Часть 1
18 мая 2014 г. в 18:46
Джесси – моя призрачная надежда.
Ходячее недоразумение, потерявшееся в этом мире.
Смерть наркомана, Джейн и убийство Гейла довели его до того, что он окончательно наплевал на свою жизнь. Переживи каждый такое, и он бы уже засадил пулю себе в лоб. Но он держится, хотя уже сломлен. Бедный, одинокий, опустевший.
Когда я нашел его в притоне, я едва сдерживал слезы. Мальчик… мой милый мальчик…
Жизнь – океан лжи, ненависти и предательств. Джесси сполна окунулся в нем.
Порой я смотрел на него и понимал, что ни за что его не отпущу. Не дам убить, покалечить, задеть.
«Убьете Джесси – не получите меня», - сказал как-то я. И это истинная правда. Не позволю. Не дам.
Ненавижу себя за чувство собственности, за то, что не хочу делить его ни с кем и ни с чем. Например, с наркотиками. Больно, когда вижу, как он губит себя. И ему не лучше. От этого еще больней.
Когда-то в лаборатории я увидел его по пояс обнаженным. Хрупкий, как стекло, нежный. Весь в синяках. Хотелось подойти и прижать… Не отпускать. Целовать ключицы, шею, живот. Он, как цветок – такой красивый и ранимый, что любой порыв ветра его либо согнет, либо вырвет с корнем. Нельзя. Я не разрешу никому обидеть его. Хотя куда уж больше?
«С тех пор, как в моей жизни появился ты, я лишился всего. У меня нет никого! И ничего!..» - я навсегда запомнил эти его слова. В горле стоял комок. Я хотел сказать ему, что у него есть я, что я боюсь его потерять, что верю, что мы выберемся из этого дерьма, но вместо этого сдавленно промолвил: «Твой мет хорош, Джесси. Не хуже моего». И это было сущей правдой, но не той, которую я бы действительно хотел сказать.
Наверное, я свихнулся, но я безумно люблю, когда он спорит со мной. Он действительно не понимает, что ведет себя, как ребенок. Спорит, пытается что-то доказать, но в итоге все равно слушается. Порой я сдерживаю смех при разговоре с ним, и он очень обижается, но черт, какой же он глупенький.
Сейчас, вспоминая все, что произошло, внутри зарождается неприятное, и одновременно приятное чувство ностальгии. Как у нас появился фургон, как мы ездили в пустыню и варили мет… Целая вечность прошла. Вечность.
Его действительно поимела жизнь и люди. Во все дырки. И я ненавижу тех, кто в этом участвовал.
Семь утра.
Стучу в дверь, но никто не открывает. Лишь слышу громкую музыку, доносящуюся из дома. Стучу сильнее, и в груди зарождается неприятное чувство обеспокоенности. Он ведь может быть в душе или спать (верней, пытаться спать), думаю я, но это не помогает. Дергаю ручку, и дверь открывается. Медленно вхожу. Вижу большие колонки и его, сидящего возле них и держащегося за голову. Взгляд пустой, стеклянный. Он смотрит в одну точку, но я уверен, не видит ничего. На столе валяются наркотики, вокруг хлам, грязь. Ужас. Я заберу его отсюда – первое, что приходит на ум.
Я заметил, что у него какая-то странная боязнь тишины. Он боится оставаться один. Сердце сжимается и подкатывает тошнота.
Подхожу ближе.
- Джесси…
Молчание. Ноль эмоций.
- Джесси, ты меня слышишь?
Щелкаю пальцами перед его глазами, но это не срабатывает. Даю ему пощечину и вырубаю музыку.
Он фокусирует взгляд на мне и вытирает лицо руками.
- Йоу, мистер Уайт…
Лицо безразличное, взгляд уставший. Под глазами залегли огромные синие круги. Господи.
- Джесси, собирайся.
- Че?
- Собирайся, говорю.
Поднимаю его за шиворот и встряхиваю. Хмурится. Отталкивает меня.
