Ненавижу

Маленькой Марселин нравилось оставаться одной в большом доме. Старая нянька по вечерам уходила в магазин, предоставляя девочку самой себе. Соседские дети её не любили и близко не подпускали. Одинокая девчушка подолгу сидела у окна гигантского особняка и завистливо глядела на детвору, гоняющую мяч через дорогу. Ей никогда не позволяли заговаривать с ними, так как отец строго-настрого запретил общаться «с этой шпаной». Всё, что оставалось Марселин – играть со своим лучшим и единственным другом Хамбо. Эта плюшевая розовая обезьянка очень много значила для малышки. Застиранный до катышков зверёк всегда выслушает и поймёт, чего нельзя сказать об отце. Множество самых дорогих игрушек покрывались пылью в детской, оставленные там за ненадобностью. Марси почти никогда туда не заходила, зато часто, прячась от злобной старухи, забегала в отцовский кабинет и садилась в кресло, представляя себя директором какой-нибудь очень важной фирмы. Она подолгу перебирала бумажки, в беспорядке разбросанные по столу, и покрикивала на воображаемых подчинённых. Довольно странная забава для маленькой девочки. Она видела это в те несколько дней, когда Хансон приезжал домой и часто приводил в дом коллег. Тогда из кабинета до поздней ночи слышались ожесточенные споры, которые заканчивались либо сбивчивыми извинениями оппонента и поспешным его бегством, либо звоном бокалов – зависело это, как правило, только от степени полезности приспешника и настроения отца. В такие дни Абадир Старший принципиально игнорировал маленькую Мар-мар, которая, по его словам, мешала его работе. Максимум, на что могла рассчитывать дочь – лёгкое похлопывание по щеке и поспешное выдворение из кабинета. Маленькая девочка очень сильно обижалась на себя и убегала на чердак, где изливала Хамбо все свои обиды, думая, что это она во всём виновата и всё делает не так. Время шло, обстановка менялась. Марселин уже училась в школе, но, на удивление учителей, по-прежнему не заводила друзей. Вокруг девочки, стоило ей войти в класс, образовывалась зона отчуждения, в которой никто не выдерживал больше нескольких минут. Она часто ловила на себе косые взгляды других учеников, которые перешептывались по углам, что её отец – вампир. Так научили их родители, которые почти поголовно работали на одном-единственном оборонном заводе в штате, генеральным директором которого и являлся Хансон Абадир. Да, зарплаты были далеко не самые маленькие, но и давление было колоссальное. Педантичный и жестокий, Большой Босс требовал полной отдачи от своих подчинённых, терроризируя их день и ночь. Марселин же толпа вынесла свой приговор заочно, причислив её к тому же племени, что и отца. Единственной отрадой девочки стали субботние вечера, когда соседская детвора собиралась играть в футбол. Поначалу папенькину дочку не принимали в компанию, и тогда Марселин, вся в слезах и синяках убегала домой. Однако потом, решившись, она заехала дворовому заводиле Эшу в нос, а тот, нисколько не обидевшись, принял её в команду. Отец стал появляться дома чаще, постоянно в ужасном расположении духа. Особенно Марселин запомнился один вечер, ставший в какой-то степени переломным. Услышав шум на лестнице, Марселин быстро захлопнула крышку ноутбука и выключила свет, поскольку ей уже полагалось спать. Дверь распахнулась, впуская в комнату яркий луч света и приторный запах алкоголя. Следом появился и Абадир Старший. – Я знаю, что ты не спишь. Пришел поинтересоваться твоими оценками, – пробормотал Абадир Старший, щёлкая выключателем и глядя на дочь. – Хоть бы пижаму одела, а то как неизвестно кто. – С чего вдруг такая забота? – недобро зыркнула исподлобья девочка, свесив ноги с кровати. – Вспомнил о моём существовании? Спустя двенадцать лет. – Я думал тебе одиннадцать, – безразлично зевнул Хансон и развалился на кресле, надсадно скрипнувшем от таких нагрузок. – Ты меня слышала. Тащи дневник, да поживей. Решив лишний раз не провоцировать изрядно выпившего родителя, девочка послушно отдала дневник. Скептически пробежавшись пьяненькими глазками по бумаге, Абадир неожиданно рассвирепел. В голосе появились стальные нотки, в глазах заиграл нехороший огонёк. – Что это значит? – пророкотал отец, буквально тыча Марселин носом в дневник. – Поясни. – Это «C». Мне пояснить тебе, что такое «С»? – брызжа слюной, продолжал Хансон. – Это удовлетворительно. У-до-вле-тво-ри-тель-но! Какого чёрта?! Моя дочь не может выучить грёбаную алгебру? Хрена с два она будет учить алгебру! Она лучше будет переписываться с Эшем!!! В бешенстве разъярённый отец раскрыл ноутбук и разбил его об колено, отбросив в сторону бесполезный кусок