Танцуй, мой Хайман

Танцуй, мой Хайман. Танцуй так, как умеешь только ты. Пусть твоё тело поёт песнь давно минувших времен под напевы смолкнувших флейт. Смолкнувших…но еще звучащих в моей памяти, когда я вижу тебя, твою улыбку, твой взгляд, устремленный на меня. Мне едва ли не страшно, я боюсь утонуть в темных озерах твоих глаз – бездонных, полных такой наивно-беззаветной любви…Она не для меня, Хайман, разве же ты не понимаешь? Не для меня…Так же, как и свет солнца. Мы оба это знаем, и всё же, ты смотришь на меня так, а я, безумец, тону в твоём взгляде, в твоей любви, и голова идет кругом точь-в-точь, как в светлые дни моей смертной юности. Я почти позабыл их. Были битвы и дела государства. Была и она, моя царица…А я помню только хмельное веселье пиров и тебя рядом со мною. Мимолетные соприкосновенен наших пальцев, когда ты передавал мне маленький гробик, напоминание о бренности жизни и краткости любого веселья. Но думал ли я в тот миг об этом, глядя на тебя? Я целовал тебя на пиру, на глазах у моей царицы…Она даже не отводила глаз – ведь всему виной веселье и хмель…И кто бы мог угадать, что тобой, мой Хайман, я был пьян куда больше, чем пивом? «Танцуй, Хайман. Пей!» - шептал я тебе в поцелуе. И ты пил, и танцевал для меня, зная, что для нас обоих веселье сегодня продлится чуть больше, чем для всех прочих. До самого рассвета, который мы встретим в объятиях друг друга… Да, веселье недолговечно. Но мы оба уже сполна расплатились за свою беспечность и давно преступили черту смертной жизни, оставив все сожаления позади… - Пей, Хайман, - говорю я, и ты приникаешь к моим губам в благоговейном и страстном поцелуе, раня их, впивая алые капли общего нам обоим бессмертия и снова, как тысячи лет назад, пьянея от любви. Я тоже пьян. Пьян от счастья. Царь Кемета? Отец всех проклятых? О нет, нет…Это лишь старая легенда, ныне рассыпавшаяся в прах. Скоро ее забудут. По крайней мере, я желал бы этого. Я, Энкил, не владею больше ничем, кроме твоей любви, мой Хайман. Но это богатство – превыше царской власти и дороже бессмертия. Ведь твои глаза…они всё так же бездонны, и я тону в переполняющей их любви… - Энкил, мой царь, мой отец, мой возлюбленный…- шепчешь ты в исступлении, и слова льются на мой язык алыми каплями, отданными в ответном поцелуе. О, пусть так. Это будет тайной. Тайной, которую не знает никто, кроме нас. Акаши больше нет, ибо она не нужна была миру. Наверняка и я тоже не нужен миру…Но нужен тебе. Чтобы помнить. Чтобы любить. Чтобы жить. Танцуй и пей, мой Хайман. Веселись со мной – никто больше не напомнит нам о том, что веселье мимолетно, а любовь угасает. Наш пир будет длиться вечность.