясь волнами, она мокро облизывает подошвы его ботинок, когда он переступает с ноги на ногу. Он хотел бы уметь плавать, или же просто взять и улететь отсюда подальше, но он ищет здесь кое-что. Ищет… — Дин! — голос звучит неуверенно. Звук трепыхающейся птицей зависает над окружающей Сэма темнотой. Прямо впереди раздаются шаги, бам-бам-бам, чья-то тяжелая поступь и — и звук перетаскиваемого тела. Что-то (кого-то?) тащат прямо перед Сэмом, возможно, за лодыжку, возможно, за волосы. Возможно, за язык, высунутый из изуродованного мертвого рта. Сэм повторяет: — Дин! На этот раз звук летит дальше, имя разбивает заледеневшие черты лица, словно ветер, дышащий свежестью в этом Богом забытом месте. Господи, глаза Сэма открыты так широко, но он все равно не видит — не видит, кто кричит. Вопят громко и пронзительно, практически не переставая, звук бьет по барабанным перепонкам, не давая сосредоточиться. Если бы только это прекратилось, все было бы в порядке. Все было бы в порядке… Костлявые пальцы хватают за лодыжку, оборачиваются вокруг сустава, и Сэм чувствует, как страшный крик зарождается в его горле, он бросается вперед, чтобы вырваться, ВЫРВАТЬСЯ, СЭМ, ТВОЮ МАТЬ, ТОЛЬКО БЫ ВЫРВАТЬСЯ. Пальцы сжимаются, начинают тянуть, и тогда голос (на самом деле, и не голос вовсе, что это, Господи, что это?!) говорит… Сэм просыпается рывком, рука Дина лежит на его груди, прямо там, где с бешеной скоростью колотится сердце. Рот наполняется чем-то вязким и солоноватым — он искусал губы до крови. Лицо брата нависает над ним, с широко распахнутыми глазами Дин смотрит прямо на младшего. Сэму уже давно не снились кошмары о Сделке брата. А этот, сегодняшний, был настолько ярким, что в голове зарождается сумасшедшая мысль: кажется, будто бы мозг специально берег себя, копил подсознательные страхи, чтобы ударить исподтишка, тогда, когда Сэм ожидает этого меньше всего. Исчезновение брата и сорок восемь часов чистой паники — вот и все, что потребовалось, чтобы его снова закружило в адском водовороте. Сэм медленно выдыхает, напрягает и расслабляет мышцу за мышцей. Дин не двигается, его изувеченная рука воображаемой печатью проникает внутрь грудной клетки брата, прогоняя все темное, что там есть. Сэм оборачивает ладонь вокруг Динова запястья, ловит взгляд старшего. Тот склоняет голову чуть влево — вопрос. — Просто кошмар, — скрипит Сэм, и собственный голос пугает его. Так он звучал, когда Сэм вытаскивал брата из преисподней, пока он нараспев читал заклинание в течение долгих часов, не в силах остановиться или сделать паузу. Не задумываясь, Сэм сжимает пальцы. Кровать неожиданно прогибается, когда Дин укладывается рядом с Сэмом поверх одеяла. Сэм оказывается запечатанным под ним, тепло Дина окутывает его со всех сторон, его же куртка по-прежнему лежит на груди. Телевизор давно уже выключен. Когда Сэм просыпается на следующее утро, весь потный, Дин спит на его стороне, и оба они лежат под одеялом, их пальцы сцеплены. Дин все еще держит его за руку. *** Это происходит слишком плавно, чтобы Сэм невооруженным глазом мог заметить, но Дину становится лучше. Он чаще реагирует на голос брата и смотрит ему в глаза, когда тот что-нибудь говорит. Однажды утром он отбрасывает приготовленную Сэмом рубашку, идет к своей сумке и начинает рыться, пока не находит любимую футболку; вытаскивает ее наружу и натягивает на изуродованную шрамами спину под охреневшим взглядом младшего. Он морщится от музыки Сэма, сам вылезает из машины, не дожидаясь, пока брат придет открыть ему дверь, следует за Сэмом в мотели, внимательно смотрит клеркам в глаза и разглядывает висящие на стенах картины так, будто ему действительно не все равно. Все происходит какими-то рывками: однажды Дин идет к кофейному автомату и берет им обоим кофе, а на следующий день пребывает в состоянии кататонии — но Сэм все равно воодушевляется. Брату не будет хуже, обещает он себе. В конце концов, парень побывал в аду. В прямом смысле этих слов. Что может быть хуже? Сэм продолжает говорить за двоих, словно делал так всю жизнь. Он спрашивает Дина, что тот думает по поводу цыплят, что хочет есть, что хочет надеть или посмотреть по телеку. Сэм пытается убедить себя, что еще чуть-чуть, и Дин заговорит. Просто проснется однажды, повернется к Сэму и скажет: «Принеси мне чертовых пончиков». Или что-нибудь еще настолько же бессмысленное и глупое, что наверняка разрушит стену его долгого упорного молчания. Но Дин не говорит. Он смотрит на Сэма, когда тот болтает, касается его плеча, когда чего-то хочет, а в один прекрасный день даже притаскивает из багажника несколько пистолетов и вычищает их до блеска под ошеломленным взглядом младшего — но губы его по-прежнему остаются плотно сомкнутыми. *** Они где-то на границе Техаса и Оклахомы, просто едут в никуда, когда звонит мобильник Дина. Сэм все еще его заряжает и каждый раз, перед тем, как Дин выходит из душа, засовывает в задний карман его джинсов. Он не может сказать точно, зачем — возможно, просто в напоминание о нормальном мире — но каждый раз в груди что-то екает, когда Дин похлопывает себя по бедру, проверяя, на месте ли аппарат. Однажды он забыл телефон Дина в машине, и лицо того ничуть не изменилось, когда после ставшего привычным жеста, он не обнаружил вещицу на месте. Так что, по сути, это ничего не доказывает. Просто Сэму нравится делать что-то для Дина, делать что-то, как раньше. И вот теперь этот самый телефон звонит. Он запрятан глубоко в Динов карман — уютно лежит где-то между бедром и голенью. Сэм внимательно смотрит на брата, но тот не предпринимает никаких действий — сегодня один из плохих его дней, и все утро он был неотзывчивым и хмурым. Сэм тормозит и с тяжелым вздохом сам начинает копаться в кармане старшего. Дин не делает ровным счетом ничего, чтобы хоть как-нибудь сгладить неловкость — сидит упрямо-неподвижно, пока пальцы Сэма путаются в грубой джинсовой ткани. Сэму требуется от силы секунд тридцать, и вскоре он с победным видом вытаскивает нагретый от тела Дина телефон, в то время как его щеки заливает предательская краска. Когда Сэм поднимает голову, Дин смотрит на него. И, несмотря на то, что лицо его остается бесстрастным, словно каменная глыба, у Сэма возникает сумасшедшее ощущение, что брат ухмыляется. Сэмми! Домогаешься до меня, шлюшка? Воображаемый голос Дина в голове вновь дает о себе знать, и рот Сэма приоткрывается в беззвучном неожиданном смехе. Когда он, наконец, берет себя в руки, Дин смотрит в окно. Одна из его мозолистых ладоней лежит прямо поверх кармана. Сэм заставляет себя отвернуться, смотрит на экран мобильника, все еще улыбаясь, и прослушивает единственное голосовое сообщение. Оказывается, это кто-то, кому отец помог много лет назад: он позвонил сначала по номеру Джона, прослушал давнее сообщение с указанием перезвонить его старшему сыну и последовал этой короткой инструкции. — Здравствуйте, мистер Вин.. . хм… Дин, — сообщение начинается с нервного покашливания, мужской голос из-за связи звучит слабо. — Это Дейл Тэйс из Сиэтла, Вашингтон. Эм, я звоню, потому что мне кажется, что оно вернулось. На этот раз на чердаке, но я слышал что-то прошлой ночью, эм, под лестницей, а там… о, Господи, там комната моей маленькой дочери, и я не могу, не могу… — голос Дейла срывается, сменяясь прерывистым громким дыханием. Раздается глухой стук, словно мужчина положил мобильный на стол, потом слышится невнятное бормотание, похоже, Дейл, сомневаясь, говорит сам с собой, прежде чем снова возвращается в зону слышимости. — Я надеюсь, вы получите это сообщение. Я перенес Клэр в свою комнату, но скоро оно ее найдет, это вопрос времени. Мы в черном списке. Прошу вас, приезжайте. Я… Я сделаю все что угодно. Сообщение запускается сначала, и Сэм отводит трубку от уха, тут же ее закрывая. Он пытался избегать охоты любой ценой, но этот парень, этот Дейл Тэйс… Его голос звучал так, словно ему больше некого попросить о помощи, словно они — его последняя надежда. — Что ж, — бормочет Сэм. Дин потирает большим пальцем рубец на месте содранной половины брови — привычка, которой он обзавелся каких-то несколько дней назад. Сначала она обеспокоила Сэма, но что в ней, по сути, такого? — Похоже, мы едем в Сиэтл. Дин продолжает выводить крохотные круги по зарубцевавшейся коже. Сэм прикусывает губу, разворачивает Импалу и начинает набирать скорость. Некоторое время спустя Дин пальцами прикасается к оконному стеклу и оставляет на нем следы. Перегнувшись через брата, Сэм опускает стекло. Он ощущает теплый прилив удовлетворения, когда Дин подставляет лицо ветру. *** Сэм перезванивает Дейлу той же ночью: медленно набирает номер и с пустым взором подносит телефон к уху. Дин возится в ванной, бреется или еще что, Сэм точно не знает. Дейл берет трубку после третьего гудка. — Алло? — Мистер Тэйс? Это Сэм Винчестер. Сын Джона. — О, слава, Богу! — с облегчением выдыхает Дейл, потом он вдруг заминается. — Джон сказал позвонить Дину? Вы… Вы все еще?.. — Мы с Дином работаем в команде, — говорит Сэм своим лучшим голосом Джона Винчестера, лающим, из серии «и если вам что-то не нравится, то можете поморщиться и поцеловать свою задницу, адьос». Дейл моментально тушуется. — Ладно. Это хорошо, просто прекрасно, — он нервно смеется. — Где вы? Далеко от нас? — Примерно в половине дня пути. Будем завтра после полудня. Мне нужно будет с вами поговорить, мистер Тэйс. И еще. Мы ничего не сможем сделать ни сегодня, ни завтра, поэтому, вам с девочками есть, куда пойти? — Пойти? — переспрашивает Дейл. Голос его звучит озадаченно. Сэм практически может себе его представить: невысокий, полноватый, с только-только начинающей лысеть макушкой. Хороший парень. Почему всякое дерьмо всегда случается именно с такими? — Вам сегодня не следует оставаться в доме. Есть место, куда бы вы могли пойти? Может, мотель? — Мотель? Ох... Да, конечно. Мы можем пойти в мотель. — Хорошо. Скоро увидимся, мистер Тэйс, — Сэм кладет трубку. Дин выходит из ванной в одних боксерах, и сердце младшего сжимается от одного только взгляда на шрамы, украшающие левую половину его тела. Был среди них один, настолько широкий и глубокий, что пришлось зашивать, но все равно остался страшный длинный рубец прямо под соском. Дин касается рта брата, изрядно того напугав. Сэм смотрит снизу вверх, пока мозолистые подушечки пальцев Дина обводят по контуру его губы. Он знает, что Дин пытается спросить — но это не значит, что он должен отвечать. — Все нормально… — губы кажутся теперь какими-то более чувствительными. В последнее время Дин прикасается к нему гораздо чаще, чем раньше. Сжимает пальцы брата в руке, когда хочет привлечь внимание, касается Сэмова виска, когда тот говорит что-нибудь глупое, а однажды, хлопнув его по бедру и тем самым обратив на себя внимание, схватился за собственный пах: Сэм слишком долго вел машину, не останавливаясь, чтобы справить нужду. Дин снова касается уголка его губ, и Сэм поспешно отворачивается, краснея. — Серьезно, Дин. Дин щелкает пальцами, и этот звук немало удивляет младшего. Серьезно, Сэм. Сэм поднимается и отходит от брата. Дин следует за ним через всю комнату и снова щелкает пальцами. — Господи, ты… Как ты можешь быть таким надоедливым? Ты же даже не разговариваешь! Дин смотрит на брата, зрачки его расширяются в непонимании. Изуродованная бровь резко выделяется на его лице в полумраке, и неожиданно вина волной захлестывает Сэма с головой. Губы Дина сжимаются, когда он следит за выражением лица брата, и сейчас тянущийся вниз шрам как никогда подчеркивает это. Дин снова щелкает пальцами — на этот раз требовательно. Сэм качает головой. Его брату не нужно стыдиться собственных шрамов, не нужно прятать их от Сэма. Дин все еще — о, Господи — все еще очень красивый. Не прошенное слово проскальзывает в голову, и в то же мгновение Сэм понимает, что это правда. Он знает, что сделает все, что угодно, лишь бы снова увидеть улыбку Дина. Брат не улыбался с тех самых пор, как Сэм вытащил его из Ада — поначалу это причиняло боль, но теперь? Неужели Дин думает, что он уродлив? Может, он практиковался перед зеркалом и в конечном итоге махнул рукой, решив, что дело безнадежно? Сэм готов сделать что угодно — он согласен даже на еще одну путевку вниз — только чтобы Дин так не думал. Сэм вздыхает. Дин приподнимает брови, чуть наклоняясь вперед. — Давай просто ляжем спать? Завтра большой день, — Дин закатывает глаза, отходя на несколько шагов, откидывает одеяло. — У нас завтра большой день, — повторяет Сэм. — И я не хочу, чтобы что-то пошло не так… «…теперь, когда мне придется справляться со всем в одиночку», — добавляет он про себя. Дин ложится в постель, как обычно натягивая одеяло до подбородка и подтыкая его под плечи, и смотрит в потолок. Пока Сэм чистит зубы, он смотрит на него, брат даже не шевелится. Этой ночью, выключив свет, Сэм засыпает, убаюканный размеренным дыханием Дина. *** На следующий день Сэм звонит Дейлу где-то с окраины Сиэтла. Они договариваются встретиться в небольшой закусочной, и когда Сэм поднимается, чтобы пожать мужчине руку, ему приходится подавить неожиданную волну острой жалости. Он был прав. В Дейле максимум — футов пять роста, а его жидкие каштановые волосы явно видали и лучшие времена. Очки криво сидят на носу, а около подмышек Сэм может разглядеть некрасивые пятна от пота. Этот человек боится. Хотя, нет, он сходит с ума от страха. — Здравствуйте-здравствуйте, — бормочет Дейл, быстро моргая и протягивая пухлую ладонь Дину. Тот кивает, пожимая его руку, и Сэм поражается контрасту между сильной изуродованной рукой брата и бледной безупречной ладонью Дейла. — Что ж, мистер Тэйс, — начинает Сэм, и Дейл быстро скользит на сидение напротив братьев, складывая руки на коленях, словно послушный студент. Сэм дает себе мысленного пинка и продолжает: — Прежде чем я проведу целый день в библиотеке, пытаясь выяснить, были ли связаны с вашим домом какие-либо смерти, я хочу спросить, есть ли у вас какие-нибудь предположения на счет того, что могло послужить причиной преследования? — Так что, это тот же призрак, что и в прошлый раз? — Дейл нервно облизывает губы и жестом просит официантку принести ему кофе. — Я ни о чем не могу думать, зная, что оно охотится за мной и моими девочками. В особенности, за моей малышкой. Клэр всего девять! Чего ему от нее надо? — Это не обязательно тот же призрак, что и раньше; не факт, что это вообще призрак. И то, что он выбрал Клэр, вовсе не значит, что он собирается что-то с ней сделать. Возможно, он просто бродит по ее комнате, или же хочет причинить вред кому-то, кто ей близок, — Сэм делает многозначительную паузу. — Кому-то вроде вас, мистер Тэйс. — Ну, я ничего не знаю, — глухо бормочет Дейл, с благодарностью принимая кофе из рук официантки и сосредотачивая свое внимание на высыпании пяти пакетиков сахара в черную жидкость. Сэм бросает взгляд на Дина; брат выглядит раздраженным, и Сэм мысленно кивает сам себе. Похоже, сидящий перед ними мужчина что-то скрывает. — Послушайте, Дейл, — мистер Тейс вздрагивает от звука собственного имени. Он быстро размешивает кофе, чайная ложка ритмично ударяет о стенки фарфоровой чашки. — Если вы не расскажете нам что-то… Что-то, что может быть важно, я не смогу гарантировать, что мы сумеем вам помочь. Дейл аккуратно вынимает ложку и укладывает ее на салфетку. Он избегает Сэмова взгляда, делает первый глоток. — Я не понимаю. Ваш отец не спрашивал меня ни о чем таком, в прошлый раз, он просто… позаботился обо всем. Зачем вам это? Просто избавьтесь от этой штуки. Дин легко ударяет брата по бедру под столом, и Сэму почти стыдно за то, что он собирается использовать тактику брата «сейчас-все-как-никогда-серьезно» на Дейле. Почти. — Что ж, тогда в библиотеку, — Сэм встает с места, и Дин моментально следует за ним. — Вам лучше не возвращаться домой. Если вернетесь — умрете, — последнюю фразу Сэм бросает из-за плеча: — И, я надеюсь, ваш дом не исчезнет с лица земли до того, как мы выясним все необходимое. Он знает, что призракам по большей части плевать на материальные ценности, если только они не одержимы своими человеческими идеями, и что пристанище мистера Тэйса скорее всего