автор
К П бета
Размер:
44 страницы, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Награды от читателей:
71 Нравится 9 Отзывы 11 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Утро правителя Изумрудного города похоже на начало циркового представления — за дверями тронного зала суматоха и суета, мажордом ругает нерадивого служку, пробегающие мимо поварята бранятся между собой, тыкая друг другу в белоснежные фартуки розовыми, похожими на сосиски, пальцами, и всё это шёпотом, дабы случайно не помешать правителю готовиться к новому дню. То, что правитель не нуждается во сне и отдыхе, никого не беспокоит. От него, как и от гимнаста, выступающего первым, совершенно не зависит, когда отдёрнется занавес. Страшила Мудрый терпеливо сносит чистку своего изумрудно-зелёного бархатного костюма. В конце концов, он сам первым делом захотел обзавестись именно таким! Смиренно слушает, как консилиум из троих художников решает, подкрасить ему выцветшие на солнце концы нарисованных ресниц, или лучше оставить так. Запоминает словечки вроде «модного авангарда» или «ретушь haute couture». Ресницы пока оставляют в покое, немного румянят щёки, отчаянно бурча нечто невразумительное насчёт качества нынешних красок. Приносят шляпу с серебряными бубенчиками — вчера смотрителю умывальни Руфу Билану показалось, будто парочка почернела. Неприятный человек этот Руф Билан, честно говоря, но он появился во дворце ещё при Гудвине, и Страшиле неохота поступать с человеком несправедливо. Пока что Руф самозабвенно исполняет свои обязанности... слишком самозабвенно, на взгляд Страшилы. Но вменять это в вину по меньшей мере странно. Наконец всё готово, даже те мелочи, которые отыскиваются в самый последний момент. Вытерпев четыре раза: «Ещё минуточку!» и «Сейчас-сейчас, погодите!», Страшила Мудрый выходит в тронный зал. Бубенчики звенят, сапоги из зелёной кожи поскрипывают — правитель готов встретиться с подданными. Подданные в это время обычно завтракают. Ещё одно отличие от времён Гудвина, Великого и Ужасного — бесплатный завтрак для придворных. Да, те, кто мечтал занять место на троне, не слишком-то рады, но ведь имеется целая толпа бездельников... то есть, придворных, рангом пониже, которые тратят все деньги на то, чтобы выглядеть «солидно». Для них эта трапеза — истинный подарок, и они рады прославлять нового правителя во всю глотку. Страшиле завтрак не нужен, ему интересна беседа с Первым отведывателем блюд — вороной Кагги-Карр. Старая птица ворчлива, но любознательна. Организованная ею птичья эстафета собирает новости со всей Волшебной страны. Поначалу Страшила хотел назначить ворону Министром по хорошим отношениям с другими странами, однако, подумав, отказался от этой идеи. Во-первых, отношения с другими странами сварливая Кагги-Карр могла лишь ухудшить. Во-вторых, название должности получилось слишком длинным, ворона всё равно его не запомнила бы. Ну, а в-третьих, Кагги-Карр больше нравилось быть Первым отведывателем блюд. Так что с другими странами хорошие отношения налаживал сам Страшила. Пока выходило неплохо. — Что новенького в мире? — спрашивает Страшила Мудрый, взгромождаясь на трон. Кагги-Карр вонзает клюв в ближайшую миску, запрокидывает голову, проглатывает вкусный кусочек и лишь затем отвечает: — Железный Дровосек сделал сто восемнадцатое предложение своей невесте. Та, по обыкновению, ответила, что теперь она его недостойна. Он поплакал, подданные отчистили его от ржавчины и смазали, как следует. В Розовой стране курица снесла золотое яйцо, произошла потасовка, карр! Хорошая такая драка между хозяевами курицы и петуха. Добрая волшебница Стелла взвесила яйцо и разделила между драчунами его стоимость, а само яйцо забрррала себе. — Мудрое решение, — кивает Страшила. — Кагги-Карр! — хрипло хохочет ворона. — Прем Кокус надеется на отменный урожай, хочет себе новые очки... Страшила хмыкает. У правителя страны Жевунов уже семнадцать пар очков, но если ему так уж охота завести новые... Надо будет заранее поговорить с мастером Ведом Оптикусом. И, возможно, немного снизить местовой сбор с Жевунов на осенней ярмарке — если они завезут товар оптом. Тогда можно будет неплохо поторговаться с подземными рудокопами. Погружённый в раздумья, Страшила пропускает мимо ушей сообщение о войне какого-то столяра с упрямым сорняком, о диковинной рыбе с двумя головами и болтовне Болтунов по этому поводу... Страшила думает об Изумрудном городе. И о Гудвине. Гудвин Великий и Ужасный был гениальным человеком. Отменным фокусником и, наверное, хорошим правителем. По крайней мере, он оставил преемнику город без каких-то особых проблем и с неплохими активами. Страшила так не умеет. Он учится, да, и учится быстро, но получается совсем не так. Ему куда лучше, чем прочим, известно, сколько на самом деле изумрудов хранится в городской сокровищнице. Немного. Пара десятков, если быть точным. Неприкосновенный запас. Главное сокровище Изумрудного города — это его мастера, и Страшила старается учитывать реальность. Если купить тут, переработать, продать туда, а там взять вон то и вот это, и затем принять заказ оттуда и отсюда, выходит вполне приличный капитал. Время, когда соломенное чучело умело считать лишь до десяти, ушло далеко-далеко в прошлое, сейчас правитель Изумрудного города ворочает в уме суммами с несколькими нулями, втайне гордясь этим, а вслух поражая придворных скоростью сложения и вычитания трёхзначных чисел. Но Гудвин... До Гудвина Страшиле далеко. Гудвин умел сделать из ничего конфетку в блестящей обёртке. Да, внутри, как правило, оставалось то же самое ничего, но окружающие видели конфету, а ловкий пройдоха этим вовсю пользовался. Гудвин создал легенду. Жители Изумрудного города осознали себя лучшими в мире людьми, живущими в самом прекрасном месте на свете. Ну, по крайней мере, лучшем в Волшебной стране. И так оно и вышло, в конечном итоге. Страшила в этом убеждён. А потом Гудвин улетел. На Солнце, да-да, конечно. Иногда Страшиле казалось, что так оно на самом деле и есть. Потому как сказка, рассказанная в Волшебной стране, далеко не всегда остаётся сказкой. Изумруды Гудвина. Золото Гудвина. Волшебная книга Гудвина. Страшные чудовища, заточённые Гудвином в подземельях дворца. Слухов — не перечесть. В моменты этой... как её... ме-лан-хо-лии Страшиле казалось, что жители Изумрудного города выбрали правителем именно его ради передышки. Отдохнуть под властью соломенного пугала, абсолютно нестрашного, забавного даже. Умное чучело — вы видали такое? А главное — Изумрудный город даже после отлёта Гудвина держит марку. Остаётся уникальным. Что же до управления делами — гильдии сами справятся. Пускай Страшила Мудрый властвует во дворце, всем на радость. В городские дела ему нос совать нечего. Бесконечно вежливая борьба с собственными подданными иногда утомляла. Но чаще Страшила радовался возможности снова и снова проявить свои недюжинные умственные способности. На благо города и его жителей, разумеется. — Прости, я отвлёкся. Что ты сказала? Кагги-Карр не успела ответить. В двери тронного зала ворвался Дин Гиор, из бороды которого выбилось несколько волосинок. Зрелище само по себе небывалое. И очень тревожное. — Мудрый мой правитель! Беда! У Фараманта украли книгу! *** Торопливо усаживаясь в носилки (идти пешком приятней, но гораздо дольше), Страшила никак не может поверить в произошедшее. Дин Гиор нашёл Фараманта связанным, с повязкой из изумрудно-зелёного шарфа на глазах. Страж Ворот такого не носил, так что шарф принадлежал нападающему. Вот только пользы от этого знания... Страшила вертит шарф в толстых пальцах. Такой в дождь надевает каждый второй горожанин. Вещь по-пу-ляр-ная. Приятно чувствовать себя образованным, умеющим вставить в нужный момент длинное словечко. Неприятно, когда ни одно из любимых слов не может пригодиться для того, чтобы найти преступника. На затылке у Фараманта, по утверждению Дина Гиора, обнаружилась огромная шишка. Нападавший ударил Стража Ворот сзади, а затем оттащил в укромный уголок, крепко связал и оставил там. Страшила недоумевающе качает головой. Зачем всё это было проделано? Почему именно безобидный Фарамант? Непонятно... Страж Ворот в последнее время увлёкся библиотекой, которую собирал Страшила. Увлёкся настолько, что переселился в комнату, смежную с книжными завалами. Заодно приобщил к библиотеке свои журналы. На самом деле, в них ничего особенного не содержалось — просто Страж Ворот был при Гудвине ещё и Учётчиком всего на свете. Сколько ламп горит в тронном зале, а сколько — возле канала, окружающего дворец? Какие стулья завезли в город в котором году? Всё это хранилось в записках Фараманта. Только сухие факты, никакой отсебятины. Полезные сведения, хотя и неимоверно нудные. Дин Гиор, пыхтя, бежит рядом с носилками. Ради старого солдата Страшила просит носильщиков идти помедленнее. — Где ты нашёл Фараманта, Дин? — Уфф, уфф... Возле библиотеки. В углу того зала... уфф-фуфф... где хранятся его журналы и книги Великого и... ух... Ужасного Гудвина о фокусах. Снова Гудвин. В Изумрудном городе он везде — на портретах и гравюрах, в умах и душах. Его тень выглядывает из невообразимых углов и из-за обычных потёртых занавесок. Книги Гудвина... может, дело в них? — Разбойник оставил какие-нибудь следы, Дин? — Не знаю, уфф... Выяснить? Страшила вздыхает. Дин Гиор замечательный человек, он перероет, если надо, всю библиотеку... И потом там невозможно будет ничего найти. — Я сам. Ты лучше расспроси людей, не видели ли они кого-нибудь, выходящего из библиотеки... когда это случилось, Дин? — Хмм... Наверное, ночью. Я не знаю. Надо спросить Фараманта. — Договорились. Я спрошу, а ты выяснишь, кто выходил из библиотеки в это время. Старый солдат веселеет: ему придумали поручение. Наверняка важное и нужное. Страшила тоже доволен — ему не хочется обижать добряка Дина Гиора. Библиотека находится в Изумрудном дворце, но в другом крыле, поэтому носильщики просто необходимы. Количество ступенек, которые нужно преодолеть, чтобы добраться туда от тронного зала, потрясает воображение. Их триста семьдесят восемь! Страшила посчитал специально, уже давно. Когда Железный Дровосек учил друга считать, тот пересчитывал всё подряд. А память у Страшилы хорошая. Остаток пути Страшила молчит, развлекаясь обратным отсчётом ступенек. Сто двенадцать... девяносто восемь... шестьдесят... восемнадцать... всё, прибыли. В залах библиотеки прохладно и тихо. Обычно к этому моменту здесь уже слышится шелест страниц и перешёптывания ранних посетителей, но сейчас библиотека закрыта. Случилось небывалое: в стенах Изумрудного дворца напали на человека. То-то пойдёт слухов и сплетен по городу! Страшила выбирается из носилок. Задумчиво разглядывает гобелены на светло-зелёных обоях. Деяния Гудвина, Великого и Ужасного, разумеется. Снова Гудвин! В зале, который сдали позже остальных, гобелены самые новые. Там вытканы эпизоды из пути Элли по Дороге из жёлтого кирпича. Ну и, разумеется, деяния Гудвина Великого и Ужасного. Гудвин наделяет Страшилу мозгами и мудростью, Гудвин дарует Железному Дровосеку сердце, Гудвин вселяет в Трусливого Льва смелость... Гудвин улетает на Солнце. Солнце на той картине, кстати, просто великолепно, совсем как настоящее. А Гудвин кажется маленькой плоской игрушкой на фоне великого светила. Нарочно так сделано или нет — Страшила не знает. Он просто любит разглядывать тот гобелен. Фарамант уже пришёл в себя. Тубус Пилюль, дворцовый лекарь, о чём-то спорит с ним, гневно показывает изящным пальцем на диван... Забей всё прыгуны, вход в Изумрудный город остался без охраны! И очки выдавать некому. — Дин... Солдат понимает всё без лишних слов, подходит к Фараманту, протягивает руку. Пару мгновений Страж ворот не понимает, чего от него хотят, потом хмурится, но послушно отдаёт сумку с очками. Дин Гиор отдаёт Страшиле честь и выбегает из библиотеки. Фарамант фокусирует взгляд на правителе и порывается вскочить с дивана, но Страшила жестом останавливает излишне ретивого подданного. Садится на ближайший стул, участливо спрашивает: — Больно? — Уже нет, — Фарамант непроизвольно поднимает руку, потирает затылок. — Дин Гиор развязал меня, а доктор Пилюль приложил к шишке лёд... но я так и не понял, что случилось. — На тебя напали. — Я ничего не помню! — Фарамант всё-таки вскакивает с дивана, морщится, усаживается обратно. — Я пришёл в библиотеку упорядочить заметки. Сами знаете, в Изумрудном городе сейчас столько всего происходит, да и визит Доброй волшебницы Виллины заслуживает того, чтобы его описать как следует. — Само собой, — иногда Страшиле нравится нарисованное лицо: если не хмуриться, то оно всегда выражает счастье и удовлетворённость. А не досаду, которую правитель Изумрудного города частенько ощущает, вспоминая о каком-нибудь деле. Виллина должна приехать через несколько дней. Хозяйку Жёлтой страны привлекли фонари, которые Страшила велел поставить вдоль Дороги, вымощенной жёлтым кирпичом. Возможно, добрая волшебница могла бы наколдовать себе такие сама... или нет. Но что Виллина разбиралась в том, как делаются деньги, Страшила не сомневался. Вообще, когда он стал правителем, то понял, насколько же мысли обычных людей отличаются от размышлений тех, кто этими людьми командует. Так или иначе, Виллина намеревалась прибыть с дружественным визитом, а значит, Изумрудный город готовился к празднествам. И любое событие, способное омрачить развесёлую гулянку, будет воспринято горожанами... с неудовольствием. Кого станут обвинять, Страшила даже не сомневался. Слишком