У нас нет вечности

Холодный ветер дует в лицо. Сильные порывы ветра колышат ветви деревьев. Их здесь не так много, как на земле, но все же. Небо постоянно затянуто серыми тучами, но сейчас кажется, будто еще темнее стало в этом прохладном, жутком месте. Скорость капель постепенно увеличивается, мелкий дождь переходит в ливень. Вся серо-зеленая трава усыпана маленькими капельками воды. Одна за другой они медленно скатываются вниз со стеблей травинок в большие лужи у дороги. Слякоть. Мои ноги продрогли от холода. Еще вчера мне казалось, что изменить что-то в этом месте нереально. А сегодня здесь идет дождь. «Странно». Наверное, кто-то в небесной канцелярии что-то перепутал. Здесь, куда души попадают на великий суд, не может идти дождь, даже снаружи. Это слишком банально и живо для этого места. Здесь не встретить даже лучик солнца. Максимум, что может быть, - холодный ветер и прохлада. А что еще надо для душ? Что еще нужно для тех, кто навсегда попрощался с жизнью? А может, не навсегда? «Лена». Кто-то назвал мое имя. Послышались приближающиеся шаги, минута ожидания - и холодная рука коснулась моего плеча. Я вздрогнула, оборачиваясь, и строго посмотрела на мужчину. Костя выше меня, телосложением он совсем не походил на толстого адвоката, протирающего свою пятую точку в зале суда. Он высокий стройный темноволосый мужчина с голубыми выразительными глазами и ехидной слегка искривленной улыбкой. Умер рано, на 35 году жизни. Причина смерти мне до сих пор неизвестна. Его рука в мгновение исчезла в кармане тёмно-синих брюк, а непонимающий взгляд устремился на дорогу. Его губы дрожали в попытке разговора, которую нарушали цоканье шпилек и шелест бумаг. Капли дождя плавно стекали по его лицу и темно-синий костюм, казалось, уже намок, но Костя все же предпочитал мокнуть дальше. «Заболеешь». Это слово так просто вырвалось из моих губ. Минута молчания - и звонкий хохот обоих. Мы, как два идиота, стояли за зданием у ворот и смеялись. Костя что-то говорит про возможность и невозможность этих земных благ, упоминая вскользь клан Аморе. Послышался приближающийся плач вдали. Всмотревшись в просторы небесного моря, я еле усмотрела маленькую лодку. Везут новую душу, свежую, видимо, нашу. Ливень постепенно прекращается. Капли становятся все меньше и меньше и уже не падают с бешеной скоростью, разбиваясь о каменную дорогу с едва виднеющейся растительностью. Костя все так же мокнет, но продолжает диалог, который больше похож на монолог. Его голос звучит все более серьезно с каждым словом. Его слова резки и отчетливо отражают мысли. «Ничто не вечно». Безусловно, даже здесь, в переходной точке душ, где решается их дальнейшая судьба, все не вечно. Суд постоянно решает судьбу тысячи душ в день. Каждая из них хочет вернуться обратно, искупить грехи или, более того, некоторые души настолько наглые, что говорят, будто заработали за все свои деяния на земле «сектор покоя». Многие, очень многие ошибаются. И чтобы избежать таких ошибок, существуем мы – прокуроры и адвокаты Небесного Суда. Каждый из нас делает свою работу. Костя – защищает, а я – обвиняю. Только от нашего с ним суда, от нашей с ним игры и решимости зависит, уйдет душа в «сектор покоя» или в «сектор раздумий», или, может, вообще вернется на землю. Правда, это редко бывает, последний случай был два земных года назад у прокурора первой ступени Андрея. Я же прокурор второй ступени. В руках держу очередное дело. От дождя отвлек стук весла. Женщина в белой рубашке, почти голая сидела в лодке. Имя подсудимой – Марина Андреевна Лошкарева. Ее сухие волосы пучком свисают с макушки, глаза впали, губы сжаты. Умерла сегодня, сбил трамвай. Пара вопросов, формальность - и вот снова в зал суда. Её жизнь на слайдах проходит у меня перед глазами. И ничего постыдного я не вижу в её беззаботных с кошками деньках. Но я прокурор, меня же собственное положение обязывает оставить ее здесь. Стук дверей, тишина. Судья, присяжные, я, Костя и одинокая женщина. Её последнее деяние решает всю ее судьбу. В голове крутились слова друга, стоящего под дождем: «У нас нет вечности, Лена. Ни у кого ее нет». Стук молотка, тишина в зале и усталый взгляд, пронзающий душу.