Лейла

      Она сидела передо мной и впервые курила. Жаркий ветер ласкал её лицо и уносил с собой ядовитый табачный дым. Я смотрел на неё и не мог найти слов, хотя и готовился.       Она была сломлена. Её вид во всеуслышание кричал об этом: пёстрое платье и платок в тон, как и у многих других африканских женщин, замедленная реакция, избегание прямого взгляда, тяжёлый, сильный запах духов, как груз на душе, часть которого она хотела перебросить на окружающих и самое заметное для меня - курение. Она сдалась.       Она тоже молчала. Наверное, думала о своей прошлой жизни с мужем. Ей было семнадцать, когда её взяли в жёны. Сначала с ней обращались хорошо, но, убедившись, что она бесплодна, все, от мужа до прислуги, возненавидели её. Из-за зависти. Ни одна из жён хозяина не была так хороша, как Лейла. Не была бы она такой красивой, кто знает, может я больше никогда не увидел бы её. Другие жёны изжили Лейлу, и она осталась на улице. С немногочисленным скарбом, совсем одна, с ранами на сердце и сломленной душой. Она по-настоящему любила своего мужа, своего покровителя. Он взял её к себе, когда Лейла осиротела. Он заботился о ней нежно, был добр и внимателен к ней. Она давала ему всё, что только могла дать юная девушка. Лейла стала его любимой женой. Но он был непостоянен. Он стал невнимателен и груб. Из-за того, что она молила его о любви в то время как раздражала его своей "бесполезностью", он презрел её, захотел унизить, лишь бы она отстала, лишь бы отделаться от неё. Поэтому, когда другие жёны запустили в действие план изгнания, он не препятствовал им.       Муж больше не любил её как женщину и не желал её любви. Другие люди в семье ненавидели её, хотя она не делала им зла. Мужу было безразлично её дальнейшее существование. Это не могло не сломить наивную молодую девушку, которая отдала свою жизнь в руки мерзкого человека.       Как же она прекрасна! Я погружаюсь в безмятежность, когда всматриваюсь в черты её лица. Когда же она выбросит эту чёртову сигарету и посмотрит на меня?! Узнает ли она меня? Если нет, тем лучше.       Мы жили на одной улице в селении. Она часто играла с нами – с детьми, – когда не была занята домашними делами. Я на шесть лет младше её, но уже тогда, в детстве, видел, что Лейла нравится всем. Она не могла не понравится. Она была доброй и мягкой, ласковой и заботливой. Но такому нежному цветку требовалась защита и уход. Как жаль, что тогда я этого не понимал… Когда её забрали в дом, мне было одиннадцать, и я чётко знал, что люблю её всем сердцем. Но она… Она была без ума от своего покровителя. Она смеялась и плакала от радости, когда узнала, что её примут в семью. Конечно же, Лейла рассказала мне лично, во всех подробностях. Она то и дело брала меня за руки, обнимала и гладила. Она не понимала, сколько радости и боли принесла мне в те мгновения. Её прикосновения успокаивали и лечили меня, а слова в то же время колко ранили. Но я не виню её. Она поступила правильно. Тогда я не мог дать ей ничего, кроме своей любви. А состоятельный господин мог дать ей всё, в чём она нуждалась.       Мы сидели в уличном кафе. Нас окружали уличные звуки, людские голоса и смех. Сползающее к горизонту солнце распространяло в воздухе бронзовые лучи. Оно грело приятно, но в чёрном пиджаке было ужасно жарко. Наше безмолвие продолжалось. Интересно, она заметила меня?       Я подошёл, когда она сидела за столиком одна: матерчатые сумки на столе, взгляд устремлён в никуда, курит. Я поздоровался. Отклика не последовало, и я сел в ожидании.       – Даже не представляю, что… – неуверенно начал я после повисшей паузы и отругал себя за это. «Лучше молчи!» – приказал я себе. Она не хотела говорить. И я понял её без слов. Я сбился со счёту, какая это сигарета, – шестая? восьмая? Она что, хочет убить себя?! Я собрался духом.       – Пожалуйста, перестать курить! Не могу смотреть, как ты… – не успев договорить, я услышал, как она тяжело вздохнула, как будто с неким отвращением. И я снова отругал себя.       Потом совершенно неожиданно для меня она вдруг встала и ушла, оставив свои вещи на столе. Некоторое время я сидел как вкопанный и смотрел ей вслед. Осознание того, что я остался в одиночестве в толпе людей, вскоре привело меня в чувства. Я поднялся, взял в обе руки её сумки и пошёл за ней. Я приехал сюда за ней и не собирался уезжать без неё. Потеряв её снова, я бы перестал уважать себя.