Строгость

Я узнаю его с большим трудом, танцующего на барной стойке, плавно покачивающего бёдрами в такт оглушительной музыке, заполонившей здание, забравшейся в каждую щель. Его глаза бегают по расслабленным лицам, губы повторяют слова. Мне хочется улыбнуться, думаю, будь я здесь хотя бы месяц назад, я бы непременно улыбнулся, поднял руку, чтобы он заметил меня, но теперь - не могу. Страх сковывает меня, и я захожу за колонну, прислоняясь к ней щекой, по-прежнему не переставая разглядывать его. Он идеален. Фигура чем-то напоминает женскую, чёрные пряди мокрые от пота и пива, которое он периодически разливает на себя. Улыбка напоминает чем-то оскал шлюхи или же человека, за спиной которого прячется холодная сталь пистолета. Но, впрочем, если перед вами Джерард Уэй, вы совсем не должны удивляться. Этот человек был создан для того, чтобы восхищать, влюблять в себя, ловить похотливые взгляды и вызывать стоны. Когда-то я тоже повёлся на эту внешность, запредельно прекрасную оболочку, скрывающую за собой лишь боль, дешёвый секс в туалетах и самовлюблённость. Мне было всего девятнадцать, и я случайно забрёл в этот бар. Черноволосый парень сразу же привлёк моё внимание, не позволяя смотреть ни на кого больше. Я ужасно хотел прикоснуться к нему, пробежаться кончиками пальцев по его обнажённой коже. Я хотел быть с ним. Я хотел, чтобы он позволил мне любить себя. Джерард замечает меня и ловко спрыгивает на пол. В его взгляде сверкают дьявольские огоньки, а губы растягиваются в улыбке, обнажая его крошечные белоснежные зубы. - Я скучал по тебе, Строгость, - смеётся он, обхватывая меня руками за шею. - Тебя не было слишком долго. - Мы можем пойти домой? - Думаю, да. Мы молча выходим и садимся в машину. Он слишком пьян, чтобы вести, поэтому этим приходится заняться мне. Я с большим трудом сдерживаюсь, пока его руки блуждают по моему телу, то и дело задевая промежность. - Джерард! - я прошу его остановиться, но он лишь заходится в заливистом смехе, откинув голову назад. - Просто позволь мне немного позабавиться, Строгость. Я никогда не любил это его "Строгость", но парень всё время меня так называл. С самой первой нашей встречи, когда я, краснея и запинаясь, предложил угостить его выпивкой и подбросить до дома. Он рассмеялся, и, запустив свои пальцы мне в волосы, прошептал на ухо: "Строгость". Я прекрасно помню, как толпы мурашек пробежали по спине и всё внутри замерло. Его лицо остановилось в паре сантиметров от моего, а глаза внимательно меня изучали. Мне захотелось отвернуться, так как я знал, что во мне слишком много изъянов. Но я выдержал этот взгляд, эту негласную проверку на прочность. У Джерарда были аккуратные тонкие губы, настолько очаровательные, что казалось, будто какой-то умелый мастер специально нарисовал их на его лице, желая создать что-нибудь прекрасное, небольшой прямой нос и глаза, тёплого зеленоватого оттенка. Эти глаза смотрели внутрь тебя, уничтожая все возведённые тобою стены, зачаровывая. Они были подобны быстрой горной реке, в которую ты попадаешь и непременно тонешь, натыкаясь на острые камни. Я останавливаю машину у ветхой пятиэтажки, и Джерард тут же спешит выбраться наружу. Он с детства не любил небольшие замкнутые пространства, отчего окна в машине, даже в самые холодные зимние дни, должны быть хоть немного приоткрыты. Об этом знал только я, не потому, что мы были слишком близки с ним, нет, просто я от природы был слишком наблюдательным. Осознав это, он часто начал завязывать мне глаза во время наших "игр", а после и просто во время обычного ужина или просмотра фильма. Джерард держал мои руки, не позволяя стянуть чёрную ткань. Его забавляла беспомощность, то, как я бродил по комнате, натыкаясь на углы, и слепо поворачивал голову на доносившийся откуда-то звук. Мы