Спасибо, Хару-чи. . .

Вот я — величественная девушка, приятная на вид, просто красавица и загляденье для прохожих, вроде, имею частично отличный по природе характер, но... Стоит мне снять маску, как просыпается вторая сущность, что дремлет под моей милейшей улыбкой, она жаждет крови и убийств, наслаждается тем, что насаживает человеческую плоть на две литые железные пластинки — лезвия серебряных ножниц. Уже догадались, кто я такая? Да, приоритет местного отделения полиции, цель нескольких умнейших детективов, что расследуют дела о убийствах людей, как девушек, так и мужчин — Такечи Отоя. Вот она — маленькая и милая по характеру девчонка. Она никогда не унывает и всегда носит на лице улыбку. Ее зовут Ичиносе Хару. Не знаю, может она привлекла меня своим поведением, а может нас судьба свела только из-за того, что она приходится моей целью, не знаю. Но. . . Но сейчас проходят самые прекрасные моменты в любом беспощадном убийстве — изящное начало. Какова ситуация, в которую попала эта ужасающая многих серийная убийца? Я, отправив уведомление, встретилась с целью, которая была, естественно, самым быстрым путем к исполнению моего прекрасного желания о неприкасаемости полиции. Одурить Ичиносе Хару не просто легко, а неимоверно легко, ведь она такая доверчивая и наивная, что иногда можно почувствовать легкую тошноту от такого идиотского характера. Томные, возбужденные вдохи, исходящие от извращенки — меня, постепенно смешивались с моим же мечтательным, детским лепетом, да с отвратным мычанием Ичиносе, которой был вставлен в рот кляп. И-дил-ли-я. — А. . . А-а-ах. . . — томно выдохнула я, сверкнув светом собственных изумрудных глаз, в которых читалось явное безумие, разделяющее искристые радужки на множество окружностей. В дополнение к этому пронзающему юную психику свету, здесь еще можно было заметить два серебристых, вытянутых изделия, что несли большую опасность, ибо уже отняли у многих людей их драгоценгые жизни, используя метод "сильный паучок и обреченная на смерть бабочка". — Хару-чи~, — возбужденно тянула звуки я, стараясь как можно больше запугать свою маленькую бабочку, таким образом еще и отвечая на обреченное мычание Хару, ноги и руки которой были туго связаны белой веревкой. Ичиносе лежала спиной на серых камнях тропинки, которая проходила вдоль прекрасного школьного сада, деля его на две половины. Кажется, скоро эта серая масса окрасится в алый. . . — Позволь мне сделать тебя красивой, Хару-чи~, — одно лишь ловкое, хотя и совершенно непродуманное действие - рывок рукой, в которой находилось смертоносное оружие, как кожа, что уже и так была одарена красивыми, зажившими порезами, вновь была распорота под давлением нескольких граммов серебряного сплава. Две светящиеся в темноте тонкие пластины тотчас же окрасились в алый. Цвет крови, несчастий, бед. . . . По моим розоватым губам скатилась блестящая слюнка, ибо все время сглатывать уже не было сил, да и не получалось, ведь я полностью посвятила себя этому невероятному процессу — убийству, а по совместительству еще и короткой дороге к заветной мечте. Смотря на эту запуганную до невозможности девочку, по моему телу стаями пробегают мурашки, накрывая меня буквально с головой. Стоит подметить, что тело Хару было просто идеальным полем для моих жестоких игр, ведь она была идеальна. На столько идеальна, что никто, кто уже почувствовал мое серебряное оружие под своей тонкой пленкой кожи, сравниться с ней не может. А вообще, появлялось такое чувство, что в моей голове, в моем сознании постепенно накапливается молочная жидкость, которая словно за мгновение выбрасывает мысли, или же превращает их в бессмысленную кашу из слов. Серебряное острее ножниц, туда-сюда