останется в целости и сохранности до его возвращения, вот только сам Дейл об этом не знает. Сэм успевает сделать всего один шаг, прежде чем мужчина не выдерживает: — Мой… мой дом? Сэм резко оборачивается, опирается руками о стол и наклоняется близко-близко к Дейлу. Иногда ему становится интересно, что случилось с тем милым парнем, которым он когда-то был. Он больше не может быть прежним — Дин, черт побери, не может разговаривать, а на спине у него выжжена демонская метка — и Сэм просто не может оставаться прежним. Дин Винчестер — не единственный, кто изменился после его возвращения из преисподней. — Ваш дом, — говорит Сэм мягко, — ваши дочери, и после, когда у вас не останется ничего, вы сами. Дейл медленно опускает чашку, не отрывая глаз от Сэма. Однако тот не намерен отводить взгляд первым. В конце концов, мужчина сглатывает, переводя взгляд на окно. — Я… Это… Это был несчастный случай. Дин отправляется за десертом, перед уходом почти незаметно подмигнув брату. Сэм снова садится. — Расскажите мне. История, наконец, начинает обретать форму: Джон помог Дейлу задолго до того, как тот женился или завел детей, почти четырнадцать лет назад. Судя по тому, что рассказывает Сэму мужчина, это был обычный полтергейст — мигающий свет, дерьмовый напор воды, странные звуки — и отцу не пришлось копаться в грязном белье Тэйса, чтобы разобраться с этой дрянью. Плевое дело — три часа, и Джон уехал с чистой совестью. Дейл сохранил его номер телефона, памятуя о наставлении «звонить, если случится что-нибудь странное». Но сейчас это нечто иное. Поначалу Дейл решил, что все повторяется, во всяком случае, все признаки совпадали — свет, звуки и прочее. Правда, за некоторым исключением: сейчас призрак был сосредоточен на определенной цели — на Клэр. Дошло до того, что нечто начало оставлять знаки по всему дому, и особенно в спальне девочек. Испугавшись, Дейл позвонил Джону Винчестеру, но вместо него наткнулся на его сыновей. Дойдя в своем рассказе до так называемых знаков, Дейл начинает волноваться. Сэм одобряюще хлопает его по плечу. — Что именно вам нужно знать? — Все, что, по вашему мнению, может оказаться полезным — давайте начнем вот с чего. Чей это может быть дух? Дейл заказывает еще кофе и, когда его приносят, поспешно остужает, позабыв про сахар. Сэм подается вперед. — У нас не так много времени, Дейл… — Хорошо, хорошо! Я же сказал, что все расскажу! Сэм откидывается обратно на стул, послушно ожидая продолжения. — Она была моей женой. Нет, не так… Мы не были женаты. Мы так сильно любили друг друга, а свадьба… Это не всегда правильно, понимаете? Когда ты любишь кого-то, зачем доказывать это кому-то кроме самих себя? Зачем ставить в известность весь мир? Иногда достаточно просто быть рядом… Сэм смотрит на Дина, увлеченного куском яблочного пирога с медленно тающим мороженным и завитками коричневого сахара сверху, и говорит глухо: — Да. Да, я понимаю. — Она была моей супругой в самом… в самом прямом смысле этого слова, — Дейл продолжает; голос у него спокойный и мягкий. — У нас родились Клэр и Эбигейль, и все было хорошо, но однажды она… Просто перестала, не знаю… нуждаться во мне. Нуждаться в нас. Она хотела уйти, я не мог… не мог понять почему, ведь все эти годы мы были так счастливы, а дети… — Дейл делает глубокий судорожный вдох. Сэм может увидеть слезы, увеличенные стеклами очков, в его глазах. — Однажды ночью она просто ушла. А я… Я был так чертовски зол на нее. Сэм понимающе кивает, мысли бешено мечутся по кругу в голове. Когда ты любишь кого-то, зачем доказывать это кому-то кроме самих себя? — Я поехал искать ее, хотел остановить, преподать урок, не знаю… Но ее нигде не было, и когда я вернулся домой, она… Она… Господи Боже, Клэр открыла дверь, когда она позвонила в звонок; и кровь, кровь была везде: на ее волосах, на губах. Она просто стояла и кричала, когда я вошел. Я позвонил в «911», но что они могли сделать? — мужчина смотрит на Сэма с широко раскрытыми глазами. — Эбигейль два месяца не выходила из своей комнаты, а Клэр… Клэр так и не стала прежней. — Что именно произошло? — подталкивает мужчину Сэм. Он думает, что знает ответ, но ему все равно нужно убедиться. Нужно знать наверняка, с чем они имеют дело. — Она застрелилась. Засунула пистолет себе в рот и спустила курок, стоя прямо перед моей малышкой. Перед нашей дочерью, — бормочет Дейл. — Скорее всего, она думала, что дверь открою я, но было уже слишком поздно, — мистер Тейс методично рвет свою салфетку на крохотные кусочки. — Никто не обвинял меня ни в чем. Моя жена… Должно быть, она ощущала себя в ловушке. Я просто не понимаю, почему она ничего не сказала мне? Не знаю, как все зашло настолько далеко. Сэм не знает, что можно сказать Дейлу, как помочь ему почувствовать себя лучше, но он все равно пытается. — Это не ваша вина, Дейл. — Разве? — горько интересуется Тэйс, впервые за долгое время поднимая на Сэма взгляд. Мужчина заказывает третью порцию кофе, высыпает в чашку три пакетика сахара и только после этого подносит ее к губам. Сэм снова оглядывается на Дина. Тот развлекает официантку, щелкая ее по носу каждый раз, когда она задает ему какой-нибудь вопрос, на который он не может ответить «да» или «нет». Похоже, девушка находит забавным то, что он не может говорить, но все равно заигрывает с ней. Ладони Сэма непроизвольно сжимаются в кулаки. — Возможно это дух вашей супруги. — Почему она вернулась? — обреченно спрашивает Дейл. — Насильственная или неестественная смерть, незаконченное дело, связанное с вами, — перечисляя, Сэм загибает пальцы. — Вполне достаточно чего-нибудь одного, чтобы вернуть ее с того света. Впрочем, в вашем случае, скорее всего все три причины вместе. — Что я могу сделать? — Конкретно сейчас — ничего. Держитесь подальше от дома. Мне нужно будет еще кое-что разузнать, но я практически уверен, что смогу покончить с этим сегодня же ночью. Дейл опускает плечи, чуть расслабляясь. — Спасибо. Я не знаю, как вас благодарить, правда. — Рано благодарить, — качает головой Сэм. Он с некоторым беспокойством думает о жене мужчины. Дейл даже не подозревает, насколько злой нужно быть, чтобы выстрелить себе в лицо — настолько ослепнуть от собственной ярости, чтоб та вытолкала и любовь, и здравый смысл, и простую человеческую благопристойность. Задача вполне ясна: очередной слетевший с катушек дух, и, возможно, все будет гораздо труднее, чем Сэм предполагал сначала. — Могу я вернуться и забрать некоторые вещи? Мы с девочками взяли только самое необходимое. — Да, но когда мы с Дином скажем, вы должны будете уйти. Иначе может быть слишком поздно. Дейл кивает, встает и пожимает Сэму руку. — Сегодня ночью, — напоминает он. — Сегодня ночью, — соглашается Сэм. Он тоже встает и идет забирать Дина. *** Просидев пару часов за ноутбуком, Сэм решает, что лучшим способом избавиться от призрачной жены Дейла Тэйса будет повторить ритуал Миссури, который она однажды проводила в их старом доме в Лоуренсе, правда, с некоторыми изменениями. Основная идея осталась прежней: поместить мешочки с травами в каждый угол дома и прочитать изгоняющее заклинание на каждом этаже. Но Сэм добавил очищающую молитву на латыни, чтобы ускорить процесс, а в мешочки доложил несколько новых трав, которые должны, по идее, способствовать изгнанию мстительных духов. Если бы Джон увидел сейчас своих сыновей, он наверняка бы ими гордился. Дейл выходит встретить Сэма и Дина, когда они подъезжают к дому. Он практически бросается к машине, на лице его написано неприкрытое облегчение. Мужчина растерял всю свою серьезность и теперь снова походит на испуганного, беспомощного человека. — Спасибо, спасибо, — повторяет он снова и снова, обращаясь к Сэму, выбирающемуся из машины с водительской стороны. — Не за что, — Сэм смущенно кашляет. Он наклоняется к открытому окну со стороны Дина и просит: — Оставайся здесь, идет? Дело ерундовое… — прежде чем идет за нервно болтающим Дейлом в дом. Поздоровавшись с дочерями хозяина, Сэм на секунду задерживает внимание на Клэр — со своими голубыми глазами и кудрявыми каштановыми волосами, спадающими на худенькие плечи, она похожа на ожившую куклу, прижимающую к груди выцветшего плюшевого медведя — а потом снова следует за Дейлом вверх по лестнице. Мистер Тэйс показывает Сэму комнату Клэр, оформленную в нежных розово-фиолетовых тонах. Сам он вроде бы успокаивается, но его огромные глаза все равно слишком сильно выделяются на разрумянившемся лице. — Вы сможете справиться с этим? Сэм оглядывается, примечая выломанный замок и отпечаток ступни на полу, вероятно, оставленный призраком в прошлый визит. — Я хочу, чтобы вы со своей семьей покинули дом. Сходите в кафе или в кино. Я позвоню, когда все закончится. — Вы сможете с этим справиться? — с нажимом повторяет Дейл, и Сэм кивает. — Да, я смогу. Мужчина будто бы сдувается, плечи его устало опускаются. — Хорошо. Пятнадцать минут спустя он с девочками покидает дом. Выйдя наружу, Сэм направляется к Импале и достает свою сумку с оружием и тщательно упакованными мешочками с травами. Дин молча смотрит перед собой, грудь его размеренно поднимается и опускается в такт дыханию. — Я справлюсь с этой хренью, — говорит Сэм брату, прежде чем возвратиться обратно в дом. Закрыв за собой дверь, Сэм вздыхает и принимается за дело. Он начинает с подвала, тихо шепча на латыни, одной рукой поигрывает заряженным каменной солью пистолетом, а в другой сжимает железную кирку. Он постоянно оглядывается на темные углы, пытаясь разглядеть любые проявления паранормального, но все пока спокойно. Покончив с подвалом, Сэм поднимается наверх. Он разбивает гипсокартонную стену за холодильником на кухне, когда слышит странный звук, доносящийся откуда-то из-под лестницы. У Дейла довольно старый дом, и вообще-то Сэм привык работать с такими: с постоянными шорохами и шумно текущей по трубам водой, в которых настораживает скорее отсутствие звуков, нежели наоборот. Снова воцаряется тишина, но Сэм готов поклясться, что только что слышал сухой звук открывающейся защелки со стороны лестницы. Слышал так отчетливо и ясно, словно это был выстрел, словно он сам стоял в паре футов, наблюдая, как медленно приоткрывается дверь. Сэм сглатывает. Дом молчит, балансируя на грани. Спустя минуту, Сэм продолжает прерванную работу. Покрепче перехватив дробовик, он упрямо выковыривает куски гипсокартона. Ремень сумки оттягивает плечо, голос становится тоньше, а заклинание отдает на языке жестяным привкусом, когда он засовывает мешочек с травами в изуродованную стену. Вскоре Сэм поднимается на второй этаж. До этого все шло относительно спокойно, но здесь явно что-то происходит. Что-то, от чего волоски у Сэма на руках становятся дыбом. Он нервничает, оглядываясь через плечо после каждого шороха. Нельзя не признать, что здешний призрак явно обладает неким шармом. Обычно Сэм Винчестер представляет собой образец хладнокровия, но все дело в том, что раньше его всегда прикрывал брат, а сейчас Дин снаружи, сидит в машине, общаясь с какой-нибудь Долли Партон или кем-нибудь еще в том же духе. Сойдя с лестницы, Сэм моментально оглядывается по сторонам. Дверь на чердак заперта, но ничего хорошего это не сулит. Эта дрянь может быть, где угодно. Эта дрянь и будет где-то — эту часть работы Сэм ненавидит больше всего. Он никогда не умел ждать. Сэм начинает с кабинета Дейла, находящегося в северной части дома. Он закрывает за собой дверь, прекрасно понимая, что если призрак решит добраться до него, то это его точно не остановит. Сэм с бешеной скоростью выламывает в стене, ближе к углу, дыру, каждые несколько секунд бросая взгляд за спину, и засовывает в нее мешочек; дыхание у него срывается, заклинание звучит какими-то рывками. Раздается звонок в дверь, где-то вдалеке слышится звон, и Сэм резко отпрыгивает от стены, разворачиваясь, да так и застывает. Дыхание перехватывает. Разумной частью своего мозга Сэм понимает, что эта дрянь наверняка хорошо умеет нагонять страх на тех, за кем охотится, умеет повышать уровень адреналина в крови и подавлять эмоции. Но оставшаяся его часть находится в дикой беспорядочной панике. Сэм включил в коридоре свет — глупость, Господи, какая глупость, лучший способ заявить о своем присутствии, но у него просто не было выбора, не действовать же в потемках — и сейчас в щель под дверью пробивается узкая полоска света, на фоне которой резко выделяется чья-то тень. Тень, стоящая близко-близко к двери. Взявшаяся за дверную ручку... Горло сдавливает беззвучным криком, Сэму безумно хочется оказаться как можно дальше отсюда, но он не может даже пошевелиться. Дверь, Господи Иисусе, дверь может открыться в любую секунду или просто разлететься на чертовы щепки. Тень дрожит, призрачные ноги уносят ее прочь, и страх отпускает Сэма, оставляя его дрожащим и взмокшим с головы до пят. Сэм думает о том, что неплохо было бы прихватить какой-нибудь амулет, чтобы защитить самого себя, но теперь уже слишком поздно. Успокоившись, Сэм подходит к двери и без колебаний распахивает ее. В коридоре, как и следовало ожидать, никого нет. Дав себе мысленного пинка, Сэм уговаривает себя собраться с силами. Он идет в комнату второй дочери Дейла — Агата? Эбби? — находящуюся в восточной части дома. Быстро провернув все необходимые манипуляции, он выходит за дверь. Далее по плану — комната Клэр, южный угол особняка. Дверь открыта нараспашку, защелка вырвана с мясом. Сэм останавливается в дверном проеме, пытаясь взять себя в руки. На этот раз страх не затапливает с головой, но Сэм чувствует, что балансирует на острие ножа. Один только звук, одно неожиданное движение, и он будет готов сорваться с места, выбежать на улицу, запрыгнуть в Импалу и умчаться подальше от этого проклятого дома. Нет. Ты обязан закончить работу. В голове звучит голос Дина, и Сэм расправляет плечи. В правом углу комнаты Клэр стоит шкаф. Сэм разгребает руками мешанину из одежды и игрушек, добираясь до своей цели. Он начинает расковыривать стену, когда случайно бросает взгляд чуть в сторону, и понимает, что что-то — о, Господи — смотрит на него из-за завесы одежды, стоит в каком-то футе, и пристально вглядывается, а глаза, Господи, что не так с этим глазами… Дверь шкафа захлопывается, запечатывая Сэма в этом импровизированном гробу, до краев наполненном паникой. Страх набрасывается диким зверем, хищным в непроглядной темноте и двумя точными ударами роняет на колени. — Сэмюэль, — эта тварь здесь, совсем рядом, ее дыхание напоминает шелест погребального савана. Шуршит одежда: она подбирается ближе, и Сэм в ловушке, в чертовой ловушке, он не может выбраться, не может… Где-то в другом конце дома раздаются ритмичные удары — сначала они едва слышны, но вскоре начинают стремительно приближаться. Сэм понимает, что это шаги за секунду до того, как глухой удар сотрясает дверцу шкафа, потом еще один и еще, пока фанера не поддается обутой в тяжелый ботинок ноге Дина. Верхняя панель с треском ломается, пропуская внутрь немного света, и Сэм может увидеть призрака, склонившегося над ним с раскинутыми руками, который словно пытается его обнять. Врожденный инстинкт самосохранения начинает вопить, и дробовик оказывается в руках у Сэма в то же мгновение, как Дин просовывает внутрь левую руку, изуродованной правой упираясь в дверцу снаружи. Они стреляют одновременно. Призрак тут же растворяется, его руки разлетаются на сотни призрачных лоскутов, едва коснувшись Сэмовой груди. В ушах звенит от только что раздавшегося выстрела. Сэм смотрит на Дина, пока тот остервенело выламывает остатки двери, вытаскивает его за шиворот и осторожно проводит ладонями вниз по телу, желая удостовериться, что с братом все в порядке. — Дин, — бормочет Сэм. — Разве я не велел тебе оставаться в машине? Брат пожимает плечами. Его взгляд скользит влево, и, уверенно подняв пистолет, Дин стреляет в начавшего материализоваться в проеме шкафа призрака. Насмешливо подняв брови, он смотрит на младшего брата. Давай покончим с этим, ковбой. — Ладно, — кивает Сэм, закидывая сумку себе на плечо и снова поворачиваясь к шкафу. С комнатой Клэр проблем больше не возникает, но когда Сэм выходит в коридор, то с удивленным криком плюхается