Paparazzi

      – Итак, принцесса моя, напомни, почему я должен это делать? – вздыхает снова Хонбин, выворачиваясь спиной под самым невероятным углом школьной крыши, пока его в его ноги крепко вцепился Джехван.       – Потому что ты мне не доверяешь свою технику, но за фотографию голого хотя бы по пояс Ча Хакёна нам обещают такие золотые горы, что ты сможешь купить себе новый объектив, – уверенно отвечает Джехван. В окне раздевалки вдруг показываются футболисты и на целую долю секундочку парень ослабляет хватку, заставляя Хонбина здорово перенервничать в своей уязвимой позе.       Он целится в объектив аппарата и даже нажимает кнопку, как вдруг резкий порыв ветра и заминка Джехвана вместе дают катастрофический эффект. Хонбин теряет уверенность в своих движениях, его очки соскальзывают с носа и приходится сделать нечеловеческое усилие, чтобы их подхватить. Увы, в то же время дорогущая камера в его слегка вспотевших руках норовит полететь к чертям, так что сейчас Хонбину приходится выбирать: либо техника, на которую он уже спустил состояние, либо какие-то там очки, которые ему–то не особо и нужны, ведь при минус пять кто вообще таскает эти ненужные стёкла на носу?       Джехван негромко ругается, провожая взглядом очки, громко ударившиеся об асфальт, а потом помогает Хонбину сесть на крыше в правильном положении, а не вверх ногами в прямом смысле этого выражения.       – Вау, ты такой размытый, – улыбается Хонбин, рассматривая силуэт Джехвана. После того, как он чуть не уронил кирпич вслед за очками из–за техники, теперь всё кажется таким мелочным и смешным, что парень не удерживается от смешка.       – Зато ты такой четкий, – как–то напряженно отвечает Джехван. – Я пойду принесу тебе очки, никогда их не снимай, хорошо?       Хонбин пожимает плечами.       – А что такого-то? Я вот всё хочу съездить к окулисту и поставить линзы, но нет времени…       – И не надо, – решительно отрезает Джехван, вставая с крыши. – Тебе в очках значительно лучше.       С этими словами он удаляется, оставляя Хонбина недоумевать в одиночестве. Да какая разница, собственно, в очках он или нет? Можно подумать, от этого его внешность как-то изменится…

***

      Фотографии полуголого президента старших классов произвели настоящий фурор в подполье малолетних извращенок. Хоть обещанных золотых гор Хонбин не увидел, но зато ощутил на себе что такое легкие деньги. Зарабатывать таким образом ему понравилось. Ходишь себе, исполняешь роль папарацци, а потом подленько подкатываешь к жертве фотоохоты с заманчивым предложением.       Если жертва отказывается, то фотография распространяется с молниеносной скоростью, и Хонбин всё же получает своё.       Если шантажируемый ведётся, выполняет всё, что от него попросят, то… Фотография тоже распространяется. Но уже со значительно меньшим тиражом.       Так уж вышло, что Ча Хакёна вообще никто не спрашивал, хочет ли он распространения. Понятное дело, что деланный недотрога и секс-символ всей школы потребует удалить фотографию со всех носителей. Хонбин бы и сам не против не связываться с этим человеком, но он уже связался на свою беду с Джехваном, который просто так от своего не отступится.       Где–то в глубине души парень уверен, что это нечестно, что он должен уважать личное пространство человека. Но потом, наслушавшись ворчания со стороны Джехвана о том, какой президент бывает сучкой, ему пришлось отложить совесть в сторону и сделать вид, что так и надо.       Хонбин бредет по внутреннему двору школы мимо футбольного поля, сжимая в руках свой фотоаппарат, стараясь не думать об этической стороне вопроса. Он очень надеется, что никто в школе кроме Джехвана, его личного болтливого менеджера не узнает авторство скандальных фотографий. Мало ли сколько ходит по школе человек, не выпускающих из рук свою дорогостоящую технику?       Но сегодня, кажется, не его день. Он настолько поглощен собственными мыслями, что даже пропускает короткий диалог. И что самое ужасное, летящий прямо на его камеру мяч замечается только на самых подлётах.       Чувствуя себя не меньше, чем суперменом, Хонбин изворачивается так, чтобы защитить технику от удара. Ему это почти удаётся. Почти, потому что хоть он и увернулся от мяча, но страшно неудачно, и парень встречает крученый сильный заряд прямо в нос. Он тут же теряет равновесие, стремительно накреняясь в сторону и о, нет, падает на ногу, чувствуя лёгкий хруст в лодыжке.       