Храбрость, трусость и смущение

Микисуги распахивает рубашку, и руки сами тянутся к Лезвию Ножниц – врезать идиоту, чтобы не сверкал тут тощим телом. Рюко скрипит зубами от злости и отводит взгляд от непрошеного зрелища. Микисуги это, разумеется, совершенно не беспокоит, он продолжает вдохновенно трепаться о какой-то ерунде. Рюко одним глазом косится на него: штаны еще не додумался снять? Уже неплохо. Честное слово, слушать его было бы гораздо проще, если бы он не пытался все время раздеться! Рюко сглатывает. Ей не приходилось раньше видеть мужское тело так близко. Она не особенно вникает в то, о чем там болтает Микисуги. Она злится, краснеет и смотрит на его шею. Да, лучше на шею, чтобы в поле зрения не попало ничего лишнего. Микисуги совершает очередной пируэт, избавляясь от рубашки, и Рюко завороженно следит за тем, как двигаются мышцы: шея, спина, плечо, предплечье... Мышцы выглядят плотными и гладкими. Рюко пытается представить, каким будет его тело на ощупь – наверное, совсем не таким мягким, как ее собственное? Твердым, жестким? Она почти ощущает на подушечках пальцев это прикосновение, когда резкий скрипучий звук расстегиваемой молнии вырывает ее из мира фантазий. Рюко вздрагивает, заливается краской еще сильнее и, наконец, опускает Лезвие Ножниц на голову собирающемуся снять штаны Микисуги. *** Айкуро не любит одежду, она словно связывает его по рукам и ногам, мешает дышать полной грудью, сковывает движения. Он старается скинуть ее при первой же возможности, но перед девчонкой Матой это делать в разы веселее. Она злится, и смущается, и злится от того, что смущается. Она кричит на него и пытается ударить Лезвием Ножниц. Она чертовски смешная. Честное слово, даже если бы Айкуро любил одежду, он бы постарался раздеться перед девчонкой Матой. И раздел бы ее – не ради зрелища девичьего тела, не нежного и хрупкого, а поджарого и закаленного в драках – а ради этого всепоглощающего смущения, с которым она натягивает одеяло едва ли не до подбородка, ради яростного блеска ее глаз, ради пунцового румянца, ради ее взглядов которые она незаметно, как она думает, бросает на него. Девчонка Матой может сколько угодно ругаться и пытаться ударить его, но он видит в ее глазах интерес. Любопытство. Насколько этично учителю оголяться перед своей ученицей? Но ведь здесь они не связаны этими условностями. Насколько прилично для семнадцатилетней школьницы прикоснуться к обнаженному взрослому мужчине? Мы «Нудистский пляж», девочка, для нас это нормально. Храбрая девчонка Матой бросила вызов Кирюин Сацуки, но хватит ли твоей храбрости протянуть руку и дотронуться? *** Рюко никогда не интересовалась мальчишками, никогда не влюблялась, не готовила шоколад ко Дню Святого Валентина, не получала подарков на Белый День. Все представители противоположного пола делились на соперников и соратников, Рюко уверена была, что драки – это самое увлекательное, на что они годятся. С Микисуги ей драться вроде бы незачем, но и соратник из него какой-то мутный: он не доверяет Рюко, а она не доверяет ему. По всему выходит, что он не должен представлять для нее никакого интереса, но почему-то это не так. Рюко почти привыкла к его бесконечным раздеваниям – нервничает и краснеет, но уже может спокойно смотреть, не отводя глаза. Она изучила его тело, привыкла к упруго-плавным движениям, ее больше не завораживают перекаты мышц под кожей. Она знает о шраме под левой лопаткой и крохотном бледном родимом пятне на правом боку – и не увидишь, если не уткнуться почти носом, но идиот Микисуги не только скидывает с себя рубашку, он усаживается рядом, норовит прижаться, слишком близко, чтобы