- Че ты делаешь, епть? Пробуждаешь, типа? – Он заржал.
Черт возьми, он укуренный в ничто. Разговаривать с ним сейчас бессмысленно, поэтому я веду его прямиком к машине.
- Эй, мистер Уайт, ты куда меня ведешь, а?
Сажу его в машину. Еду молча, не обращая внимания на его бесконечные вопросы и жалобы. Я же говорю, ребенок. Потерявшийся.
Доезжаю до дома и вывожу его из машины.
- Тебе нужно в душ, - говорю я, когда закрываю дверь.
- Не пойду я ни в какой душ. Я не понимаю, зачем ты меня сюда привез, типа, ага.
- Я привез тебя сюда, потому что так захотел. Потому что тебе нужно принять душ, выспаться и плотно поесть перед работой.
Хоть это и не являлось правдивым объяснением того, зачем я его сюда привез, я остался доволен своей ложью. Но не скажу же я ему, что привез его сюда, потому, что очень хочу, чтобы он был в безопасности, и, в конце концов, рядом со мной.
- Ага, ясно. Я ухожу.
Я чуть не раскрыл рот от удивления. Уходит? Что?
Он делает шаг вперед, но я хватаю его за руку и останавливаю. Мне кажется, что на долю секунды на его лице промелькнуло облегчение.
- Ты никуда не уйдешь.
- Че? Йоу, мистер Уайт, пустите, - манерно растягивает слова и улыбается.
- Черт возьми, это не смешно. Ты остаешься здесь, понял?
- Это еще почему? – Улыбка исчезает с его лица. Все-таки не любит, когда ему указывают.
- Потому что я так хочу.
Он удивляется и приподнимает бровь. Такой уставший, такой родной.
- А мне-то что с ваших хотелок, м? Мне надо домой, типа.
Отпускаю руку, подхожу ближе и целую. Понимаю, что он не отстраняется и внутри все взрывается. Желудок делает сальто, а я не могу остановиться. С трудом отрываюсь и смотрю прямо в его красивые голубые глаза. Румянец (наконец-таки естественный здоровый румянец) покрывает его щеки, он отводит взгляд, и я беру инициативу в свои руки.
- Сейчас ты примешь душ, поспишь, а потом мы поедем ужинать.
- Ладно, йоу.
Не спорит. Слишком устал, чтобы спорить. Слишком шокирован, чтобы что-то говорить, кроме своего «йоу».
Выходит из душа и спрашивает, где ему ложиться спать.
- Иди в мою спальню, Джесси. На втором этаже.
Пару секунду мнется, но потом неуверенно произносит:
- Спасибо.
Смотрю на него. Возможно, слишком долго.
Опускает взгляд.
- Ну, я пошел.
- Я тебя разбужу. И, пожалуйста.
Пытается улыбнуться и поднимается наверх.
Семь часов вечера.
Поднимаюсь, чтобы разбудить его и вижу, как он борется с кем-то или чем-то во сне. Покрылся холодным потом. Его потрясывает. Лицо обеспокоенно морщится и с губ слетает едва слышное:
- Джен, не умирай.
Я вдруг хочу оказаться на месте Джен. Быть тем, ради которого он готов пойти на все. Я все еще виню себя за то, что не спас ее тогда. А я ведь мог. Но не хотел.
- Джесси, проснись.
Не реагирует. Лишь дергает головой.
- Джесси.
Тихонько бью его по лицу и подскакиваю от испуга, когда он вскрикивает:
- Не надо!
Вдруг он начинает плакать, и я уже кричу:
- Джесси, проснись! Просыпайся, Джесси!
Он начинает отмахиваться, и я забираюсь на него, чтобы прижать руки к постели.
Открывает глаза. Взгляд испуганный, растерянный.
Ложусь с ним рядом и обнимаю. Не хочу отпускать. Не могу.
- Т-ш-ш-ш… Засыпай.
Глажу по голове и пытаюсь успокоить. Это у меня всегда выходило очень хорошо.
