Суть - Тьма

- Когда ты не видишь света, то знай, моя дорогая, ты видишь жизнь. Да-да, жизнь, - заверил я прежде всего себя, а не сидящую передо мной девушку, - она такая же темная, как оборотная сторона век. Чем чаще и дольше ты моргаешь, тем отчетливее и ближе ты видишь жизнь, и, уж поверь мне на слово, кхм, опережая твоё негодование, скажу - к, хм, извиняюсь за выражение, мертвецам это тоже относится в той же мере. - Что-то не сладки мне твои речи, - девушка раздраженно повертела пустую рюмку и косо посмотрела на бутылку с водой, на которой была этикетка, гласящая "Водка Президентская". - Я думала, ты поговорить о чем-то более насущном меня сюда привел. - Чем тебе не нравится? - Ты слишком уж ушел от темы, даже чересчур. - Поясни? - пожал я плечами. Её звали Маретта. У неё были когда-то густо-красные волосы, теперь малиновые как приглушенная вечерняя зарница. И она всегда говорила необычайно красиво. Я был так влюблен, что не мог разобрать, что же может быть краше её речи? Разве что она сама, да и тот вопрос еще весьма спорен. Порой так хотелось стряхнуть с неё очки. Она резко встала и, подавшись через весь стол, взяла меня за воротник и притянула к себе. Мне этот её порыв показался настолько привлекательным, что я поддался, и её лицо оказалось чуть ли не прижатым к моему. - Ты совсем с катушек съехал? Нас же выпрут на улицу, если по сюжетке не пойдем! Ты что, слова забыл? Я рассмеялся во весь голос, но та даже не отпрянула. - Ардьен! - прикрикнула она, - кончай маяться дурью! Я встал из-за стола, показательно обошел вокруг стула, громко ударяя каблуком по деревянному полу так, что стук разносился по всему залу, полному зрителей. Я оглянул их мимолетно. Люди шептались о чем-то своем, кто-то освещал своё лицо светом экрана своего айпэда, - видимо искали сюжет хорошо знакомой им пьесы, чтобы убедиться, что их надули на полторы тысячи рублей. Где-то в глубине души я сочувствовал этим людям и их кошелькам, но мое внимание в один краткий миг переключилось на Маретту - я вдруг почувствовал её злой взгляд на себе. - Так вот! - громыхнул я, привлекая внимание гостей театра, - тьма - есть суть жизни. Тишина - голос жизни. - Это другая пьеса, придурок, - сквозь зубы процедила девушка, - ладно, будь по-твоему. Допустим, что говоришь ты правду. Даже то, что тишиной изъясняется жизнь, я тоже приму на веру, но разве ж это тема для разговора? - О, моя дорогая, ещё какая! Взгляни на наш мир. Он полон света и доброты, которые нас губят. Нас – писателей, поэтов и прочих пройдох. Репрессии и гонения не кончаются, а мы и рады раскрепощаться лишь на контрактных сценах! Какая-то часть меня всё же съёжилась от сказанного на публике. Работа в театре не располагала говорить правду. Сбежать из тюрьмы было непросто, но куда сложнее было устроиться на работу. Хотя, не бывает ничего невозможного, как при нашей первой встрече сказала мне Маретта, и словно по велению чуда мы стали работать в театре. На тот момент это был наш единственный способ исчезнуть, и он был самым невозможным, однако нам не пришлось проходить через горы бумажной волокиты, нам просто повезло оказаться в нужном месте в нужное время, и нас взяли без проблем. До сегодняшнего вечера всё шло относительно хорошо, если не считать ежемесячных проверок, медосмотров, которые требовали предъявления документов, не считая пролетающих над головой бомбардировщиков, патрулирующих улицы стражей правопорядка, коим было приказано стрелять на поражение. Во всём остальном мы кое-как жили, прячась в тенях, порой даже в собственных. Пропитались ложью до самого костного мозга. Сейчас, чувствуя на себе недовольные сопения зрителей, кожей ощущая нервные поглядывания Маретты на административную ложу, я невольно терял над собой контроль. - Скажи мне, Маретта, что по твоему есть жизнь? Поделись своими мыслями! Поразительно, с какой страстью и ненавистью её зеленовато-серые глаза впились в мою душу, вцепились так, как не вгрызается аллигатор в тушу своей жертвы. Я взял бутылку со стола за горлышко, наливая воду в стаканы. - Это Абсолют, - тихо ответила она не задумываясь, - Энергия. То, что не заканчивается со смертью. Это высшая ценность, точка нуль на системе координат, роза ветров. Это всё. Всё и сразу. Это и есть жизнь, Ардьен, и ты прекрасно это знаешь. - Это вздор! – Вскричал я, разбив бутылку о стол. «Роза» ветров была в моих руках. Маретта хладнокровно встала и обошла стол, повернувшись к публике спиной, а я вскочил на стол. - Может и была права когда-то, но в итоге мы пришли к совершенно к другой теории. Как бы ты ни цеплялась за свои убеждения, лишь Тьмою окутано сердце, не только моё. Я спрыгнул со стола и подошёл к ней почти вплотную. - Твои глаза, Маретта. Они прекрасны. - Твои тоже, - зло бросила девушка, - твои тоже отвратительны, Ардьен. Звон в ушах напомнил мне о том, что всё это время сердце билось бешено. Но оно билось в такт с её сердцем, я и не замечал, что мне не хорошо. Всё это время страдала она, пока её Абсолют, пока её жизнь не перестала гонять по телу кровь. «розочка» впилась в её грудь очень глубоко, но не порвала всё, что могло навредить сердцу и убить её мгновенно. Она молча опустилась на колени, держа меня за руку, но уже не смотрела мне в глаза. Занавес начал медленно опускаться. Настолько медленно, что казалось, прошла целая вечность, и я уже успел несколько раз забыть и вспомнить, зачем я здесь нахожусь. Чёрные шторы окутывали тенью сцену Московского театра, поглощая нас. Я уже и не помню, сколько прошло времени с тех пор, как омыл руки кровью своей спутницы, взявшей имя героини пьесы. Слышал, правда, что после этого спектакль прекратился ровно на полгода, а когда подобрали новый актёрский состав, то представление возобновилось сразу же со второго акта, и шло по сценарию. Это забавное известие слегка развеселило меня, насильно втолкнув немного живости, но не на долго. Я умер вместе с ней на той сцене, поглощённый своей же тьмой, и лишь продолжаю существовать. Неизвестно, зачем… Может, скажешь, Маретта?