на задницу, завидев выросшую словно из-под земли покойницу, тянущую к нему свои руки. Дин, не колеблясь, спускает курок. — Это было… неожиданно! — оправдывается Сэм, когда брат обращает на него свое внимание. Закончив со вторым этажом, Сэм поднимается на чердак, тогда как Дин время от времени стреляет по призраку, появляющемуся всегда очень некстати. Страх отступает, и хотя пальцы Сэма все еще беспомощно дрожат, пока он читает заклинание, с Дином, прикрывающим его спину, становится спокойнее. Наконец Сэм запихивает последний мешочек в очередную дыру в стене. Снова раздается выстрел — эта сучка оказалась настойчивой, чтоб ее — и в следующее мгновение Сэм, повысив голос, зачитывает последнюю строфу из измененного католического заклинания экзорцизма. Когда он заканчивает, дом окутывает неестественная, ломкая тишина. Теперь на чердаке нет никого, кроме них с Дином. Сэм поворачивается, чтобы взглянуть на брата: тот методично проверяет свой дробовик — не повреждено ли чего. — Эй, — зовет он чуть слышно, и Дин поднимает на него взгляд. — Спасибо. Дин смотрит на брата, потом поднимает руку и осторожно касается его щеки. Когда он отводит руку, пальцы у него все в крови, похоже, Дин задел Сэма, когда впервые выстрелил по призраку в комнате Клэр. Это молчаливое прикосновение напоминает извинение. — Все нормально, — Сэм кладет руку брату на плечо. Дин недоверчиво хмыкает, прежде чем разворачивается и спускается вниз. Когда они садятся в машину — Сэм как обычно за рулем — и дом мистера Тэйса остается позади, Сэм пишет Дейлу короткое сообщение: «С ней покончено». Как только они добираются до мотеля, он снимает комнату на ночь. Стоя перед зеркалом в ванной, Сэм тщательно осматривает рану, вооружившись аптечкой, в то время как Дин, раздевшись, неподвижно стоит, прислонившись к небольшому столу в углу комнаты. Сэм моргает, уставившись на свое бледное лицо, отражающееся в зеркале. Царапина протянулась около рта, настолько близко к губе, что стала кривым отражением Динова шрама. У Сэма белеют костяшки оттого, как сильно он сжимает в пальцах фарфоровый бортик раковины. Черт подери. Черт подери! Он заставляет себя зайти в комнату, несмотря на то, что больше всего на свете ему хочется разбить к чертям собачьим собственное отражение в зеркале. Дин немедленно поднимается, протягивая к Сэму руку. Тот только качает головой, подходит к кровати и сдергивает с нее покрывало — пальцы у него все еще подрагивают из-за бурлящего в крови адреналина. Дин молча следует за братом и словно осьминог опутывает его собой, когда Сэм укладывается. Закрыв глаза, тот кладет поверх ладоней Дина свои собственные. Сэм ненавидит себя, ненавидит за то, что случилось с Дином, за то, что рука, лежащая на его груди, изуродована, и еще… еще. Какого черта он доказывать что-либо кому-то еще — даже самому себе — когда единственный важный для него человек прижимается со спины так, словно ни за что на свете не отпустит? *** Следующее дело находит Дин. Сэм выползает из душа — вода стекает с отросших прядей, заливая глаза — когда обнаруживает аккуратно сложенную страницу из утренней газеты прямо на полотенцесушителе. Вздохнув, он аккуратно поднимает не очень чистый листок. «Трое убиты, единственный выживший — в коме», кричит заголовок, под которым красуется черно-белая фотография худощавой женщины. Сэм оборачивает полотенце вокруг бедер и принимается читать, стараясь не обращать внимания на мокрые пятна, расползающиеся по листку там, где он дотрагивается до него влажными пальцами. Женщину зовут Джулия Газерс, и она — единственный свидетель странной гибели всей своей семьи. Сэм выходит из ванной, его голос приглушается пальцами, которые он держит у самых губ: — Уверен, что хочешь за это взяться? Дин зашнуровывает свои ботинки, опустив голову, волосы у него на затылке еще влажные после душа. Проснувшись однажды утром, Сэм обнаружил, что упирается подбородком в это уязвимое местечко и вдобавок держит Дина за руку, переплетя свои пальцы с его. Когда брат вскидывает голову, Сэму приходится закусить губу, чтобы смолчать, непроизвольно сжавшиеся пальцы сминают листок. Лицо Дина окутано утренним полумраком, но Сэм все равно ощущает тяжелый взгляд его глаз, ощупывающий его, Сэма, лицо и плечи. В темноте очертания Динова рта кажутся идеальными, нетронутыми. Незнакомыми. Дин тыкает пальцем в еще одну газету, лежащую рядом с ним на кровати, все та же тощая женщина смотрит мимо Сэма с зернистого фото. «Единственный свидетель впадает в кому», гласит заголовок на этот раз. Другое, на этот раз цветное фото с изображенной на нем школой из красного кирпича прячется ближе к концу страницы. Сэм колеблется. Вот уже полтора месяца у Дина не было по-настоящему неудачных дней, а последние три недели он вообще настаивал на том, чтобы самому сесть за руль. Бобби так им и не позвонил. Сэм наверняка смог бы справиться с этой охотой в одиночку, впрочем, то же самое он думал о предыдущей, и что из этого вышло? Дин практикуется в стрельбе с левой руки при каждом удобном случае, и, к удивлению Сэма, переучиваться у него получается довольно быстро. Да, губы Дина в полумраке выглядят идеальными, кажется, что нет никакого шрама, кажется, что все совсем как раньше, но на самом деле Дин уже не такой, каким был прежде. Этот Дин никогда не улыбается. Этот Дин не разговаривает вот уже пять месяцев. Этот Дин размеренно дышит во сне, у этого Дина футболка задирается вверх, обнажая теплую кожу, когда Сэм осторожно будит его по утрам. Этот Дин все еще хочет охотиться. Сэм отрицательно качает головой и вместе с тем произносит: — Ладно. Хорошо, — и смотрит на этого Дина (его Дина) с беспомощностью человека, только что поджегшего фитиль, ведущий к пороховому погребу. Смотрит, как брат встает, потягивается и готовит свое оружие. Дин рывком распахивает шторы, и на мгновение Сэм оказывается ослеплен хлынувшим внутрь комнаты светом. Нечеткий силуэт Дина вырисовывается на фоне оконного стекла, Сэм щурится, выбрасывает смятую бумагу и идет к собственной сумке. *** Охота приводит в Крауч, Айдахо — один из тех маленьких городков, что с легкостью теряются в бесчисленных линиях дорожных карт, один из тех маленьких городков, в которые судьба так любит забрасывать Сэма и Дина Винчестеров. То, что случилось с семьей Газерс — самая обсуждаемая новость, что, конечно, неудивительно. В конце концов, не каждый день в спортивном зале местной школы находят расчлененные тела почетных граждан и их отпрысков. — Давай сначала навестим Джули, — предлагает Сэм. Он с уверенностью может сказать, что Дину хочется поскорей приступить к расследованию кровавой бойни, а не навещать коматозных свидетелей. Но в то же время Сэм практически уверен, что Дин согласится с его планом в любом случае. — Ты же в курсе, мы не можем разделиться, — чувствуя необъяснимую вину, бормочет Сэм. Дин останавливает машину на перекрестке. — И я не передумаю, — твердо заканчивает Сэм, в то время как брат выстукивает на руле незатейливый ритм. — Черт подери, Дин, — вздыхает он, когда тот разворачивает Импалу. Сэм моментально узнает школу по фото в газете: приземистое строение, окрашенное лучами послеполуденного солнца в ржавый красноватый цвет. На площадке нет детей, и пустые качели медленно раскачиваются из стороны в сторону. Сегодня среда, со дня убийства прошло два дня, и полицейские ленты желтыми крикливыми полосами все еще пересекают крест-накрест двери. Полицейская машина припаркована прямо у входа. Дин подъезжает к ней практически вплотную, останавливается и заглушает двигатель. — И как ты собираешься опрашивать свидетелей? — спрашивает Сэм, морщась от желания переформулировать вопрос куда обиднее. Дин наклоняется вперед, открывает бардачок, откидывая тяжелую крышку брату на колени, и начинает рыться среди их фальшивых удостоверений. Достав Сэмово по «Контролю за животными», он подмигивает и кидает его брату прямо в лицо. Задохнувшись от возмущения, Сэм неловко ловит карточку. Когда он вылезает из машины, Дин уже ждет, готовый отправиться в путь. — Не обязательно было бросать ее мне в лицо, — бормочет Сэм, пытаясь вновь привести волосы в хоть какое-нибудь подобие порядка. Дин только плечами пожимает. Каким-то образом выглядеть агентом по «Контролю животных» у него получается гораздо правдоподобнее, чем у Сэма. Сэм чуть приподнимает бровь. — Просто помни, что из нас двоих только я один могу говорить. Так что постарайся не выглядеть слишком уж крутым. Дин ухмыляется, разворачиваясь и направляясь к школе. Полицейский выходит им на встречу, когда они оказываются футах в тридцати от здания. Он похож на седого медведя и скорее всего, как предполагает Сэм, в полиции работает уже лет тридцать, если не больше. — Могу я помочь вам, парни? — Да, сэр, — Сэм делает шаг вперед. Дину остается только маячить за его правым плечом, и Сэм не может сдержать улыбки: он знает, как брат ненавидит быть не в центре внимания. — Мы здесь по поводу дела Газерсов. Есть версия, что нападение было совершено диким зверем. Мы из Контроля животных, пытаемся выяснить, так ли это. Мужчина кивает. — Признаться, меня никто не предупредил. А вообще, как по мне, так ошметки говорили сами за себя. Но я в любом случае проведу вас, парни. В конце концов, будет нелишним проверить все еще разок, верно? — он протягивает Сэму руку. — Сержант Коул. На мгновение тот впадает в панику, поняв, что не озаботился заранее тем, чтобы выдумать фальшивые имена, но тут же вспоминает, что в документах они с Дином значатся как солист и ударник группы «The Animals». — Эрик Бердон. Приятно познакомиться, — Сэм пожимает протянутую руку. — А это мой коллега, Джон Стил, — Дин выступает вперед, кивая. — Он пока стажер и потому не будет особо вмешиваться. — Новичок, да? — Коул посмеивается. — Сам таким был. Считай, двадцать восемь лет прошло, а я до сих пор помню, каково это. Удачи, сынок, — мужчина треплет Дина по плечу. Сэм внимательно наблюдает, как его взгляд проходится по лицу брата, он думает, отреагирует ли сержант как-нибудь на шрамы или нет. В любом случае, Коул только крепче сжимает пальцы, прежде чем повернуться к Сэму. — Что ж, пройдем внутрь? Тела были обнаружены в спортивном зале. Ну, если быть более точным, то, что осталось от тел. К моменту появления Винчестеров там, разумеется, уже ничего нет. Сэм с трудом подавляет рвотный рефлекс, сглатывает и нащупывает во внутреннем кармане пиджака свой блокнот. Дин молча протягивает ему огрызок карандаша, Сэм снова сглатывает, кивая в знак благодарности. Дин пристально смотрит на него, очевидно, чем-то обеспокоенный, и Сэму неожиданно становится легче. Он не думает, что брат успел заметить закономерность, но сам он, особенно после того как спустился в ад и вытащил оттуда брата, увидел такие вещи, которые никто из ныне живущих никогда не должен увидеть; сам он был просто профи, если дело касалось кишок и крови, с которыми им приходилось сталкиваться гораздо чаще, чем хотелось бы. — Ну, здесь был Дэвид. По крайней мере, мы предполагаем, что большая часть этого моря крови принадлежала ему. Я опознал его по гребанным часам. А здесь нашли мальчика, Кевина… — поясняет Коул, указывая куда-то меж двух огромных пятен крови. Сам он выглядит бледным, лицо искажено гримасой. — Это ненормально, то, что с ними случилось… Кто бы или что бы это не сделало. Это ненормально. — Он потирает большим пальцем мягкую кожу под подбородком, качая головой. Сэм уже составляет в голове список сверхъестественных тварей, способных на подобное, методично вспоминая все их слабые места. — А где же была дочь? — наконец спрашивает он. — Там, за трибунами, — Коул устало машет рукой, и Сэм видит еще одно кровавой пятно прямо под ярко-голубыми школьными стендами. — Мы думаем, что Сара пыталась спрятаться. Похоже, она была последней. Сэм кивает, делая пометки в блокноте. «Девочка — последняя?» «Под трибунами». «Отец и сын в центре зала — никаких оккультных символов?» — И нет орудий убийства, верно? Возможно, это указывает на то, что это был зверь… — Сэм садится на корточки, чтобы получше рассмотреть. В нос сразу ударяет резкий запах меди, который практически не ощущался наверху. Краем глаза он отмечает, как Дин медленно выбирается из угла, аккуратно обходя желтую ленту. — Или псих, — бормочет Сэм самому себе. Коул горько усмехается. — Именно. Это даже ближе к моим догадкам. Как я уже говорил, раны были слишком… хм… аккуратными, чтобы быть оставленными зверем. Даже подумать страшно, кто в нашем городе способен на такое, а, между прочим, вы, ребята — первые приезжие за последние пару месяцев. Первые приезжие люди, мысленно поправляет его Сэм. — И никаких свидетелей? — спрашивает он уже вслух. — Уборщики, обслуживающий персонал? На это потребовалось время, неужели никто ничего не видел и не слышал? — Допоздна работает только Фред. Он дворник. И он говорит, что ушел домой около девяти, нечего не видел и не слышал. Закрыл за собой дверь и все. Кстати, будка дворника соединена с гимназией. Самый простой способ проникнуть внутрь. Ну, кроме как войти через центральный вход. Сэм выпрямляется. — Могу я взглянуть? Коул кивает. — Разумеется. Он ведет Сэма к неприметной коричневой двери, спрятавшейся в самом углу зала, перебирает свои ключи в поисках нужного и отпирает дверь, проворачивая его с противным скрежетом. Та открывается со страшным скрипом. Коул входит, включает свет и тут же отступает, чтобы Сэм мог зайти. Тот сразу идет к входной двери. Крошечное окошко забрано решеткой, а сама дверь — металлическая и массивная — заперта на два засова и на новенькую блестящую цепочку. — У нас есть некоторые проблемы с ребятами старших классов, маленькие вандалы… — говорит полицейский, словно прочитав мысли Сэма. Он показывает пальцем на бетонные стены, и Сэм замечает плохо затертые граффити. Самое большое — чье-то имя, выведенное стилизованными петлями. Сэм кивает. — Похоже, животному проблематично пробраться внутрь. Дверь выглядит внушительно. — Точно, — Коул вздыхает. — Теперь ты можешь понять, в каком положении я оказался, сынок. Все входы и выходы заперты, новая система безопасности, никаких следов взлома и никаких орудий убийства. Я надеялся, что вы сможете пролить хоть немного света на эту историю… — сержант скрещивает руки, облокачиваясь на стену. — Но вижу, у вас также нет никаких идей, я прав? Сэм нервно смеется. — Ну и задали вы задачку, сэр. — Зовите меня сержант. Ну, или Коул. У меня есть ощущение, что мы с вами еще увидимся, — он снимает шляпу и начинает вертеть ее в руках. — Кстати, вчера уже приходили из вашего «Контроля». Сэм потрясенно открывает и закрывает рот. Поверх плеча полицейского он видит, что Дин, стоящий неподалеку, удивлен не меньше его. Поймав взгляд Сэма, сержант приподнимает уголки губ, лукаво улыбаясь. — Думали, я купился, ха? Не-а. Но у вас, парни, потрясающе подделанные документы и неплохое отношение к делу. Так что, думаю, я не буду вас арестовывать, — Коул разворачивается, чтобы посмотреть на Дина, потом снова переводит взгляд на Сэма. — Я ведь не совершаю ошибку? — Нет, сэр, — на автомате отвечает Сэм. Господи, как они могли сунуться сюда, ни черта не проверив? — Расслабься, Бердон, если это, конечно, твое настоящее имя. В этом городе только одна рабочая лошадка, и скажу вам честно, эта лошадка порядком устала. Мне нужна помощь, неважно от кого. Думаю, вы вполне подойдете, — Коул улыбается. — Я… Спасибо, — неловко бормочет Сэм. Этот мужчина, не раздумывая, может сдать их агентам ФБР. Вот черт. Коул пожимает плечами. — Мне нужно идти. Жена ждет меня дома к ужину, и, думаю, вы разберетесь здесь без меня. Надеюсь, парни, вы знаете, что делать, — сержант машет рукой в сторону Дина, водружает шляпу на голову и поворачивается к двери. — Я закрою двери, когда буду уходить. Все, что от вас требуется — притворить их поплотнее, когда закончите. — Да сэр, спасибо, сэр, — мямлит Сэм, теребя полу пиджака. Ему кажется, что в помещении становится невыносимо жарко. Глупо, как же глупо. Сейчас все полетит к чертям. Дин не может говорить, он не сможет защитить самого себя, и это снова будет вина Сэма. — Эй, — Коул салютует ему двумя пальцами. — Я же