Что-то личное

Жаркие лучи солнца томили влажный воздух, неумолимо сбиваемый до духоты приближающимся валом низких фиолетовых туч. Намечалась гроза, и в заведении «У Тони» посетителей набралось больше обычного. В преддверии темноты и проливного дождя в порывах ветра особенно привлекательными и благодатными казались царящие здесь уютная атмосфера, тепло, а также аромат пиццы. Матильда теребила край скатерти, оттягивая начало разговора с Тони. Она украдкой следила, как тот время от времени выходил в зал, ненавязчиво раздавал указания официантам, окидывая взглядом столики. С их последней встречи он немного сдал и сильнее поседел. Это наблюдение обострило нотку вины в смешанном чувстве, которое Матильда испытывала к этому человеку. Это была смесь сожаления о его роли в гибели Леона, недоверия из-за его темных делишек, благодарности за опеку, а ещё – чувства опасности, которую не стоило сбрасывать со счетов, общаясь с ним. И девушке было жаль, что в свое время она высказала ему свое негодование. Всё-таки она была многим обязана Тони, хоть у неё и были причины держать на него зло. И это было не единственным, что она уяснила для себя, вспоминая свою недолгую жизнь и подводя итоги. А как поступила бы она сама на месте Тони, если бы Стэн угрожал ее близким? Почему-то раньше она не задавалась этим вопросом, и ей казалось непозволительным для другого человека «расколоться» и сдать киллера и девчонку. А ведь сейчас могло бы не быть этих жизнерадостных толковых парней, что хозяйничают в ресторанчике – внуков Тони: тогда они могли разделить судьбу её маленького братишки. Действительно, кто возьмётся судить, что ценнее – жизни одного профессионала и беспутной сироты или нескольких благополучных детей? Для человека, всецело ответственного за безопасность своей семьи, ответ очевиден. За пару минут тучи догнали низко висящее солнце, ветер потащил по земле пыль и мелкий городской мусор. Матильда отметила про себя, что ей не хотелось бы оказаться без крыши над головой в самый разгар буйства стихии. На фоне темнеющей улицы она уже могла рассмотреть полупрозрачное отражение, в котором с трудом узнавала себя: ярко-рыжие волосы, бледное, без родинок, лицо, тонкую бровь, перехваченную двумя кольцами, блик от кольца в губе – лишь собственный взгляд был ей знаком, несмотря на густую черную подводку. Одинокая девушка-неформал. Интересно, Тони правда не узнаёт её, облачённую в этот маскарадный костюм, или он хорошо притворяется, как Стэн до недавнего времени? Рука сама потянулась к цепочке на шее, и девушка вытянула из выреза армейский жетон, за которым пряталась ее драгоценность. Подарок ценою в жизнь. Не так давно она осознала, что выросла рядом со Стэнсфилдом. Это было дико, особенно в момент озарения. Она начинала что-то понимать в его жизненной философии, и долгожданная встреча подтвердила многие её соображения. Кольцо от гранаты, врученное врагом, словно было призвано символизировать то, что произошло со Стэном семь лет назад. Торжествующе и зло оно свидетельствовало о пробуждении скрытых механизмов мести, которая взорвёт её мир, обречёт на невыносимые страдания и заставит желать лишь быстрой смерти. И в этой игре не имело ни малейшего значения, попытается ли она уничтожить своего недруга – кольцо недвусмысленно намекало, что враг намерен забрать её с собой. Терять ему было нечего. В том, что Стэн будет мстить изощрённо и жестоко, Матильда не сомневалась. То, что ему довелось тогда пережить, было некрасиво и недостойно для тех представлений, которые она привыкла ему приписывать. Хорошо ещё, что она не отправила