много придворных хотело занять опустевший трон Гудвина. И новый правитель не внушал им того страха, который они испытывали перед Великим и Ужасным. В конце концов, лишь вороны боятся пугала. Да и то не все. Страшила понимал этих людей и не винил их. Иногда, в самые свои мрачные часы, он даже хотел отдать трон кому-нибудь из особо жаждущих, вот только не мог разобраться, кому конкретно. И как потом защитить этого бедолагу от вчерашних друзей. Так что трон оставался пока у него. — Ладно, Фарамант, — Страшила выныривает из раздумий, сочувственно глядит на Стража ворот, — давай разбираться. Ты засиделся в библиотеке, верно? Помнишь, который был час? Фарамант старательно морщит лоб: — Вроде, часы незадолго до того пробили полночь. Или одиннадцать? Я не уверен... — А может, десять? — Нет, одиннадцать или полночь. До того, как пойти в библиотеку, я болтал с... одной милой девушкой. Обсуждали прелесть городских башен в полуденный час. Но ей надо было домой к десяти, поэтому в половине десятого мы попрощались. Страж ворот очень забавно смущается. Страшила хранит серьёзность. — Отлично, одиннадцать или полночь. Где ты сидел? — Я стоял. Возле стеллажа. Вот там, где лестница, справа. Хм... странно. — Что именно? — Лестницы тогда рядом не было. Я точно помню: для того, чтобы достать нужную книгу, мне пришлось подпрыгнуть. Стой рядом лестница, я бы залез на неё. — Угу, — Страшила степенно кивает. Это важно. Стало быть, нападавший что-то искал именно на том стеллаже, возле которого стоял Фарамант. Бедняга, должно быть, помешал кому-то тайком взять нужную книгу. Страшила подходит к стеллажу. Задумчиво его разглядывает. Журналы Фараманта, ничего секретного. Почему же кому-то понадобилось прийти в библиотеку после закрытия, тайком, да ещё и стукнуть Стража ворот, когда выяснилось, что он в библиотеке? Что такого важного и нужного — и срочного, по-настоящему срочного — имелось на книжной полке? — Мой журнал, мой журнал! Двадцать шестой том! Оказывается, Фарамант уже вскочил и подбежал к книжному шкафу. Страшила строго глядит на молодого человека, но тот слишком возбуждён: — Зелёно-коричневый, с переплётом из тиснёной кожи! И ещё на нём большая золотая буква «В», это от слова «архив»! «Государственный архив», помните, вы велели выгравировать, Мудрый? Страшила помнит. «Государственный архив», по букве на том, с забавной завитушкой на томе номер шестнадцать, между двумя словами. Признание заслуг Фараманта перед Изумрудным городом. Тогда Страж ворот был абсолютно счастлив... На последующих томах гравировали просто красивые цифры — по порядку. Действительно, буквы «в» не хватает. «Государственный архи» — архи что, интересно? Архинужный? Архиважный? Или это название какого-нибудь цветка? Почему-то Страшиле смешно, хотя ситуация к смеху не располагает. — Больше ничего не пропало? Фарамант две или три минуты внимательно рассматривает злополучный шкаф и соседние, шевелит губами, хмурится, затем нерешительно мотает головой: — Вроде бы, нет. — Ясно... Страшиле ничего не ясно. Двадцать шестой том настолько же уныл и зубодробителен в мелких деталях, как и двадцать пятый, двадцать четвёртый и все предыдущие и последующие. — Ты не помнишь, о чём там писал? В ответ — виноватый взгляд: — К сожалению... Я ведь так: храню в памяти, а потом записываю и забываю. — Ну что ж, нет — значит, нет. Ступай обратно, полежи на диване. Выполняй предписания доктора Пилюля. И пускай он завтра тебя тоже осмотрит. Когда решит, что ты здоров — отпустит на пост, к воротам. А пока тебя заменит Дин Гиор. Фарамант не слишком доволен подобным решением, однако спорить не решается и с хмурым видом плетётся к дивану. А Страшила обходит шкаф со всех сторон, затем раздражённо пожимает плечами. Нет. Непонятно. Нелепо. Как человек, ударивший Стража ворот, попал в закрытую библиотеку? Заявился в рабочее время, а потом спрятался? Но тогда он должен был заметить Фараманта... хотя нет, Фарамант пришёл уже после закрытия! На обоях возле входа в комнату Стража ворот – свежие царапины. Словно кто-то провёл по ветхой бумаге острыми ногтями. Это нужно запомнить. Возможно, царапины ничего не значат, но может быть всякое. — Носильщики, отнесите меня, пожалуйста, обратно в тронный зал! Всю дорогу назад Страшила пытается представить себе нападавшего. Вряд ли он высокий — скорее, ростом с Фараманта. Хотя надо будет поговорить с доктором Тубусом, уточнить. Вот он прячется в библиотеке, ждёт закрытия... но почему так долго? Задремал? Хорошо, пусть будет задремал. Его будят шаги Фараманта, он оглядывается, видит Стража ворот... прячется? Ладно, прячется. Ждёт, когда нежданный посетитель уберётся сам. Но тот, похоже, надолго, да ещё и останавливается возле нужного шкафа... Что-то не сходится. Слишком много натяжек. Попробуем по-другому. Загадочный похититель с самого начала планировал зайти в библиотеку ночью. В полночь или чуть раньше — неважно. Значит, у него есть ключи. Или отмычка. Или ещё что-нибудь, что поможет проникнуть внутрь. Вот он заходит... пока всё правильно: зал, где хранятся журналы Фараманта, третий или четвёртый... да, точно, четвёртый от входа. Похититель точно знает, куда ему нужно, бывал в библиотеке не раз. Он идёт, спокойно и уверенно — пока не видит Фараманта. Страшила пытается повертеться в носилках. Выходит плохо, но главное получается: память показывает нужную картинку. Фарамант стоял спиной ко входу, и если нападавший не зажигал света... да даже если и зажигал — Страж ворот вполне мог быть увлечён заметками! Значит, заходит и бьёт со спины. Не задумываясь. А почему? Рано или поздно Фарамант уберётся, можно и подождать. Любит драться? А может, в панике? Предположим, книга нужна похитителю очень сильно. Где она стояла? Наверху, там на полке место для первых тридцати томов. Фарамант подпрыгивает... неужели тоже хочет взять именно этот том журнала? Знает ту тайну, которую хочет выведать залезший в библиотеку вор? Подозревает что-то? — Па-ни-ка, — бормочет Страшила под нос. Красивое слово, хотя и страшное. Остаток дня проходит спокойно. Вечером правитель Изумрудного города берёт свою любимую книгу — «Толковый словарь» — и долго, упоённо листает страницы, время от времени проговаривая особо понравившееся словечко. Страшиле нравится читать словарь, это успокаивает несуществующие нервы. Правда, понять, кто же залез в библиотеку, чтение любимой книги помогает слабо. *** Следующий день начинается так же, как предыдущий. Меняется лишь костюм: теперь он болотного оттенка, с рукавами, вышитыми золотыми виноградинами. Прежний костюм отправляется в чистку. Страшила не понимает этой традиции, с его точки зрения, вещи можно носить, не снимая, куда дольше, но в Изумрудном дворце свои обычаи. Затем — завтрак и общение с Кагги-Карр. Новости от Железного Дровосека: мигуны определились, что пошлют на ярмарку. Страшила тайком вздыхает, прикидывая, сколько прибыли жители Фиолетовой страны увезут из Изумрудного города. Мигуны — замечательные изобретатели и техники, что естественным образом делает их конкурентами ремесленникам Зелёной страны. Дипломатия, экономика... слишком много проблем для простого чучела. Хорошо ещё, что Страшила необычен. Утешившись последней мыслью, правитель Изумрудного города с интересом читает высокопарное послание Лисьего короля Тонконюха XVI (лисы мало что могут предложить, но в политике разбираются, как никто другой). Радостно проглядывает короткое деловое письмо из Страны подземных рудокопов — отлично, хотят прислать ещё изумрудов. Значит, если написать Прему Кокусу — не забыть велеть всё-таки снизить местовой сбор для Жевунов — и скупить зерно у фермеров Зелёной страны лично, то рудокопам можно предложить обменяться, скажем, на муку. И на огнеупорное стекло для подгорных фонарей. Это, значит, ещё одна просьба к Веду Оптикусу. Визит к главе стеклодувной гильдии назначен на сегодня, ближе к обеду. Почему-то жители Изумрудного города любят сажать Страшилу за стол, почётным гостем. Может, потому, что он ничего не ест?.. До обеда Страшила успевает надиктовать ответы Тонконюху и подземным рудокопам (высчитывать, кто там у них нынче король и не поменяется ли он к моменту, когда прибудет письмо — страшно утомительное, однако необходимое занятие), а также выслушать доклад Дин Гиора. Старик выяснил, кто побывал в библиотеке на протяжении вчерашнего дня, однако в интересующее Страшилу время «никто туда не заходил». Не то чтобы результат не был очевиден ещё вчера... Торжественная благодарность крайне радует бравого вояку, и он уходит патрулировать город. Фарамант уже на посту, так что может показаться, что всё благополучно. Но кто-то же украл чёртов двадцать шестой том архива! Мысли о странном грабителе ворочаются в глубине головы, и Страшиле они кажутся похожими на спутанный клубок в лапах кошачьего выводка. Обрывки ниток, узлы из семи-восьми перекрещенных петель, которые могут быть завязаны на одной нити, а могут и на нескольких. А главное — всё это ежесекундно меняется, оставаясь тем не менее бессмысленным. Хочется оттолкнуть дурацкие размышления, и пусть кошки играют клубком и дальше. Как знать, может, получится что-то полезное. Ладно, пора отправляться к Веду Оптикусу. Страшила не любит подобных торжественных выездов: нужно выходить из зала, садиться в карету, которая ужасно грохочет и подпрыгивает на камнях мостовой. Однако правитель должен уважительно относиться к традициям. А значит — карета и торжественный эскорт. Вед живёт на Стеклодувной улице, что ни капельки не удивительно. Тут, кажется, собрались все стеклодувы Изумрудного города. Фонари на этой улице особенно занимательны, и если ехать медленно (а ещё лучше выйти из кареты и пройтись — жаль, Страшила сейчас ничего подобного не может), то немудрено и застрять в таком живописном месте. Вот фонарь в виде светящегося банана, который держит уморительная стеклянная макака. Вот дракон распахнул пасть, а из неё вырывается пламя — и даже знающий секреты стекла тончайшей выделки может невольно подумать, будто колеблющиеся язычки огня не заперты в прозрачной колбе. Вот маленький фонтан с плавающими деревянными утками, держащими в клювах фонари. А вот кошка со вздыбленной шерстью, широко распахнутые глаза освещают путникам дорогу... Сам глава гильдии стеклодувов живёт в добротном двухэтажном доме с пристройкой, где и располагается мастерская. Здесь даже забор состоит из гигантских стеклянных сосулек, раскрашенных в разные оттенки зелёного. Стекло выдувал ещё отец Веда, и оно было ударопрочным. А угрожающе сверкавшие на солнце острия сосулек отпугнули уже не одного вора. Из мастерской тянет жаром, несмотря на лёгкий ветерок, игриво треплющий ветви старых яблонь. Вед Оптикус лично спешит навстречу карете, тяжело ступая по уже раскатанной расторопными подмастерьями ковровой дорожке изумительного малахитового оттенка. Карета останавливается как раз напротив дорожки. Лакей соскакивает с запяток и распахивает дверь. Страшила выбирается, улыбается Веду Оптикусу своей вечной нарисованной улыбкой, тот широко растягивает рот в ответ. Страшиле известно, что именно Оптикус является одним из его главных оппонентов. Именно с его негласного одобрения на правителя Изумрудного города рисуются злобные карикатуры, и именно этот невысокий, хорошо сложённый человечек как-то высказался: «Пугалу место на колу!» Страшила так и не понял, если честно, почему Вед настолько его недолюбливает. При новом правителе стеклодувы получают гораздо больше заказов и куда больше денег. Может, последователей Оптикуса раздражает необходимость тяжко трудиться? Сам Вед, скорее, этот... тру-до-го-лик. При личных встречах, впрочем, Вед Оптикус неизменно любезен, ну и Страшила отвечает ему тем же. А людей, рисовавших на стенах Изумрудного дворца, поколотили сами горожане, правитель здесь ни при чём. Ну и, помимо прочего, в одном глава гильдии Стеклодувов и соломенное чучело сходятся: благосостоянию Изумрудного города ничего не должно угрожать. Это значит, что заказы, переданные Оптикусу, будут исполнены в срок, и стекло выйдет отменного качества. Возле двери в дом выстраивается вся немалая семья Веда. Жена, трое сыновей, племянник Нараят, чей отец недавно умер, четыре дочери... Старшая, Малинда, недавно вышла замуж, за стеклодува, разумеется, и супруг тоже здесь. Сплочённое семейство, гордость Веда. Когда Страшила посещает этот дом, в голову ему неизменно приходит сравнение с парламентёром, заходящим во вражескую крепость. Обед проходит чинно; о делах за столом не разговаривают. Толстый кенарь в распахнутой настежь клетке клюёт зерно и время от времени выдаёт сложные рулады. Страшила расспрашивает о здоровье всей семьи, не забыв троюродную бабушку Азиллу, вышедшую замуж в Фиолетовую страну пятьдесят шесть лет тому назад. Вместе со всеми радуется полученному несколько дней назад письму бодрой старушки, сообщающей об отменном самочувствии. Затем правитель Изумрудного города и Вед Оптикус переходят в кабинет, где и начинается серьёзный разговор. — Фонари-то сделать не вопрос, — чешет в затылке старый мастер, — но ей ведь нужны будут жёлтые, а этот цвет у нас получается плоховато. Может, сделать верх зелёного стекла, а литьё внизу уже пускай жёлтым будет? Страшила едва заметно морщится, обещает спросить у Виллины. Морщится и сам Вед: он понимает, что при таких условиях волшебница может обратиться и к мастерам Фиолетовой страны. Железного Дровосека старик Оптикус недолюбливает, пожалуй, ещё больше, чем соломенное пугало. — Ну, попробуем подумать чего-нибудь. — Попробуйте, — кивает