- Мне кошмар приснился, типа.
- Тише. Я знаю, успокойся. Все хорошо.
- Я еще посплю, ладно?
- Конечно. Спи.
Отворачивается. Я прижимаю его крепче. Он не возражает. Так мы и засыпаем.
Когда я открываю глаза, то вижу, что на улице темно. Смотрю на часы. 21:21. Вовремя же я проснулся. Но чувствую, что как будто чего-то не хватает. Или кого-то. Джесси.
Сначала я пугаюсь того, что он мог сбежать, а потом кричу на весь дом:
- Джесси?
Слышу какой-то звук на кухне и спускаюсь вниз. Грохот стоит невероятный. Что могло произойти? Ах, да. Джесси готовит.
- Йоу, мистер Уайт, с добрым… Вечером. – Улыбка до ушей. Просто поразительно. Утром, когда я забирал его из того… гадюшника, на нем не было лица. Да что там… Его самого как будто не было. Выглядел, как призрак. Но сейчас передо мной стоит красивый парень с обворожительной улыбкой. – Я тут пожрать типа заварганил, не захотелось ехать в ресторан или куда там… Прошу к столу.
Ставит на стол… яичницу с тостами и наливает пиво в… фужер.
Я сажусь за стол и улыбаюсь.
- Эй, ты чего лыбишься?
- Я разве улыбаюсь?
- Да, ты лыбишься, епть!
- Все превосходно, но почему мы едим яичницу на ужин и пьем пиво из фужеров?
- Я не нашел пивные стаканы, да и к тому же, какая разница из чего пить? И вообще, почему яичнице присвоили звание завтрака, м? Разве так важно, когда ее хавать? Она что утром, что вечером – одинаковая.
Я засмеялся.
- Ой, бля, не нравится – не жри.
- Мне все нравится. Правда. За что выпьем?
- За… Я не знаю. У тебя, типа, лучше придумывать тосты получается. Дерзай, че.
- Давай выпьем за дружбу. Как тебе?
- Ну ладно. За дружбу, так за дружбу… Стоп… за нашу дружбу? Мы че – друзья?.. – как-то слишком неуверенно произносит он.
- Да, а ты думал?
- Я думал, напарники, типа…
- Нет. Уже нет.
Мы съели яичницу, выпили пиво, а потом завалились смотреть фильм и есть поп-корн. По телику шла какая-то комедия, и мы с ним закатывались приступами смеха на некоторых моментах. А потом Джесси вдруг спросил:
- Ты не оставишь меня?
Он сказал это так искренне и с такой надеждой в глазах, что мне захотелось его обнять. Прижать и не отпускать. Я сразу понял, о чем он. Ждал этого вопроса. Хотел, чтобы он верил мне и боялся потерять. Я - эгоист.
- Никогда.
- Точно? – Он лежал у меня на коленях, но вдруг приподнялся.
- Точно, точно. – Я улыбнулся.
- Я верю тебе и… - Он замялся.
- Договаривай.
- И хочу, чтобы ты, типа… поцеловал меня.
- Слишком много хочешь, - говорю я, но не могу сдержать улыбку.
- Ой, ну и ладно. – Церемонно закатывает глаза и ложится на другую сторону дивана, смотря мне в глаза. – Сука ты, ага.
Смеюсь, сажусь на корточки прямо перед ним, и мы встречаемся взглядом.
- Обещай, что всегда будешь рядом. Обещай. Я боюсь оставаться один. Не хочу. Мне страшно.
Он говорит это настолько серьезно, что на секунду мне хочется задать вопрос: «И это Джесси? Что за подделку вы мне подсунули? Он никогда так не говорит». Все мое шутливое настроение исчезает.
- Обещаю. Я знаю, через что ты прошел и что пережил. Я буду рядом.
Я наклоняюсь ближе и целую его прямо в губы.
Мы каким-то образом поместились на диване вдвоем и через полчаса заснули.
В эту ночь Джесси спал спокойно.