его в тюрьму! Вдруг он вышел бы достаточно скоро? Но кто же виноват, что он сделал всё, чтобы увильнуть от лёгкой смерти? Тогда всем было бы хорошо: она и Леон были бы счастливы, а Стэну не пришлось бы долго мучиться. Матильда вспоминала его откровения о близкой гибели: каждое слово, полное страха, боли, отчаянья, его оскал, болезненный изгиб бровей. Первый десяток раз это воспоминание лило бальзам на её израненное ненавистью и скорбью сердце. Но потом, где-то на видении лопнувших рёбер, она начала ловить себя на мысли, что вечные враги, можно сказать, квиты. Она с облегчением смогла вновь нащупать привычную струну, ставшую частью ее натуры, раздула покрывшийся пеплом гневный огонек. Нет, она не простила Стэна, такое нельзя простить – она лишь не могла доставить ему больше страданий, чем ему уже выпало. Лишь милосердный выстрел – всё, что было у неё в запасе. И было кое-что, стоящее этого выстрела, вздумай Стэн отравлять ее жизнь – годы страха, одиночества и бесплодной ненависти. Девушка пыталась представить себе, что он мог ощущать в минуты адских мук, и не могла: ничего серьезнее полузабытых побоев от папаши и сестры среди её травм не числилось. Матильда тяжело вздохнула: если бы она знала, что именно там произошло, то ненависть в её душе улеглась бы гораздо быстрее, и этого всего не случилось бы. Но она снова всё испортила своей преступной инициативой, и Стэн, похоже, решил вернуть забытый должок. Как в прошлый раз. Шёл уже третий день ожидания «взрыва» – она тысячи раз успела ощутить себя на месте своего единственного врага, рассматривая кольцо на ладони. Она не находила себе места и, уже машинально перебирая дела на работе или протирая листья цветка дома, в мыслях находилась где-то далеко. Спасаться, бежать, пока не случилось страшного и непоправимого! Все её существо кричало об опасности. Матильда даже начала расспрашивать старших коллег о процедуре увольнения со службы на тот случай, если нельзя рвануть из города без последствий, работая в подобной структуре. Но в момент, когда ужас и неопределенность достигли невыносимых масштабов, девушка сказала себе: «Стоп». Может быть, Стэн был не вполне здоров психически, но он явно понимал, что пересечение работы и его преступных страстей до добра не доведёт. Как ни парадоксально, в Управлении у него сложилась репутация отличного специалиста и милейшего человека, хоть немного странного и подверженного перепадам настроения. Нет, он привык слишком чётко различать среди представителей человеческого рода два типа людей – неприкосновенных граждан и своих потенциальных жертв. Удар, похоже, он нанесет тогда, когда она окажется вне субординации и любых договоренностей, за пределами поля зрения его коллег, когда уже никто не поинтересуется ее жизнью. После происшествия в комнате сорок шесть ноль два поведение Стэна не слишком сильно изменилось, что в равной степени могло успокаивать или настораживать. Пусть другие сотрудники видели только маску, но Матильда знала точно, что его спокойствие – повод всерьёз задуматься. Ещё бы! Он сделал свой ход, ответив на ее выпад, и теперь ждал её ответных действий. Ждал с чувством превосходства, судя по сладкой улыбке, которую вызывали у него столкновения с Матильдой, в то время как сама девушка всякий раз обмирала во время таких встреч. «Как твоё имя, ангел?» Матильда поправила непривычную рыжую челку, отгоняя воспоминания. – Стакан молока, пожалуйста, – тихо обратилась она к пробегавшему мимо незнакомому официанту. Тони, словно услышав пароль, обернулся на её голос, озвучивший особый, хорошо известный ему заказ.