Страшила. Вопрос очков для Према Кокуса решается без проблем. Равно как и размещение дополнительного заказа на подземные фонари. Так что в целом визит Страшилу, скорее, удовлетворяет. На обратном пути он решает завернуть к городским воротам. Фарамант действительно уже там, голова обвязана нежно-зелёным полотенцем, лёгкий складной стульчик поскрипывает под весом Стража ворот. Увидав Страшилу, Фарамант молодцевато вскакивает, приветствует правителя чуть более хриплым, чем обычно, голосом. Спрашивает, как дела. И что ему сказать? Вор не найден; нет даже предположений о том, зачем кому-то понадобился двадцать шестой том архива. Страшила отвечает неопределённо, интересуется здоровьем. Затем решительно велит отнести себя в библиотеку. Там забирает двадцать пятый и двадцать седьмой тома, всю ночь читает их, не отвлекаясь даже на любимый «Толковый словарь». Вглядывается в убористый почерк Фараманта, хмурится, время от времени поправляет вылезающие из головы иголки. Толку нет. *** — ... и Его Лисье Величество обратился ко мне с просьбой прибыть в Изумрудный город, дабы оказать правящей здесь особе услугу в розыске преступника. Прошу принять добросердечное послание от Его Величества Тонконюха XVI, а также мои рекомендательные письма. Разрешите представиться: Пит Нюхкертон, частный нюхач, аккредитованный при дворе Его Величества. Страшила не может оторвать взгляда от стоящего перед ним лиса. Некогда роскошная, чёрно-бурая шерсть его выцвела и в некоторых местах была подпалена. Шляпу-котелок серого цвета лис снял и держит на сгибе локтя, а поверх зелёных очков нацепил пенсне. На потёртом поясе у неожиданного гостя висят нож и огромная, с тарелку, лупа. Не совсем понимая, что делать, Страшила кивает Кагги-Карр. Ворона слетает с подлокотника трона и выхватывает у Пита Нюхкертона потрёпанный ворох бумаг. -Муффу-муфф... Тьфу! Кагги-Карр! Прррошу! Письма ворохом валятся на колени Страшилы. Тот берёт одно: послание от Его Величества Тонконюха XVI, как и говорил Нюхкертон. В письме лисий король приносит извинения за нежданного гостя, соболезнует по поводу странной пропажи (и как узнал-то, проныра рыжая?) и предлагает воспользоваться услугами «удивительнейшего и изумительнейшего лиса, которого мы только знавали, оказавшего трону несколько услуг деликатного свойства, о коих мы распространяться не станем». Страшила не слишком понимает, о чём пишет венценосный автор послания, но сам стиль ему нравится: много длинных и заковыристых слов. Это правильно. Так и должна выглядеть переписка между главами держав. Затем наступает черёд других бумаг. Восторженный отзыв о Пите Нюхкертоне от некоей герцогини Черношубой. Призыв ко всем пользоваться услугами «подателя сего» от графа Рыжехвоста. И тому подобные коротенькие послания. — Я впечатлён и у-до-влет-во-рён вашими бумагами, господин Нюхкертон. И даже потрясён ими. Но... чего вы хотите? Лис, всё это время деловито разглядывавший в лупу узор на мраморном полу, встрепенулся и отвесил изысканный поклон. — Осмотреть место происшествия, разумеется. Оказать содействие вашему придворному нюхачу... кто он, кстати? — Э-э-э... никто. Хотите занять это место? Кажется, Нюхкертон ожидал другого ответа. — Благодарю за честь, но Его Величество Тонконюх нуждается во мне. Однако я буду счастлив помочь вам в расследовании! — Ну а я буду счастлив принять вашу помощь. Осмотреть место про-ис-шествия, вы сказали? Идёмте же! Страшила, радуясь, что можно на законных основаниях слезть с трона и немного размяться, вскакивает на ноги. Впрочем, носильщики уже научены горьким опытом, и следуют за правителем. В библиотеке Нюхкертон снова достаёт лупу и начинает ползать по полу, заметая за собой хвостом мелкие пылинки. То и дело он достаёт блокнот и что-то в него записывает, бормоча под нос: «Улики... или нет? Хмм, как странно. А с этим что делать? Впрочем, нет, можно просто выбросить». Большое внимание уделяет царапинам на обоях, уже немного потемневшим от времени. Посетители библиотеки следят за действиями лиса с удивлением и трепетом. Наконец Нюхкертон выпрямляется: — Боюсь, дела обстоят не так радужно, как я вначале предполагал. Действовавший здесь преступник — отменный наглец, доложу я вам. Налицо дерзость и отвага в сочетании с полным пренебрежением к законам. И потому, Ваше Величество... — Я не «величество», господин Нюхкертон. Просто выбранный горожанами правитель Изумрудного города. — Простите, зарапортовался. Так вот, господин правитель: я его, конечно же, поймаю. Ни один преступник не вырывался из зубов Пита Нюхкертона! Просто это может занять больше времени, чем обычно. Ну, скажем, неделю. Или даже две. — Меня всё устраивает, господин Нюхкертон. Я велю слугам приготовить для вас самые лучшие гостевые комнаты. Лис смешно топорщит усы и чопорно кланяется. Похоже, слава о Нюхкертоне вскорости разлетится по всему Изумрудному городу. Что ж, Страшилу это устраивает. Пусть похититель занервничает! Страшила прекрасно понимает, насколько его обида на гнусного вора забавна, если на неё поглядеть со стороны. Но он-то не в стороне, он внутри ситуации, а потому злится и ничего не может с этим поделать. И, кстати, заставлять правителя нервничать — неправильно. Можно сказать, вредно. И для Изумрудного города в первую очередь. Поэтому Нюхкертон и его странные действия приходятся как нельзя кстати. Носильщики снова при деле — доставляют Страшилу обратно в тронный зал. Там уже толпятся любопытные, и до конца дня правитель Изумрудного города старательно расхваливает великого нюхача, загадочно посмеиваясь, если кто-то пытается узнать, какую же именно услугу Нюхкертон оказал Его Лисьему Величеству. Честно говоря, Страшиле и самому интересно. Но спрашивать он не станет. Таков этикет правителей. *** Приезд Виллины в город обставляется торжественно. Подданных надо время от времени воодушевлять, это простое правило объяснил Страшиле ещё Гудвин. Правда, оно шло вторым, а первым стояло: «Подданных требуется держать в страхе и почтении». С этим у Страшилы до сих пор имеются определённые трудности: ему страшно неохота пугать собственных подданных. Хотелось бы, чтобы уважали за дела. Пока получается не со всеми. На всех башнях трепещут свежеотстиранные изумрудные флаги. Ветер играет с ними, и кажется, что стая огромных птиц беспрестанно сигналит о чём-то друг другу. Некоторые жители города тоже подняли флаги над крышами своих домов, на флагштоках в саду или просто вывесили в окно. Страшила уверен: над домом Веда Оптикуса тоже реет большое изумрудное полотнище. Глава гильдии стеклодувов — патриот. Флаг над библиотекой не отличается от прочих, но Страшила глядит на него и борется с желанием поёжиться. Преступление так и не раскрыто. Очень, очень плохо. Кто знает, вдруг на ярмарке вору тоже придёт в голову что-нибудь украсть? Над воротами города повис достаточно потрёпанный, отличающийся от многих, узкий зелёный вымпел. Знамя, под которым Гудвин снаряжал в бой войска против Бастинды. Страшила знает: дежурящий рядом с воротами Дин Гиор застыл навытяжку, отдавая стягу салют. Остальные уже подзабыли. Знамя поражения отличается от победных знамён... или всё-таки нет? Между домами висят цветочные гирлянды, а на них — бумажные и стеклянные шарики. Когда стемнеет, там зажгут маленькие свечи. Очень красиво. Конечно, нужно будет гонять мальчишек, а то недолго и до пожара... но старшины улиц прекрасно с этим справятся. А если нет — птичья эстафета на страже, и несколько бочек с водой уже поставлено на колёсики. Горожане толпятся на площадях, выглядывают из окон, машут руками и смеются. Вечером их ждёт угощение, так что веселье кипит и брызжет. На многих площадях уже жарят, варят, да и продают, но торговля идёт не слишком бойко: праздничный пир бесплатен, такова традиция. Бюджет Изумрудного города вполне способен выдержать пару разорительных вечеров. Страшила тоже принаряжается: в конце концов, повод есть, а носить яркие костюмы он любит. «Пугало огородное», — шипят в таких случаях ревнители строгих тёмно-зелёных оттенков, популярных нынче среди придворных. Но кто их будет слушать? Даже отъявленные противники Страшилы признают: Гудвину тоже нравились кричащие цвета. Вырвиглазные чуть ли не в прямом смысле этого слова: огненный шар помнят многие. В окно влетает Кагги-Карр. — Прррриближаются! — Отлично! Носильщики уже готовы. Страшила бодро вскакивает на ноги, почти вприпрыжку спускается с тронной лестницы. Пара секунд — и можно отправляться к воротам. Виллина, конечно же, способна просто появиться из ниоткуда, но она не хуже правителя Изумрудного города понимает, что такое народные гулянья и как важно время от времени общаться с подданными. Поэтому роскошная позолоченная карета с двумя лакеями в жёлтых ливреях неторопливо подъезжает к городским воротам. Впереди и позади неё на мулах редкой золотистой масти едут трубачи, время от времени подносящие к губам золотые рожки. Толпа радостно вопит в ответ на каждый звук. Вездесущие мальчишки уже забрались на городские стены и там, приплясывая, подбрасывают в воздух золотые шарики. Те взрываются с лёгким хлопком, а потом с небес сыплются изумрудные и жёлтые снежинки, тающие прямо на глазах. В прошлом году эти штуки начали продавать рудокопы — причём на любой вкус и цвет. Игрушки быстро вошли в моду и вот сейчас пригодились. У ворот Изумрудного города карета останавливается. Лакей помогает Виллине выйти. Толпа снова кричит приветствия, в воздух летят колпаки, шляпы, чей-то кот, успевающий в последний миг зацепиться за ветку... Страж ворот с поклоном вручает волшебнице позолоченные зелёные очки. Виллина надевает их под радостные крики горожан. Затем ворота распахиваются, рожки трубят, им отвечают городские барабаны, а волшебница снова садится в карету. Та трогается с места и торжественно въезжает в город, нещадно грохоча по брусчатке. Страшила ждёт Виллину сразу за воротами. Некоторое время носилки и карета идут параллельно, осыпаемые тающими звёздочками из золотых шаров. Затем, на маленькой площади, битком забитой народом, правители выходят, кланяются людям, жмут протянутые руки. Дальше едут уже в карете Виллины. Так проще передвигаться по запруженным толпой улицам. Заодно можно и поговорить. О Веде Оптикусе и его замечательных фонарях, о зерне, о видах на урожай винограда, о Железном Дровосеке и его невесте... Страшиле нравится болтать с Виллиной. Волшебницы — они вообще такие... их не интересует, пугало огородное в собеседниках, человек или летучая обезьяна. Главное — ум, а уж его-то Страшиле Гудвин отсыпал с лихвой. Воспоминание о Гудвине снова бередит душу, Страшила мрачнеет. Ложь, которая настолько похожа на правду, что её легче, спокойнее, да и выгоднее использовать. Всё хорошо, все довольны, и только глупому — ладно, ладно, умному — соломенному чучелу не нравится враньё. — Что-то случилось? Разумеется, Виллина замечает перемену настроения у собеседника. Волшебница чуть изгибает бровь, во взгляде — участие. Но как тут объяснишь? Страшила пожимает плечами, разговор переходит на очередную сплетню. Так проще. Если хозяйка Жёлтой страны и ощущает смятение Страшилы, то мудро не показывает этого. Вот и славно. Может, попросить Виллину раскрыть волшебную книгу, найти в ней имя похитителя архивных документов? Мысль кажется Страшиле интересной, но высказывать её он не торопится. Не сейчас, когда толпа радостно и нестройно орёт, когда ветер забрасывает в полураспахнутое окно кареты ароматы кушаний и дудение золотых рожков... Время праздника. Все заботы — потом. Виллина рассказывает очередную байку о жителях Жёлтой страны, и Страшила хохочет, припоминая свои злоключения на троне. Надо ответить достойно и весело. *** — Моя волшебная книга! Скорики-морики, она исчезла! Виллина сейчас не похожа на ту степенную пожилую даму, которая вчера величественно приседала в реверансах и улыбалась в ответ на восторг горожан. Волшебница растрёпана, её очки перекосились, остроконечная шляпа кренится влево. Страшила не понимает, что произошло. — Простите, госпожа? — Бамбара-чуфара! Моя. Волшебная. Книга. Пропала. Нету её. Совсем. — Вы... уверены? — пугало не может чувствовать жара или холода, однако сейчас Страшила готов поклясться: по позвоночнику, которого у него нет, бегут ледяные иголки. Страшно и неприятно. — Разумеется, уверена! Я обыскала всю комнату. Перетряхнула свой багаж. Даже перину с подушками проверила! И за занавесками тоже поглядела. — А... под кроватью? Повелительница Жёлтой страны несколько секунд смотрит на Страшилу, как на какого-нибудь дуралея, осмелившегося отвесить ей пинка. Кажется, ещё мгновение — и она превратит собеседника в жабу или муравья. Но миг ярости проходит, Виллина берёт себя в руки, глубоко вздыхает, поправляет шляпу и очки: — И там её тоже нет. Я уверена. Давайте подумаем: где ещё её можно поискать? Или... у кого? Сейчас, когда реальность становится невыносимо неприглядной, а правду от самого себя не скрыть, правитель Изумрудного города внезапно успокаивается. Действительно, к чему притворяться? В городе есть вор, укравший уже одну книгу. Но архивные записи не имеют никакого отношения к волшебству! А может, всё-таки имеют? Но какой же ты дурак, умник! Всё-таки надо было просить Виллину сразу, не дожидаясь окончания торжества... Страшила строго запрещает себе думать так глупо. В тех обстоятельствах решение казалось разумным. Теперь ничего не изменишь, остаётся положиться на удачу. — Где искать — я пока не знаю, — Страшила говорит медленно, словно пробует слова на вкус, — но мы можем позвать