Всё происходит слишком быстро, Хонбин даже не успевает сообразить, что это вообще было. Судя по злому чахакёновскому взвизгиванию «эх, жаль, что вдребезги его очки, а не камера» парень понимает, что только что свершился акт правосудия за неудачно удачную фотографию голого президента. Но в то же время, судя по более грубому и низкому «да и иди ты, у него же кровь из носа хлещет» Хонбин понимает, что месть вершилась вовсе не президентом студсовета.       – Ты в порядке? – слышит он тот же низкий голос над собой. Хонбин пытается открыть глаза, сняв уже ненужные очки, но толку мало. Он с трудом видит перед собой размытый силуэт какого-то блондина, терпко пахнущего потом.       – Если не считать того, что всё моё лицо горит, я мало что вижу и только что ты чуть не разбил мне туеву хучу денег, то да. Я в порядке, – недовольно бурчит Хонбин, потирая свой нос ладошкой. Рука тут же окрашивается в вишнёво–красный, и он тихо чертыхается. Этого ещё не хватало.       Блондин молчит, словно решая, что ему делать. Ну да, недовольно хмыкает про себя Хонбин, у футболистов вообще туго с соображалкой. Но этот, наконец, вдруг приходит в себя и суёт в руки парню упаковку с бумажными салфетками из своего кармана.       – Чёрт, прости. Подожди меня здесь, я переоденусь, – говорит он, тут же исчезнув с горизонта. Хонбин вздыхает, наощупь открывая платки и затыкая ими себе нос. Без очков он никуда не сможет пойти, разве что попытаться включить автопилот. Он пытается встать на ноги, чтобы проверить возможности, но тут же с громким охом садится на место – оказывается, сперва слегка саднящая лодыжка вообще не способна переносить на себе никакую тяжесть и сейчас пульсирует так, что хочется влезть на стенку.       – Ну офигеть теперь, – вздыхает Хонбин, снова присев на пол. Мало того, что он ничего не видит, так ещё и ходить не может. Этот день просто лучший в его жизни.       Его радует лишь одно – цела его техника, а всё остальное… Остальное – дело наживное, Хонбину все равно не нравилась форма его очков, так хоть появится повод купить новую оправу. К счастью, кровь из носа бежать перестала и с лица уже сходит эта сковывающая боль, плавно перетекая в лодыжку.       – Ой, – снова слышит он перед собой голос парня минут через десять. Хонбин вздрагивает на голос.       – Да?       – Нет, ничего, – отвечает парень. – Я смотрю, у тебя уже лицо прошло, вот хотел спросить, домой сам дойдёшь?       Хонбин качает головой, виновато демонстрируя больную лодыжку в кроссовке. Его собеседник тихо охает.       – Ничего себе распухла… Тогда планы меняются, вместо дома мы сперва заглянем в больницу, идёт?       – Я бы и рад согласиться, но тут есть одно неприятное обстоятельство… – начинает Хонбин, но тут же затыкается, услышав насмешливое фырканье собеседника. Через минуту его подхватывают к себе на спину и Хонбин чувствует себя скандинавским воротником на шее у викинга.       – Ты лёгкий, как пушинка, – тут же опережает все кокетливые мысли парень, вручив в руки Бину рюкзак с бережно сложенным фотоаппаратом, – так что мне не тяжело. К тому же это я виноват в твоей недееспособности, и потому я пока побуду твоим личным шофёром. Тебе не больно в такой позе?       – Терпимо, – кивает Хонбин. Лодыжка хоть и ноет, но его расположили на себе настолько удобно, что он практически её не чувствует.       С очень близкого расстояния Хонбин может рассмотреть немного чётче своего спасителя: красивая, слегка смуглая кожа, только выбеленные, жесткие волосы, высокие скулы и слегка опущенные уголки глаз. Да, при другом стечении обстоятельств Хонбин бы попросил стать парня его моделью, настолько он кажется симпатичным. Он вздыхает на свою судьбу и закрывает глаза.       – Это тебя попросил Ча Хакён, да? – наконец спрашивает он, прямо чувствуя, как напрягаются мышцы парня, несущего его.       – Он сказал, что ты поступил очень некрасиво, – туманно ответил парень. – Что-то насчёт недавнего скандала с его фотографией. Более чем уверен, что это именно ты – автор снимка…       – Я – всего лишь исполнитель, – вздыхает Хонбин. – Реальность куда хуже, в самом деле, и раз уж Ча Хакён жаждет мести, то он явно ошибся с адресатом. И ты тоже.       – В связке заказчик–киллер в случае срыва операции всегда страдает киллер, не так ли? – от чудесной аллегории к сегодняшней ситуации Хонбин невольно ёжится. Именно он был тем самым киллером. Киллером невинности президента, хотя, судя по словам Джехвана, у того самого рыльце в пушку.       – Ну и что я могу сделать сейчас? – задирает одну бровь Хонбин. Он чувствует, как собеседник к нему поворачивается и смеряет тяжелым, явно недобрым взглядом.       – Уже ничего, – наконец выдыхает он, всё так же рассматривая Хонбина. – Но в следующий раз постарайся не палиться перед Ча Хакёном, это страшно опасный человек.       