***

Матильда сделала глоток молока уже за привычным, но порядком забытым ею столом переговоров. Тони смотрел на неё пристально, должно быть, строил предположения относительно смены облика, которую он, судя по выражению его лица, уже саму по себе не одобрял. – Ох уж эта штатская молодёжь, – со вздохом начал он издалека. – Чтоб так себя уродовать, надо либо совсем голову потерять, либо скрываться. – Он подозрительно сощурился. – И что-то мне подсказывает, что с головой у тебя как раз всё в порядке. Что-то опять случилось, верно? – Да. – Матильда подняла взгляд от стакана. Слова давались тяжело. – Я хотела попрощаться. – Тони посмотрел на нее прямо, немного удивлённо и в то же время скептически, и девушка продолжила: – У тебя больше не будет проблем из-за меня. Вот это всё, – она обвела свое загримированное лицо быстрым жестом, – чтобы обставить нашу сегодняшнюю встречу: ты по-прежнему можешь говорить, что меня тут давно не было, я больше не вожу с тобой дела, и ты не знаешь, где меня искать. Тони покачал головой. – Только не говори, что опять взялась за свои глупости. Пора бы запомнить, что работы у меня нет, и инструмент ты тут не получишь. – Уже сделала глупость. – До чего же это трудно – посмотреть ему в глаза. – Чего-то подобного я ожидал, – сказал Тони после тяжёлой паузы, и девушка поняла: ждал, еще как ждал. Но не заговаривал с ней об этом – опасался подать идею. Тони на секунду потерял самообладание: – Ты ведь совершенно не умеешь слушать! А в жизни важно больше знать самому и меньше сболтнуть другим! – Я чего-то не знаю? – Матильда спросила скорее машинально, чем осмысленно, придавленная осознанием чудовищности совершенной ею ошибки. – Помнишь, однажды ты меня прервала – все говорила на разные лады, что никому нельзя доверять, – с укором сказал Тони. – И ведь потом не пришла и не спросила, почему старик не дёргается по поводу твоего нового приятеля. Всё, что он мне о тебе сказал потом – чтобы ты была всегда чем-то занята. Матильда сидела вне пространства, точно громом пораженная: всё было напрасно, особенно годы страха – за них ей было обидно больше всего. Тони не спрашивал об обстоятельствах операции и причинах провала, и девушка понимала, что ему и так всё было предельно ясно, и значение для него имел лишь результат: девчонка думала, что Стэн почтит ее местью, и умудрилась разозлить спящего зверя. Но… Как же кольцо от гранаты? Как же то, что Стэн явно ждал её прихода? Тем временем Тони вернулся к обычному для него настроению и излучал спокойствие. Во всяком случае, внешне и ровно настолько, насколько позволяли ему такие новости. – Ладно. – Он вздохнул и посмотрел в пространство между собой и непутёвой подопечной. – Что делать теперь будешь? Про работу и инструмент ты знаешь. С жильём помочь не могу. Разве что одолжить немного денег. Зачем ты пришла? – Я пришла попросить у тебя прощения. – Лицо Тони даже не дрогнуло, но Матильда продолжила: – Ты не обязан брать на себя мои проблемы и держать слово, но ты очень многое для меня сделал. А я даже не могу отблагодарить тебя, только притягиваю неприятности. Ты не виноват в том, что тогда произошло. Ты всё сделал правильно. Виновата я, и я должна уйти – так будет лучше. Ей было трудно тащить из терний своей души эти неповоротливые мысли, медленно отравлявшие ее жизнь эти годы. С каждым словом становилось всё легче, словно в ушах переставал барабанить частый дождь вроде того, что бушевал сейчас за окном. Только этот бил по воспаленной совести несколько лет кряду. Выговорившись, Матильда почувствовала себя так, словно поднялась после долгой болезни. Странно: она думала, что неправильно будет погибнуть с этим грузом, но после освобождения мысль о смерти стала неприятна - хотелось жить по-новому, свободной. Тони лишь кивнул и выразил надежду, что однажды она всё-таки навестит его. Искренне ли он говорил, Матильда не знала, но не хотела портить такое прекрасное прощание подозрениями. Прощаться же ей больше не с кем. Они обменялись наилучшими пожеланиями и уже было собрались расходиться, когда Тони многозначительно помедлил и обратился к Матильде, заинтригованной этой заминкой: – Иногда он спрашивал о тебе. – На испуганно-вопросительный взгляд девушки Тони пояснил: – Интересовался, ходишь ли ты в школу.

