Железная рука Сатаны

Куда бы ты не повернул голову, увидишь только черную пустоту. Понять, скрывается ли за ней что-то, невозможно, как невозможно понять, скрывается ли что-то за темнотой ночного неба. - Знаешь, мама когда-то говорила, что в дедушкиных книгах написано, будто звезды - это ангелы, которые смотрят на нас с небес. И если мы их разочаровываем, то они плачут, смывая наши грехи… А может, она придумала все. Я ведь тогда маленький был, читал только по буквице, а по кириллице еще учился понимать… - Россия грустно вздохнул, - Сейчас было бы здорово поверить в одну из ее сказок. Америка повернул голову. Спокойствие Брагинского его раздражало. - Наверное, наши грехи не смыть уже даже всемирным потопом. Хочешь, вместе сгорим на костре святой инквизиции? - в тон собеседнику попытался пошутить Альфред. - Я не тороплюсь на тот свет, - Иван и впрямь был спокоен так, будто и не было никакого конца света. Он улыбался, мечтательно глядя в черный потолок бункера и думая о чем-то своем. - Тебе вообще наплевать, что мир гибнет или ты просто делаешь вид? - Просто делаю вид. А что мы можем сделать? "Сатану" назад не вернуть, радиация никуда не денется. Успокойся и смотри свое кино про конец света. Ты ведь это любишь. Где-то рядом на руках у своей матери заплакал ребенок. Заплакал негромко и мирно, как плачут проголодавшиеся, а не напуганные малыши. Его мать, темнокожая измученная женщина потянулась к бутылочке. Ребенку было не больше трех месяцев, но грудью она не кормила: боялась радиации. Ни Альфред, ни Иван не решились сказать ей, что счетчик Гейгера сходит с ума везде, а значит опасность равнозначна. Людей в бункере немного: около двухсот человек. Конечно, он не единственный, такие остались по всему миру, но это мало утешало. Выжившие люди - последние на земле. Америка еще чудом держался на ногах: большая часть территории лежала в руинах и жутко фонила радиацией, большая часть населения погибла мгновенно или скоро погибнет от лучевой болезни. По ночам Альфред плачет, думая, что никто не видит, он на себе чувствует боль каждого и даже начал носить бейсболку, чтобы никто не видел, волосы лезут из его золотистой шевелюры, как из старой куклы. Он уже наполовину облысел. Воспаленные глаза постоянно слезятся: Джонс видел взрыв "Сатаны" собственными глазами. А сейчас он уже почти ничего не видел даже в очках, встречал носом все углы и продолжал врать, что все в порядке. Иван казался куда более беспечным, но выглядел не лучше. Он не спал ночами и прекрасно видел, как плачет Альфред, но, сохраняя остатки уважения к заклятому другу, не рвался его утешать. Слезы Америки - это дело Америки. - Это ведь ужасно больно… - прошептал Джонс, будто в бреду. - Еще бы. - Что ты сказал? - голос Америки вздрогнул так, будто его ударили. - Сказал, что так нам с тобой и надо. Нечего было приключения на свои задницы разыскивать. Не первое же предупреждение: "Малыш" и "Толстяк" в Японии, Чернобыльская катастрофа в Украине, Фукусима… надо было уроки извлекать, а не меряться, у кого толще… кхм, ядерный потенциал! - зло прошипел Иван. - А ведь это ты первым нанес удар. - Ты сбил мой самолет! - вскричал Америка, подскочив на ноги. - Так и ты мой тоже. - Это был ответный удар! И ты потопил мой эсминец! - Он пересек "нейтральную линию". - Иван пожал плечами, облокачиваясь спиной о стену бункера. - Тобой же установленную! Какого черта твой флот вообще делал у берегов Северной Кореи?! - Отстаивал право суверенного государства самостоятельно решать свои дела. - И клепать атомные бомбы?! - И это в том числе. В конце концов, это не ее бомба организовала "превинтивный удар" по мне и Китаю. - Ты вынудил меня! - Альфред всхлипнул, не зная, чем еще оправдать себя. - А ты вынудил меня вынудить тебя. Может, хватит искать виноватых, Федя? Оба ведь хороши. Джонс уткнулся лбом в холодную стену и заплакал, впервые не стесняясь своих слез. - Если я сейчас застрелюсь… - начал он. - … то ничего не изменится. Американец закивал, как китайский болванчик, - бездумно. Судьба сыграла с ним злую шутку, приведя в один бункер с чокнутым русским. Он ведь мог бежать на север, туда, где в самой северной точке Канады (всей Канады, попавшей под удар из-за него, глупого американца Альфреда Джонса), ничуть не безопасной, укрылся с остатками выживших брат. Брат Мэттью, единственный во всем мире, не упрекнувший его ни в чем. Впрочем, может