Пита Нюхкертона. Это нюхач на службе у лисьего короля... — Я слыхала о нём, — Виллина подходит к зеркалу, судорожно вздыхает и начинает приводить в порядок волосы. Это занимает около трёх минут. Страшила терпеливо ждёт. — Да, я слыхала о Нюхкертоне. Но можно ли ему доверять? — И этого я пока не знаю. Просто ничего другого предложить не могу. Виллина ещё несколько секунд размышляет. — Хорошо. Турабо-фурабо, но как же всё мерзко получилось! Без волшебной книги я не могу колдовать, совсем, понимаете? Страшила кивает. Ему снова страшно. — Происшествие следует держать в секрете, — уверенно говорит Виллина. — Конечно. Вот только... — Что? — Вы прибежали сюда в таком виде... Непременно пойдут слухи. Взгляд волшебницы не сулит ничего хорошего распространителям слухов. Но, поразмыслив, Виллина неохотно соглашается: — Мои люди тоже могли услышать, а я не предупредила их о сохранении тайны... Пойду, поговорю с ними. А вы возьмите на себя, пожалуйста, Нюхкертона. — Да. Я подойду с ним к вашим покоям. Особо искать никого не приходится: возможно, у Нюхкертона чутьё на неприятности. Лис уже крутится возле комнаты Страшилы, делая вид, будто просто прогуливается и наслаждается красивыми видами из окна. Страшила мрачнеет. Если совершенно посторонний (да, нюхач, но всё же посторонний) так быстро уловил, откуда ветер дует, то что же успеют вытащить из людей Виллины дворцовые сплетники? Пока Страшила боится даже думать об этом. Потом, попозже, когда Нюхкертон... эээ... обнюхает покои Виллины. Вдруг что-нибудь отыщет? Уже на подходах к покоям Виллины чувствуется, что где-то рядом стряслось нехорошее. Слишком много народу носится туда-сюда, делая вид, будто по горло заняты. В глазах у некоторых — искренняя озабоченность, но в основном здесь просто отираются любопытствующие. Нюхкертон морщит нос, замечает взгляд Страшилы и неохотно поясняет: — Слишком много запахов. Кто пустил сюда всю эту орду? Место происшествия должно охраняться от посторонних! Отвечать не хочется. Во-первых, скорее всего, панику подняла сама Виллина, обнаружив пропажу волшебной книги. Во-вторых, до сего дня Страшила никогда не слыхал о «местах происшествия» и об охране. Ну и в-третьих: тут нет посторонних, все свои, если не живут во дворце, то работают в нём! В покоях — полный бардак. По комнате разлетелись пух и перья: Виллина явно распотрошила подушки. Глаза Нюхкертона загораются, ему сложно сдерживать лисью сущность на таком пиршестве духа. А может, припоминаются грехи молодости — фермеры, живущие рядом с Лисьим царством, не устают жаловаться на рыже-бурый молодняк... Одна из изумрудных занавесок с мелкими лиловыми цветочками грустно колышется на сквозняке от распахнутого окна, вторая почему-то зацепилась за карниз. На светло-зелёных обоях с большими изумрудами, образующими замысловатый узор, виднеется несколько царапин. Отодрать их пытались, что ли? Переусердствовали в поисках книги, решили, будто она может каким-то образом оказаться там? Кровать, разумеется, тоже в перьях, одеяло грустно валяется на ковре, который тоже явно отодвигали и наполовину задвинули под шкаф. Ящики массивного письменного стола сгружены на столешницу, их содержимое громоздится рядом, кое-что в суматохе уже шлёпнулось на пол. Шкаф и сундук распахнуты, платья Виллины неопрятными грудами валяются по комнате. Страшилу раздражает и печалит это зрелище. С одеждой должно обращаться аккуратно! Это вбито в голову ещё с тех пор, как у него был один подранный кафтан. Конечно, пугало на колу не требуется разряжать в пух и прах... Осознав, в какую сторону уходят мысли, Страшила встряхивается. Не время горевать о собственной участи, да и не о чем там горевать, собственно говоря. Волшебную книгу украли у Виллины, вот ей сейчас надо сочувствовать. Интересно, а колдуньи вообще способны на что-нибудь, если у них нет этой книги? Насколько Страшила помнил, Бастинда как-то обходилась; насчёт Гингемы он не уверен. А если не обходились — куда подевались их волшебные книги? Возможно, Виллина знает ответ. Но вряд ли скажет. По крайней мере, не сейчас. Нюхкертон уже мечется по комнате. Возможно, у Страшилы троится в глазах, но он видит лиса одновременно возле кровати, на подоконнике, изучающим занавеску, и ещё, похоже, в шкафу мелькал изрядно побитый временем и молью бурый хвост... Солнечные зайчики от лупы скачут по стенам, отражаются от зеркала, и некоторые придворные (кстати, а что они здесь делают? Набились в комнату, словно селёдки в бочку!) отворачиваются, прикрывая глаза рукой. А Нюхкертон уже тут как тут — обнюхивает их модные сапоги, морщится, фыркает и удирает под кровать, обследовать очередные «улики». Страшила направляется к глазеющим придворным и строгим голосом велит им выйти из комнаты. И вообще, заниматься делами. Подальше отсюда. Видит, как мрачнеют лица, сам старательно хмурится. Худо-бедно, но срабатывает: люди неохотно выходят из покоев Виллины, стараясь задержаться на пороге, что-то спросить (неважно, у кого), бросить последний взгляд на разгромленную обстановку... Может, если топнуть ногой, шевелиться начнут быстрее? Нет, вряд ли. Наконец последний придворный убирается из комнаты, и Нюхкертон уже готов доложить о своих находках. Впрочем, судя по физиономии лиса, скорее, об отсутствии зацепок. Но лис предупреждающе качает головой и машет лапой в сторону двери. Всё понятно. Страшила на цыпочках подходит к выходу из комнаты и резко распахивает дверь. В комнату, чуть не сбив собственного правителя, вваливаются Руф Билан и ещё двое, чьи имена напрочь сейчас вылетели из памяти. — Это ещё что такое? — Страшила строг, его руки упираются в пухлые, набитые соломой бока, нарисованная улыбка никак не вяжется с грозным тоном, и оттого всё вместе взятое смотрится ещё страшнее. Этому и ещё паре трюков нового правителя, улетая, обучил Гудвин. Великий и Ужасный знал толк в... хм... грандиозном и пугающем. — Простите, повелитель, — Руфу, конечно, ни капли не стыдно, но попался он действительно глупо и прекрасно это понимает, — я... готовился постучать в дверь. Приналёг на неё... очень неудачно вышло, простите. Виллина стоит молча, и Страшиле сейчас ужасно неловко перед старой волшебницей. Не только за бесстыдство своих подданных, но и за нелепые оправдания. — А посвязней придумать ничего не мог? — Билан замолкает с вытаращенными глазами, и Страшила мягким голосом завершает свою мысль: — Ещё один такой же... неудачный стук, Руф Билан, и ты будешь стучать дверьми Сторожевой башни. Изумрудному городу нужен постоянный страж. Еду тебе будут приносить, зарплату немного повысим... Понятно? Руфу Билану всё понятно. Он бледнеет, сглатывает, пытается что-то сказать, но не выходит. Толстяк явно не готов менять дворцовый уют на сквозняки Сторожевой башни. Даже за повышенную зарплату. Страшиле жаль его, поэтому он милостиво машет рукой, позволяя всем убраться. Скорость, которую способны развить провинившиеся придворные, невероятна. На выходе все трое, правда, сталкиваются, и у двоих на лбах завтра вырастут внушительные шишки, но тем не менее, удирают бедолаги очень быстро. — Так что? — спрашивает у Нюхкертона Виллина, едва последняя спина скрывается за поворотом коридора и Страшила захлопывает дверь. — Да почти ничего, госпожа, — нюхач отвешивает поклон, однако в голосе звенит неприкрытая досада. — Натоптали тут... В комнате успело побывать столько людей, что выбрать из них нужного просто невозможно. Скажу одно: заходил похититель через дверь. — Но я её запирала, — Виллина достаёт и демонстрирует изящный ключик из зелёного металла. — А на засов? — Я не могла запереть дверь на засов, когда выходила из комнаты! — Прошу прощения, — извинений в голосе лиса не слышно. Да что ж это за день такой! Все просят прощения, не испытывая при этом нужных чувств! — Давайте тогда выясним время похищения. Когда вы выходили из комнаты без волшебной книги? — Хм... — Виллина задумывается, потом кивает собственным мыслям. — Дважды: на праздничный ужин и... да, случилось странное происшествие. Меня позвал один из моих лакеев, Тимус Хой. Было сказано, что бедняга переел за ужином. Его мучили колики, он просил меня избавить его от страданий. Но когда я пришла, Тимус крепко спал. Я не стала его будить и вернулась к себе. Конечно, слегка рассердилась: глупая шутка, надо признать... — Вы запирали при этом дверь? — Не припом... нет, всё-таки запирала. Я помню, как переминался с ноги на ногу посыльный, когда я искала ключ. — Как выглядел посыльный? Хозяйка Жёлтой страны смотрит на Нюхкертона растерянно: — Я плохо запомнила, признаться... Обычный слуга, в ливрее. Очки странной формы: квадратные такие, массивные, на пол-лица. — Умён, каналья! — Нюхкертон вздыхает то ли восхищённо, то ли расстроенно. На недоумённые взгляды собеседников пожимает плечами: — Тот, кого мы ищем, знает, на что обращают внимание в первую очередь. Странные очки заметили, а лицо — нет. Потому что он не какой-то особенный лис... простите, человек. Он — лакей. В обычной ливрее. И в чудных очках. Вот и всё описание. Снять ливрею и очки — кто его там узнает? — Но снять очки невозможно, они на замке! Страшила глубоко взволнован. Впервые в истории появляется сам похититель: не тень, мелькнувшая возле Фараманта, не таинственный невидимка, а обычный житель Изумрудного города, из плоти и крови. Ну, умный... по-своему. Но и Страшила ведь не дурак! Так что поймать мерзавца реально. — Значит, преступник сумел отыскать ключ от замка, — пожимает плечами лис. — Нет замка, к которому невозможно подобрать ключ. — Стало быть, и к моей комнате ключ подобран? — быстро интересуется Виллина. Нюхкертон в ответ нервно подметает хвостом перья на полу; парочка уже пристала к бурой шерсти. Похоже, лис смущён: — Толком не скажу... Может, да, но скорее всего — нет. Понимаете, я обнюхал окно. Человек в него не проходил, но кто-то... Или что-то. Изнутри, вы же сами видите, замок можно отпереть вручную... — «Кто-то» или «что-то»? — в глазах Виллины плещется недоумение. И, пожалуй, немного любопытства. — Именно так, госпожа. Наверняка у вас было открыто если не окно, то форточка. Ночь выдалась жаркой... хм, да, жаркой. Во всех смыслах. — Форточка, — кивает Виллина. — Я так и предполагал. Этот кто-то... или что-то... небольшого размера. Оно может лазить по стенам — может, летает, но я не уверен. Забралось в комнату и отперло дверь. Затем вошёл человек. Взял книгу и убрался. — А дверь снова заперли, правильно? — азартно интересуется Страшила. — В точку! Существо убралось, а затем госпожа Виллина возвратилась в комнату и легла спать. Где лежала книга, когда вы видели её в последний раз, госпожа? — Тут, — Виллина подходит к письменному столу, показывает на средний ящик, затем — на то место, где он должен был находиться. — В красивом шёлковом чехле. Книга маленькая, с напёрсток, я прячу её в чехол, а чехол — в платье... Во время перемены одежды я всегда вытаскиваю книгу, ведь она может выпасть, потеряться — ну, вы понимаете. — Разумеется. Похититель забрал и чехол? Виллина кивает. Ноздри Нюхкертона раздуваются: — Умён, умён... А есть у вас что-либо ещё, что соприкасалось с книгой? — Запасной чехол, наверное... Виллина долго роется в куче белья. Достаёт волшебную палочку, бурчит: «Скорики-морики!» — но на кончике палочки вспыхивает пара искр, и этим её действие ограничивается. На Виллину больно смотреть; Страшила отворачивается. Он не может кусать нарисованные губы, и сейчас ему от этого грустно вдвойне. Людям проще, они могут выразить печаль лицом. Ответ на вопрос: «Что может волшебница без своей книги» очевиден. — Ах, вот он! Даже сквозь зелёные очки видно, какой у чехла радостно-цыплячий цвет. Видимо, поэтому Виллина его и не носит. Пожилая волшебница, несолидно... Нюхкертон хватает чехол, жадно вбирает ноздрями его запах, затем обещает побегать по городу, посмотреть тут и там... Вид у лиса действительно виноватый, но больше он сделать пока ничего не способен. Тысяча извинений и всё такое. Виллина грустно кивает. Страшила тоже. Им остаётся только ждать. *** Остаток дня проходит довольно скомканно. Нужно решить последние вопросы относительно ярмарки, но настроение у Страшилы откровенно нерабочее. Хочется сидеть, считать в уме, читать любимый словарь — что угодно, лишь бы отвлечься от реальности. Страшиле не нравится мир, где у волшебниц успешно крадут книги. Тем не менее, он пролистывает бумаги, диктует ответы на несколько прошений и вообще делает вид, что происходящее вокруг его крайне интересует. Задаёт иногда вопросы в стиле: «Да что вы говорите?», «А вы уверены?», поддакивает в нужных местах, восторгается, когда от него явно ждут одобрения. Очень помогает нарисованное лицо, которое всегда одинаково. Мысли Страшилы сейчас далеко. В том прошлом, где верные друзья брели к Изумрудному городу, помогая друг другу преодолевать опасности. Сейчас он остался один. Элли наверняка бы сумела разобраться в происходящем. Да и чутьё Тотошки вряд ли уступит обонянию Тонконюха. А Льву так вообще достаточно рыкнуть — и преступник струсит, раскается, прибежит с повинной... От приятных мыслей о том, что могли бы сделать верные друзья, Страшилу отвлекает шум возле дворца. Он недоумённо глядит на Кагги-Карр, та всё понимает правильно, снимается со спинки трона и вылетает в окно. Делает несколько кругов, возвращается и докладывает: — Карррраул! Беспорррядки! Бунт и кррромешное недовольство! Бунт? Это интересно. Против Страшилы ещё ни разу не бунтовали. Да, недовольные его правлением были всегда, но поднимать восстание никто не пытался. Что-то