снимали квартиру на самом последнем этаже. Насколько мне было известно, на этаж ниже и в соседних квартирах никто не жил, в вентиляционных шахтах было полно крыс и тараканов. По ночам, когда Джерард засыпал и не мог слышать всех этих жутких звуков, мне казалось, что мы совершенно одни в этом непригодном для жизни месте. Здесь даже не было наркоманов, что казалось ещё более странным. Я часто предлагал Джерарду переехать в какое-нибудь более людное место, но парень был влюблён в эти чёртовы стены с жёлтой облупившейся краской. Ему нравилась тишина и эта заброшенность. Ему нравилось то, что моих криков никто кроме него не мог услышать. Я медленно поднимаюсь следом за ним, по привычке пересчитывая ступени. Я никогда не досчитывал до конца, только до двадцати, а потом начинал с начала. Это придавало какой-то лёгкий эффект вечности, чувство того, что мы застряли здесь навсегда. Джерард останавливается и протягивает руку, отыскивая мои пальцы и переплетаясь со своими. Я вздыхаю и ничего не говорю, предчувствуя, что эта ночь ничем хорошим не закончится. Мы заходим в квартиру, и я уже готовлюсь ослепнуть, но он лишь касается тёплыми ладонями моих век и скользит вниз по щекам, задерживаясь на нижней губе и чуть оттягивая её, желая рассмотреть татуировку. Он ловит мой удивлённый взгляд и пожимает плечами. В моей голове проносится: "Строгость". Его пальцы умело стягивают с меня всю одежду. Мне не привычно наблюдать за всем этим, так как раньше, пользуясь своей слепотой, я мог просто стоять, не делая ничего. Сейчас же, я видел его любопытный взгляд, то, как он закусывает губу. Я видел его бледные пальцы, задевающие соски, поглаживающие кожу на шее, животе, пробегающиеся по рёбрам, вызывая приятное щекочущее ощущение. Он наклоняется ко мне и целует в уголок рта. Джерард никогда не целовал меня по-настоящему, с языками, стонами и страстью. Лишь во время оргазма, когда мы оба были слишком увлечены, чтобы придавать этому какое-то значение. Он всегда целовал меня так, как мать целует дочь перед сном. С какой-то нелепой лаской и нежностью. Целовал так, будто любил, будто я был его маленьким мирком, точно так же, как он - моим. Джерард увлекает меня в гостиную и толкает в сторону уродливого синего дивана, слишком жёсткого и скрипучего. Я чувствую его пальцы на своём члене, когда руки оказываются скованными наручниками, а ноги широко разведены в стороны. Впервые за долгое время я чувствую, что мне хочется вырваться отсюда. Просто обнять его и поцеловать, по-настоящему, так, как жена целует своего мужа после долгого расставания и тысячи писем. - Джерард, - шепчу я, когда его руки скользят по внутренней стороне бедра, играют с мошонкой, оставляют неглубокие царапины на коже. Мне хочется прекратить, потому что это совсем ничего не значит. - Ты просто маленькая похотливая шлюха, - смеётся он, оставляя красный след от своей ладони на моей щеке. - Я люблю тебя, - говорю я, поддаваясь ему навстречу, вновь возвращаясь к безразличию. Мне хочется избавиться от наручников, избавиться от его похоти. Просто уткнуться носом в его шею, наблюдать за тем, как он курит, как втягивает щёки при каждой затяжке, предоставляя моему взору красивые скулы. - Заткнись, - он пропихивает палец мне в рот, желая, чтобы я его облизал. - Ты не можешь любить меня. Ты никогда не должен любить меня. Я зажмуриваюсь, чувствуя его палец внутри себя, вначале один, просовывающийся всё глубже, после к нему присоединяются ещё два. Он грубо насаживает меня на них, даже не пытаясь доставить хоть какое-то удовольствие. Просто так нужно, наша единственная крохотная прелюдия. - Сними одежду, - прошу я, прогибаясь в спине и пытаясь принять удобную позу. Джерард не отвечает, его пальцы выскальзывают из меня и тянутся к пряжке ремня. Джинсы сползают