прокатывалось по неаккуратному шраму на ножке Хару, постепенно оно входило все глубже и глубже, а сама жертва только мычала, стараясь показать те чувства, что сейчас переполняют ее хрупкое тельце. Ее глаза становились красными, мокрыми, из них быстро выкатывались новые-новые кристальные капли, они затапливали ее красное личико, кажется, даже не оставляя там ни единого просвета. Я не могу описать, как мне нравилось это. . . Наверное, я могла бы сойти с ума, съехать с катушек далеко-далеко вниз по склону невероятного безумия. Ее кровь казалась мне в те моменты на столько сладкой, на столько манящей, на столько теплой, что, кажется, могла бы стать для меня основным теплом сегодня на ночь. Алый коктейль, что ранее протекал по множеству вен и жилок, стекал по серебряным лезвиям, а следом и окрашивал мои пальцы в свой насыщенный цвет. Я закусила губу и приглушенно простонала, закатив глаза от накатившего на меня блаженства и удовольствия. Конечно, надрезов на молодом теле было еще совсем уж скудное количество, но красные капли уже легли на камни дорожки в непонятном порядке. Вверх, вниз, вправо, влево... Вверх, вниз, вправо, влево... Ножницы прокатывались туда-сюда, ведя за собой яркую дорожку, рассекая мягчайшую кожу. Где-то получались кресты, где-то вообще что-то подобное овалам и кругам, а где-то лезвие заходило так глубоко и грубо, что оставляло под собой небольшую ямку. Я смотрела на это с удовлетворенной, блаженной улыбкой, смотрела на то, как девичье тело Ичиносе постепенно покидают силы, покидает кровь. Ее уже давным-давно оставила эта наивная улыбка, даже надежда на спасение предпочла покинуть этот почти что безжизненный кусок мяса. Хару - жизнерадостная девочка с солнечно-рыжими хвостиками смотрела прямо мне в глаза, иногда вздрагивая, когда ее кожа вновь трескалась, выпуская из себя приятную на вид жидкость. Еще пара ловких, рваных движений, и малышка Хару была на своем пределе, она еле-еле дышала носом, стараясь словить хотя бы несколько щепоток живительного кислорода, но это получалось крайне неудачно. Дыхание было сбивчивое и довольно странное по своему звучанию. Я, блаженно выдохнув, прикрыла глаза и переместила оба лезвия девчонке на грудь. Они не давили и не приступали к действию, пока я старалась успокоить сознание, может быть, даже старалась успокоить своим видом сломленную Ичиносе, которая, наверное, давным-давно уже сдалась и смирилась. Может, она даже молилась Богу, чтобы он поскорее забрал ее светлую душу в свои объятья, но. . . Так просто я не могу отпустить свою бабочку. - Пока, Хару-чи~, я буду благодарна тебе за то, что твоя смерть позволила мне исполнить свое желание, - я постаралась улыбнуться как можно милее и ободряюще, но не знаю, что вообще получилось. Юное тело в последний раз вздрогнуло под давлением серебряного сплава и на век замерло, пустив изо рта алую струйку крови, которая тотчас же очертила губы, да и сам кляп не остался нетронутым. В промежностью между объемными грудями, где ранее билась печужка, прыгая по своей смертельной клетке ребер, красовались два лезвия, запачканные в соке бабочки. Моя рука нежно прошлась по рыжим хвостикам в последний раз, а потом вытащила изо рта убитой жертвы кляп, откинув его в сторону, как совершенно не нужную сейчас вещь. Ведь так и было. Он сейчас ни к чему. Смертельное оружие вновь вернулось в руки мне - хозяину, а потом отправилось в два небольших отсека, которые как раз для него и предназначались. - Это моя победа. . . - немного печальным голоском выпалила я, поправив правой рукой вылезшую челку на бок. Усмешка вновь расцвела на моем бледном лице, которое в некоторых местах было окрашено алыми каплями: то там, то там. Спасибо, Хару-чи . . .