Отклонение. Дьявола сын

На конце деревеньки, у самой кромки леса, много лет подряд стояла покосившаяся банька, в которую, сколько люд себя помнил, девки ходили рожать. Нечасто Господь гневался на жителей, и никогда не было такого, как в этот раз. Второй день не могла разродиться Маланья первенцем. Уж и повитухи, старуха Агафья да помощница её Марфа, устали, и Степан, муж роженицы, все больше волновался, да слонялся подле двери, с тревогой вслушиваясь в редкие крики жены. Всё чаще он стучал в маленькую дверку, справляясь у подходившей знахарки о здоровье молодой. В конце-концов не выдержала травница, распахнула дверь, размахивая узловатой клюкой, да заорала на мужика: - Нет ещё! Что повадился, окаянный?! Пошто отвлекаешь?! Сказано тебе, жди! - визгливые выкрики вспугнули кружащих у леса ворон, разразившихся хриплым карканьем. - Позовут, как все кончится, а пока вон отсюдова! Перехватив палку поудобнее, старуха двинулась было на Степана, но резкий окрик из избы заставил ее вернуться обратно. Последний раз злобно посмотрев на мужика, она вернулась в предбанник, с глухим стуком захлопывая за собой дверку. - Марфа, что такое? - старуха пошаркала к помощнице, которая постоянно оставалась подле роженицы. - Кажись помогла травка-то, - устало, но от этого не менее радостно улыбнулась женщина, разом встряхиваясь и словно открывая у себя второе дыхание. - Пошло дело! - Ой, Господи! - старая повитуха приблизилась к тяжко дышащей Маланье. Окинув взглядом бледное лицо да по-прежнему огромный живот, она перекрестилась по-старому, двумя пальцами, и опустила руки вниз, ощупывая трясущееся тело молодки. - Помоги нам, Боже! Резко надавив на живот движением от груди к ногам, бабка прикрикнула на роженицу: - Тужься, дура, иначе загубишь дитятко! Мутный от боли взгляд Маланьи не стал более осмысленным, но мокрые и потные руки сильнее сжались, хватаясь за льняную простынь, и женщина глухо завыла, выгибаясь на полатях. - Вот!.. Ещё немного!... - хриплые выкрики внезапно оборвались, и рухнуло на доски измученное тело роженицы, и осела на пол, утирая пот, Марфа, и беззубо оскалилась от радости бабка-повитуха, переворачивая младенца на живот и хлопая по мокрой, красной и сморщенной коже ребенка узловатой ладонью. - Сын! Слышишь, Маланья, ты Степану сына подарила! - перекрикивая первые вопли малыша, произнесла Агафья. - Марфа, прими. Женщина с кряхтением поднялась на ноги и, замерев на секунду, чтобы унять дрожь в конечностях, перехватила ребенка. Передав младенца помощнице, старуха прошаркала к двери. - Степан! Сын у тебя, - в приоткрытую дверь буркнула она. Мужчина, сидевший у двери, подскочил на ноги, бросаясь к Агафье. - Сын! Сын... Как Ланя? - голос у молодого отца дрожал, срывался в высокие ноты, руки тряслись, и гулко стучало сердце в широкой груди. - Что её сделается-то? Молодая еще... - пожевав губами, повитуха добавила, - Оклемается быстро. Степан судорожно выдохнул, стараясь незаметно вытереть вспотевшие ладони о мятые штаны и отводя заблестевшие от набежавших слез глаза. - Спасибо... - едва слышно, на очередном выдохе, отпуская напряжение последних дней. - Да что уж там, - внезапно смягчилась старуха. - Первенец, оно всегда страшно... Почти по-матерински скривив сморщенные губы, она было протянула руку к мужчине, чтобы ласково потрепать взъерошенные волосы, но дернулась от дикого, визгливого крика ужаса из избы. Мгновенно оттолкнув старуху с дороги, Степан не медля ворвался в баньку, без раздумий нарушая многовековые заветы, гласившие, что нет ходу мужчине в это место. Да вот только что могло остановить сбившееся с ритма испуганное сердце? От страха не за себя, а за зазнобу свою. Маланья лежала на полатях. Бледная, измученная, с темными кругами под глазами, четко выделявшимися на обескровленном лице. Но живая! Тихо вздымалась грудь, пока девушка набиралась сил, забывшись глубоким сном. Отлегло от сердца у мужчины, и уже успокоившись он повернулся к Марфе, уже не оравшей на весь свет, а тихо поскуливавшей, держа ребенка, его ребенка, на вытянутых руках. - Чего разоралась, полоумная? - закричал в ярости Степан, чувствуя, как противная слабость разливается в теле, сменяя дикое напряжение. Марфа подняла на него распахнутые и лихорадочно бегающие глаза. Трясущиеся губы разомкнулись, и она бесцветным голосом пробормотала: - Сын... Дьявола сын! - она словно очнулась, завизжав от страха. - Да что ты несешь?! - мужчина шагнул к ней, и тут же пожалел об этом. Женщина разжала руки, и кричащий ребенок полетел вниз. Степан бросился вперед, вытягивая руки и подхватывая сына, перевернувшись на лету и забив спину от удара о деревянный пол. Малыш от удивления, видимо, умолк, беззвучно разевая ротик. Мужчина с трепетом прижал к себе маленькое и хрупкое тело сынишки. - Ты что же это творишь, змеюка? - тихий голос, чтобы не испугать младенца, и слепая ярость во взгляде. - Глаза! Посмотри в его глаза! - истерично взвизгнула женщина, отступая к стене и бочком пробираясь к выходу. Степан послушно перевел взгляд на малыша, чуть отодвигая от себя и заглядывая в маленькие щелочки, сквозь которые сынишка только начал рассматривать мир. Ни намека на синеву, заполнявшую глаза Степана. Только красивый, глубокий, насыщенный цвет молодой листвы. Совсем как у Маланьи. Но только в одном глазу... Второй был заполнен чернотой. Темно-карий цвет радужки сливался с черный зрачком, не давая ни шанса рассмотреть переход. - Да что такое? Ты как сюда зайти посмел, ирод?! - в баньку наконец забралась Агафья, прищуривая подслеповатые глаза и пытаясь понять, что происходит. - Немедля позови старосту. - Степан не слушал ее, встав на ноги и уложив заревевшего ребенка под бок к матери.

***

- Больше, больше дров! Сено где?! - зычный голос старосты разносился по округе, подгоняя селян. - Готово, Аким Яковлевович. - отчитался бородатый мужичок, устало опираясь на вилы. - Хорошо. Степан, давай! - скомандовал глава деревеньки. Мужчина кивнул и поднес горящий факел к кучке сена, которую кинули аккурат под подпертые палкой двери баньки. Сухая трава мигом вспыхнула и зачадила, огонек с легкостью перескочил на сухие дрова, захватил приземистые стены строения и взметнулся вверх, скрывая за собой крышу. И лишь негромкие голоса постепенно расходившихся кумушек перекрывали треск поленьев и рев пламени: - Вот ведь как Степана жалко. Это ж надо так. Жинка с нечистым попуталась! - И не говори. Какой парень видный был. Полдеревни за ним бегало, а он все за Маланьей увивался. Приворожила, небось. - Да точно! - Не думала, небось, что в подоле от Сатаны принесет. - И как посмела за степанова сына отродье выдать?! - Так ей, ведьме проклятущей, и надо!