сказал, расслабься. Паниковать будешь, когда я решу, что вы двое мне больше не нравитесь, и, поверь мне, ты поймешь, когда это случится... — подмигнув, он буквально испаряется. По коридору гулким эхом разносится звук его тяжелой поступи. Дин моментально отвешивает брату подзатыльник. — Оу! — вскрикивает тот, потирая пострадавшую голову. — Какого черта? Откуда мне было знать, что он окажется таким проницательным? Дин бросает на Сэма красноречивый взгляд, который тот однозначно расшифровывает как «ты тупица». Сам он только хмурится в ответ. — Как бы то ни было, этот чувак определенно крут, — ворчит Сэм. — Похоже, он достаточно умен, чтобы помочь нам, если это понадобится. Так что ты должен быть благодарен, что он раскусил нас и не арестовал наши задницы прямо на месте. Дин качает головой, роется в карманах, вытаскивая ЭМП, и направляется к самым большим пятнам крови. Повернувшись на каблуках, Сэм подходит к стене. Он хочет обойти зал по периметру, а потом тщательно изучить его на наличие чего-либо, что могли упустить копы — что будет иметь значение только для него одного и что только он один сможет связать с этим делом. Но главным образом, он не хочет опозориться перед Коулом, заявившись к нему с пустыми руками. Спустя полчаса спину начинает немилосердно ломить, глаза безбожно косят, а от запаха крови, витающего в воздухе, Сэма уже тошнит. Одинокая муха наматывает ленивые круги над покрытым красной коркой полом, и Сэм практически слышит, как брат язвит по этому поводу. Выпрямившись, Сэм вздыхает и отирает пот со лба. Извечная игра охотников соедини-отдаленные-пятна-крови-и-посмотри-что-за-хрень-получилась наталкивает его на мысль, что на этот раз они столкнулись с зороастрийской дейвой. Господи, как же Сэма все это бесит. А больше всего его бесит то, что убийство Газерсов скорее всего было не случайным: кто-то был зол на них настолько, чтобы вызвать эту дрянь и натравить на целую семью. Дин выскальзывает из-за трибун; сведя брови, он рассматривает что-то, зажатое в ладони. — Что там у тебя? — интересуется Сэм, медленно приближаясь к брату. Ему кажется, что воздух в зале сгущается и электризуется. Дин вытягивает руку вперед и разжимает кулак, чтобы Сэм мог тщательно рассмотреть его находку. — Ха! Дин только многозначительно кивает. Уходя, они плотно закрывают за собой двери. *** Коул не выглядит удивленным, когда следующим утром они заявляются к нему в кабинет. Отложив отчет, который читал, мужчина смотрит на братьев поверх очков. — Ну? — Нам нужна ваша помощь, — без предисловий начинает Сэм. — Но вы должны пообещать, что не арестуете нас. — Я не могу дать такое обещание, сынок, — хрюкает Коул, поднимаясь на ноги. Он обходит стол и энергично пожимает их руки. — Ну, так чего вы хотите? Сэм поворачивается к Дину, ища поддержки, но тот только пожимает плечами. На самом деле им нужно всего ничего: немного крови мертвеца для обряда, — но загвоздка заключается в том, что тот обязательно должен был умереть в полнолуние. И есть только один способ узнать все точные даты смерти за последний месяц: проникнуть в морг и не ошибиться морозильником. Конечно, они запросто могли бы попасть туда незаконно, но это слишком рискованно. Сэм слишком хорошо помнит, каким был Дин в первые месяцы после своего возвращения: часами стоял на месте, ел только то, что подсунут под нос и спал мертвым сном. Нет, Сэм не позволит брату оказаться за решеткой. Он не потеряет его снова. — Бердон, — осторожно зовет Коул. — Ты в порядке? — Да, сэр, — отвечает Сэм на автомате, но тут же встряхивается. Он смотрит на Дина, а тот, в свою очередь, разглядывает копию диплома Коула из Полицейской Академии. — Так вы расскажете, что вам нужно, или так и будете стоять здесь до вечера? — Мы… Нам нужно попасть в морг. Коул облокачивается на стол и скрещивает руки на груди. Вид у него абсолютно невозмутимый. — Зачем вам это? — Я… я не могу объяснить. — Но тебе придется. Или я арестую вас сию же секунду. Сэм поджимает губы, похоже, это была не лучшая идея. — Вы верите в призраков? — вдруг спрашивает он, не успев подумать дважды. Боковым зрением он видит, как вытягивается от удивления лицо брата. — Да, — не колеблясь, отвечает Коул, и Сэм так и застывает с приоткрытым ртом, не зная, что сказать. Сержант снимает очки и кладет их на стол рядом с бедром. — Это касается Газерсов, я прав? Сэм кивает. Вздохнув, Коул выуживает из кармана свою бряцающую связку ключей и начинает вертеть ее в руках с нечитаемым выражением лица. — Не думаю, что у нас есть время, чтобы вдаваться в подробности, но появилась идея, как вычислить того, кто стоит за всем этим, — Сэм жестом обводит пространство между ним и Дином. — Нам просто нужно попасть в морг на полчаса и чтобы вы доверились нам и позволили остаться в школе на ночь, — Дин становится рядом с братом, и тот заканчивает: — одним. Поджав губы, Коул скептически разглядывает Сэма. — У меня нет причин вам доверять. — Вы же сами сказали, что у вас есть ощущение, — неуверенно бормочет Сэм, пытаясь успокоиться. — Ощущение — еще не причина. Сэм перекатывается с пятки на носок. Он распознает давно знакомое ощущение «бей-или-беги»*, но уже не может остановиться. В конце концов, если понадобится, он просто перекинет Дина через плечо, как девицу, попавшую в беду, и смоется куда подальше. Коул проводит рукой по редким седым волосам и чуть прикусывает губу. Наконец, он принимает решение: — С одним условием, — Сэм расслабляется, надеясь только, что это не слишком уж очевидно. — Я проверю все, как только вы закончите. И зал, и морг. И если я найду что-нибудь, что мне не понравится, я отправлю ваши задницы за решетку. Сэм внимательно смотрит на брата, но тот в очередной раз только пожимает плечами. Если они не оставят на трупе никаких следов, это будет самым настоящим чудом. Сэма передергивает только от того, что подобная мысль появилась у него в голове, но он быстро берет себя в руки. — Идет. Двадцать минут спустя Сэм уже находит интересующий его файл на компьютере в морге. — Есть, — торжественно произносит он, и Дин подходит ближе, наклоняясь через его плечо. Брат дышит прямо в ухо, пока читает, и Сэм изо всех сил старается не отводить взгляда от экрана. Он знает, что если повернет голову чуть вправо, то рот Дина, его шрамы, окажутся прямо напротив его губ. Он никогда не видел их настолько близко. И не уверен, хочет ли. Несколько секунд спустя Дин отстраняется и тут же быстрым шагом направляется вдоль по коридору, ведущему к морозильным камерам. Сэм кидает опасливый взгляд на дверь — они оставили Коула в холле — и следует за братом. Дин уже нашел нужное тело, вытащил его из холодильника и сдернул простыню. Парень выглядит умиротворенным, и если бы не восковой цвет кожи, не присущий ни одному живому, можно было бы подумать, что он спит. В его файле было сказано, что Маркус Джонс умер от аневризмы, когда постригал свою лужайку. Несмотря на заверение специалистов, его жена настояла на вскрытии, потому что не могла поверить, что ее муж, здоровый тридцатилетний мужчина, мог умереть прямо у нее на глазах от какой-то там аневризмы. Сэм достает принесенную с собой аптечку, вытаскивает из нее шприц и разрывает упаковку. Им нужно совсем немного, и, хотя температура здесь достаточно низкая, чтобы предотвратить процесс разложения, она всего на несколько градусов выше, чем та, при которой замерзает кровь. Возможно, им понадобится немного времени, но, в любом случае, следует убедиться, что они готовы к предстоящей охоте на все сто. Дин осторожно касается запястья мужчины, переворачивая его руку. Голубые вены страшным контрастом выделяются на мертвенно-бледной коже, и Сэм шумно сглатывает. Он видит, как Дин следит за ним, пока он оттягивает кожу на сгибе локтя и втыкает иглу. Сэм осторожно тянет поршень на себя, наблюдая, как вязкая темная кровь наполняет пластмассовую трубку. Закончив, он убирает шприц в чемоданчик, который тут же прячет в своей сумке. Дин укрывает тело Маркуса простыней, задвигает каталку обратно в морозильную камеру и бесшумно закрывает дверцу. Сэм подпрыгивает на месте, когда брат осторожно накрывает его руку своей. — Я в порядке, — на автомате отвечает он. Дин качает головой, сильнее сжимая его руку, и Сэму становится необъяснимо легче. Вместе они идут в вестибюль, где их дожидается Коул. — Все? — моментально интересуется сержант. Он выглядит вымотанным. — Ждите здесь, — он шаркает мимо них, чтобы убедиться, что морг в полном порядке, и возвращается спустя долгих две минуты. — Можете остаться сегодня в школе, но я приду в половине седьмого утра, ясно? — Да, сэр, — отвечает Сэм, в то время как Дин просто кивает. Коул разворачивается, чтобы уйти, но, заколебавшись, возвращается в исходное положение. — Он вообще разговаривает? — спрашивает он, показывая на Дина. Тот смотрит на Сэма широко открытыми глазами, пока сержант, прищурившись, разглядывает их обоих. — Впрочем, неважно. Когда закончите, лучше вам убраться из этого города куда подальше и никогда больше не возвращаться. Он хлопает дверью прежде, чем Сэм успевает придумать достойный ответ. Сэм шумно выдыхает, только сейчас понимая, что все это время не дышал. Дин закатывает глаза, оборачиваясь к брату и словно бы говоря: «Похоже, мы просрали свой счастливый билет». — При нашей работе мы вечно все просираем. Добро пожаловать в реальность, Дин, — сухо говорит Сэм, но тот только насмешливо морщит нос. Проигнорировав его, Сэм идет в сторону парковки. *механизм "бей или беги" (реакция, связанная с выработкой адреналина в угрожающей ситуации, реально или в воображении). *** — Ну, посмотрим, что у нас тут, — бормочет Сэм, когда они опять оказываются в спортзале. Коул оставил их одних и уехал домой, предварительно поджав губы и покачав головой. Дин лезет в карман и достает оттуда маленький, аккуратно сложенный клочок ткани. Сэму интересно, где брат ее достал, но он заталкивает свой интерес куда подальше, наблюдая, как Дин разворачивает найденную накануне за трибунами сережку. На золотом украшении виднеется крохотное пятнышко, напоминающее ржавчину. Вот только золото не ржавеет. Как же много крови было под этими трибунами? Дин кладет сережку в центр нарисованного Сэмом на полу символа. Собрав все необходимое, Сэм складывает все неровной кучей на плоский камень, который они возят в Импале как раз для таких случаев. Установив камень рядом с серьгой, он поджигает пучок из трав и костей. Это заклинание вызова, которое, как они надеются, призовет человека, разбудившего Дейву, саму Дейву или, на крайний случай, их обоих. Рука Сэма лежит на отцовском дневнике, спрятанном в кармане. Страницы с персидскими письменами, которые освободят Дейву и натравят на ее же хозяина — и при этом, по идее, спасут задницы Дина, Сэма и всех жителей этого пропащего городка — зажаты между его пальцами. Дин стоит за спиной брата, готовый к бою. Крохотный огонек затухает, оставляя после себе тлеющие угольки. Тишина. В следующую секунду до Сэма долетают странные звуки. Кажется, будто где-то далеко кто-то шепчет на непонятном языке. Дин резко пихает брата локтем, и тот поворачивает голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как из-под трибун вырастает огромная тень с острыми когтями. Она встряхивается, словно мокрая собака, прежде чем продолжает свой путь по стене. У Сэма складывается странное ощущение, будто она судьей смотрит на них с братом. Потом, без всякого предупреждения, тень скользит обратно за трибуны и исчезает, сливаясь с окружающей темнотой. — Дерьмо, — шепчет Сэм, и в это же мгновение Дин со свистом втягивает в себя воздух, задыхаясь от боли — это Дейва, подкравшись сзади, ударила исподтишка. Он распластывается на полу прямо в ногах брата, чуть не столкнув с импровизированного алтаря тлеющие остатки, на рубашке проступают три длинные кровавые полосы. Сэм носится вокруг, тихо матерясь и вытаскивая из кармана отцовский дневник, но, что-то точным ударом выбивает книгу из рук. Запястье с хрустом выворачивает, и Сэм не может удержаться от крика. Дневник, проскользив футов десять по полу, остается лежать на месте. Дин ползком подбирается к нему, когда Дейва прыгает вперед — черная, как ночь, и смертельно опасная. Что-то хватает Сэма за волосы, с силой оттягивая голову назад; он видит, как когтистые лапы тянутся прямо к нему, разрывают ткань, а вместе с ней и кожу. Из горла вырывается страшное бульканье, которое Сэм не в состоянии сдержать. Дин отвлекается и с ужасом смотрит на брата. Тот пытается подобраться ближе, но в этот момент вторая Дейва добирается до дневника и отшвыривает его в дальний угол зала, что находится в тридцати футах от Сэма. Ох, блядь. Сэм думает буквально долю секунды, прежде чем бросается в противоположном направлении. Он выставляет руки вперед в надежде смягчить удар и приземляется прямо на сломанное запястье. Рука взрывается болью, в глазах темнеет. На мгновение Cэма буквально парализует от этой агонии. Слышится возня, и, повернув голову, Сэм видит, как Дин бросается к дневнику, преследуемый ужасающе огромными тенями. Упав, он скользит к стене, словно самолет, касающийся шасси посадочной полосы, и одним плавным движением подхватывает книгу и швыряет ее брату. — Дин! — кричит Сэм, когда Дейва снова и снова ударяет того о стену. Он никогда раньше не двигался так быстро, как сейчас, раскрывая отцовский дневник и запинаясь на незнакомых персидских словах заклинания; язык ломает из-за непроизносимых звуков. Кровь начинает струиться изо рта Дина, но он все еще шевелится, все еще борется. Сэм вскакивает на ноги и, крича, заканчивает заклинание. В следующую секунду ничего не происходит. Дин продолжает извиваться, сражаясь с невидимыми противниками. Шрамы, господи, у него будет еще больше шрамов, мелькает в голове мысль, и вместе с ней приходит страх, что он прочитал все неправильно, слева направо, а не наоборот, как нужно, и теперь, о боже, теперь… В следующую секунду раздается оглушительный треск, сопровождаемый яркой вспышкой, и по комнате разливается запах пороха. Дин сползает вниз по стене, запрокинув голову, и Сэм бросается к нему. *** Сэм отвозит брата в больницу в соседнем городе. Ему кажется, что по дороге он нарушает все мыслимые и немыслимые правила, совершенно не обращая внимания на неутихающую боль в запястье. Он не хочет звонить Коулу, просто-напросто боясь предположить, что тот ему выскажет. Врачи моментально забирают Дина в реанимацию, голося о внутреннем кровотечении, отталкивают Сэма и увозят старшего вдаль по коридору через распахивающиеся стеклянные двери в комнату, до отказа набитую пищащими приборами. Сэм падает в кресло, пряча лицо в ладонях. По мере того, как уходит адреналин, его запястье начинает опухать. Медсестра, вернувшаяся, чтобы узнать данные Дина, номер медицинской страховки и прочую, совершенно бесполезную дрянь, которая есть у них в запасе как раз для экстренных ситуаций, вроде этой — которую все равно придется уничтожить, заметая следы — замечает отек и кровь на рубашке и предлагает ему сходить на рентген. Запястье оказывается сломано — на самом деле, сущий пустяк — и Сэму приходится сидеть смирно, пока на руку накладывают гипс и закрепляют повязку на шее. Он рассказывает врачу всю свою поддельную медицинскую информацию, с тоской думая, что, похоже, придется клепать для них с Дином новую, на случай будущих визитов в больницы. Сэм, ссутулившись, сидит в кресле, вытянув вперед ноги, которые занимают чуть ли не все свободное пространство в крошечной комнатенке, и ждет медсестру, обещавшую принести ибупрофен. Ничего бы не случилось, если бы не дурацкая Динова привычка каждую чертову охоту использовать себя в качестве приманки, которая не исчезла даже после путешествия в Ад. Пускай физически Дин в порядке, Сэм ни за что не поверит, что брат восстановился окончательно, пока тот не начнет вновь подшучивать по поводу его привычки есть «отвратительные мюсли и тофу», при этом за обе щеки уплетая жареный сыр. Фу, гадость. Сэм очень по этому скучает, правда. Он откидывает голову назад и закрывает глаза, надеясь, что мигрень отступит. — Просыпайся, дорогой, — зовет его мягкий голос, и Сэм рывком садится, окидывая