пластика, напичканный электроникой. Глядя на готовую расплакаться Марселин, он зло сплюнул и, чеканя каждое слово, резюмировал: – Я жалею о том, что ты вообще появилась на свет. Не в силах больше сдерживаться, Марселин разразилась слезами и налетела на отца, осыпая его ударами маленьких детских кулачков. Поймав девочку за руку, Хансон вывернул её так, что Марселин заплакала ещё сильнее. На этот раз от боли. За что он её так ненавидит? Что она сделала не так, где оступилась? Почему отец ненавидит её за одно лишь её существование? Оттолкнув девочку так, что она плюхнулась на кровать, Абадир подошел к выходу из комнаты и, не оборачиваясь, бросил: – Истинная дочь своей матери. Дверь захлопнулась, а Марселин уткнулась носом в подушку, неустанно шепча лишь одно слово. И слово это «ненавижу». Год за годом длился безумный забег стрелок на часах в гостиной, корпорация росла, доходы множились, а с дочерью взаимоотношения так и не ладились. Так бы всё и шло своим чередом, если бы по воле случая, не случилась ещё одного происшествия. Марселин очень долго ждала этого дня. Всю жизнь, можно сказать, ждала. Выпускной бал. Девушка надела самое дорогое платье в городе, сшитое на заказ, весь вечер провела за туалетным столиком. Никто не смел помешать ей блистать в этот вечер, даже папаша. Поэтому, когда он подозвал её к себе, перегородив проход, она уже была готова сопротивляться до последнего. Однако, вместо привычной пилёжки, вдруг поймала на себе удивлённый взгляд отца. – Что? – удивилась Марселин, поправляя причёску. – Только не сегодня, пожалуйста. Это важно для меня. Ответ, вопреки ожиданиям, был совершенно безобидным. – Покрутись-ка. Хочу взглянуть, как оно сзади сидит. Несмотря на то, что девушке казалось, что она спит, и всё это просто бредовый сон, она всё же послушно крутанулась несколько раз, подняв вокруг лёгкий ветерок. На лице Абадира впервые за много лет появилась улыбка. – Ну прямо один в один. Боже, как же ты похожа на мать. – Тогда почему ты так меня ненавидишь? Хансон сразу как-то погруснел, на лицо упала тень смертельной усталости. Горько вздохнув, он сел в кресло. – Знаешь, как бы банально это не звучало, но твоя мама была особенной. Я ещё никогда в жизни не встречал такой женщины...такой волевой, сильной, чувственной. Несмотря на то, что она была полной противоположностью меня, она умудрялась терпеть все мои выходки день за днём. Она – единственная, кто справлялся с этим дольше пары дней...много больше,да. Пожалуй, я и правда мог любить. Благодаря твоей маме я почти стал другим человеком. Почти. Марселин стояла ошарашенная от того, что непрошибаемого отца вдруг пробило на откровения, и молча слушала. – А потом её не стало. Никогда не думал, что такое могло бы со мной случиться, но судьба распорядилась иначе. Она умерла сразу после родов. Зато появилась ты. Твоя мать подарила жизнь тебе. Не я, не она...Ты должна была умереть. Вот первая причина, почему я не переношу тебя. Так мало того, что воспоминания не давали мне заснуть первые пару лет после твоего рождения, так ты ещё и становилась всё больше похожей на неё. Теперь я понял, что, наверное, уже сошёл с ума. Передо мной изо дня в день маячит живое напоминание о ней, – Хансон грустно усмехнулся, не поднимая взгляда на дочь. – Ну, по крайней мере, сейчас ты узнала об этом. Так что у меня есть повод. – Но почему я-то виновата? Зачем ты проецируешь злобу на самого себя именно на свою родную дочь? – Марселин застыла посреди гостиной, желая получить ответ. – Просто я дерьмовый отец. Да и человек из меня не лучше. Я не прошу меня простить, вовсе нет. Просто когда-нибудь ты поймешь, что я имел в виду. Мне жаль. Всё так же молча Марселин подошла к отцу и неожиданно бросилась ему на шею, захлёбываясь в слезах. Не зная, что делать, грубый бизнесмен застыл, как статуя. – Разве это возможно? Я, казалось, давно простила тебя, но продолжаю ненавидеть. Вот как, как такое возможно? – прошептала девушка, всхлипывая на отцовском плече. – Не знаю, Марси. Я уже ничего не знаю, – Хансон отстранился и, накинув куртку, подошёл к двери. – Просто пойми своего старика. А сейчас иди и веселись. Сегодня твой день. – Он сел в машину и уехал в ночь прежде, чем я успела что-то ответить. А на через два часа его не стало. Обычная автокатастрофа: шикарный Феррари просто размазало по отбойнику. Такие дела. Не знаю, зачем вообще я тебе это рассказываю. Марселин закончила свой рассказ и, в последний раз взглянув на собеседника, бережно положила розовую игрушку в чёрный кейс и вышла из кабинета, поправив деловой наряд. Воспоминания воспоминаниями, а совещание само себя не проведёт.