Уже приготовившись ответить что-нибудь колкое и обязательно гадливое, слова Хонбина застревают в глубине глотки: его собеседник в это время улыбается. И улыбается совсем как ребенок, мило и невинно.       – Ты же сейчас смеешься надо мной, да? – Хонбин недовольно хмурится, услышав совсем неэстетичный, громкий смех парня.       – Нет, но над всей ситуацией в целом, – поясняет он. – Переступить дорожку говнистому Ча Хакёну не каждый может. Но ты милый, возможно, он даже простит тебе эту фотографию. И попросит заделать пафосно–сексуальный фотосет где-нибудь на берегу моря, раз уж пошла такая пьянка и он стал настолько популярен.       – Тебе не кажется, что он – человек–противоречие? – хихикает Хонбин на плече. Его как раз донесли до травмпункта и сейчас бережно заносят внутрь, головой вперед. Где-то на задворках мысли парень радуется, что хоть не ногами.       – За это его все и любят, – хмыкает футболист, бережно перенося свою ношу на кушетку.       Доктор слегка посокрушался неудачливости Хонбина, сделал снимок, а потом, после небольшой болезненной операции, соорудил повязку из гипса и бережно вручил пациента в заботливые руки спасителя. Кстати, Хонбин ловит себя на мысли, он даже не знает его имени. Как–то недосуг было спросить. Но это не мешает ему снова устроиться в позе лисьего воротника на шее у незнакомца и отправиться домой, предварительно назвав адрес.       – О, так мы совсем рядом живём, – весело хмыкает парень. – Будет удобно тебя завтра забрать с утра в школу.       Хонбин пытается всмотреться в выражение лица незнакомца, это же он сейчас шутит, да?       – И не смотри на меня так, это смущает, – тихо добавляет он. – Я же говорю, что я виноват, мне и расхлебывать.       Эта фраза остаётся без ответа, а ещё к тому же Хонбин чувствует, как щеки начинают полыхать чертовым румянцем. Он сказал, что Хонбин милый, у него потрясающе красивое лицо, как для человека со зрением минус пять, и ещё он добровольно соглашается стать личным Хонбиньим перевозчиком. Что может быть в этой жизни лучше? Наверное, только заставить Джехвана помолчать сутки, но это уже из области фантастики.       Остаток дороги каждый проводит в неловкой тишине, не решаясь начать разговор.       – Это… – прокашливается Воншик, подходя к дому Хонбина. – А ты сейчас как можешь видеть?       – Смутно. Но у меня дома есть запасные очки, так что не беда. А уже завтра я поменяю стёкла в своих обычных, а может, даже схожу к окулисту и закажу линзы…       Хонбин заметно расслабляется от того, что обстановка разряжается, привычно болтает о своих проблемах, не обращая внимания на собеседника и поэтому пропускает короткие, но заинтересованные взгляды, которыми его смеривают. А очень зря.       – Не надо линз, – вдруг резко прерывает его парень. – Точнее… Ну…       Хонбин чувствует, как спина парня мгновенно накаляется и мокреет. Он нервничает? С чего это?       – Странные вы, – решает надуться он. – Неужели я такой страшный без очков, что мне лучше их не снимать? Я себя фотографировал, вроде нормальный, шарахаться об стенку не х…       Возмущенный монолог обрывается коротким, но влажным поцелуем в щёку. От неожиданности все слова как–то улетучиваются, оставляя место только смущенному, смиренному молчанию.       – Наоборот. Ты без них слишком красивый. Не хочу, чтобы кто–нибудь ещё видел тебя таким…       Широкая улыбка расплывается по лицу Хонбина как-то вне его желания.       – Меня зовут Ли Хонбин. Я учусь в классе два дэ, у меня зрение минус пять, а хобби – фотография. Лучший друг – Ли Джехван, он же кровный враг. А ещё я люблю банановые молочные коктейли и шоколадное молоко.       – Ким Воншик, – тут же отзывается его спаситель. – Класс два цэ, хобби – футбол, лучший друг – Ча Хакён, который, кажется, неровно дышит к твоему кровному врагу. А ещё я люблю фотографироваться и очень жадный.       – У нас полно общего, – хохочет Хонбин. До его дома остаётся всего один поворот. Так что нужно действовать очень быстро. – Думаю, мы бы смогли подружиться.       Неожиданно даже для самого себя он дёргается, чтобы поцеловать Воншика в щёчку, но случайно промахивается и попадает в краешек губ парня.       – Ой…       – Ну… – медленно тянет Воншик, глупо улыбаясь. – Я не против, но не так же быстро, хорошо? И это, я зайду за тобой завтра.       Он заходит в дом Хонбина, оставив того на диване и приносит ему новые очки. Тот не спешит их надевать.       – Я буду ждать, Ким Воншик.       Этого оказывается чертовски достаточно, чтобы влюбиться раз и надолго.