мутным взглядом медсестру, разбудившую его. — Твой парень проснулся, — говорит она, ничуть не смущаясь, — но мы не можем вытянуть из него ни слова. Ты не мог бы зайти и попытаться его разговорить. — Мы не… — начинает Сэм, но тут же вспоминает, что в их нынешних документах значатся разные фамилии и что он буквально на руках приволок сюда Дина, проигнорировав все запреты отца, который утверждал, что раненых ни в коем случае нельзя перемещать, и начал умолять о помощи. Какие еще выводы можно было сделать, увидев, как он, весь в крови Дина, стоит с протянутой рукой, наблюдая как того увозят прочь? Так что все вполне логично и обосновано. Сэм только вздыхает. — Отведите меня к нему. Бледный донельзя Дин лежит на больничной койке, подключенный, кажется, к тысяче аппаратов. У него синяки около рта и темные круги под глазами. Сам он выглядит вымотанным и уставшим, его испещренная шрамами левая рука резко контрастирует с выбеленным больничным постельным бельем, изуродованную же кисть он прячет под тонким одеялом. — Дин… — шепчет Сэм, подходя ближе и касаясь плеча брата. Дин закрывает глаза и поворачивает голову в сторону младшего, неосознанно потянувшись за этой незамысловатой лаской. Медсестра — она представилась как Кэрол — делает шаг вперед. — Мы не можем уговорить его на операцию. У него внутреннее кровотечение, необходимо оперативное вмешательство. Но так как он в сознании, мы не имеем права ничего предпринимать без его согласия. Сэм смотрит на покалеченное лицо брата. Он совершил бы пятьдесят сделок, только бы увидеть его безо всех шрамов, еще пятьдесят — чтобы вновь услышать родной голос. Дин наподдал бы ему под зад, если бы узнал, о чем он сейчас думает, но, господи… Господи. Еще каких-нибудь пара секунд, и Дин бы умер — снова — на его глазах. — Просто сделайте все необходимое. — Прошу прощения, сэр, но мы не можем ничего предпринять, пока он не даст свое согласие. — Он не заговорит. Неужели не видите? Он вообще не говорит! — голос Сэма срывается. Он поворачивается к медсестре и та отступает, заметив что-то дикое в его взгляде. Впрочем, это не ее вина. Сэм чувствует странную слабость во всем теле. — Он не может подписать какие-нибудь бумаги? — Я… Я думаю, мы можем… Если он в состоянии… — Да, черт подери, он в состоянии! — выходит из себя Сэм, поворачиваясь к Дину. Брат смотрит на него с непроницаемым выражением лица. Медсестра выходит из палаты, дверь захлопывается, Сэм мысленно считает до тридцати и только тогда начинает: — Ты ведь не мог не сунуться в самое пекло, верно, Дин? Дин приподнимает бровь, и Сэм резко убирает руку с его плеча. — Ты знаешь, о чем я говорю! Ты и раньше был безрассудным дебилом, а теперь… Теперь я даже не могу предположить, когда ты выкинешь очередной фортель. Раньше ты хотя бы предупреждал меня, когда собирался в очередной раз разыграть из себя мишень! — Сэм поворачивается и, забыв о поврежденном запястье, пытается запустить пальцы в волосы, но вместо этого только ударяет себя гипсом по лбу, проклинает все на свете и старается не злиться еще сильнее, когда замечает, что брат внимательно разглядывает его руку. — Не смей больше беспокоиться обо мне! Беспокойся о себе! О себе! Я до сих пор не знаю, что с тобой не так, что они сделали с тобой внизу, потому что ты не сказал мне с тех пор ни одного блядского слова! Дин тихо выдыхает, чуть приоткрыв рот. Шрам оттягивает нижнюю губу, и Сэму хочется кричать и рыдать. Почему?! Почему он не справился, не смог расторгнуть эту сделку до того, как Дин потерял все? Господи, это его вина. Это все — его чертова вина. — Бобби выгнал нас из-за тебя, ты знал? — неожиданно спрашивает Сэм. Он зол, он так чертовски зол, что готов разорвать что-нибудь на мириады крохотных кусочков. И он просто не может остановить себя, слова ядом льются изо рта. — Да! Ты ведь наверняка думал, что мы уехали слишком скоро, верно? А все потому, что Бобби боялся тебя. Боялся! — Сэм наклоняется к брату. — Так что подпиши сейчас эти чертовы бумаги, и мы свалим отсюда. Я был идиотом, решив, что мы можем вернуться к охоте так скоро. Мы уедем и заляжем на дно до тех пор, пока я не выясню, что с тобой не так. Что-то точно не так, раз ты даже о Дейве меня не смог предупредить. Дин закрывает глаза. Его лицо неподвижно, но Сэм успел уловить во взгляде брата вспышку боли, когда был упомянут Бобби. Вина жжет Сэма изнутри. О чем он, черт побери, думает? Дин не заслуживает, чтобы на него кричали. Если кто-то и заслуживает, то только сам Сэм. Господи, он ничего не может сделать, как надо. Он превращается в собственного отца, ставшего жестоким и равнодушным после гибели жены, упрямого и неспособного увидеть, как много боли он причинил собственным сыновьям своими идиотскими правилами и замашками. Сэм бессильно опускается в кресло, сжимая кулаки и игнорируя боль в запястье. Его злость неожиданно испаряется, чувство вины чуть-чуть притупляется, оставляя после себя только странную пустоту внутри. — Я так больше не могу. Если ты не начнешь говорить со мной… Мне нужно знать, в порядке ты или нет. Ты лжешь мне, и я хочу знать, почему. Кэрол неловко кашляет, привлекая к себе внимание. Сэм встает, не глядя на нее. — Он подпишет. Я лучше подожду в холле. Когда Дина выкатывают из палаты, чтобы доставить в хирургию, он протягивает к Сэму руку, и тот оказывается рядом с братом в мгновение ока. — Что? Чего ты хочешь? — он был готов просидеть здесь всю ночь напролет, но если Дин чего-то хочет, он, не задумываясь, исполнит любое его желание прямо сейчас. Он бы чертов мир разрушил ради брата. Он уже спустился за ним в ад и с легкостью повторит это турне, стоит Дину только пальцами щелкнуть. Сэм пытается сосредоточиться, внимательно следя, как Дин открывает ладонь, на которой ручкой нацарапано единственное слово: ДЖУЛИЯ. Дин хочет, чтобы он разобрался с этим делом — ну, разумеется — но Сэм не может уйти прямо сейчас. Есть одна вещь, которую он должен сделать. — Я покончу с этим, — говорит он, а потом накрывает ладонь Дина своей. — И… прости меня. Прости за то, что накричал на тебя. За то, что рассказал о Бобби, за то, что злился на тебя, хотя во всем этом нет ни капли твоей вины — только моя. Взгляд Дина смягчается, прежде чем он отводит его и качает головой. Нет, это ты меня прости . «Почему ты не злишься на меня?» — хочется закричать Сэму. Вместо этого он выходит из больницы и идет к Импале, чтобы доехать до мотеля и забрать их вещи. С самой сложной частью этого дела, как и с Дейвой, покончено, остались сущие пустяки. Сейчас Сэм чувствует себя гораздо спокойнее, зная, какую именно базу данных ему надо взломать и каким именно кусочком паззла завершить картину этого дела. Он чуть качает головой и грустно усмехается, осознавая, что Дин по-прежнему пытается заботиться о нем, направлять и поддерживать. — Ублюдок, — бормочет Сэм, включая зажигание. Он не думает, будто он один такой, кто считает Дина неисправимым: велика вероятность, что Сэм попадет в самый конец этого длинного списка имен. *** Как выясняется, Джулия уже не раз оказывалась на больничной койке; в основном — с многочисленными синяками на руках и груди. На лице никогда не было никаких следов — ее муж хорошо знал, куда именно надо бить, чтобы ни у кого не возникло никаких подозрений — но целых три раза она попадала в больницу со страшными гематомами и переломанными ребрами. В последний раз, произошедший совсем недавно, у нее было сотрясение мозга и рана на затылке, тщательно скрытая волосами. Скорее всего, Дэвид переусердствовал, а после запаниковал, когда жена от удара потеряла сознание. Файл Джулии кажется Сэму подозрительным, и он на всякий случай проверяет остальные документы, на этот раз детально рассказывающие о ее коме. Взгляд цепляется за время поступления миссис Газерс в больницу: 7.45 утра, сразу после зверского убийства в местной школе. У Сэма есть странное предчувствие, что Джулия куда-то отлучалась. Он не может сказать точно, что произошло, но, читая между строк, предполагает, что женщина сбежала из больницы после своего сотрясения, вызвала Дейв, заманила мужа в школу и приказала демонам его убить. Вероятно, она была не в себе и потеряла контроль, в результате чего у нее случился припадок, и она потеряла сознание — на этот раз навсегда. Дейвы остались привязаны к ней, так как технически Джулия была все еще жива, и именно это удерживало их от того, чтобы устроить кровавое пиршество. Но теперь, когда демоны мертвы, состояние женщины стремительно ухудшается. Сэм пробегает глазами заметки в файле миссис Газерс, задерживая свое внимание на одной, сделанной около пяти часов назад. «Пациентка по-прежнему пребывает в коме. Предположительно, ее посещают галлюцинации. Она постоянно повторяет: «мои дети мертвы», но, по сути, это не имеет прямого отношения к делу. Вводить успокоительное, только если возникнет угроза того, что судороги приведут к травмам». — Она не планировала это, — говорит Сэм вслух. Ее детей не должно было быть там. Это было ошибкой. Муж в течение десяти или более лет доводил ее до грани, но что-то пошло не так: он привез с собой детей, а она, будучи ослаблена, не смогла сдержать Дейв. Сэм закрывает файл и выходит из больничной базы данных. Он сидит в неудобном мотельном кресле, стоящем в холле; глаза уже болят от усталости. Сэм думает, что никогда не хотел бы иметь дело со случаями вроде этого, когда настоящими монстрами оказываются люди, и нет ничего, что можно было бы сделать, чтобы спасти невинных. Он сидит неподвижно слишком долго, размышляя о том, что ничего не может сделать и никого не в силах спасти. В частности — своего собственного брата, который лежит сейчас без сознания, пока врачи копаются в его внутренностях, пытаясь исправить то, что Сэм должен был предотвратить. Должен был. Но не смог. Стиснув зубы, Сэм поднимается, собирает все свои вещи и закидывает их на заднее сидение Импалы. Он должен вернуться в больницу. К Дину. *** Дин проводит в больнице еще пять дней, восстанавливаясь после операции. Сэм начинает злиться где-то на третий — фактически они мертвы, но кто знает, вдруг кому-нибудь из больничного персонала приспичит просмотреть сводки ФБР, а потому им следует как можно скорее убираться отсюда. Как только Дина выписывают, Сэм отвозит их в мотель в соседнем штате и заявляет, что здесь они пробудут две недели. Как минимум. — Тебе нужно встать на ноги, а мне… Мне нужно подумать. Наверное, — заканчивает он не очень убедительно. Дин окидывает брата скептическим взглядом, прежде чем пожать плечами и, морщась от боли, отправиться к кровати, обернув руки вокруг живота. Дин опускается на постель медленно, с шумным вздохом, а после ложится на спину и закрывает глаза. Сэм же неловко зависает между другой кроватью и телевизором, наблюдая за тем, как размеренно поднимается и опускается грудь Дина под тонкой больничной рубашкой. Ему хочется подойти и обнять брата, но он чувствует, что это уже будет нечто гораздо более интимное чем все, что было между ними до сих пор. Инициатором обеих ночей, что они провели в обнимку, был Дин. Дин, который не может говорить и который может общаться только с помощью прикосновений. У Сэма нет подобного оправдания. Дин подвигается, чуть морщась от боли, и голова у Сэма идет кругом. Он подходит к кровати и неуверенно присаживается; медленно стягивает ботинки и носки, а затем складывает верхнюю рубашку и джинсы на стоящий рядом стул. Когда он поворачивает голову, то видит, что Дин пристально наблюдает за ним сквозь опущенные ресницы. — Ты не против? — спрашивает Сэм, пытаясь обрести хоть чуть-чуть уверенности. Глупо. Он знает, что это странно. Братья не спят вместе с тех пор, как становятся мужчинами. Братья не чувствуют безумную, заглушающую все боль, вспоминая о потерянных улыбках и старых ранах. Сэм думает, что делает крохотный шажок, еще сильнее отдаляющий их от нормального мира, но ему просто необходимо почувствовать тепло и дыхание Дина. Рядом. Только сейчас, когда напускная бравада и глупые заверения брата ушли в небытие, Сэм понимает, как они были важны для него. И еще он понимает, что просто обязан чем-нибудь заполнить образовавшуюся пустоту. Дин качает головой, мол, нет, он не против, и Сэм осторожно ложится рядом с ним так, что их плечи едва соприкасаются. Он устремляет взгляд в потолок, стараясь не замечать, как пот выступает на их лежащих вплотную друг к другу руках. Дин подвигается чуть ближе, и неожиданно их руки идеально выравниваются друг по другу: сантиметр к сантиметру, и даже мизинцы совпадают друг с другом, соединенные вместе. Сэм закрывает глаза. В животе зарождается странное тепло, которому он и не думает подыскивать название. Ему хочется повернуться и уткнуться носом Дину в шею. Хочется переплести их мизинцы в глупом девчачьем жесте. Хочется прикоснуться к Динову шраму, когда его губы будут двигаться. Когда Дин будет говорить. Когда Дин будет улыбаться. Ему хочется. И он не знает, что с этим делать. Братья такого хотеть не должны. Дыхание Дина постепенно выравнивается. Сэм ждет еще минут десять, прежде чем поворачивает голову и смотрит на брата. Лицо Дина расслабляется во сне, его щеки ввалились после последних дней, но на лбу нет ни одной морщинки, и от этого Дин выглядит мягким и расслабленным. Спокойным. Сэм перекатывается на его сторону, игнорируя (но, на самом деле, смакуя) то, как вжимаются друг в друга их ладони, и неуверенно вытягивает свою свободную руку вперед. Она кажется ему неуклюже-огромной, но единственное, что сейчас нужно Сэму — коснуться пальцами Динова лица, поворачивая его к себе. Рот Дина выглядит необычайно притягательным в тусклом свете, губы чуть приоткрываются каждый раз, когда он делает очередной вдох. Шрам, по-прежнему розовый и местами кажется белым, оттягивает уголок губ вниз. Сэм не может отвести взгляд. Он отслеживает его подушечкой большого пальца, пока вдруг неожиданно не понимает, что этого мало. Он не думает об этом. Он знает, что это самая глупая вещь, которую он только может сделать, и да поможет ему Бог, если Дин проснется, но ему просто необходимо почувствовать этот шрам. Почувствовать по-настоящему, пропустить через себя и, возможно, разделить бремя брата. Сэм наклоняется вперед и осторожно касается губами уголка рта Дина. На секунду он замирает; под губами ощущается неровная нить шрама, и целовать его — все равно, что целовать клеймо. Клеймо, горящее изнутри адским пламенем, насквозь прожигающее кожу и лишь потом отдающее легкой прохладой. Сэм вжимается губами сильнее, слепо отслеживая ими шрам, и если они в конечном итоге соскальзывают с него на приоткрытый рот Дина… Что ж, с этим он разберется позже. Когда-нибудь. Дин шумно выдыхает, поворачивает голову, и Сэму требуется какие-то доли секунды, чтобы отпрянуть от его губ. По лицу Дина скользит тень разочарования. Он тянется за братом, перекатываясь, прежде чем Сэм кладет руки ему на грудь, надеясь облегчить боль. Вместо того чтобы отодвинуться, Сэм пододвигается еще ближе и переплетает их пальцы. Он едва ощутимо касается губами изуродованной Диновой брови — не думать, только не думать об этом — устраивает голову на краешке подушки, лежащим между его плечом и лицом и так и засыпает. И просыпается, лежа на спине, с Дином, растянувшимся прямо на нем и беспокойно морщащимся от боли: устроился прямо на пострадавшей стороне. Сэм только вздыхает. Он засыпает вновь, думая о том, что губы Дина под его собственными казались мягкими и чуть потрескавшимися. Проснувшись на следующее утро, Сэм обнаруживает, что брат еще спит, чуть ли не забравшись на него, и от этого просто дико жарко, и что ноги их переплетены, как у каких-нибудь молодоженов. Осторожно выбравшись из-под Дина, Сэм свешивает ноги, садясь на кровати, и проводит рукой по волосам. Он не уверен, что именно произошло этой ночью. Честно говоря, он вообще ни в чем сейчас не уверен. Может, следует позвонить Бобби? Лежащий на прикроватной тумбочке телефон начинает вибрировать. Сэм, не глядя, тянется за ним и, щурясь, вглядывается в мерцающий дисплей. Легок на помине, чертяка. — Привет, Бобби, — говорит Сэм, отвечая на звонок. — Сэм. Здорово, что ты не спишь. Я не знал точно, в