новенькое. Заодно можно оставить на потом опостылевшие бумажки. Честно говоря, Страшила понятия не имеет, как поступать, если горожане так тобой недовольны. Но мудрый человек всегда найдёт возможность договориться. Даже если он не человек, а пугало. — А чего они хотят-то? — Рррезать! Кррррошить! Прррравитель, вели Дин Гиорррру прррогнать нарррод? — Кагги-Карр, о чём ты? Кто же прогоняет народ? Надо выйти к ним, поговорить. А Дин Гиор пускай будет рядом. На всякий случай. Страшила почти бегом выскакивает из тронного зала и спешит к воротам. Там собралась толпа — не слишком большая, но внушительная. Люди кричат, возмущаются, вверх взметается с десяток кулаков... Первый камень ударяется в узорчатые двери. — Правитель, может, сначала я поговорю с ними?.. Дин Гиора понять можно, но Страшила качает головой: — Нет. Какой же я правитель, если буду бояться собственных подданных? — Рррразумный, — подсказывает Кагги-Карр, и она, возможно, права. Но Страшиле очень не нравится эта правда. В реальности, где правитель Изумрудного города прячется от разгневанных горожан, ему хочется жить ещё меньше, чем в реальности, где обворовывают волшебниц. И если второе уже случилось, то первое пока что можно... переиграть. Или, если по-умному, ли-кви-ди-ро-вать. — Объяви обо мне, Кагги-Карр. Ворона взмывает в небо, и оттуда разносится громкое: — Стррррашила Мудрррый, прррравитель Изумррррудного горрррода! Кажется, чья-то рука с камнем замерла. Или показалось? Страшила выходит к подданным. На самом деле ему немного страшно. Но набитые соломой колени всегда подгибаются, а на нарисованном лице продолжает сиять дружелюбная улыбка, так что поди отгадай, что там у чучела на уме. Толпа по-прежнему недовольно колышется, но самые отъявленные крикуны притихли. Можно начинать разговор. — Здравствуйте. Что у вас случилось, люди добрые? Говорить лучше отчётливо, но тихо. Так учил Страшилу Гудвин. Уроки Великого и Ужасного всегда были полезными. Толпа ворочается недовольно... чего это они? А, выбирают, кто пойдёт отвечать. Вперёд выталкивают курносого паренька со сросшимися бровями, придающими ему немного свирепый вид. Страшила приветливо здоровается и с ним, протягивает руку. После секундного колебания паренёк пожимает её. — Кто и чем вас обидел? Все начинают говорить вместе, перебивая друг друга, но паренёк оборачивается — и толпа замолкает. Ну, почти. Слышно несколько одиноких выкриков: — Ну, давай! — Расскажи ему всё! — Посмотрим, как отбрешется! На последний голос поворачивается несколько голов, и после этого наступает нехорошая тишина. Паренёк решительно её разбивает: — Мы это, за справедливостью пришли. Нечестно это, да! — Что нечестно? — Это, когда дома обшаривают! А у Саины Ваум, это, почтенной вдовы, ложки серебряные пропали! Обыск, слыхали ли вы такое? Страшила подтверждает: нет, не слыхал. — И мы, это, тоже. Сколько лет безо всяких обысков жили, а тут на тебе! Говорят, во дворце это, важную вещь стащили. Так и обыскивайте дворцовых, мы здесь с какого боку? — Звучит разумно, — соглашается Страшила. Толпа взволнованно гудит: — Слышь, разумно! — Разумно-то разумно, а обыскивают нас! — А чё делать? — Дин Гиор, — Страшила поворачивается к старому солдату. Тот вытягивается по стойке «смирно», — пойдёшь с почтенным горожанином и приведёшь этих... которые обыскивают людей. Вы согласны, почтенный? Паренёк, услыхавший такое обращение к себе, застывает на миг, а затем широко ухмыляется: — Это, так чего ж нет? — Возьмите ещё нескольких человек покрепче... эээ... для солидности. Слышны первые смешки. Люди переглядываются, подмигивают друг другу: — А палки можно взять? Тоже для солидности! — Почему же нет? Только пользоваться ими лишь в случае крайней нужды, — значительно поднимает палец Страшила. Смотрит на недоумевающие лица собеседников и разъясняет: — Ну, если сопротивляться начнут. А сначала вежливо попросите. — Да не вопрос! — паренёк залихватски заламывает зелёную шапку набок, оглядывает толпу: — Это, Пуд, Толстяк, Вентен — вы со мною! И про солидность не забудьте! Толпе уже весело. Чтобы совсем задобрить людей, Страшила предлагает им ужин. В конце концов, они столько времени шли, торопясь донести до правителя вести о творимых в городе бесчинствах... Сытыми людьми легче управлять. Ещё одна мудрость от Гудвина. На площадь выносят столы, между ними снуют слуги, толпа радостно накидывается на еду... Страшилу уже любят. Да, ненадолго, но так хорошо чувствовать себя любимым! Через некоторое время вдали слышен гул. Страшила, не оборачиваясь, шепчет: — Кагги-Карр, приведи, пожалуйста, Тонконюха. Люди вскакивают из-за столов, вытягивают шеи, пытаясь разглядеть процессию, направляющуюся к дворцовой площади. — О! Гляди, гляди, ведут! — Синяков вроде нет. Не пригодилась, значит, солидность... — Не скажи. С солидными людьми и гулять приятнее. Опять же, согласились бы они, обыскальщики эти, к правителю пойти, ежели б не солидность? То-то! Курносый парнишка старается идти в ногу с Дин Гиором и браво размахивает палкой. Надо бы поинтересоваться, не захочется ли ему вступить в дворцовую стражу? Тогда Дин Гиора можно повысить... скажем, до генерала, а парнишка пускай станет капитаном. Два человека — это уже армия. Армия Изумрудного города. Хорошо звучит! Люди, плетущиеся вслед за длиннобородым солдатом, не выглядят радостными. С лёгким недоумением Страшила замечает среди них Веда Оптикуса и — совсем без удивления — Руфа Билана. Этот вечно умудряется влезть, куда не просят. Когда процессия останавливается напротив правителя Изумрудного города, первым решает заговорить Вед: — Что за нелепицу творят эти люди, правитель? Толпа начинает недовольно перешёптываться: уж больно важный и независимый у Оптикуса вид. Страшила пока любим горожанами, поэтому, когда он поднимает руку, люди замолкают. Это ненадолго. Гудвин предупреждал: все живые существа быстро забывают хорошее. Верить не слишком хочется, но обычно Гудвин не ошибался. Хотя случалось... Страшила решительно отбрасывает мысли о Великом и Ужасном, строгим голосом отвечает Веду: — Вас привели сюда по моему приказу. Чем это вы занимаетесь в городе? — Мы ищем... некий пропавший предмет. — Вот как? И кто же велел вам его искать? Оптикус гордо выпрямляется: — Совесть! Мы не можем смотреть, как подлый вор дисрек... дискер... — Дис-кре-ди-ти-ру-ет город, — любезно подсказывает Страшила. Словарь на букву «д» он знает почти наизусть. — Именно так! И, узнав о пропаже, мы, как честные горожане... — Пошли к правителю и спросили, что надо делать? Вопрос, заданный тихим голосом, застаёт Оптикуса врасплох. Помолчав, он снова набирает в грудь воздуха: — Наш долг нам ясен... — И состоит он в том, чтобы выполнять приказы правителя. В частности ты, Руф Билан... — голос Страшилы становится опасно мягким, — ты не слыхал приказа о сохранении тайны? По-моему, его оглашали при тебе. Билан багровеет, клокочет горлом, пытаясь что-то сказать, но Страшила не склонен ждать, пока Руф придумает себе оправдание. — Итак, ты нарушил приказ правителя. Это плохо, очень плохо. Со следующей недели в течение месяца ты переводишься на новую должность — мойщика дворцовой кухни. Заодно лишний жир растрясёшь, — теперь Билан бледнеет. Оптикус пытается вступиться за опального придворного: — Правитель, так-то ты жалуешь людей, радеющих о благе города? — О благе города? — Страшила задумчиво глядит на Веда, чуть склонив голову набок. — Благо города — это прежде всего благо его горожан. Вот они, простые горожане, стоят перед тобой. Спроси их, согласны ли они с тем, как ты видишь их благо. Толпа взрывается. Оскорбления сыплются в адрес Оптикуса вперемешку с угрозами. Кажется, ещё чуть-чуть — и в ход пойдут объедки со столов. Но Страшила не намерен допускать такого поворота событий. Он снова поднимает руку. Люди неохотно стихают. — Впрочем, я кое в чём согласен с тобой... Обыскать дома самых подозрительных не помешает. А кто у нас самый подозрительный? Тот, кто знает, что за вещь пропала, как она выглядит, когда исчезла... Понимаешь, к чему я клоню, Вед? Оптикус становится ярко-красным. Багровеют даже пухлые уши. — Если ты первый предоставишь собственный дом для обыска, я поверю в искренность твоих намерений. — Это... неслыханно! — сипло выдавливает из себя кто-то ещё из пойманных. — Пожалуй, да. Неслыханно начинать с домов горожан, если есть придворные. Они во время кражи находились во дворце, с них и первый спрос. Ну что, пойдём обыскивать дворцовые покои? Начнём, пожалуй, с... — Страшила озирается. Столпившиеся возле дворцовых ворот придворные пятятся назад. Потом один из них медленно, бочком, выступает на несколько шагов: — О Страшила Мудрый! Не стоит так резко воспринимать действия этих людей. Они ошиблись и уже сожалеют о случившемся, верно? — взгляд маленьких глазок придворного на удивление пронзителен. Страшила поворачивается к Оптикусу. Тот по-прежнему красен, дышит тяжело, но, похоже, реакция толпы привела его в чувство. В конце концов, человек он неглупый, другой бы не стал главой гильдии стеклодувов. — Д-да. Мы... сожалеем и просим... простить нас. — Это не ко мне, — обрезает Страшила. — Это к тем людям, которых вы обидели. Включая почтенную вдову Саину Ваум. — Мы обязательно возместим убытки почтенной вдове! — пылко заверяет Руф Билан. — И другим тоже! Оптикус довольным не выглядит, но безрадостно кивает. Очень хорошо. Всё всем возместят. Страшила доволен. Он тепло прощается с людьми и возвращается во дворец, пытаясь понять: если всё хорошо закончилось, то почему же его так трясёт? Того и гляди, солома в труху превратится. Нюхкертон тихо бежит рядом. Отойдя на порядочное расстояние, Страшила тихо спрашивает: — И как? — Чересчур много народу. Опять. Но в комнате Виллины из всей этой толпы было двое. Кто именно — не скажу, надо каждого отдельно нюхать. Запах слишком слабый. — Двое? Лис молча кивает. Насчёт одного понятно — Руф Билан, незадачливый ревнитель порядка и законности. А кто второй? Руки начинают дрожать чуть сильнее. — Я побегаю по городу, может, вынюхаю. Хорошо, правитель Страшила? — Да-да, разумеется. И спасибо. Лис машет хвостом, разворачивается и уходит. Страшиле есть, над чем подумать. *** Утро начинается с торжественного открытия ярмарки. Вечером ожидается праздник, а сейчас надо перерезать все зелёные ленточки и открыть шумную, весёлую торговлю. В этом году Страшила ярмаркой очень доволен. Огромной центральной площади не хватило, чтобы вместить всех желающих, поэтому торговля выплеснулась на главный проспект Изумрудного города, а под ларьки сапожников и кожевенников пришлось выделить отдельные скверики. Кроме того, присутствие Виллины на церемонии открытия должно было символизировать дипломатический успех нового правителя. Кто же знал... Страшила хмуро мотает головой. Кто знал, кто знал... В мире иногда случается плохое. Опустить руки и поплыть по течению можно, конечно, но бессмысленно. Носить титул Мудрый — это не просто так, это ответственность. Страшила позволяет себе подумать немного о том, какой же он ответственный: подобные мысли приятно бодрят. А теперь надо торопиться — Виллина уже готова. Кулинары постарались: в честь ярмарки в городе с утра бесплатно раздают творожные ватрушки и булки с яблочным повидлом. Виллина принюхивается, расплывается в улыбке: «М-м-м, свежая выпечка!» Страшила вежливо кивает. Увы, он не способен чувствовать оттенки запаха. На центральной площади сколочена деревянная сцена. Возле неё мнутся три клоуна. Сейчас не их черёд, вначале нужно дождаться важных официальных лиц. Говоря по правде, Страшиле непонятно, почему нельзя без него развлечь народ. Но это относится к тем самым традициям, которые установил ещё Гудвин. Зачем менять то, что работает? Страшила неловко взбирается по ступенькам и начинает торжественную речь: — Мои добрые подданные... Всё, что нужно сказать, известно заранее, поэтому даже сейчас можно позволить себе отвлечься и подумать о таинственном похитителе. Где он сейчас? Гуляет по ярмарке или лезет за очередной книгой? Думается почему-то вовсе не о грабителе, а о Железном Дровосеке. Друг обещал приехать на эту ярмарку, но не сумел. Нашёл много поводов, но Кагги-Карр по секрету (то есть громким голосом и на весь тронный зал) сообщила, что Железный Дровосек грустит из-за очередного отказа невесты. Сильно грустит. Так, что не хочет никого видеть. Плачет, уже семь раз пришлось смазывать, а то заржавеет. Мигуны плачут вместе с правителем, и слёзы мешают им выполнять заказы Подземных рудокопов. Еле-еле справляются, как бы не сорвали поставки. С одной стороны, Страшила искренне жалеет друга. С другой — немного обидно. Как знать, может, Дровосеку как раз надо развеяться? Да и обещания нарушать нехорошо... Или самому приехать? Вот взять — да и нагрянуть в Фиолетовую страну. Но будет ли друг рад? Сам Страшила наверняка бы обрадовался, но Дровосек — чувствительная натура. — Открывая эту ярмарку, я хочу поблагодарить всех вас... Уфф, скоро можно будет закончить речь и передать слово Виллине. Та наверняка управится быстрее: она не любительница длинных разглагольствований. — И желаю вам хорошо повеселиться! А теперь приветствуйте добрую волшебницу, хорошего друга Изумрудного города... Глядя на Виллину, Страшила твёрдо понимает: он найдёт проклятого вора. Потому что... просто потому что нельзя обижать друзей. Найдёт — и съездит к Железному Дровосеку. Вот так. *** Праздник... Страшиле нравятся праздники. На них люди веселятся, а весёлые подданные куда более сговорчивы, чем рассерженные. Праздник — это