Рюко это терпела. Верное Лезвие Ножниц остудит его пыл, удержит на нужной дистанции, но ему не под силу вырезать из памяти Рюко эти картины. А еще запах, такой непривычный, необъяснимый, терпкий. Легкий, почти неуловимый, он ощущается, только когда Микисуги оказывается совсем рядом, почти прижимается к Рюко. Этот запах – знак того, что Микисуги опять пересек границу и настал момент применить силу. Но Рюко нравится этот запах. Он щекочет ноздри. Он беспокоит. От него встают дыбом волоски на шее. Поэтому Рюко опять начинает злиться. А Микисуги словно специально издевается и снова пытается подлезть ближе. *** Бедная наивная девочка Матой уверена, что контролирует ситуацию и держит себя в руках, но ее ноздри раздуваются и трепещут, губы судорожно поджимаются, а во взгляде все эмоции – как на ладони. Айкуро даже жаль немного, что все так явно, ему хотелось бы, чтобы провокация была сложнее и изящнее. Но девчонка Матой заводится с полоборота, еще по-детски простодушно путая вожделение со злостью. Айкуро видит, как блестят ее глаза, как нервно она облизывает моментально пересохшие губы, как на щеках проступает лихорадочный румянец. Однажды, любуясь ей, он вдруг задумывается: а что если девчонка решится на большее? Что он будет делать? Насколько пристойно учителю переспать с ученицей? Насколько приемлемо бойцу «Нудистского пляжа» переспать с дочкой основателя, соратника и друга? Но это же все частности, верно? Здесь и сейчас – только мужчина и женщина… Айкуро видит комкающие одеяло тонкие ручки, выпирающие ключицы, худые поджарые икры и понимает: нет, нет и нет. Эта девчонка не нужна ему как женщина, он просто наслаждается, наблюдая за ее реакциями, любуясь ее эмоциями, провоцируя, шутя, играя… Хорошо, что ты такая трусиха, девочка Матой. Ты никогда не решишься на что-то большее. *** «Нудистский пляж» быстро помогает справиться со стыдом. Рюко поначалу шарахается ото всех и старательно отводит глаза: все напоказ – это гораздо больше, чем ей хотелось бы видеть. А потом привыкает. Когда Микисуги в очередной раз встает в дебильную позу и принимается произносить пламенные речи, она специально переводит взгляд на его живот, ниже, еще ниже… Она краснеет и злится. Но больше по привычке, чем на самом деле. Пусть Микисуги не считает ее идиоткой: нетрудно догадаться, что ему нравится ее смущение. Хочется ему думать, что Рюко по-прежнему реагирует так остро, как в самом начале – пусть думает. Но это же «Нудистский пляж», он излечивает от смущения. И вообще, тут, на базе, Рюко уже видала и покрупнее. *** Айкуро замечает изменение в ее поведении моментально. Что-то не так: румянец другой, взгляд отличается, ритм дыхания неправильный. Девчонка Матой больше не испытывает неловкости. Может ли быть, что она удовлетворила свое любопытство? Может ли быть, что она решилась, протянула руку и прикоснулась – не к нему, а к кому-то еще? Может ли быть, что она разобралась в эмоциях, поняла, чего хочет на самом деле? Нет, глупость, абсурд. Некогда ей было бы, да и не с кем. У нее сейчас другие заботы, голова забита совсем другими мыслями и в ней нет места одному мужскому телу. Наверняка дело в этом, не может же она просто так побороть свое замешательство? Насколько подобающе испытывать обиду и разочарование, когда школьница, которую ты провоцировал ради шутки, вдруг теряет к тебе интерес?.. Нет, это все глупости, Айкуро совсем не обидно, его это вообще не беспокоит, это все просто игра… Храбрая девочка Матой, трусливая девочка Матой, забудь о своем учителе, тебя ждут куда более великие дела. А если останешься в живых, мы, может быть, проверим твою храбрость еще раз.