***

После отмытой дождем свежей улицы – скрип половиц, потревоженная пыль старого ковра в общем коридоре, лязг капризного замка. По нажатию нащупанного в темноте выключателя в тесной прихожей возник тусклый свет лампочки – и Матильда уже озирала свой новый приют. Как говорят, «дом, милый дом». Долой парик, кольца-обманки и грим – завтра предстояло рано подниматься на работу. В тот день, когда она впервые проникла в Управление, чтобы покарать подонка, они с Леоном совершили роковую ошибку, стоившую ее другу жизни – остались на ночь в том же самом отеле. А, как известно, снайпер, задержавшийся на отработанной позиции, – готовый труп. Была ли это недоработка Леона – считал ли он их врага слишком осторожным для штурма или полагал их укрытие достаточно надежным – или просто они оба расслабились после стремительной «операции спасения» из здания федералов, сейчас трудно было судить. На этот раз Матильда, наученная горьким опытом, решила поступить более осмотрительно. Ночь после провала она провела уже в другом жилище – одном из тех, что наскоро нашла в списке возможных вариантов для прошлого своего переселения. Такая же крохотная кухня, старая мебель, обшарпанные стены, вытертые паласы. Похоже, это ее судьба – провести жизнь в подобном окружении. Но эта неказистая квартирка послужила бы её очередным надёжным бункером, в котором можно залечь на дно, – лишенным изысков, но скрытым от враждебных взглядов и поползновений. Засыпая в казённой постели, источающей запах стенного деревянного шкафа – после рабочего дня и импровизированного переезда не было сил и времени покупать сюда что-то новое – Матильда вспоминала последнюю ночь, когда она была не одинока в этом мире и могла спать безмятежно. Тогда, будучи ещё девчонкой, она, ощутив мимолётное дыхание смерти, научилась ценить жизнь, в точности как сказал Стэн. Она и прежде не стремилась на тот свет, хотела счастья, как все, но к своему существованию испытывала какое-то безответственное равнодушие, ещё не представляя, что всё может оборваться за какую-то секунду. Разбрасывалась словами вроде «я умру», подносила к виску заряженный револьвер. Пока Стэн чуть не устроил ей это наяву несколько лет назад. Именно тогда Матильда впервые особенно остро ощутила желание жить в полную силу. Это всколыхнуло в ней что-то новое, до того скрыто зревшее в глубине ее натуры. Что же тогда ее так взволновало – счастливое спасение, отчасти свершившаяся месть, объятия любимого друга? Сейчас ничего этого не было в помине, но знакомое странное сладостное смятение вновь накрывало с головой, заставляя терять чувство реальности. Подобно пьянящему озону от приближающейся бури, это ощущение предваряло нечто пугающее, отвлекая при этом от угрозы и даже оправдывая риск. Подперев кулачком щёку, Матильда собирала мозаику перед мысленным взором. Какая-то сила раз за разом препятствовала ее попыткам прикончить Стэна. Она словно теряла волю всякий раз, когда сталкивалась с ним один на один. По опыту наблюдений она знала, что от кого-то он отмахивался истерикой, с кем-то держался в отличном расположении духа. Девушка привыкла держать оборону от окружающего мира и была готова ко всему со стороны других людей – грубости, холодному расчету, равнодушию. Она могла принять, словно дар судьбы, суровое милосердие. Но Стэнсфилд отыскал её слабое место – то, к чему её не готовила жизнь: для неё он приберег эту свою мягкую манеру. Его ласковая повадка разбивала вдребезги намерение свести счеты, гасила энергию ненависти, сводила на нет все убийственные доводы. Она обезоруживала, гипнотизировала, пробивала закаленную одиночеством броню, в которой нашла спасение измученная душа Матильды. Никто никогда не