акробаты, одетые в разноцветные трико; огнеглотатели, чьё искусство внушает почтение и трепет; хороводы вокруг костров и ночь, озаряемая огнями фейерверков. Разумеется, во дворце праздник проходит куда более чинно, чем на улицах, куда выплеснулась буйная толпа горожан. Отголоски песен и салютов долетают, конечно, до окон Изумрудного дворца, но здесь и смеются вполголоса, и танцуют куда более изысканные танцы. Лампы, начищенные по такому поводу не просто до блеска, а до сверхъестественного сияния, ярко горят сами и отражают пламя других светильников, отчего в тронном зале по стенам пляшут изумрудно-перламутровые переливы. Оркестр тихонько наигрывает неизвестную Страшиле мелодию: основные танцы уже позади. Правитель Изумрудного города, невзирая на слабые ноги, уже успел покружить в лихом бергамаске Виллину и пройти несколько туров менуэта с жёнами придворных. Теперь самое время отдохнуть и поразмыслить. Мысли бегут по привычному кругу: Фарамант — Виллина — некто маленький, способный то ли лазить по стенам, то ли летать... Двадцать шестой том государственного архива, волшебная книга повелительницы Жёлтой страны... Хитрый и умный человек, который совершает непонятные поступки. Ну, то есть это Страшиле они непонятны, а сам преступник отлично знает, что творит. Мозг Страшилы упорно цепляется за эту мысль, не хочет её отпускать, вертит, рассматривает с разных сторон... — Кагги-Карр! У тебя скорррро все иголки выррррвутся на свободу! Страшила машинально запихивает мозги обратно. Надо будет, кстати, заскочить в швейный магазин, прикупить ещё пачку булавок. Подрастерялись они со временем — или это только кажется? Может, если пойти и снова набить голову свежими отрубями вперемешку с самыми острыми иголками, всё сразу окажется простым и понятным? Двадцать шестой том... Волшебная книга... Двадцать... Взгляд падает на парадный портрет Гудвина. Волшебник изображён в виде огромного чудовища, держащего в лапах маленький Изумрудный город. То ли макет, то ли настоящий — теперь не разобрать, что хотел сказать заезжий художник. Преступник, наверное, часто разглядывал разные портреты Великого и Ужасного: Гудвин-солнце, Гудвин-русалка, Гудвин-леопард... Все эти превращения Гудвина наверняка казались обычному человеку безумно прекрасными... или безумно опасными, кто его знает... Книга. Виллина. Гудвин. Мир с щелчком становится на своё место. Страшила до сих пор не уверен, кто напал на Фараманта, почему и зачем. Зато точно знает, что надо делать ему самому. Гудвин назвал бы это «ломать комедию». Ломать Страшила ничего не хочет, да и вряд ли задуманное можно назвать «комедией». Сыграть роль, пусть будет так. Нужно на миг замереть, зная, что к тебе тут же обратится не один десяток глаз, важно поднять вверх палец и пробормотать: — Ах я дурак! Хотя нет... я гений! А вот он-то как раз и дурак! Через пару мгновений можно ехидно добавить: — Ха-ха! Теперь подбежать к Виллине, торопливо извиниться, махнуть рукой носильщикам и бросить, словно бы в волнении, чуть громче, чем надо, чтобы все наверняка услыхали: — В библиотеку! И побыстрее, пожалуйста! Да-да, побыстрее! На самом деле торопиться некуда — как раз наоборот, желательно, чтобы тот, кто следит за каждым шагом правителя Изумрудного города, успел, подбежал, увидал разыгрываемый спектакль. Но если попросить носильщиков сбавить ход, возникнут ненужные вопросы. Ладно, успеет этот грабитель. Ему ведь надо, позарез необходимо узнать, что же именно так встревожило Страшилу. В таких делах на сплетни полагаться не следует. Страшила бы точно не полагался. А похититель книг умён, это даже Нюхкертон признаёт... «Умный-умный, а дурак!» — бормочет Страшила под нос на мотив новомодной песенки. Дурацкий мотивчик пристал намертво и никак не желает уходить из головы. Тем более, что фразочка на удивление правдива. — Умный-умный, а дура-ак, ой-ёй-ёй, ля-ля, трик-трак! — поёт Страшила уже почти в полный голос, и ему кажется, что из темноты кто-то уставился на его носилки недобрым взглядом. Ну и пускай. Пускай. Так и надо. Теперь главное — чтобы дураком не оказался сам Страшила. В библиотеке темно. Луна еле-еле заглядывает в витражные окна, бесконечные громады полок растворяются в чернильной мгле. Страшила решительно протягивает руку туда, где должна находиться лампа. Кто-то из носильщиков опережает его, и душу согревает мимолётная благодарность: люди заботятся о своём правителе, памятуя, насколько тому опасно находиться рядом с открытым огнём. — Спасибо, — кивает Страшила, ловит ответную улыбку и решительно направляется к дальним полкам — туда, где в углу пылится архив Фараманта. — Будьте добры, помогите подставить лестницу... Да, вот сюда. Правильно, спасибо большое! Носильщики рады помочь: они чувствуют, что находятся в центре какого-то увлекательного приключения. Пусть даже ничего особо не видно, но повод посплетничать уже есть, да какой! Прямо скажем, первостатейный. Лестница не слишком прочная, пару раз Страшила опасно качается на ступеньках. Он сбрасывает в крепкие руки носильщиков весь первый ряд Государственного архива, роется дальше, пыль летит во все стороны, и кто-то внизу уже чихает. В окне мечутся огоньки — как и ожидалось, придворные со всех ног понеслись за правителем. Где-то среди них тот самый, кто ударил Фараманта. Страшила убеждён в этом. Наконец в руки попадает маленькая книжечка — почти тетрадка. Тёмно-коричневый, выцветший от старости переплёт, слегка пахнущие плесенью страницы — пора велеть просушить архивы, а то недолго и всей библиотеки лишиться! Страшила достаёт носовой платок (лестница опасно кренится, но выдерживает) и бережно протирает обложку. Да, самое оно. И не страшно с такой вниз спускаться... Про «не страшно» он, конечно, погорячился. С середины лестницы правитель Изумрудного города скатывается кувырком, упав на ногу одному из носильщиков и заставив того отпрыгнуть. Лестница в результате с грохотом валится на стеллаж, тот опрокидывается на соседний... Красота! Теперь все осведомлены, как следует: правитель Изумрудного города среди ночи сходил в библиотеку. И нашёл там то, что ему нужно. И ушёл, посмеиваясь над загадочным похитителем архивных томов. Новость распространится практически мгновенно. Страшила в этом убеждён. *** Пугалу не нужно есть и спать. Тем не менее, личные покои у Страшилы Мудрого имеются. Так положено. Правитель не принадлежит себе — он становится частью дворца и следует заведённым не им самим порядкам. Страшила сидит в спальне. Ночь давно набросила на изумрудные башни чёрный шёлковый шарф, и сияние поблекло — до первых лучей солнца. В спальне, за толстым стеклом — разумеется, зелёным, — горит пламя, безопасное для соломенного чучела. Во дворце, ранее принадлежавшем Гудвину, осуществлено лишь одно масштабное изменение: теперь здесь не найти ни одной свечи. Открытый огонь не то чтобы под запретом, но не в моде. А вот замысловато украшенные фонари... в общем, ремесленникам прибавилось работы и денег. Фонарь еле-еле мерцает. Вообще-то глазам чучела не нужен свет. Но так удобнее размышлять. Страшила привык, стал... как там говорила Элли? — кон-сер-ва-то-ром. Хорошее слово, надо бы научиться произносить его не по слогам. Да, Страшила не любит слишком резких перемен. И ему страшно не нравится то, что он сейчас собирается сделать. Вздохнув, правитель Изумрудного города стаскивает с головы шляпу, швыряет её на кровать. Затем через голову снимает зелёные очки. Как разомкнуть замочек, Страшила понятия не имеет, но чучелу с мягкой, набитой соломой головой и не обязательно знать это. Очки можно снять другим способом. Мир вокруг не то чтобы вспыхивает — просто растворяются бесконечные оттенки зелёного, появляются другие цвета. Блеклые, яркие, резкие, аляповатые, минорные, мажорные... другие. А ведь это вечер, что же творится на самом деле на улице днём? Страшила теряется в красках, погружается в них, как в вязкое болото... а потом выбирается, и предметы снова приобретают привычные очертания. Просто выглядят теперь немного иначе. «Вот это стул, на нём сидят. Вот это — стол, с него едят», — бормочет Страшила, улыбаясь, исследуя давно позабытую действительность. Надо иногда снимать очки, надо. Кровать красного дерева — она на самом деле коричневая, а не тёмно-зелёная. Покрывало на ней голубое, видимо, прибыло от ткача-Жевуна. Столик, на котором лежит стопка книг, вовсе не бутылочного оттенка, он светло-ореховый. Даже стекло фонаря матово-белое, хотя ещё минуту назад казалось изумрудным. А вот это... вот это ящерка, внутри которой крутятся хрустальные шестерёнки. Ме-ха-ни-ческая ящерка. Страшила замирает. Потом бесшумно берёт со столика зелёные очки, надевает их. Ящерка исчезает. Очки приспускаются на пуговицу-нос. Изящное творение неизвестного мастера снова видно. Суетится, спускается по шторе с подоконника. Если надеть очки — снова исчезнет. Занятно, очень занятно... Страшила не шевелится, он наблюдает за ящеркой. Вблизи становится понятно, что неведомый создатель не снабдил её ни глазами, ни ртом. Ящерка движется на ощупь: еле заметно вздрагивает, добравшись до пола, идёт осторожно, останавливаясь, стоит ей коснуться какого-нибудь предмета. Она наверняка очень лёгкая. Хотя и прочная — иначе зачем бы её сделали? Ящерка добирается до двери, ползёт по ней вертикально вверх, нащупывает засов, перебирается к его краю, тянет... На обивке двери Страшила замечает царапины, похожие на те, которые он рассматривал в жилище Фараманта. Потом надо будет сравнить. Засов сопротивляется некоторое время, потом поддаётся. Ящерка снова бежит к окну — на сей раз маршрут ей уже знаком, поэтому обходится без заминок. Карабкается на штору и исчезает в распахнутом окне. Действительно, крайне занятно. Иголки и булавки снова норовят выпасть из головы — до того напряжённо Страшила думает. Дверь открыли не просто так. Пустить загадочного гостя? Но спрятаться негде, разве что под кроватью... Фараманта незнакомец стукнул по голове и связал, как он поступит с пугалом? Развеет солому по ветру? Страшила улыбается. Неслышно подходит к двери и снова запирает её на засов. Затем берёт со стола клочок бумаги. На нём уже выведено несколько слов: у носильщика, любезно осветившего дорогу своему правителю, неплохой почерк. И он точно не является похитителем книги: Нюх Пинкертон по личной просьбе Страшилы проверил всех тех, кто близок к правителю Изумрудного города. В ночь, когда ударили по голове Фараманта, носильщик пировал на ферме старшего брата, отмечал день рождения племянника. А в то время, когда украли книгу Виллины, спал дома и никуда оттуда не выходил. На секунду Страшила задумывается: стоит ли расписываться? Он знает: подпись соломенного пугала корява, не подходит красиво написанным буквам. Что поделать: пальцы чучела, мягкие, набитые соломой, не подходят для письма. Читать Страшила умеет, а вот писать — увы. Гудвин бы... Страшила решительно машет головой, отчего пара соломинок слетает с его головы, берёт заострённую тростинку обеими руками, старательно сжимает его, выводит кривые буквы: «Стр. мудр.». Подсовывает бумагу под дверь. Теперь остаётся лишь ждать. На центральной башне дворца часы отбивают четверть третьего. Страшила сидит на кровати неподвижно, вслушиваясь в звуки за дверью. Пламя в фонаре легонько колеблется, тени на стенах танцуют какой-то чинный полонез. Страшиле страшно. Разумеется, это не ужас, испытанный им, когда Летучие Обезьяны разрывали его тело на клочья. Когда сознание меркло, а последней мыслью было: «Элли не выжить, я умираю напрасно». Нет, вовсе нет. Сегодняшний страх липкий и немного прогорклый, похожий на перестоявшее варенье. На поверхности сознания — чуть прогорклая пена, а внутри усталость, лёгкое любопытство, неприятный осадочек из досады... «Я знаю, почему и зачем. Осталось выяснить, кто». И Страшиле Мудрому немного противно то, что он делает. Его противник неглуп, с ним в других обстоятельствах, наверное, было бы приятно поговорить... Наверняка воришка знает много умных слов и правильно их применяет. Они посидели бы... даже не в тронном зале, нет — где-нибудь на балконе, и собеседник Страшилы угощался бы виноградом, а хозяин Изумрудного дворца степенно рассуждал... скажем, о Канзасе и его отличиях от Волшебной Страны, а человек, укравший волшебную книгу Виллины, обкусывал бы виноградную гроздь и вставлял ту или иную уместную реплику... Страшила представляет себе эту сцену ярко, в подробностях, вот только на месте лица собеседника мутно-зелёное пятно. И очень не хочется, честно говоря, протирать пятно, выясняя, какие там черты лица. Болтать о пустяках с безликим умником гораздо приятнее. Жаль, что правителю иногда приходится делать вещи, о которых потом сожалеешь. Часы бьют половину третьего. Страшила сидит и ждёт. Дверь еле слышно скрипит. Подошёл бесшумно? Надо же... Засов ещё раз дёргается в пазах — упрямый молодой человек. В том, что воришка молод, Страшила почему-то не сомневается. Невнятный возглас — похититель замечает записку. И тишина. Страшила ждёт до четырёх часов утра. Ему страшно, но он продолжает сидеть и прокручивать в голове приятную беседу с мутно-зелёным пятном. Так легче не бояться. Фонарь несколько раз мигает — видимо, заканчивается масло. Ничего, скоро рассвет. В половине четвёртого Страшила осторожно отодвигает засов. За дверью никого. Лишь валяются на пороге, в куче непонятного буро-красного порошка, две половинки разорванной записки. Страшила подбирает их и складывает. На его лице — вечная глуповато-задорная улыбка: может, стоит подсказать художникам, чтобы