Небо в огне

День был долгим, а ночь еще длиннее. Саул Тарвиц закрыл глаза. От духоты и жара становилось все труднее удерживаться в сознании. Только голос, искаженный усиливающими системами дредноута, напевал сквозь помехи: Небо в огне — Смерть мчится на бледном коне. После многих месяцев безнадежных сражений Тарвиц сжился с мыслью, что, скорее всего, останется на Истваане III навсегда, как и другие воины, погибшие в боях с восставшими легионами. Но, пока мог, сражался изо всех сил, ведь жизнь всегда заставляет надеяться на лучшее. Термоядерная бомбардировка отрезала последний путь к спасению. Укрывшись в глубоком подземном бункере, найденном Древним Риланором, первый капитан Тарвиц, древний дредноут и еще девять бойцов из легиона Детей Императора оказались в ловушке. Десятки тысяч тонн каменных обломков, сплавившихся в плотную массу, отделяли их от поверхности планеты. Радиация, способная принести обычному человеку мгновенную смерть, убивала Астартес медленно и мучительно. Тарвиц больше не испытывал страха, и боль, терзавшая его кожу и словно бы пожиравшая тело изнутри, уже не принадлежала ему. Она была чужой. Древний Риланор напевал своим надтреснутым голосом старую песню, и под нее Тарвиц постепенно проваливался в горячее марево, сон без сновидений. ... —Саул! Чья-то сильная рука тряхнула его за плечо. Очнувшись, он увидел Гарро и, оглядевшись, обнаружил, что находится в небольшой гостиной, напоминающей музей давно ушедшей эпохи — множество старинных книг, древнее оружие, и два потемневших от времени портрета. По меркам терранских городов-ульев, эти апартаменты были хороши — за окнами проплывали облака, а в ясные дни открывался вид на песчаную пустошь со множеством озер, которая когда-то была дном океана. С тех, как Хорус был повержен, Тарвиц успел побывать здесь лишь несколько раз. Впрочем, и Гарро бывал у себя не намного чаще. За многие годы он почти не изменился. Он остался таким, каким Тарвиц запомнил его при первой встрече — крепким, излучающим силу и спокойствие. Его благородное лицо неуловимо напоминало лица со старинных портретов его далеких предков, и несло на себе следы множества битв. —Ты опять, — произнес Гарро. —Да, — ответил Тарвиц. — Такое яркое воспоминание, что я забыл, где нахожусь. Он непроизвольно коснулся своего лица. После той давней битвы на Истваане его шрамы так и не разгладились, а от полного восстановления он отказался, предпочтя носить собственное лицо. "Совсем как Люций", — подумал он. Образ Люция в его воспоминаниях распадался, раздваивался — бесшабашный юноша с ангельским лицом, жестокий убийца, овеянный тлетворным дыханием Хаоса. В оскверненных мирах о Люции рассказывают легенды, но что из них правда, а что ложь? Гарро нахмурился. —Ты меня тревожишь — с тех, пор как вернулся с последней миссии... Тарвиц посмотрел в окно. На фоне серых облаков проплывали клубы белого тумана. Око ужаса... Десятки планет стали полем битвы, орды ксеносов и предавшихся Хаосу космодесантников противостояли легионам, верным Императору. Существа, когда-то бывшие людьми, ставшие жертвами чудовищных экспериментов. Месяцы сражений на мертвых планетах. Отвоеванные островки в море Хаоса. Тотальное уничтожение... Смерть. —Я видел братьев, — сказал Тарвиц. — Моих бывших братьев по Легиону. И Байля. Светлые глаза Гарро потемнели. Ему не нужно было объяснять. —Мне тоже доводилось бывать на оскверненных планетах, — сказал он и отвел взгляд. — Мы выжигали там все, не оставляли никого в живых. Инкубаторы, где людей и Астартес превращали в мерзких чудовищ. Города, где мутанты, некогда бывшие людьми, убивали и пожирали друг друга. Там были и другие его... Творения. Тарвиц закрыл глаза. Он как будто снова очутился в душном, пропитанном зловонием зале — одной из покинутых лабораторий. Множество частей тел людей и ксеносов, сросшихся воедино и соединенных посредством аугметики — руки, ноги, головы, щупальцы, жвала.... И все эти существа были живы. В наркотических грезах, в агонии, они, казалось, давно уже сошли с ума — могло ли быть иначе? —Только огонь мог очистить их, — тихо произнес Тарвиц. Гарро улыбнулся — жестокой, холодной улыбкой, и Тарвицу показало, будто глазами друга на него смотрит кто-то другой. В его массивном стальном кубке вино было темно-алым. Облик Гарро туманился и терял очертания. —Имматериум дышит тленом в нас мир, и те, кто слабее, погибают от тлетворных испарений. Но существа, обитащие в нем, — это лишь тени злодеяний, творимых живущими. Тени, с которым мы сражаемся — порождены нашей жестокостью и жаждой насилия. Мы сражаемся с собственной тьмой, и чем более яростно мы сражаемся, тем больше питаем ее, порождая новых чудовищ. В конце концов они поглотят нас, и останется лишь тьма... Тени сгущались, заслоняя стены, по древней стали бежали ртутные блики, а вместо неба за окном.... Смешение тьмы и света, тысячи лиц, разевающих рты в немом крике, вихри сияния, бесконечная пропасть, столб лилового пламени, а в нем — четырехрукое чудовище с гибким змеиным телом. Чудовище протянуло изящную руку в лиловой броне — и боль охватила все тело, разрывая хрупкие стены сна. "Она может быть наслаждением", — прошептал сладкий, смутно знакомый голос. —"Я научу тебя, как наслаждаться ею". —Я знаю, кто ты, — хрипло прошептал Тарвиц. — Ты уничтожил моих братьев... "Тебе не удастся умереть быстро, — ответил голос. — Твои создатели позаботились об этом. Просыпайся, чтобы гореть в аду!". —Чем бы ни была, эта тьма, мы будем сражаться с ней, чтобы остаться людьми, — пробормотал Тарвиц. — А если нет.... когда-нибудь огонь очистит всех нас. Он сказал так, комната исчезла в темноте, и в ноздри ударил запах гари и крови. Надвинулась звенящая тишина. И тогда Тарвиц снова услышал глухой, надтреснутый голос, напоминающий хруст пепла: —.... Последний удар прозвучит негромко, Так мать в колыбели качает ребенка. И шепотом подхватил: —Небо в огне, Смерть мчится на бледном коне... —Тебе уже не больно, — сказал Риланор, и Тарвиц ощутил легкость. Открыв глаза, он обнаружил, что находится в той же комнате, за тем же столом, а за окном в ночи сияют звезды. Дверь распахнулась. В проем хлынул свет. Огромная фигура заслонила яркие лучи. Десантник был без шлема, и Тарвиц узнал в нем Соломона Деметера. Его пурпурно-золотые доспехи почернели от копоти, насквозь пробитый и оплавленный нагрудник покрывала запекшаяся кровь. Капитан Деметер погиб в последнем бою среди развалин Дворца Регента. Открытое лицо Соломона было бледным и усталым, но когда он посмотрел на Тарвица, его глаза лукаво блеснули. —Хватит прохлаждаться, Саул. Тебя уже заждались. —Где? — недоуменно произнес Тарвиц. Все вокруг расплывалось, как в тумане. —Увидишь, — ответил Соломон и подмигнул ему. — Главное, не спи больше.