разговаривал с ней так, как это делал Стэн. И, в чем было особенно жутко себе признаться, никто к ней так не прикасался – легко, отстранённо, но с каким-то бережным трепетом перед чем-то исключительно ценным, видимым лишь ему одному. Но Матильда, как никто другой, знала, что эти обманчивые нежности сулили его жертве печальную участь. А если верить Тони, то получалось, что с нею Стэн играл уже очень давно. Хотел ли он навсегда отвадить её от себя, как уверял Тони? Да как бы не так! О, он готовился к долгожданной встрече не менее тщательно, чем она сама. Выделил свободное время так, чтобы она воспользовалась возможностью, сходу разгадал ее намерения, разыграл целый спектакль, даже принёс подарок на память. И им не помешали – он сам объявил окончание раунда, пообещав, что они еще встретятся. Следующий ход был за ней. И Стэн знал, что она не сможет устоять, чтобы не сделать предопределённый его игрой шаг. Любопытство – вот что жгло её изнутри, не давало уснуть на новом месте, вот что могло сгубить её в ближайшее время. Прежде чем кто-то из них умрёт, она должна расспросить Стэна, что же произошло в том развороченном взрывом холле, как он смог уцелеть и как погиб Леон. Матильде казалось, что она готова отдать жизнь, договориться со Стэном об обмене, лишь бы узнать всё здесь и сейчас, не выпуская из рук жёсткой подушки. Но при самом удачном раскладе от заветного рассказа её отделяла бесполезная душная ночь. При самом худшем варианте развития событий Стэн вообще мог уже стоять на лестнице с пушкой наготове. Девушка нащупала под матрасом пистолет, что придало ей уверенности, и перевернулась на спину. Изучая причудливые тени на неровной побелке потолка, Матильда продумывала следующий день. Итак, она жаждала узнать правду. Стэн, возможно, сделает из вожделенных сведений предмет торга – будет понемногу выменивать, продлевая свой срок, и никогда не откроет всего, что ей полагается знать по праву близкого человека. Но прийти к Стэну безоружной? Неужели можно просто сесть за один стол со своим непримиримым врагом и поговорить по-человечески? Как знать. Такая мысль ни разу не пришла ей в голову. Быть может, близость смерти изменила его отношение к жизни в лучшую сторону? Он же не убил ее при встрече, не убил и раньше, хотя времени и возможностей у него было достаточно, да и поводы она сама подавала исправно. К тому же, оказывается, он следил за ее успехами. Неужели с ним произошло чудесное преображение? «Когда сталкиваешься со смертью, начинаешь ценить жизнь». Матильда уже давно не верила в чудеса, тем более, это не отменило бы её вины в произошедшем с ним. Безусловно, тайна кольца являла собой лишь приманку, и Стэн ждал, когда же девушка, потерявшая голову от обрушившихся на неё воспоминаний, сама пойдет в его хитрую ловушку. И вот тогда он сведёт с ней счеты. Но это произойдёт не сейчас, не завтра. Не при свидетелях. Надо было сделать место и время следующей встречи неожиданностью для него. Сменить формат тоже не помешало бы. Завтрашний день подходил ничуть не хуже любого другого. На этом решении Матильда приказала себе остановиться – можно было продумать об этом вечность, проспать будильник и запороть отличный день для ответного хода. Но напоследок она позволила себе странную мысль, проскочившую искоркой в засыпающем мозгу. Стэн любил музыку, любил её до смерти в буквальном смысле слова. Не представлял без неё жизни. Матильда не знала о нём этого. Она даже не задумывалась, что может составлять существование такого человека, кроме наркотиков и убийств, а также прикрывающей всё это ширмы в виде должности в Управлении. И тут – музыка. Это было так странно. Интересно, что он слушает? Уж наверное, не Мадонну...