в следующий раз нарисовали другую? А, да ладно: он привык к этой. Всего пять слов. «Она моя. Ты опоздал. Забудь». Если Страшила хоть что-то понимает в людях, то этих слов достаточно, чтобы похититель ни за какие деньги не отказался от своей цели. А значит, он обязательно нападёт. И Страшила знает, когда и где. Всё-таки очень неприятно... Но есть ещё один выход. Страшила, кряхтя, распрямляется и идёт к гостевым комнатам. Он помнит, куда поселили Нюхкертона. Комната не заперта. Пит Нюхкертон явно предпочитает спать на коврике у камина — кровать не смята. Но лиса в комнате нет. Страшила изумлённо озирается... — Прошу прощения, — раздаётся откуда-то слева, и из-за занавески высовывается вежливо шевелящая усами лисья морда. — Я услыхал шаги, но понятия не имел, кто решил навестить меня в столь... эээ... ранний час. Ваш визит, господин правитель Изумрудного города — большая честь для вашего покорного слуги. Могу я поинтересоваться, чем обязан счастью лице... а-а-ах! Нюхкертон не успевает спрятать зевок и немного смущается. Страшила тактично делает вид, будто ничего не заметил. Объясняет ситуацию, показывает записку. Лис хмыкает, полностью вылезая из-за занавески. На нём пижама в нежно-зелёный горошек, в лапе — верный нож. — Соблаговолите подождать всего пару минут, и я буду счастлив сопровождать вас. — Разумеется, почтенный Нюхкертон. Страшила отходит к окну и задумчиво созерцает чёрные силуэты дворцовых башен на фоне звёздного неба. За спиной слышна возня, затем Нюхкертон церемонно просит прощения за задержку и говорит, что готов. Нервничать лис начинает на подходе к комнате правителя Изумрудного города. Хвост нервно хлещет по бокам, нос морщится. Наконец Страшила не выдерживает и прямо спрашивает, в чём дело. — Перец, — в голосе Нюхкертона слышится самая настоящая ненависть. — Что, простите? — Мерзавец насыпал возле ваших дверей перец. Мой нюх... это ужасно! Вот, значит, что за порошок лежал на пороге! — Простите меня, господин правитель, но я не могу идти дальше. — Я понимаю... — Но я этого так не оставлю! Паскудник поплатится за то, что сделал с моим несравненным обонянием! До утра Страшила успокаивает разозлённого Нюхкертона и выслушивает, какими способами лис собирается отомстить обидчику. Затем, увидав, что слуги уже проснулись, велит пригласить в гостевые покои Тубуса Пилюля. Оставляет сопящего и извергающего проклятья лиса на лекаря, а сам торопится в свою комнату. Нужно переодеться и идти в тронный зал. Таков порядок. После завтрака правитель Изумрудного города просит позвать к нему Дин Гиора. Это нормально, ведь старый солдат теперь ежедневно докладывает о порядке в городе. Ну подумаешь, чуть раньше придёт — может, правитель занят. Обдумывает, к примеру, какой должна быть идеальная площадка для детских игр. Просьба деликатная, поэтому Кагги-Карр отправляется с мелким поручением к Железному Дровосеку. Предварительно Страшила ещё раз рассказывает старой вороне, как же хорошо ему думается в Сторожевой башне неподалёку от города. Он обязательно поймает преступника, стоит провести денёк-другой в башне. Ещё Страшила отправляет вежливое приглашение в гости волшебнице Стелле. Раз в месяц они обмениваются такими дружескими посланиями, каждое из которых предваряется длинным объяснением, почему отправитель не сумел приехать к адресату в предыдущий раз. Сам Страшила придумывает эти объяснения заранее и думает, что Стелла поступает так же. Ещё он со страхом ждёт момента, когда не сумеет сочинить ничего правдоподобного, и придётся ехать. А у него здесь масса недоделанного! Дин Гиор, как обычно, опаздывает на полчаса. Это понятно: перед визитом во дворец необходимо привести в порядок бороду. Страшила привык; он планирует разговоры со старым солдатом, учитывая его вечные опоздания. — Мой повелитель, прошу извинить... — Всё в порядке. Подойди ближе, Дин. Дин Гиор строевым шагом топает по ступенькам, ведущим к трону, затем браво разворачивается и усаживается на верхнюю ступеньку. Так удобнее разговаривать, посему «за великие заслуги перед Изумрудным городом» Страшила наградил верного служаку правом сидеть возле правителя. — Послушай, Дин... Я в пятницу, — Страшила загибает пальцы, подсчитывая, сомневаясь, — да, именно в пятницу собираюсь залезть на Сторожевую башню. Мне там хорошо думается. Ты пока ничего не говори, только головой кивай, да или нет. Понял? Старик послушно кивает. — У меня есть причины предполагать... да, фак-ти-чес-ки я уверен, что похитителю волшебной книги Виллины захочется встретиться там со мной. Намерения у него самые нехорошие: может, избить, как беднягу Фараманта, а может, и... — Страшила делает многозначительную паузу. Глаза Дина Гиора лезут из орбит, он нервно дёргает кончик бороды, но молчит, как и велено. — Вот что я от тебя хочу. В четверг на ярмарку прибывают люди со всех концов Волшебной страны. Выбери из них пару-тройку ребят покрепче, поговори с Премом Кокусом и с парнем, которого пошлёт Дровосек, они подскажут... И в ночь с четверга на пятницу заберитесь в Сторожевую башню. До того, как я подъеду. Чем раньше, тем лучше. Понимаешь? Дин Гиор снова утвердительно мотает головой, брови его нахмурены, а борода потихоньку начинает расплетаться. — Ну вот и договорились. А теперь, — Страшила повышает голос, — расскажи мне, как спал Изумрудный город этой ночью. Вояка облегчённо вздыхает и начинает описывать ночную вахту. Ничего особенного, всё, как обычно. Страшила слушает и думает о Гудвине. Как бы поступил Великий и Ужасный на его месте? О, он наверняка бы устроил в башне фейерверк! И преступника встретило бы Солнце, на которое нельзя смотреть. Или чудовище: не признаешься — съест и не поперхнётся! Жаль, Страшила так не может. Или?.. Нет. Не может. Что дозволено Гудвину... Впрочем, нет. Просто не может. Зато Страшила может по-другому. По-другому и поступит. *** Утро пятницы знаменуется прибытием Стеллы. Нет, Страшила, конечно, приглашал её, но никогда раньше хозяйка Розовой страны не откликалась на его вежливое предложение приехать. Вот уж и впрямь — новости распространяются со скоростью, на которую только способны ноги сплетников. Или чуть быстрее. Стелла не заботится о торжественном въезде в Изумрудный город — она просто возникает в тронном зале, в ореоле нежно-розового сияния. Затем сияние гаснет, и волшебница делает шаг вперёд. Мило здоровается со всеми присутствующими. Она, как обычно, прекрасна. Венок из роз изумительно идёт к вечно юному лицу, на платье блестят то ли капли росы, то ли маленькие звёздочки... Честно говоря, Страшила рад. Но одновременно и испуган. А вдруг его план провалится? А вдруг похитителю окажется мало одной волшебной книги? — Я опечалена, — говорит Стелла Виллине. Та морщится и бурчит: — А уж я-то как, лорики-морики... Грусть в глазах Стеллы кажется Страшиле непритворной. Может, именно поэтому он отваживается спросить: — Уважаемая волшебница, а если... — Нет, — Стелла грустно качает головой, — одна волшебная книга неспособна увидать другую. Что ж, нет — значит, нет. Придётся идти к башне. Страшила долго и многословно извиняется за то, что не может уделить прекрасной гостье много внимания. Сегодня. Завтра и послезавтра он с радостью и пре-ве-ли-чай-шим удовольствием... — Ничего, — улыбается Стелла, — я прекрасно проведу время на ярмарке. Виллина смотрит с лёгким подозрением, но молчит. Страшила вызывает носильщиков. Он отпустит их возле Сторожевой башни. Туда нужно зайти одному. Ступеньки Сторожевой башни твёрдые и — если коснуться их ладонью — прохладные даже в самую свирепую жару. Явно строил какой-то волшебник. А ещё эти ступеньки очень крутые, и Страшила очень не любит подниматься по ним. Да, в конце его ждёт смотровая площадка, вид с которой оправдывает любые тяготы подъёма, но сейчас перед глазами Страшилы только серые, шершавые стены и — изредка — пролёты с узкими витражными окнами, светло-зелёные пятна на сером полу... Наверное, если снять очки, то пятна окажутся разноцветными. Страшила давит в себе мысль так и поступить. Не сейчас. Можно спугнуть преступника. На одном из таких пятачков с окнами что-то небольшое и невидимое бросается Страшиле под ноги. Слабые колени подгибаются, правитель Изумрудного города падает на серый пол, в центр зелёного пятна. Сверху наваливается человек, зажимает Страшиле рот, тяжело пыхтит, стараясь разорвать швы, которыми голова пугала пришита к телу. Нож никак не может зайти под жёсткий воротник камзола, напавший приглушённо ругается, Страшила дёргает ногами, пытаясь стряхнуть незнакомца, но тот тяжелее. На смотровой площадке сидит Дин Гиор, однако рот заткнут, и потому на помощь никак не позовёшь — похоже, старый вояка не дождётся своего правителя... Внезапно нападающий вскрикивает и отпускает Страшилу, сваливается с него, слышно утробное рычание — Пит Нюхкертон всё-таки нашёл след, прошёл по нему и сейчас висит на ноге преступника, сцепив челюсти. Человек колотит ногой по полу, но лис не обращает внимания, спасая правителя Изумрудного города. Страшила всё-таки догадывается закричать. Слышен топот сапог, с лестницы сваливается два крепких Жевуна, Дин Гиор и Фарамант. Видимо, он всё же уговорил старого солдата, попросился отомстить за ушибленную голову. Вчетвером защитники бросаются на преступника, и Страшила может наконец подняться. Пятна на полу мешаются с пятнами в глазах, на уши давит странная тяжесть, голова пошатывается на шее и кренится влево — видимо, пару-тройку нитей напавший всё же перерезал. Парень силён, очень силён — он сбрасывает с себя Жевунов, вскакивает лбом врезается в переносицу Фараманта. Ну вот, опять Страж ворот получил по голове. Слышен звон, хруст — с нападающего слетают зелёные очки, и кто-то из Жевунов, пытаясь снова ухватить преступника, наступает на них, Фарамант кричит, Дин Гиор спотыкается на собственной бороде, Нюхкертон, кажется, уже без сознания и разжимает челюсти, а похититель книг одним прыжком добирается до лестницы... Вспышка. На пороге, преграждая беглецу путь, застывает Великая волшебница Стелла. Зелёные очки по-прежнему смотрятся на ней довольно нелепо, но Страшиле сейчас неохота смеяться. Стелла ничего не делает, просто стоит с безмятежным выражением лица и глядит на преступника, а тот неловко топчется перед волшебницей и, наконец, опускается на колени. Жевуны в растерянности: может, следует сделать то же самое? Страшила подаёт знак Дин Гиору, тот подходит, заламывает преступнику руки за спину и крепко связывает их верёвкой. — Спасибо, — поклон у Страшилы выходит неловким, из шеи почти вываливается пук соломы, но Стелла реагирует правильно: мягко улыбается, приседает в ответном реверансе, а затем подходит поближе, огибая по-прежнему стоящего на коленях вора. — У кого-нибудь есть нитка и иголка? — У меня, — Страшила коротко хмыкает. — Всегда с собой ношу. Случается ведь... всякое. — Ничего. Всё хорошо, что хорошо заканчивается, — голос у Стеллы нежный и ласковый, Страшиле он всегда нравился. Краем глаза правитель Изумрудного города замечает, как приходит в себя Нюхкертон, мотает головой, несколько раз фыркает, озираясь, отмечает связанного преступника, кивает удовлетворённо и усаживается вылизывать лапу. Он сегодня отлично поработал, заслужил награду... Тем временем Стелла зашивает правителю Изумрудного города шею, достаёт из сумочки маленькие ножницы, отрезает нить. Повторяет: — Всё хорошо, что хорошо заканчивается... Страшила не уверен, что нынешняя история закончилась именно хорошо, но кивает в ответ, заодно проверяя, как сидит голова. Ну, тут всё действительно в порядке. — Повелитель, что делать с этим? — Дин Гиор кивает на связанного преступника. Да, действительно, нужно решать. Но вначале... Шляпа давно свалилась с головы, так что снять очки достаточно легко. Фарамант испуганно ахает, но Страшиле не до него. Правитель Изумрудного города подходит к преступнику и вглядывается в его глаза. Светло-карие. Наверное, похожи на глаза дяди. Нараят, племянник Веда Оптикуса, презрительно щурится в ответ. И гордо отворачивается. Страшила вздыхает, идёт подбирать шляпу. Заодно суёт в карман стеклянную ящерку. Устройство, управляющее ею, кажется, разбилось в драке. По крайней мере, среди зелёных осколков валяется пара фиолетовых, а сломанная рогатая палка со странными кристаллами лежит неподалёку. — Так что с ним делать, правитель? — А, да, конечно... В тронный зал. И пригласите Виллину. — Думаю, она уже там, — Стелла снова улыбается. На этот раз улыбка выходит грустной. Похоже, Страшила прав. Всё заканчивается не слишком хорошо. *** Волшебную книгу Виллины Нараят не решался куда-нибудь спрятать, поэтому её торжественно выуживают из левого кармана юноши. Виллина гладит обложку, как шёрстку потерявшегося и нашедшегося щенка. Возможно, если б она здесь была одна, и расцеловала бы в оба форзаца. Но рядом Стелла, и хозяйка Жёлтой страны должна вести себя достойно. — Как ты узнал? — спрашивает она у Страшилы. Тот задумчиво качает головой: — Долгая история. Началось всё с Государственного архива. Того самого двадцать шестого тома, где описывались события войны Гудвина с Бастиндой. Я всё никак не мог понять: что такого в этом томе, чем он отличается от остальных? Проглядел двадцать пятый и двадцать седьмой, но так и не догадался. И лишь потом, когда много-много думал о Гудвине и смотрел на его портреты, понял. Историю войны в Изумрудном городе предпочитают не вспоминать, но кое-кого она сильно интересовала... Ты ведь прочёл все воспоминания о ней, да, Нараят? Прочёл... но так и не понял, как Гудвин сумел