какой временной зоне вы сейчас находитесь. Сэм поднимается на ноги и идет к входной двери. Солнце только поднялось из-за горизонта, и теперь его нежно-розовые лучи насквозь пронизывают морозный воздух. Сэм прикрывает дверь, оставляя крохотную щелку на случай, если Дин проснется. — Ну что там у тебя? — равнодушно интересуется он, как только оказывается снаружи. Нет, он не злится на Бобби, но в груди все равно неприятно тянет, когда Сэм вспоминает, как тот хотел, чтобы они ушли. Как он попросил их об этом. Семья так не поступает, но Сэм слишком часто забывает, что Бобби не семья — не по крови и плоти, по крайней мере — и воспоминания о предательстве старика ранят каждый раз сильнее, чем в предыдущий. — Мне кажется, я знаю, что не так с твоим братом. И хотя совсем недавно Сэм сказал почти то же самое — с тобой точно что-то не так — эти же слова из уст постороннего человека, пусть даже Бобби, заставляют его ощетиниться. С трудом сглотнув раздражение, Сэм спрашивает: — Ну, и? Выкладывай. — Ты слышал когда-нибудь об Обещании? Сэм впадает в замешательство. — Эм, да. Ты там словарь изучаешь? — Нет, Сэм, Дьявольское Обещание, — раздраженно бормочет Бобби, и на этот раз Сэм даже разбирает заглавную букву. Он чуть оттягивает ворот своей футболки. — Ты имеешь в виду что-то вроде Сделки? — Почти, но не совсем. Тебе не нужно ставить на кон свою душу. Послушай, это довольно сложно объяснить, и чтобы понять, тебе придется вспомнить миф об Орфее и Эвридике. Сэм задумывается на мгновение, вспоминая, что знает о греческой мифологии. Так, Орфей и Эвридика любили друг друга — все, черт подери, в этом мире завязано на любви — но девушка умерла от укуса змеи. Орфей, обезумев от горя, спустился за ней в царство Аида. Бог согласился вернуть его возлюбленную, но при одном условии: Орфей сам должен был вывести ее из подземного царства, ни разу при этом не оглянувшись назад. Юноша следовал указаниям, но, не удержавшись, обернулся, будучи уже наверху. К сожалению, Эвридика не успела ступить за ним на людскую землю и в ту же секунду мертвая рухнула прямо к ногам возлюбленного, потому что тот не сумел сдержать обещание… Сэм растерянно моргает. — Что ты хочешь этим сказать? Дин пообещал что-то Дьяволу? А я вроде как в роли его подружки? — В точку. Я не знаю, что именно он пообещал, но практически уверен, что то, что он молчит, является, так сказать, частью его Обещания. — Бобби, я самолично вытащил его из Ада. Я смотрел на него ежесекундно. Он ни с кем не говорил по дороге и не давал никаких Обещаний! — Сэм. Зачастую самые страшные демоны поселяются у нас в мозгах. Вполне возможно, что в голове твоего брата была настоящая адская вечеринка, в то время как ты о ней даже не подозревал. Сэм тяжело опускается на грязную скамейку, приколоченную к стене между дверьми, ведущими в соседние номера. — Итак, он пообещал отказаться от чего-то? На всю оставшуюся жизнь? — голос Сэма взлетает на несколько октав, под конец становясь чуть ли не истерическим. Господи, неужели ему придется прожить всю оставшуюся жизнь в неизвестности? — Но зачем? Что ему с этого? — Вот тут-то и кроется главное сходство Обещания со Сделкой. Это обмен: Дин пообещал что-то, на первый взгляд, невозможное и нечто получил взамен. Мы только не знаем, что. Да, сам он увяз в этом, но не факт, что его Обещание окажет влияние на кого-то еще. — И тем не менее. Черт подери, — глухо бормочет Сэм. — Ага, — вздыхает Бобби в ответ. — В любом случае, я хотел позвонить и сказать тебе… И я хотел… Хочу. Извиниться. Дин и… Вы, мальчики, не заслужили такого, а я… Я наговорил тогда лишнего… — Бобби. Эй, Бобби, все нормально, — говорит Сэм. Внезапно он чувствует дикую усталость, въевшуюся под кожу. Ему совершенно не хочется слышать, как старик вымаливает прощение. Бобби громко сглатывает на том конце провода. Несколько секунд они оба молчат, слушая дыхание друг друга. — Ты можешь привести его в любое время, серьезно, — голос Бобби звучит грубо, неуместно искренне. — Ему лучше? Сэм неожиданно понимает, что за все это время ни разу не позвонил Бобби — не рассказал ему об улучшениях, об охоте, о новых травмах брата — и вина за это тяжелым грузом падает на плечи вдобавок к уже имеющейся. — Да, намного. По правде, это просто невероятно, — говорит он, и в следующую секунду словно прорывает невидимую плотину его души. Сэму необходимо выговориться, разделить с кем-нибудь свое бремя. — Он не говорит, но реагирует на все, что происходит. Иногда он пишет мне короткие записки. Одно-два слова, не больше, но он хоть как-то выражает свое мнение. Мы тут пробовали выйти на охоту, но на последней его ранили. Я сказал, что мы заляжем на дно, пока я не выясню, что с ним произошло. Теперь я вроде как знаю. Я не уверен, что должен делать дальше. Я не хочу, чтобы он снова охотился; это было глупо с моей стороны — вернуться в дело так скоро. Все слишком сложно теперь. — Ага, — Сэму слышно, как на том конце Бобби почесывает бороду. — Ну, как я и сказал, вы можете приехать ко мне в любое время. — Спасибо, Бобби, правда, — Сэм опирается локтями в разведенные колени, рассматривая бетон между своими голыми ступнями. — Мы заедем в ближайшие дни. — Хорошо. Оставайся на связи. Сэм вешает трубку и прижимает ее к губам, погружаясь в собственные мысли. Прохладный воздух пощипывает кожу, и Сэм поднимается на ноги, тут же возвращаясь в номер. Дин все еще спит, завернувшись в одеяла; одна рука его свешивается с кровати и едва касается пола. Он перекатился на освобожденное Сэмом место и сейчас лежит, уткнувшись носом в его подушку. Сэму хочется лечь рядом с братом, впитать в себя его тепло, убедиться, что с ним все в порядке. «Что ты пообещал? Что получил взамен?», — думает он, борясь с желанием растолкать Дина, накричать на него или, о, Господи, поцеловать. Господи. Сэм идет в ванную, чтобы почистить зубы и умыться, а когда возвращается с не успевшими высохнуть волосами, Дин сидит на кровати. Лицо его словно бы начинает светиться изнутри при виде младшего брата, но сам он все еще не улыбается. *** Это началось после Динова двухдневного отсутствия. Во второй раз случилось, когда Дин спас его, Сэма, от призрачной жены Дейла Тэйса, третий — после Динова пребывания в больнице, четвертый — просто так, если не считать причиной то, что Сэм купил бутылку текилы, и они напились так, что заснули на одной кровати. Сейчас это случается просто так, без всяких на то причин. На самом деле, у Сэма есть даже кое-какая теория. Он думает, что их необычная привычка спать вместе связана с тем, что Дину хоть как-то, но нужно общаться. Он не может разговаривать, и, в какой-то мере, она помогает Сэму понять его. Раньше Дин умело скрывал свои чувства за баррикадами слов и фальшивой бравадой, тщательно оберегавшими его неуверенность, ярость и боль. Сейчас же ему приходится полагаться на единственный доступный ему способ общения — на язык тела. Сэм всегда мог рассказать о брате по тому, как тот стоит — поводит плечами, разминает шею, прикусывает губу; потом — по тому, как он говорит. Сейчас, когда Дин снова стал разговорчивым ублюдком — и единственный способ для него говорить это прикасаться — Сэму кажется, что он понимает брата гораздо лучше, чем когда-либо До. Сэм не думает, будто Дин понимает, что то, что он теперь всегда молчит, делает его для младшего брата самым понятным человеком на свете. Дин беспокоится и, чтобы сказать это, не находит способа лучше, чем обнять Сэма и уснуть, уткнувшись носом ему в плечо. С ужасом Сэм начинает осознавать, что он не хотел бы это прекращать, и даже когда Дин снова начнет говорить — а он наверняка начнет — он хотел бы просыпаться с переплетенными ногами и с рукой Дина, лежащей на его груди прямо напротив сердца. Чего большинство людей не знает, так это то, что Сэм подсел на собственного брата, как на какой-нибудь наркотик. Бросив один взгляд на Дина, они, как им кажется, видят его насквозь — женщины, выпивка, азартные игры; не человек — монстр, на которого даже еще один взгляд бросать не стоит. Сэм же со своими большими мягкими ладонями и скромной позой, спокойно путешествует с давно навешенным ярлыком «хороший мальчик». Если бы они только знали. У Сэма Винчестера есть добрая дюжина привычек, от которых он хотел бы избавиться, и еще столько же ждут своего часа. После нескольких ночей, проведенных с братом, к списку прибавляется еще одна. Однажды утром Сэм просыпается с губами Дина, прижатыми к его шее, и его же рукой, перекинутой через Сэмову грудь. Он лениво моргает, рассматривая потолок, на котором расползлось мокрое пятно, по форме напоминающее королеву Англии , в то время как губы брата выдыхают слова прямо напротив его размеренно бьющейся жилки на горле. Губы Дина выдыхают слова. Сэм резко садится, нечаянно задевая брата. Тот недовольно морщится, переворачивается на живот и вновь засыпает; его футболка собирается складками, обнажая бледную, незащищенную, испещренную шрамами кожу внизу спины. Позвоночник спускается к талии мягких домашних штанов, ребра размеренно движутся в такт дыханию. Сэм чувствует, как бешено бьется сердце у него в груди. Он скатывается с кровати, идет в ванную, не включая по дороге свет, и залезает в душ в полумраке, разбавляемым лишь светом из приоткрытой двери в комнату. Ему не хочется видеть собственное отражение в зеркале. Он не знает, что будет делать с Дином, как потребует объяснений: может ли брат говорить? Как долго? И почему до сих пор не произнес ни слова? Неужели он не видит, что делает с Сэмом? На их ноутбуке есть сохраненная в прошлом году аудиозапись. Они с Дином тогда оба страдали от страшного похмелья и лениво переругивались, решая, кому вылезать из постели и нести кофе обоим. Сэм помнит, что голос брата звучал тогда настолько слабо и беспомощно, словно он был не в состоянии даже глаза открыть, но на самом деле он просто заранее знал, что брат сдастся первым. Сэм тогда, не задумываясь, стянул телефон с прикроватной тумбочке и нажал на запись. — Сэмми, ну же, не будь мудаком. Я поведу машину, а ты только и будешь весь день сидеть, как бесполезный кусок мяса. — Бесполезный кусок мяса? Что-то новенькое. — Заткнись. — Вообще-то ты должен еще спать. С чего это ты хочешь кофе? — С того, что ты моя сучка, а я не чувствую ног. — Я тут не при чем. Во всем виноват весь тот алкоголь, что ты влил в себя прошлой ночью. — Ммм, я бы не отказался повторить. — Ха, вот это новость. Хочешь сказать, ты не будешь ныть, когда грохнешься в обморок перед унитазом? — Как я могу ныть, если я в обмороке?.. Сколько ты выпил? — Дин, не будь… — Твоя логика сосет! — Ты охренел что ли… — Сосет! — Прекрати… — Сосееееет! — Ладно. Схожу я за кофе. — Ха! Так и знал, что ты согласишься. Сэм издает недовольный смешок, потом раздается тихий щелчок прикрываемой двери, и затем запись обрывается. После десятимесячного молчания Дина, Сэм, черт побери, помнит все в мельчайших деталях: как брат лениво тянет его имя, как самодовольно смеется и как уламывает его сходить за кофе. Он почти может представить Дина: с открытыми, но еще прищуренными глазами, ленивой улыбкой, простынями, обмотанными вокруг талии, и коротким ежиком волос. Почти может. Почти. Но он не сможет прожить десять месяцев — еще десять месяцев, еще целую жизнь, довольствуясь одной только сорокасекундной записью и постепенно стирающимися воспоминаниями. Ему нужно больше, много больше… Сэм сидит на второй кровати, внимательно разглядывая брата, когда тот, наконец, переворачивается и несколько раз лениво моргает, просыпаясь. Дин причмокивает губами и недовольно морщит нос, сосредотачивая внимание на младшем брате. Когда он видит, что Сэм смотрит на него серьезно и почти что жестко, то проводит рукой по лицу и волосам и садится прямее, отбрасывая прочь одеяло и спуская ноги на пол. Дин наклоняется вперед, весь внимание. Что не так? — Ты можешь говорить? Дин отшатывается, словно брат только что выплеснул ему в лицо ведро ледяной воды. Сэм настаивает: — Как давно ты можешь говорить? Дин качает головой, хмуря брови. О чем ты говоришь, Сэм? Не будь идиотом! И тогда Сэм видит это. Дин, он… он лжет. Его тело, всегда такое подвижное, буквально застывает. Кажется, будто бы Дин продумывает каждое свое движение — пожатие плечами, движение пальцами. Его лицо открыто, даже слишком, а глаза совершенно пусты. Сэм не может в это поверить. Все это время Дина было так легко читать, словно он сам этого хотел, а теперь брат что-то скрывает от него. Что-то важное. — Только честно, — с трудом выдавливает Сэм. Глаза брата неправдоподобно расширяются, и он качает головой. — Дин, ну же, — уговаривает Сэм плохо слушающимися губами. — Ты можешь говорить? Тишина растягивается на секунды, минуты и даже часы, но Дин не качает головой. Он не качает головой! — Ты можешь! — восклицает Сэм, вскакивая на ноги. Он с трудом сглатывает образовавшийся в горле ком. Если Дин может говорить, то почему до сих пор не проронил ни слова? Сэм был уверен, что брат онемел, или что-то в этом роде — что-то, завязанное непременно на физиологии — но если Дин просто осознанно… Зачем? Зачем это Дину? Дин поднимает округлившиеся и совершенно пустые глаза на брата. Его губы упрямо сжаты, но он так и не качает головой. Зачем?! Неожиданно Сэм понимает. — Какое ты дал Обещание, Дин? — спрашивает он низким хриплым голосом. Сэм впервые упоминает о том, что узнал от Бобби утром, и Дин покрывается красными пятнами, смущаясь. — Да, я знаю о твоем Обещании, — продолжает Сэм, выплевывая слова. — Это правда? Ты Пообещал отдать свой голос на всю оставшуюся жизнь? На всю твою, гребанную, оставшуюся жизнь?! Дин отворачивается, но Сэм не отстает, моментально оказываясь с ним лицом к лицу. — Что ты получил взамен? Ради чего ты пошел на это? Дин закрывает глаза, упрямо сжимая челюсти. Сэму хочется схватить его, впиться ногтями в пальцы, наорать. Он наклоняется вперед. — Скажи что-нибудь, — требует он, голос срывается на крик. — Просто, блядь, скажи хоть что-нибудь! Я хочу услышать твой голос! Дин открывает глаза, неуверенно глядя на брата. Сэм падает на колени, обхватывая руками его бедра и умоляя: — Пожалуйста. Пожалуйста, Дин, — слова наждаком царапают горло и, срываясь с губ, разлетаются на тысячи осколков. Именно это — мольба — заставляет Дина задрожать, а его глаза — наполниться болью и отчаянием. Он чуть приоткрывает рот: миллиметр, два миллиметра, потом резко захлопывает его и разом встает на ноги. Сэм отлетает назад, неловко приземляясь на каблуки и выставленные назад руки, когда Дин отталкивает его от себя, поднимаясь. Спустя несколько секунд раздается сухой щелчок закрывающейся двери в ванную. — Хорошо, — говорит Сэм и повторяет, на этот раз громче: — Хорошо. И тогда Сэм перестает пытаться. *** Он не может молчать всегда — в конце концов, им нужно заказывать еду, бронировать номера и спрашивать направления — но когда они с Дином остаются наедине в машине или в очередной комнате очередного безымянного мотеля, Сэм не говорит вообще ничего. Он больше не пытается заполнить дыру, образовавшуюся там, где раньше были глупая болтовня и подколки Дина, и однажды дыра превращается в пропасть. А пропасть — в бездну. То, что Сэм замолкает, Дин замечает почти сразу же, но волноваться начинает только на третий день. Он начинает мерить шагами комнату, то и дело поглядывая на Сэма, который спокойно печатает что-то на ноутбуке, заткнув уши наушниками от своего iPod. Дин подходит ближе, вторгаясь в личное пространство брата. Сэм старается не обращать на него внимания, продолжая прокручивать страницы сайтов с новостями о сверхъестественном. В конце концов, Дин не выдерживает и уверенно кладет ему руку на плечо, и Сэм, вытащив наушники, поднимает на брата вопросительный взгляд. Дин жестикулирует — быстро и порывисто. Ну, говори. Что не так? Сэм молчит — пускай Дин прочувствует это на своей шкуре, поймет, каково сейчас ему, Сэму — и хотя в глубине души он понимает, что это глупо и нечестно, но он просто не в силах побороть себя. Глаза Дина становятся печальнее, когда он нерешительно прикусывает губу. Но Сэм только отворачивается обратно к ноутбуку и заставляет себя вновь начать