История моей смерти.

Моя история начнется с моей смерти. Не самое приятное начало, но другого у меня нет. Стоит ли начинать? История уже с изъяном. Счастливого конца для мертвых не бывает. Одним поцелуем меня не разбудить и принц здесь не спасет. В таких ситуациях не поможет ни утешение, ни время. Говорят, время лечит, но это лож. Боль и горе может и уйдет, но на их месте появляется чувство пустоты. И оно останется навсегда. Но и к нему можно привыкнуть. Иногда мне начинает, это даже нравится. Это как напоминание о жизни. Только так я могу доказать, что когда-то я была другой. Когда-то все было по-другому. Тогда я была живой, у меня была семья. Даже сейчас я понимаю, что семья у меня была не из лучших, но тогда я любила их и быть может даже сейчас. Я помню мать, такую грустную и бледную. Она редко выходила на улицу. Все время была в прачечной или на кухне. Он вот отец совсем другое дело. Он был высоким и загорелым, еще я помню запах алкоголя, исходившего всегда от него. Он работал садовником и порой выпивал в глубине сада, когда было свободное время. Мои родители, а впоследствии и я работали в доме прислугой. Им нравилось работать на этой работе, возможно, они просто не представляли, где еще они могли бы работать. Сам «Дом» Больше походил на маленький городок. В нем жило много людей. В доме был даже свой врач, он лечил всех нас, был библиотекарь, суть его работы заключалась в уходе за книгами и собирании этих самых книг по дому. Еще в этом жоме жили мои друзья. С самого моего рождения мы дружили. У нас была своя банда. В нее входили все дети прислуги и дети госпожи. Некоторым взрослым не нравилось это. Они считали, что высокородные дети не должны расти с чернью. Это было забавно слушать, так как других детей поблизости не было. Да и гости редко приезжали в дом. Ада говорила, что ее мама просто не любит гостей и шумные вечеринки. Наверное, поэтому дом находился в глуши. Нас, кстати, это никогда не смущало. Нам всегда было чем заняться. У нас был пруд, на котором мы ловили рыбу и купались, а рядом с ним был старый лес, в нем мы играли. Мы играли все в месте, но интересней всего было с детьми госпожи. С Адой и Чарльзом было всегда весело. Помню, как мы прятались от глупого сына кухарки в кустах сирени. Только они вытаскивали меня из кладовки. Отец часто меня там запирал. Но они брали ключи домоправителя, у него были запасные ключи от всех дверей, и выпускали меня из кладовки. Только с ними я бегала в самую чащу леса, где были древние руины. Никто не знал, чем они были раньше, все просто знали, что они здесь были всегда. Мы любили лес и эти руины. Мы с Адой родились в один год. Разница у нас была в пару недель, Ада родилась раньше. И после моего дня рождения мы всегда играли с нашими новыми игрушками. Когда нам с Адой исполнилось десять, ей подарили гнедого скакуна, а мне домик на дереве в лесу. Как вы понимаете, Аде было стыдно показывать своего жеребца. Он ни шел, ни в какое сравнение с моим подарком. И после этого мы втроем жили каждое лето в домике на дереве. Другие дети дома редко туда залезали: сын кухарки был неумехой, он всегда с таким трудом залезал в домик, а потом и вовсе бросил это дело, дочка дворецкого была слишком важной особой для домиков на дереве. Она и в лес с нами не ходила. Так мы были в домике всегда втроем. Чарльз приносил из своей комнаты настольные игры и головоломки. Госпожа всегда с избытком покупала их Чарльзу в надежде, что он вырастит умным и серьезным. Чарльз и правда был умным, но совсем не серьезным. Именно он всегда придумывал самые веселые приключения. С ним всегда было весело. Хорошо, что мы были рядом. В одиннадцать он хотел пойти в поход на месяц. Нам казалось, это был идеальный план. Мы незаметно собрали свои вещи и не сказа не слова родителям ушли в лес ночью. Дойдя до старых развалин, мы заночевали. То время я помню плохо, вернулись мы через тор дня замершие и уставшие. Как на нас тогда ругались родители. Отец меня выпорол так, что я месяц сесть не могла, а Аду и Чарльза на оставшееся лето и часть осени отправили к какой-то родственнице. Но потом госпожа заскучала по детям и они вернулись. Тогда мы стали еще дружнее и у нас было еще много приключений. Так и прошло наше детство. Но потом мы выросли. Я стала служанкой, Ада стала светской дамой и уехала в город, а Чарльз ушел в военные. Несколько лет я их не видела. Они часто писали мне и госпоже письма. Хоть Чарльз и научил меня читать, госпожа любила зачитывать мне письма Чарльза и Ады. После отъезда детей госпожи, она стала, куда теплее относится ко мне. Я стала ее личной служанкой. Порой она учила меня манерам или одевала как куклу, в платья которые Ада оставила после отъезда. Она так развлекала себя, да и мне было приятно. Один раз она даже взяла меня на бал. Мне жутко понравилось. Все было таким красивым и пышным, играла нежная музыка, и пахло цветами. Вот только люди там были с холодными надменными глазами. Все они улыбались, но было ясно, что они готовы всадить друг другу нож в сердце. После бала я рассказала это госпоже, та рассмеялась и поняла, почему она не любит приемы. Потом умерла мать. Отец тогда совсем спился, и его держали из уважения к его былым заслугам и меня. Горечь утраты мне помогли смягчить Ада и Чарльз. Сначала приехала Ада, она всегда была со мной. Через пару месяцев у Чарльза кончилась служба и он вернулся. И тогда все стало как раньше. Но потом я умерла. Забавно, я сколько не пыталась, я не могу вспомнить, что произошло. Я точно знаю, что произошло что-то очень плохое, но что я не знаю. Возможно, я раньше я помнила, но предпочла забыть. Всякий раз как я пытаюсь вспомнить, волна отчаянья и злобы начинает пожирать меня. В конце концов, я забросила эти попытки. Мне стало все ровно. Так я начала бесцельно существовать в своей тюрьме называемым домом.