одержать победу. Арестованный не отвечает. Он сосредоточенно разглядывает носки своих башмаков. Пыльные, да. Надо бы почистить. — Честно говоря, — фыркает Виллина, — там не было победы. — Ну да, — кивает Страшила. — Бастинда просто не пожелала тратить второе желание Золотой Шапки на какой-то там Изумрудный город. Стелла морщится: — Чуть-чуть не так. Во-первых, Изумрудный город был Бастинде полезен, как соседняя страна, и вреден, как её личное владение. Захватив его, она нарушила бы древний договор. А драться с тремя волшебницами — её сестричка Гингема бы первая начала войну за передел территории — Бастинда не желала. Против троих фей ей не помогли бы никакие Летучие Обезьяны. Лучше уж получать из Изумрудного города товары да хвастаться победой. — Стелла права, — степенно подтверждает Виллина, — Бастинда была грязнулей, но не дурой. — Кроме того, — усмехается Страшила, — она наверняка получила предупреждения от всех вас. Просто так, напоминание на всякий случай. Виллина и Стелла смотрят друг на друга, еле заметно улыбаются. — Ну, насчёт Гингемы я не уверена... — качает головой Стелла. Виллина машет рукой: — Ай, да ты сама сказала: первая. Впрочем... Гингема могла и не предупредить. Ей была выгодна война на нашей стороне. — В таком случае предупреждение от вас и отсутствие известий от неё Бастинда поняла совершенно правильно, — подытоживает Страшила. — Гудвина спасла не его мудрость, а древний договор. Но понятное дело, что в стенах Изумрудного города Великий и Ужасный о таком не упоминал. Наоборот, он распустил слухи... которые и были записаны трудолюбивыми писцами. — Хорошо, но какое это имеет отношение к моей книге? Страшила благосклонно кивает заинтересованной волшебнице: — Прямое... ну, почти. Фарамант и в те времена вёл записи, где учитывал всякие вещи. И, скорее всего, что-то из этих слухов туда попало. Не могло не попасть, ведь Гудвин распространял истории о своём могуществе направо и налево. Какая-нибудь запись в стиле «Сегодня Великий и Ужасный потерял свою волшебную книгу. Потом нашёл». Так и было, да, Нараянт? — Гудвин не стал бы врать! Из груди Страшилы вырывается короткий вздох. О, да. Гудвин не стал бы врать... зря. А для пользы дела — с превеликим удовольствием. Но ведь работало же! — Когда Гудвин улетел... на Солнце, по городу поползли странные слухи. Дескать, он оставил свою волшебную книгу мне. Или не оставил, а спрятал, до следующего возвращения. Жители Изумрудного города до сих пор верят, что Гудвин вернётся... — на этот раз горький вздох удалось спрятать в сухом кашле. Стелла заботливо похлопывает правителя Изумрудного города по спине, тот с коротким поклоном благодарит и продолжает: — Согласно этим сплетням, я тоже ищу волшебную книгу. — Ты уже нашёл! Ты сам написал мне! — А я что, не могу врать? Прямо как Гудвин? На лице Нараяна — потрясение. Страшила грустно рассказывает дальше: — Юноша загорелся желанием обрести эту книгу. А почему нет? В его семье часто рассказывают о том, каким великим волшебником был Гудвин и какое ничтожество сейчас находится на его месте. Рассказывают-рассказывают, не надо отрицать. Ну и... молодость, все дела... Проблема была в том, что поиски юноша мог проводить лишь поздно ночью — господин Оптикус работает без передышки сам и терпеть не может, когда без дела сидят домашние. Вот так и получилось, что в библиотеку Нараянт Оптикус попадал лишь ближе к полуночи. А встреча с Фарамантом... что ж, совпадения случаются. Он знал, насколько Фарамант предан мне, и запаниковал. Верно? Арестованный хмурится и вновь отворачивается. — Да уж, верно. Получив вожделенный двадцать шестой том, Нараят расстроился — и его можно понять: в записках Фараманта не говорится ничего о том, как найти волшебную книгу Гудвина. И тогда его осенила новая мысль: уж волшебная-то книга Виллины должна ему помочь! — Ха! Для того, чтобы воспользоваться моей книгой, нужно знать волшебные слова! — Я знал! — вскидывается юноша. Виллина качает головой: — Ты их произносил. А надо — знать. Любой может сказать: «Бамбара, чуфара, скорики, морики», и ничего не случится. Слова покоряются только знающим. Стелла грустно улыбается. Она согласна с Виллиной. — Ящерку Нараят, думаю, создал уже давно, — продолжает Страшила. — Иначе сложно управлять ею вслепую. Стало быть, и очки он научился снимать достаточно давно. Тут я винить молодого человека не могу. Знание того, как на самом деле выглядит мир — хорошая штука. Жаль только, что, узнав это, юноша не сделал правильных выводов. — Каких ещё «правильных»? — спрашивает Нараят. — Не знаю. Полагаю, у каждого правильные выводы свои. Ну вот, к примеру, о волшебной книге Гудвина. Ты многое о ней узнал. Страшила суховато хихикает — будто трещит под каблуком солома. Нараят смотрит на правителя Изумрудного города одновременно гневно и испуганно, предугадывая его следующие слова и одновременно боясь их. — Многое, да. Кроме... правды. Подойдя к трону, Страшила вытаскивает из-за него два довольно толстых, потрёпанных тома. Показывает Нараяту обложки. «Фокусы для развлечения самых маленьких» и «Основы политики». — Вот они — волшебные книги Гудвина. С их помощью он построил Изумрудный город и правил в нём долгое время. — Бред! — в голосе Нараята уже нет прежней уверенности, но юноша ещё держится. Раздражённо поправив шляпу, Страшила расхаживает по зелёной дорожке, ведущей к трону. Стража стоит навытяжу, поедая начальство глазами; сидящие рядом с троном в мягких больших креслах Стелла и Виллина грустно улыбаются. Они прекрасно понимают, что хочет сказать их соломенный знакомец. — Волшебная книга Гудвина... Ты так жаждал её заполучить, что не задал себе простого вопроса: а существовала ли она? — Она есть! Она существует! — Нараят дёргается в руках здоровенного Жевуна, отчаянно мотает головой: — Я всё выяснил. Гудвин был мошенником, но ведь он давал людям то, что они просили! Как он мог колдовать без волшебной книги? — Гудвин давал просителям то, что у них и так имелось! — обрезает Страшила. Как всегда во время сильного душевного волнения, иголки лезут у него из головы. Приходится на несколько секунд прервать прогулку, дабы привести мозги в порядок. — Бред! — В какой-то мере да, — Страшила останавливается напротив Нараята, тычет в грудь юноши мягким соломенным пальцем. — Ты просил у него... что? — Ничего! Мой отец... — Он попросил мастерскую? — Нет, конечно! Мы владеем мастерской испокон веков. Он попросил талант — себе и потомкам. — Талант... — Страшила печально глядит на Нараята. — И что ответил Гудвин? — Он дал отцу выпить отвар, от которого подкашивались ноги и туманился взгляд. Это был отвар таланта. Отец увидал прекраснейшие вещи из стекла... — А потом долго работал и создал их, верно? — Не все. Он просто не успел! К таланту должно прилагаться мастерство, и вот его-то пришлось получать слишком долго. Страшила задумчиво кивает. Со стороны кажется, будто он сейчас даже не видит юношу, с которым ведёт беседу. Взгляд его устремлён куда-то дальше, за спину Нараята — возможно, в те далёкие времена, когда тот был совсем мальчишкой, а его отец пришёл к Гудвину за талантом. — Твой отец жаждал стать мастером. Его желание оказалось столь сильным, что уже было неважно, есть талант, нет... Гудвин был мошенником, да. Но и великим мастером. Соломенный человек разглядывает прошлое, недавнее и куда более далёкое. Нараяту поневоле вспомнаются гуляющие по Изумрудному городу слухи: дескать, Гудвин завещал свою книгу Страшиле, магически уменьшил её и поместил в сердце новому правителю, так же, как в голову вставил мозги. — Мастером чинить души. Вселять в сердца уверенность. Хитрецом, заставляющим людей — и не только людей — становиться теми, кем они хотели бы стать. Лев, превозмогший ради друзей свой страх... Только однажды, да. Но этого достаточно. Он уже знал, какова храбрость на вкус. Каково это — встать на пути у врагов. Дадим ему горячей похлёбки и заверим, что больше он не станет бояться. Он и не станет: ведь Гудвин наделил его смелостью! Голос Страшилы крепнет, наливается силой: — Железный человек, добрый и отзывчивый, помогающий друзьям по первому их зову и без него... Зачем ему сердце? Он уже живой! Но ему кажется, понимаешь, кажется, будто он ненастоящий. Ничего, не беда. Плюшевое сердце станет заменой живому! И плевать, что оно бесполезно... потому что небесполезно. Потому что нужен... символ. Артефакт. — Иголка, — тихо срывается с губ Стеллы. — Да, иголка, выскакивающая, когда соломенное чучело думает! Чтобы чучело не забывало — оно умеет думать... оно размышляет вот прямо сейчас... Великий был человек этот Гудвин, да. Страшила размышляет ещё секунду и заключает: — Хотя и невероятный мошенник. Вот и вся история, малыш. Гудвину не нужна была волшебная книга — у него и не было этой самой книги. Его настоящее волшебство не разглядеть даже уважаемой Кагги-Карр. Потому что волшебства как бы и нет. А всё же есть... — Фокусы, — морщится Виллина, — шарлатанство. — Да, волшебница Виллина, фокусы. Но ведь работало! А я сыграл на этой вере. Сделал вид, будто узнал, как найти волшебную книгу Гудвина. Вытащил из библиотеки первый попавшийся фолиант — фокус заключался в том, чтобы доставать его достаточно долго. Чтобы все сплетники города успели собственными глазами посмотреть на Страшилу Мудрого, который открыл великую тайну Гудвина. Фокус, с какой стороны ни зайди. Шарлатанство. Однако сработало отменно. У Нараята вид человека, которому снится кошмар, а пробудиться он никак не может. Юноша бледнеет и снова отчаянно барахтается в руках стражника: — Ложь! Вы лжёте, лжёте, ни одного слова правды! По лицу молодого человека катятся слёзы. Виллина достаёт из-за пазухи волшебную книгу, дует на неё, бурчит под нос: «Бамбара, чуфара, скорики, морики, турабо, фурабо, лорики, ёрики...» — и волшебная книга, как ей и полагается, превращается в огромный том, открывшийся на нужной странице. Волшебница читает её про себя, затем, поджав губы, захлопывает книгу и отрицательно качает головой. Страшила успевает прочесть единственное слово, напечатанное огромными буквами. «Тщета». — А я всё же попробую, — Стелла решительно вскидывает подбородок, затем усмехается, заметив неодобрительный взгляд Виллины. — Твои предсказания, дорогая подруга, иногда неточны. Я ведь правильно понимаю, малыш, что ты жаждешь стать волшебником? — Да, госпожа, — Нараят едва дышит от волнения. — Хорошо. Я дам тебе шанс. Не больший, признаю, чем предоставил бы тебе Гудвин, но зато и не меньший. В моей Розовой стране есть Исчезающий источник. Найди его и принеси мне оттуда воды. С её помощью я сумею сделать тебя волшебником. Но потом придётся много трудиться... — Потому что к волшебству должно прилагаться мастерство? — Именно! Умный мальчик. Страшила, я прошу тебя... — Разумеется. Без-от-ла-га-тель-но. Завтра же утром молодой человек отправится в путь. При условии, что отдаст Фараманту двадцать шестой том Государственного архива. — Да хоть сейчас! Журнал хранится у меня дома, под половицей! — Стража, освободите его. Пока Нараят разминает руки, Страшила глядит куда-то в сторону. Не дослушивает до конца благодарностей, спешно прощается с волшебницами и почти бегом покидает тронный зал. Мысль о том, почему обман становится правдой, где проходит граница между ними, и как ложь способна подменить истину, став ею, мешает правителю Изумрудного города. Он хочет подумать её в одиночестве. А заодно решить для себя: стоит ли ему, Страшиле Мудрому, пытаться подражать Великому и Ужасному Гудвину. Впрочем, ответ на последний вопрос он, кажется, уже знает. *** Поздней ночью, очутившись в своей спальне, Страшила снимает зелёные очки. Зачем-то гладит стеклянную ящерку, замершую на малахитовом столе. Из головы не идёт разговор, случившийся чуть позже, когда правитель Изумрудного города и две волшебницы переместились из тронного зала в маленькую комнатку, практически чулан, где втроём им еле-еле хватало места... Где можно было пообщаться без свидетелей. — Зачем его обманывать? — Виллина злится, машет длинными, расклешёнными внизу рукавами. — Твой источник видят лишь обладающие магическим зрением! — Значит, мальчику придётся обзавестись магическим зрением. — Но твой источник открывается лишь чистому сердцем и доброму душой! — Что ж... Выходит, бедняге придётся стать добрым человеком. — Это невозможно! Стелла улыбается и молчит. Замолкает и Виллина. Похоже, все трое в комнате думают об одном и том же... — Кагги-Карр! Страшила вздрагивает, выныривая из водоворота мыслей, недоумённо озирается вокруг. На подоконнике сидит встрёпанная ворона. — И тебе здравствуй, — приветливо отзывается Страшила. — Карр! Ты нашёл его и отпустил? — Пусть идёт. Я почти убил его мечту. Может, Стелле удастся дать мальчику то, о чём он мечтает. — Он напал на волшебницу, карр! — Он ещё слишком молод. И глуп. Странствия сделают его умнее. — Он верррнётся? Страшила снова гладит ящерку. — Не думаю. Я бы на его месте не вернулся. И добавляет, подойдя к окну: — Передай с птичьей эстафетой, чтобы его... не трогали. Пусть идёт. Пугало может видеть и днём, и ночью. Поэтому Страшила долго ещё разглядывает вымощенную жёлтым кирпичом дорогу, уходящую от стен Изумрудного города. И не пропускает момента, когда ворота распахиваются и одинокая фигурка бредёт прочь, вскорости слившись с горизонтом. А затем Страшила Мудрый встаёт и идёт заниматься делами, которых у него, как и у любого правителя, всегда вдосталь. Стеклянная ящерка провожает его немигающим взглядом.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.