печатать, словно ничего не произошло. Прождав несколько секунд, Дин отходит, включает телевизор и садится, ссутулившись, на одну из кроватей. Сэм бросает на него короткий взгляд: брат с пустым выражением на лице вертит в руках пульт. Большим пальцем левой руки он потирает шрам у губ, и Сэма вдруг бросает в жар — шершавая кожа под его губами, прожигающая насквозь — прежде чем он успевает отвести взгляд. Сэм держится две недели, прежде чем понимает, что больше так не может. Он зол. Он разрывается изнутри, горит заживо, задыхается под тяжестью вины, распятый на кресте собственной ярости. Какое чертово право он имеет злиться на Дина? Какое право имеет он, тот, кто потерял его? Тот, кто довел его до Ада? Тот, кто так безнадежно опоздал, спасая его? Никакого. Он звонит Бобби. — Сэм, я как раз собирался… — начинает тот, но Сэм не дает ему закончить, перебивая. — Приезжай, забери его. Мы в Индиане. Я… Я так больше не могу… Он может говорить…. Может, но все равно молчит, и я… Я не понимаю… — от переизбытка эмоций, голос Сэма срывается, слова застревают в горле. Он украдкой бросает взгляд на улицу, где Дин моет Импалу, старательно не замечая, как мокрая от воды и пота футболка липнет к его телу, а подмышками расползаются влажные круги. — Что? — Бобби удивленно ворчит на том конце, и Сэм с уверенностью может сказать, что старику просто ничего больше не придумать. — Он сам сказал мне. — Как… — Я имею в виду, не словами, конечно. Я спросил его, и он не покачал головой, ничего в этом духе. Он может говорить! Я думал, он онемел в Аду, и все это время… Господи, Бобби, что за херня? Что он получил взамен? Ради чего он мучает нас обоих? — Ну, Сэм, — начинает Бобби успокаивающим тоном. — Предполагается, что Обещание довольно трудно сдержать. Практически невозможно, на самом деле. Если Дин пообещал молчать, и при этом не был лишен возможности говорить… Это… Думаю, это было нелегко. Бобби делает многозначительную паузу. Сэм издает странный, какой-то вопрошающий звук. — И заставить его молчать рядом с кем-то вроде тебя значит сделать Обещание еще мучительнее и слаще. Уверен, ты умолял его сказать хоть слово. — Ну да! — восклицает Сэм, отчаянно пытаясь собрать мысли в кучу. Почему Дин не говорит именно с ним? Почему он выбрал его, Сэма? — Ну, и что мы имеем? Он выбрался из Ада, сынок. Его брат умоляет его сказать хоть слово, а он не может. Если скажет, то потеряет нечто, ради чего пожертвовал собственным голосом. Так? — Просто приезжай и забери его. — Сэм, я действительно думаю, что вам стоит держаться вместе. Я имею в виду, его Сделка… Знаю, ты не любишь о ней вспоминать, но он заключил ее ради… — Заткнись! — вдруг кричит Сэм, не в силах сдержаться. — Я знаю, что не должен винить никого, кроме себя, ясно? Я знаю! Ты думаешь, я не провел последние годы, виня себя? — он замолкает, судорожно хватая ртом воздух. Ему нужно успокоиться. — Послушай, хорошо? Я сейчас просто не могу находиться с ним рядом. Не могу. Пожалуйста. Я скоро заберу его, но сейчас… Сейчас мне нужно немного времени, чтобы разобраться в себе. — Сэм — предпринимает последнюю попытку Бобби. Голос у него дрожит. — Мы в Уоррен, Индиана. Мотель Уоррена. Пожалуйста, Бобби. Пожалуйста, — Сэм вешает трубку, кидает ее на кровать, встает и подходит к окну. Дин раздобыл где-то полотенце и теперь полирует им хромированные бока Импалы. Наверное, он напевает себе что-нибудь под нос, горько думает Сэм и задергивает занавески, еле сдерживаясь, чтобы не выбежать на улицу и не покалечить брата. Дин возвращается в номер минут десять спустя. Сэм отчаянно пытается удержать эмоции под контролем, он садится на кровать и включает местные новости. Дин подходит ближе и садится рядом так, что их бедра и ступни соприкасаются. Сэм пытается не шевелиться. Кажется, что с каждым утром, которое они встречают в одной постели, Дин врастает в него все сильнее. Сэм не целовал его с той самой ночи, но… Господи. Каждый раз, когда он ворочается во сне и находит спящего Дина под боком; каждый раз, когда он просыпается и первым делом видит брата, внимательно разглядывающего его с подернутыми утренней дымкой белками; каждый раз, когда он скользит под простыни и чувствует тепло Дина рядом… Каждый раз Сэм чувствует себя еще чуть более сумасшедшим, чем раньше. Он пытается не замечать, когда Дин поворачивается к нему, чтобы посмотреть, опаляя кожу горячим дыханием. Он, правда, пытается. *** Бобби приезжает через три дня. Первый Сэм тратит на то, чтобы тысячу раз передумать, второй — на то, чтобы в очередной раз обвинить себя во всех известных человечеству грехах, и третий — чтобы просто побороть себя. Старик появляется вечером, паркует свою развалюху, которую наверняка вытащил со свалки, рядом с Импалой и хлопает дверцей. С трудом, присущим всем старым охотникам, он поднимается с водительского сидения, и, когда, наконец, выпрямляется во весь рост, Сэм уже стоит, ожидая его, в дверях. — Сэм, — просто говорит Бобби вместо приветствия. Сэм кивает. Дин, неожиданно оказавшийся прямо за его спиной, отталкивает брата в сторону, чтобы самому рассмотреть прибывшего. Он с любопытством осматривает старого охотника, в то время как тот ощупывает взглядом его самого — старые и новые шрамы, быстрый взгляд на печально опущенный уголок губ. Улыбка заметно меркнет. — Дин. Дин ничего не делает добрых тридцать секунд. Первые три он просто стоит столбом в тени Сэма, потом резко подается к Бобби, выкидывая вперед руку. Изуродованную руку, не к месту замечает Сэм. Дин никогда теперь не подает ее для рукопожатия, но сейчас, должно быть, забылся. Забылся, потому что доверяет Бобби, как самому себе. Старый охотник притягивает Дина к себе. Старое доброе, сугубо мужское объятие, когда вы держите друг друга чуть дольше, чем положено, пряча повлажневшие глаза за напускной бравадой и грубым настроем. Наконец, Бобби выпускает Дина, хватает за плечо и легко встряхивает. — Дин, сукин ты сын! Рад видеть, что ты снова с нами. Дин по-прежнему не улыбается — по-прежнему — но он похлопывает Бобби по плечу там, где оно уже переходит в шею, выдавая этим жестом неуместную заботу и близость. Я скучал, — словно бы говорит он. Мне жаль. Бобби качает головой. — Мне не следовало так с вами поступать. Я должен был принять вас. Дин только пожимает плечами, а Бобби неожиданно раздражается громким удивленным смехом и тянет руку, чтобы потрепать Дина по волосам. Дин проворно отскакивает, отмахиваясь от руки друга, и Сэм не может сдержать печальной, какой-то поломанной усмешки. Скоро Дин все поймет. — Ну, эм… Сэм сказал тебе, зачем я здесь? Дин выглядит немного смущенным, кидая на брата короткий взгляд. Бобби с неодобрением качает головой. — Ну, я абсолютно уверен, что раз ты не сказал ему до сих пор, то, может, не стоит говорить вообще? Я по-прежнему думаю, что это плохая идея. Дин поворачивается к Сэму, в глазах его читается немой вопрос. — Бобби приехал, чтобы забрать тебя. Дин остается неподвижным. Сэм повторяет, немного перефразируя: — Ты едешь с Бобби, а я… Я остаюсь здесь. Мне нужно немного времени, чтобы разобраться кое с чем. Дин смотрит на Бобби, который упорно игнорирует их обоих. Стянув с головы потрепанную бейсболку, он вертит ее в руках, поворачивая так и сяк. Неожиданно Сэм жалеет, что говорит Дину это все при Бобби, что не нашел сил сообщить ему раньше. Слишком поздно. — Дин, я… Мне нужно, чтобы ты уехал. Это… это важно. Лицо Дина — нельзя описать никак иначе: лицо Дина ломается, сминаясь под тяжестью печали. Брат выглядит неожиданно постаревшим, дряхлым, шрам неестественно сильно уродует его губы. — Пойду, сниму комнату, — громко говорит Бобби и уходит по направлению к стойке регистрации, оставляя братьев наедине. — Дин… — начинает Сэм, но тут Дин отмирает и со всей силы бьет его по лицу. Голова Сэма запрокидывается назад, в носу что-то неприятно хрустит, а по лицу начинает струиться липкая горячая кровь. Сэм отступает к мотельной стене, хватаясь за лицо. Перед глазами все плывет, и Сэму приходится приложить немаленькие усилия, чтобы вновь сфокусировать взгляд. Первое, что он видит — Дин, которого буквально колотит от ярости. — Хватит, — спокойно говорит Сэм, чувствуя, как кровь заполняет рот. Он не понимает, как держит себя в руках и как, оттолкнувшись от стены, подходит к брату. Дин отводит руку, готовясь ударить еще раз. — Дин, прекрати, — повторяет Сэм. — Я знаю, ты не… Но это… Это не выход. Дин требовательно разводит руками. А это выход? Отсылать меня подальше? Он выглядит разбитым, злость еще держит осколки вместе, не позволяя им рассыпаться, но уже видны грубые потертые швы. У Дина на глаза наворачиваются слезы. — Эй, — мягко зовет Сэм и делает неуверенный шаг вперед, понимая, что не остановится, даже если брат вновь решит его ударить. Дин отворачивается, чуть ли не спотыкаясь об собственные ноги. Раздраженно проведя рукой по глазам, он отходит футов на десять и напряженно замирает. Даже его затылок сейчас выглядит сердитым. — Послушай, это не навсегда, ладно? Я приеду и заберу тебя, — говорит Сэм, но в следующую же секунду понимает, что лжет. Он хочет верить, что действительно вернется за братом, но он не уверен, что сможет побороть себя. Дин яростно мотает головой, прежде чем подходит к Импале, открывает дверь и забирается на заднее сидение, запирая себя изнутри. Он опускает голову между разведенными коленями, и Сэм видит, как вздымается его спина от судорожных вздохов и подавляемых рыданий. Когда Сэм оборачивается, Бобби стоит за его спиной с ключом в руке. — Я буду через три двери от вас, — говорит он мягко. Старик выглядит измотанным и, кажется, даже немного похудевшим. — Увидимся утром? — Ага, — тихо отвечает Сэм. Когда Бобби уходит к себе, Сэм подпирает плечом стену и целую вечность просто стоит, наблюдая за Дином. Часы показывают одиннадцать, когда он, наконец, возвращается в номер, смывает кровь с лица и проверяет, ни сломан ли нос. После он ложится прямо поверх покрывала — на кровать, стоящую ближе к двери, на кровать Дина — и думает, что не сможет уснуть. Он отключается, как только закрывает глаза. Когда Сэм просыпается, Дин стоит, возвышаясь над ним. Сэм заметно напрягается, ожидая, что брат нападет или, по крайней мере, ударит его еще раз, но вместо этого Дин только мягко надавливает рукой ему на грудь. Своей изуродованной рукой. Сэм едва различает смутные очертания в тусклом лунном свете. Дин осторожно опускается на колени на кровать, его лицо скрыто в тени. — Дин, мне очень жаль, — шепчет Сэм просто потому, что должен. Потому что не сможет вынести, если Дин будет его ненавидеть, так же, как не смог вынести его молчания. Дин прижимает палец к его губам. Тише. Сэм издает короткий грустный смешок. — Забавно, ты мог бы просто сказать это. Дин бесстрастно смотрит на брата. Когда он убирает руку с груди Сэма, тот садится. — Что я могу сделать? — спрашивает он мягко. Он может почувствовать, как дыхание Дина опаляет его губы, и это буквально сводит с ума. Хочется прикоснуться поцелуем к шраму, провести языком по сомкнутым губам, заставляя впустить, и почувствовать. Почувствовать, что они оба все еще живы. Дин проводит рукой по его щеке, задумчиво потирая большим пальцем родинку около носа. Сэм невольно прикрывает глаза. Он только сейчас понимает, как переживал, что Дин не захочет спать с ним сегодня — не захочет провести их последнюю ночь рядом, так, как они уже успели привыкнуть. Губы Дина, касающиеся его собственных, приводят в трепетный ужас. Сэм отшатывается, резко распахивая глаза. — Дин? Дин следует за ним, толкает на колючее мотельное покрывало и взбирается сверху, всовывая колено между Сэмовых бедер и удерживая его за руки. Он вновь целует Сэма, вжимается в его губы, проводит по ним языком, и Сэм почти сдается. Почти. Он отворачивается, с шумом втягивая носом воздух. Он слышит, как загнанно дышит, пока Дин языком прокладывает влажную дорожку вниз по его шее, царапая зубами кожу. — Дин, что… — начинает Сэм, когда брат хватает его за челюсть и поворачивает его лицо к себе. — Мы не можем… — предпринимает очередную попытку Сэм, но Дин с силой нажимает большим пальцем на его нижнюю губу, тяжело дыша в ухо, и Сэм непроизвольно вскидывает бедра, чувствуя, что его член начинает твердеть. — О, блядь, — стонет он, когда Дин касается губами подбородка, одной рукой забираясь Сэму под футболку и прижимая ладонь к твердому животу. Сэм ничего не может поделать. Он прикасается к брату, слабо тянет на себя его футболку. Дин разрывает мокрый поцелуй, и Сэм непроизвольно тянется за ним, пока Дин не прижимает его к кровати. Когда Дин стаскивает с себя футболку, Сэм моментально кладет ладони на испещренную шрамами кожу. Рубцы кажутся горячими и почему-то совершенно невозможными сейчас, в этот самый момент. Сэм тянет Дина на себя. На них по-прежнему надеты джинсы, но даже через грубую ткань Сэм чувствует, что у брата стоит. Он моментально подается вперед, соприкасаясь своими бедрами с Диновыми. Тот хватается за полы Сэмовой футболки и стягивает ее через его голову, после чего они приступают к джинсам, шаря в поисках заклепок и молний, пока штаны не оказываются на бедрах Сэма, беззащитно открытых перед Диновыми, тоже уже голыми. И только тогда Дин запускает руку Сэму в боксеры. Сэм напрягается, рот его приоткрывается, когда Дин потирает пальцами головку его члена, размазывая выступившие капли смазки по разгоряченной плоти. — О, Господи, Дин, — голос Сэма взрывает душную тишину. Брат ничего не говорит, даже не просит ни о чем, и Сэму кажется, что он сходит с ума. — Дин, ох… Я… Мне нужно… Пожалуйста… — стон. Мольба. Дин наклоняется, целуя брата, и они трахают друг друга языками точно так же, как Сэм трахает Динов кулак. В конце концов, Дин чуть отстраняется, хватаясь за джинсы Сэма, и спустя несколько секунд неловкой путаницы, они оказываются абсолютно голыми. Сэм, не задумываясь, одним плавным движение переворачивает их, оказываясь сверху, просовывает руку между Диновых коленей и разводит их шире, устраиваясь между бедер брата. Он громко стонет, когда их члены соприкасаются. Дин закрывает глаза. Он откидывает голову на подушку, и Сэм наклоняется, касаясь губами его горла, оставляя засос и тут же проводя языком по багряной отметине. Рука Дина шарит где-то внизу в поисках джинсов. Сэм отстраняется, спускаясь ниже и накрывая губами его сосок, когда брат хватает его за волосы и тянет наверх, утягивая в новый поцелуй, и вкладывает в руку крохотный тюбик. — Импала? — спрашивает Сэм, затаив дыхание, и Дин кивает, заставляя его сжать пальцы. Я хочу, чтобы ты сделал это. Сэм и не думает медлить. Быстро отвинтив крышечку, он выдавливает прозрачный гель на ладони и, оставляя на бедрах Дина влажные следы, на ощупь находит его дырку и аккуратно надавливает на нее пальцами. Дин шумно выдыхает. Его влажные губы завораживающе блестят в тусклом свете, и Сэм вновь целует брата, продолжая орудовать пальцами в его заднице. Когда Дин подается вперед, и губы его складываются в идеально очерченную «о» от удовольствия, Сэм добавляет второй палец, а потом и третий, пока Дин не хватает его за бедра. Дин разводит колени как можно шире. Сэм только удерживает его на месте, осторожно скользя пальцами по растянутому колечку мышц, периодически легко ныряя ими в горячую глубину. Эрегированный член Дина лежит у него на животе, оставляя белесые потеки на нежной коже, и Сэм думает, что брат прекрасно справился бы и без него: так увлеченно насаживается тот на его пальцы, отчаянно краснея, но ни на секунду не останавливаясь. Однако он по-прежнему молчит. Он не произносит ни слова, даже не стонет, а Сэму просто до безумия хочется услышать его голос. Хочется услышать, насколько сильно ему все это нравится. — Дин, — с трудом выдыхает он. — Скажи мне. Скажи, как сильно ты хочешь этого, — Сэм касается губами шеи брата, стон срывается с его губ. — Пожалуйста… Дин вздрагивает под ним, закусывает губу, но все равно молчит. — Дин… — умоляет Сэм, медленно отстраняясь. Дин яростно мотает головой, вцепляясь в его талию и никуда не отпуская. Он продолжает качать головой, пока Сэм не наклоняется, в очередной раз целуя его в губы. Дин откидывается