Ведьма

Все кружилось и вертелось, густой дым от еловых веток мешал видеть, но это было и ненужно – к чему приговоренной наблюдать все эти потные, искаженные ненавистью и страхом лица? Громкие крики односельчан набатом раздавались в голове, перемешивались в ощущениях с удушливым жаром огня, болью от натертых веревками запястий, вспышками чужих эмоций и собственными воспоминаниями. Грудь тяжело вздымалась и опускалась: ей пришлось основательно побегать от этих недозверей, что гордо называли себя людьми. Ноги дрожали, отказываясь и дальше держать свою хозяйку: колени ощутимо подрагивали, а сбитые в кровь ступни ныли тупой и казавшейся уже вечной болью. Перья сильно подпалило огнем. Но она точно помнила, что тот птенец просто свалился из гнезда. Резкая боль в правой руке заставила её вспомнить: воронёнок тогда сломал крыло. Пожалуй, исцеление птицы можно было назвать её первым сознательным колдовством. Огонь подбирался всё ближе, а женщине нестерпимо захотелось оказаться где-нибудь в поле. Почувствовать снова, каково это: бежать по степи и ощущать, как ветер, огибая мощный лошадиный круп и весело посмеиваясь, путается в гриве. И дышать уже также тяжело, как и сейчас, только та усталость приятна, как может быть только приятно гудение ног, когда ты, казалось бы, устроил шуточное соревнование по бегу со всем миром разом. Радуйтесь, люди – вы поймали её. Но какой был вам в этом смысл? С какой стати вы поверили чужому человеку, заезжему страннику в необычного вида балахоне, что беды все ваши из-за неё? Что вот оно – оправдание вашей лени и пьянства? Женщина усмехнулась, и вслед за этим, отвечая на её эмоции, резко дёрнулся хвост. Такой же красивый и пушистый, что и у лисички, которая часто забегала к ней на двор, пытаясь своровать курицу - другую. Жаль, и его скоро не станет. Поднялся ветер, и огонь взметнулся выше, облизывая языками пламени край платья ведьмы. Та засмеялась: уже много веков эти глупые, озлобленные люди не могут придумать ничего лучше, чем сжигание на костре. Как будто верный друг и слуга пойдет против воли возлюбленной своей хозяйки, причинит ей вред. Настоящая колдунья может уйти из этого мира, лишь когда она сама этого захочет. Но женщина не стала разубеждать сельчан в их заблуждениях, и тем лишь оставалось испуганно таращиться на безумную ведьму, так и продолжавшую хохотать. Большинство из крестьян начало креститься, причем некоторые из них при этом повторяли про себя старые бабкины заговоры. Ведьма окинула презрительным и неожиданно цепким взглядом толпу перед ней. Захотелось уползти куда-нибудь подальше отсюда, возможно даже свернуться клубком на теплом плоском камне и забыть обо всем: и странного путешественника, настроившего простив неё всю деревню, и долгую погоню, и не менее долгие, но от этого и не менее смешные попытки «вывести её на чистую воду»… Она определённо устала от всей этой ненависти, рождающейся из боязни её сущности, о которой людям всегда удавалось узнать. Устала.… И в этом мире её ничего не держит. В желтых глазах с вертикальным зрачком отразилась печаль: оставались лишь Сестры. Но Сестры поймут, ведь с каждой из них в конце-концов произойдет что-то подобное. В последний раз оглядев поляну, будто для подтверждения правильности своего решения, ведьма исчезла. И где-то невдалеке печально заухала сова, словно прощаясь, а немного подрагивающий от небольшого ветерка столб густого, дурманящего своим запахом дыма от еловых веток лишь продолжил неторопливое движение вверх к звездам, отражениям людских душ в бездонном колодце ночного неба.