до колен вместе с боксерами, и его твердый член упирается мне в зад. Он плюёт на руку и проводит ею по члену, после чего помогает мне обвить его ногами и медленно входит. С первого раза не выходит, я оказываюсь слишком узким, чтобы член вошёл полностью. Парень шипит и ругается, оставляет укус на моей шее и резким толчком входит, разрывая меня изнутри. Я чувствую всё, точно так же, как и в первый раз. Ничего не меняется, только позы, места и настроение. Это всегда запредельно больно, жёстко и совсем неприятно. Секс уничтожал меня в прямом смысле, окончательно выбивал из сил, но ничего больше не оставалось. Я мог лишь снова и снова подставлять истерзанную задницу. Я уже давно потерял ту нить, дающую мне понять, зачем всё это происходит. До меня доносились толчки, сопровождающиеся звуком соприкасающихся друг с другом разгорячённых тел. Губы Джерарда целовали меня, язык грубо проникал ко мне в рот. Он то замедлял темп, то разгонялся снова, иногда выходил полностью, чтобы после резко вогнать свой член в меня целиком. Я уже давно научился сдерживать крики и лишь тихо стонал, зная, как сильно это заводит его. Я кусал губу, касался его тела, поддавался бёдрами навстречу, но не чувствовал ничего. Просто секс, грубые толчки и никакой нежности. Наверное, именно это и должно быть. То, чего я заслуживаю. Плата за счастливую жизнь. - Строгость... - хрипло произносит Джерард, вытаскивая член и заливая спермой мой живот, мерзкий синий диван и пол. Он освобождает меня от наручников, и я медленно бреду на маленькую тесную кухню, чтобы приготовить ему кофе. Затёкшие руки дрожат, а на запястьях выступают капельки крови, падающие прямо на пол. Я вздрагиваю, когда чувствую его тяжёлый взгляд на себе. Джерард стоял позади и сжимал что-то в своих руках. - Я хочу поиграть с тобой, - говорит он, подходя к окну и забираясь на подоконник. - Я устал. - Тебе придётся. Я вздыхаю и сажусь на стул напротив него. В его руках револьвер. На его губах дьявольская улыбка. Я бы испугался, но на ум приходит лишь облегчение. - Мы просто выстрелим, - говорит он, - чтобы доказать свою любовь. - Ладно, - киваю я, - вот только... - Что? - Джерард начинает злиться, и его пальцы белеют от того, насколько сильно он сжимает сталь в своих ладонях. - Поцелуй меня. - Строгость, - выдыхает он. Это странно, но я всё ещё нуждаюсь в его согласии. Его глаза расслабленно закрываются, и я становлюсь на носки, чтобы дотянуться до его идеальных губ. Парня удивляет моя напористость, но вскоре он поддаётся, приоткрывая губы и опуская руки мне на талию. Мы стоим так всего несколько секунд. Какие-то жалкие несколько секунд, в которых я нуждался с самого начала. Наш первый настоящий поцелуй. - Мы просто выстрелим, - повторяет он, засовывая пулю в револьвер и протягивая его мне. Совсем не страшно. Я приоткрываю губы, и дуло оказывается у меня во рту. В фильмах герои часто кончали с собой таким способом, кажется, тогда всё длится не так долго. Я не позволяю себе закрыть глаз, желая видеть его в последние секунды. Я ни о чём не жалел. Ни о своей потраченной и потрёпанной жизни, ни о том, что она закончится именно так. Я был уверен, что револьвер выстрелит, потому что мне всегда везло. Но меня встречает лишь глухой щелчок. Я непонимающе пялюсь на Джерарда, но тот лишь смеётся, ловко выхватывая у меня пистолет. Теперь дуло у его виска. Сердце начинает колотиться с бешеной скоростью от одной только мысли, что я могу стать свидетелем смерти чего-то настолько прекрасного и такого жестокого. - Джерард, - я чуть ли не плачу, протягиваю руку, желая остановить его. Какая-то часть меня ждёт, что он не выстрелит, что это окажется просто шуткой и Джерард снова рассмеётся, но парень лишь шепчет: - Строгость, - и капельки его крови размазываются по моему лицу.