на подушки, обертывает ладонь вокруг Сэмова члена, делает несколько резких движений, а после вскидывает бедра вверх в бесстыдном приглашении. Сэм выдавливает смазку на член, спешно размазывая ее по всей длине. Он позволяет Дину вести, насаживаться на него, постепенно растягиваясь, пока тот не останавливается, ерзая на его члене, не в силах принять больше. Первый раз Сэм толкается медленно и осторожно, на пробу, но Дин подается ему навстречу, насаживаясь еще сильнее, и он беспомощно вскидывает бедра вверх и задевает какую-то точку, от чего глаза брата непроизвольно закатываются. — Блядь, Дин. Блядь. Ты… Ты такой тесный, — Сэм задыхается, снова и снова толкаясь вперед. Дин тяжело дышит под ним. Последний раз Сэм слышал его голос много месяцев назад, и сейчас Сэм наклоняется вперед, упираясь влажным лбом Дину в плечо, ускоряя темп, заставляя брата сжиматься вокруг его члена. — Дин. Дин, я люблю тебя. Я люблю тебя. Не смей… Не смей заканчивать все… вот так… Дин хватает его за руку, оборачивая ладонь вокруг своего члена, и неуклюже-мокро целует брата в губы, пока кончает, содрогаясь и выплескиваясь им обоим на животы. Сэм следует за ним секундой позже, не в силах остановиться, когда сперма брата заливает его пальцы. Сэм не может сказать с точностью, что было после. Но, кажется, в какой-то момент Дин выбирается из-под него и встает с кровати. Сэм слышит шум воды, доносящийся из ванной, а потом появляется брат с теплым влажным полотенцем и аккуратно вытирает его. Сэм уже засыпает, когда брат возвращается и ложится рядом с ним, укрывая их обоих одеялом. Дин целует Сэма, и тот автоматически тянет к нему, приоткрывает рот и лениво проводит языком по губам брата. Он проваливается в сон, вжавшись ртом в рот Дина, и с его рукой, обернутой вокруг своей шеи. Проснувшись утром, Сэм выходит на улицу и видит, как Дин пакует свои вещи в машину Бобби. Сам Бобби подходит к Сэму и треплет его по плечу. Глаза у него слишком уж грустные. Дин ни разу не смотрит на брата и молча хлопает дверью, когда заканчивает сборы. Сэм чувствует, что внутри у него что-то обрывается с этим глухим звуком. Он смотрит вслед удаляющейся машине, а потом возвращается в номер, чтобы собрать свои вещи. *** Первые две недели он проводит в дороге. Он экономит деньги, засыпая в машине, и тратит их, покупая много бензина. Он ест на заправках, принимает душ в мотелях с почасовой оплатой и не отвечает на звонки. Он не заморачивается со стиркой, и когда запах начинает чувствоваться даже с открытыми нараспашку окнами, он только съезжает на обочину, запирает машину и идет в никуда. Его хватает на две мили бескрайних полей, после он натыкается на ферму и поворачивает обратно. Прогулка отвлекает, и, когда он возвращается к Импале, то игнорирует примешавшийся к прошлым запах пота и возвращается на дорогу. По истечению этих недель, он все-таки идет в прачечную с самообслуживанием, а после покупает газету, и находит дело. — Хах, — хмыкает он и покупает соль и жидкость для розжига. После этого он охотится без перерыва еще пару недель. Одержимые, беспокойные духи, полтергейсты, оборотни и еще какая-то болотистая дрянь, свалившаяся, как снег на голову, во время охоты на гарпию. Разобравшись с ней, он спокойно возвращается к гарпии. Он не звонит никому из знакомых и по-прежнему не отвечает на телефон. Он уверен, что его голосовая почта заполнена настолько, что уже начали удаляться самые старые сообщения, мольбы и просьбы, которые он никогда не услышит. Он так же уверен, что все они от Бобби и Эллен — старик никогда не умел держать язык за зубами — и ни одного от Дина. И потому ему плевать. Он чуть не лишается головы, борясь с гулем, и решает сделать небольшой перерыв. Он находит мотель с библиотекой неподалеку, снимает комнату и зарывается в книгах, на которые у него никогда не хватало времени, и которые он все равно не читает. Сэм выписывает их из библиотеки, приносит в номер с твердым намерение открыть, но спустя некоторое время понимает, что тупо сидит на месте, уставившись в пустоту, и думает о Дине. Он не знает, что делать, ненавидит себя за то, что оставил брата, но не допускает даже мысли, чтобы вернуться за ним. Дин в любом случае его ненавидит. Он сделал для него все — отправился в Ад, отдал свой голос, заботился о нем — а Сэм сбежал, как только на горизонте замаячили проблемы. Да, он чертов трус. Он тратит часы, костеря себя на все лады — подкармливая, поселившиеся в душе гнев и стыд. Он отчаянно старается не думать о той их ночи, случившейся перед тем, как он отослал Дина прочь от себя. Если он вспоминает, то его буквально выворачивает изнутри — Дин, я люблю тебя. Я люблю тебя — он не знает, что будет дальше. Наверное, он проглядит дыру в стене. Или заплачет. Спустя еще три недели бессмысленного выписывания и возвращения книг, три недели попыток найти ответ в бликах на стене, он решает, что ничего хорошего из этого не выйдет — в первую очередь, для него самого — и отправляется в Калифорнию. Этакое паломничество в прошлое, туда, где прошли годы его «нормальной жизни». Сэм посещает все места, которые когда-то были для него важны — бары, Стэндфордскую библиотеку, Старбакс напротив его любимого книжного магазина — он возвращается в свою старую квартиру и пытается вспомнить, почему он хотел Джесс. Сделал бы он то же самое ради нее? Продал бы душу, чтобы ее спасти? Сбежала бы она после? Нет. Не продал бы, и не сбежала бы. Сэм ненавидит себя еще сильнее. Он снимает комнату в мотеле неподалеку и напивается в хлам в баре по соседству. Его рвет трижды по дороге, прежде чем он возвращается в мотель и выпивает стакан воды. Он буквально валится на постель, потный и воняющий рвотой, боль разрывными пулями взрывает голову. Он засыпает, зажмурив глаза и пытаясь просто дышать. Проснувшись, он едет в Монтану. Он не хочет никого видеть. И по-прежнему не берет телефон. Спустя три месяца, его словно бы ударяет по голове: эти месяцы тянулись мучительнее и дольше чем целый год с тех пор, как он вытащил брата из Ада, чем целый год тишины. Какой же он дурак. Три месяца радиомолчания безо всяких причин. Он идиот. Он гребанный идиот, который бросил Дина — не в первый раз, заметьте — и испарился. Просто исчез с горизонта. Если Бобби еще и позвонит, то только затем, чтобы успокоить Дина. Сэм чувствует себя последним ублюдком. В следующий раз, когда звонит телефон, он снимает трубку. — Мальчик, — раздается резкий голос Эллен. — Надо серьезно поговорить. И не смей вешать трубку. — Ладно, — говорит Сэм, вздрагивая. Поговорив с Эллен — точнее, выслушав целый ворох нотаций и вытерпев грандиозную головомойку — он смещается поближе к дому Бобби, убеждая себя, что просто хочет быть поблизости. Просто на всякий случай. Он не возвращается к Дину. Ему достаточно знать, что с ним все хорошо. Достаточно, чтобы игнорировать тупую боль, дающую о себе знать каждый раз, когда он думает о брате. *** Однажды телефон Сэма взрывается трелью, как раз когда он обедает, разбросав вокруг себя обертки и бездумно переключая каналы. Выключив звук, Сэм лезет в карман в поисках мобильника. Выудив его, Сэм вздыхает, различая знакомый номер Бобби. Тот звонит ему регулярно — и каждый раз Сэм начинает говорить только тогда, когда охотнику удается убедить его, что Дин во дворе и что ему не удастся ничего услышать — и Сэм всегда чувствует себя ужасно уставшим после этих разговоров. В такие моменты он ненавидит себя еще сильнее. Откинувшись на спинку кровати, Сэм отвечает, зажав трубку между ухом и плечом, в это же время раскладывая свой нехитрый обед на коленях и переставляя баночки с соусом на прикроватный столик. — Да, Бобби, в чем дело? — устало бормочет он, отирая с губ майонез. Он же просил без майонеза. Но голос, раздающийся на том конце, принадлежит отнюдь не Бобби. — Сэм, — говорит Дин. Сэм роняет телефон прямо в майонез, смотрит на него добрых тридцать секунд и только потом подбирает и подносит к уху, размазывая соус по щеке, но даже не обращая на это никакого внимания. — Дерьмовая шутка, Бобби, — выдыхает он дрожащим голосом. — Сэм, — повторяет Дин на том конце. Голос у него кажется непривычно грубым. — Я не стал бы так шутить после… всего. — Дин, — с трудом выдавливает Сэм и в следующую секунду он понимает, что плачет, слезы неконтролируемо текут по лицу. Он не может дышать. Он, черт подери, не может даже вздохнуть. Прижав руку ко рту, Сэм опускает плечи и разражается страшными рыданиями, захлебываясь слезами, соплями и облегчением. — Сэмми, — Дин то ли смеется, то ли тоже плачет. — Не реви. О, Господи, не плачь. Я просто… Приезжай. Приезжай. — Я… — Сэму удается, наконец, перевести дыхание. Он чувствует, что готов выбежать на улицу и пуститься в пляс с первым встречным. Он чувствует, что готов запереться в ванной и никогда оттуда не выходить. — Пожалуйста, — просит Дин мягко, и Сэма буквально захлестывает желанием увидеть брата. Он ни за что не поверит, пока не увидит, как губы Дина двигаются, складывая слова. — Не смей никуда уходить, слышишь? Я хочу услышать… О, Господи, ты не представляешь, как сильно я скучал по твоему гребанному голосу… — Сэм прикусывает кулак, стараясь сдержать себя. Он хочет снова услышать голос брата. Он хочет слушать его всю свою оставшуюся жизнь. — Ни за что, я никуда не уйду. Только, поторопись, черт тебя подери, я устал ждать, — говорит Дин глухо и в то же время слишком громко. Должно быть, он слишком сильно прижал мобильный к лицу. Сэм закрывает глаза. — Я уже еду. Сэм вешает трубку и чуть ли не бежит к Импале, чувствуя, что слезы все еще текут по его лицу. От дома Бобби его отделяют четыреста миль, и Сэм не уверен, что сможет преодолеть их все, не остановившись где-нибудь посреди кукурузного поля и не станцевав джигу или сделать еще что-нибудь такое же безумное. Больше года прошло с тех пор, как он видел брата, обзывал его безмозглым идиотом и знал, что тот непременно ответит. Вслух. Назовет его тупицей и насмешливо подмигнет, а Сэму до безумия захочется сжать его в медвежьих объятиях. Сэм и не знал, как сильно ему этого не хватало, как сильно он хочет знать, что Дин в порядке, как сильно он хочет, чтобы Дин сам сказал ему об этом. Он едет всю ночь напролет, но ему все равно кажется, что поездка занимает слишком много времени. *** Дин выходит встретить его. Сэм вылезает из машины — ноги покалывает из-за долгого сидения. У Дина по-прежнему шрамы, по-прежнему нет пальцев на правой руке и уголка брови. Он по-прежнему молчит. Но в следующую секунду Дин улыбается. Господи, это первый раз за целую вечность, когда он улыбается своей красивой, немного кривоватой, сияющей улыбкой, и это практически сбивает Сэма с ног. — Почему так долго? — спрашивает Дин, и Сэм садится. Он садится прямо на каменистую почву, и Рамсфилд моментально оказывается рядом, тычась влажным носом ему в ухо. Дин делает шаг вперед, радость на его лице сменяется беспокойством. — Я не… Я не был уверен. Пока не увидел тебя, я не был уверен, — с трудом шепчет Сэм. Камешки больно впиваются в задницу и ладони, но он просто физически не может встать на ноги, пока Дин не подходит и не протягивает ему руку, помогая подняться. Они стоят, просто разглядывая друг друга, по-прежнему держась за руки. — Скажи что-нибудь, — просит Сэм, и в это же мгновение Дин выдыхает: — Сэмми. И Сэм целует его, сцеловывает слова с его губ, пробует их на вкус, желая убедиться, что они ему не мерещатся, он хватается за плечи брата, чтобы не упасть вновь и неуклюже впивается в его рот своим. Дин так же отчаянно цепляется за спину Сэма, путаясь пальцами в его рубашке, становясь идеально подходящим к нему паззлом. — Господи, мне так жаль. Так жаль. Не могу поверить, что оставил тебя. Я не могу… — шепчет Сэм прямо в губы Дину. Он закрывает глаза, не желая видеть жалость во взгляде брата, который наверняка думает, что он слабак. — Сэм, — Дин прерывает бессвязный поток его извинений. — Это не важно. Важно лишь то, что ты вернулся ко мне. Ты, черт подери, всегда возвращаешься. Я ненавидел тот миг, когда ты меня оставил, но я знал, что это не навсегда. Сэм снова целует его, грубо и в то же время невероятно сладко, удерживая его лицо в ладонях. Затем, опомнившись, он резко отскакивает и взглядом профессионального охотника осматривает двор. — А где Бобби? Дин ухмыляется. Сэм ловит эту ухмылку, думая, что шрам делает ее еще более дерзкой и обворожительной. Он не может отвести от Дина взгляд, не может прекратить прикасаться к нему. — Он вдруг решил, что ему срочно нужно в город. — О, слава Богу, — выдыхает Сэм, и Дин неожиданно щипает его за задницу, вырывая тихий удивленный смешок. Сэму кажется, что последний раз он смеялся десятилетия назад. Он вновь приникает губами к Диновым, соединяя их улыбки в одну на двоих, и вдруг понимает, что шрам делает ее еще более совершенной. Наконец, Сэм отстраняется. — Что это было? — Что? — осторожно спрашивает Дин. Он выглядит ошеломленным, губы распухли от поцелуев. Волосы у него длиннее, чем обычно, и только начинают виться вокруг сэмовых пальцев. — Твое Обещание. Что ты получил взамен? Дин опускает взгляд, отступая на шаг назад. Когда он вновь смотрит на Сэма, взгляд у него необычайно серьезный: — Я не хочу, чтобы ты думал, будто сделал что-то неправильно, просто это… было немного самонадеянно. Ты в любом случае вытащил бы меня из Ада, но я стал бы другим. Мне пришлось дать Обещание, иначе они не отпустили бы мою душу. Ты вынес бы одно только тело и после наблюдал бы, как я вновь умираю. — Орфей и Эвридика, — неверяще выдыхает Сэм. Он не может понять, как Бобби с первой попытки попал в яблочко, но мысленно благодарит небо за то, что у них есть такой союзник. — Забавно, правда? — хмыкает Дин, приподнимая бровь. Сэм качает головой. — И каково было твое Обещание? — Я не мог говорить год и один день. Сэм в удивлении приоткрывает рот. Он, конечно, думал, что будет что-то в подобном роде, но чтобы так близко к привычной мифологии… — Серьезно? Это так… — По-библейски? Или по-гречески? Нахер, — начинает ворчать Дин, и Сэм вновь притягивает его к себе, целуя. Брат смеется ему прямо в губы. — Скучал, а? — Господи, Дин, ты даже не представляешь, насколько сильно. — Думаю, представляю, — Дин улыбается и тянет Сэма в сторону дома. Он заваливает Сэма на одну из хрупких односпальных кроватей в комнате для гостей. Тот до белых костяшек сжимает в кулаках простыню, стараясь не сорваться, когда Дин достает его член и накрывает головку губами. Дин неловко смеется, проводя ногтями по нежной плоти прямо за яичками. Он шумно сглатывает, когда Сэм кончает, не успев предупредить, облизывает губы и подтягивается вверх, чтобы поцеловать Сэма, в то же время насаживаясь на собственные пальцы, уже орудующие в заднице. Дин грязно стонет Сэму в губы — так громко, так, блядь, восхитительно громко — а потом снова яростно отсасывает, пока брат не начинает умолять. Он осторожно насаживается на стоящий колом Сэмов член, все время матерясь, как заправский сапожник. — Блядь, Сэм… Т-ты, блядь. О, о, Господи, охуеть. Люблю тебя. Люблю, Иисусе, люблю твой чертов член, — стонет Дин, вбиваясь в свой кулак. У него опухшие губы, а голова запрокинута назад. Сэм удерживает его за бедра, кончая второй раз, болезненное наслаждение накрывает их с головой. Они валятся на подушки потным клубком, и Сэм прослеживает пальцами оккультные символы, уродующие спину брата. Они не значат ровным счетом ничего. — Дин, — выдыхает Сэм только для того, чтобы вновь услышать голос брата. — Ш-ш-ш, Сэм, — Дин прикладывает палец к его губам, бросая на Сэма короткий взгляд. — Я здесь. Сэм целует его ладонь, целует каждый недостающий палец. — И я, — шепчет он, и Дин растягивает губы в лучистой улыбке, которая заставляет сердце Сэма выпрыгивать из груди, а колени дрожать… Ну, и прочие сентиментальные нелепости в том же духе. — Господи, Дин, когда ты улыбаешься…— начинает Сэм, но обрывает себя на полуслове. — Хей, у тебя есть целая жизнь, чтобы насмотреться на меня. — Ага, — соглашается Сэм. — Целая жизнь. И он кладет ладонь Дина себе на грудь, туда, где под ребрами колотится его сердце. ENDHit the ground crawling
14 мая 2014 г. в 17:24