быть потому, что они не виделись с тех пор, как был нанесен первый удар. Альфред мог бежать на север. Но не побежал. И не потому, что герои не бегут. Просто не смог. Во всем мире остался только один человек (вернее, не совсем человек), которому он мог смотреть в глаза, несмотря на то, что причинил ему больше боли, чем кому-либо. Потому что боль, причиненная Иваном ему была почти равноценной. - И зачем тебе только нужна была атомная бомба такой сумасшедшей мощности? Уничтожить весь мир одним ударом - только ты на это способен, Империя Зла. - Система ответного удара, друг мой. Когда-то давно я решил, что если умру, то уведу за собой в могилу весь мир. Ты должен был об этом слышать, разве нет? - Слышал. Но думал, ты в большей степени преувеличиваешь. - Фома неверующий! Связи не было уже неделю. Они потеряли Канаду, Австралию, Египет, Испанию, не отзывался Китай. Пару дней назад выходил на связь Англия. Джонс тогда долго оправдывался перед ним, пытался даже (вот глупость!) извиниться, а Россия отшучивался на все американские обвинения и смеялся особенным обреченным смехом, навевающим мысли о затяжной истерике. Артур назвал идиотами их обоих, вернее, Америку - пустоголовым идиотом, а Россию - сумасшедшим, и отключится. Альфред обиделся, а Иван молча кивнул, соглашаясь. Брагинский вообще никогда не стеснялся признавать свою вину, пусть и не всегда официально. Они оба прекрасно помнили, что случилось ровно двести пятнадцать дней назад. По аналогии с нехорошей историей, произошедшей между США и тогда еще СССР, все журналисты мира называли это "Корейским кризисом". Тогда, год назад, казалось, что даже мысль о том, что Северная Корея может объявить себя ядерной державой, не давала Альфреду спокойно спать. Но Корея явно серьезно поставила себе задачу создать мощную ядерную базу: оружие и электростанции. Америка счел нужным вмешаться. Тем более, что ходили слухи, будто в этом принимал активное участие Россия. Когда Брагинский продал ядерное оружие Китаю, весь мир промолчал: доказательств не было, хоть все и понимали, что больше некому. Вопрос не раз поднимался в ООН: собрания стали похожи на балаган, каждый был готов кинуться на оппонента с кулаками. Вновь всем пришлось вспомнить, где находятся заветные "красные кнопки". "Петр Великий" стоял у берегов Кореи, как немое предупреждение России о серьезности своих намерений. Он не был настроен отступаться от Кореи, как от Кубы в свое время. Тогда же Иван прозрачно намекнул миру на то, что, в случае проявления открытой агрессии в его сторону, "Железная рука" схватит за причинное место весь мир. Америка знал об этом. И ему тоже было чем ответить. Регулярно без предупреждения сбивались в нейтральных водах беспилотные самолеты-разведчики, приводилось в боевую готовность вооружение. Люди не спали ночами, не отрываясь от телевизора и интернета; политики горстями глотали таблетки; Америка иступлено колотил грушу, не имея возможности ничего сделать с тем, что напуганные люди бегут в Канаду и Мексику; Россия молчал. Его люди тоже бежали, куда могли, подальше от юго-восточных границ, на Дальнем Востоке остались практически одни военные. Но Россия молчал. Самые страшные вещи в своей жизни Иван Брагинский делал молча: молча привел флот в боевую готовность, молча мобилизировал армию и только однажды, стукнув по столу переговоров кулаком, задорно рассмеялся, погрозил Джонсу пальцем и пообещал, что на этот раз маленький американский выпендрежник точно узнает, что же такое загадочная русская "кузькина мать". Тогда он еще не знал, насколько жестокой всем покажется эта попытка пошутить совсем скоро. Тогда они еще лелеяли надежду, что дело не дойдет до применения ядерного оружия. Американский флот пересек Атлантику. Корабли стояли в зоне видимости. В мире забили тревогу. Корею, как стая падальщиков, заполонили журналисты со всего света. Камеры были включены сутками, новостей не было в течение мучительных часов, а любопытные все ехали и ехали. Иван все не мог забыть маленькую, едва достающую до его груди, американскую журналистку со светлыми волосами. Иван не мог забыть, что ее звали Марта Хилль, что ей было двадцать шесть лет и что он ударил ее, когда она попыталась добиться от него каких бы то ни было комментариев. Ударил грубо, с локтя, как не бьют женщину. Иван был почти уверен, что она погибла одной из первых. А потом был американский эсминец, пересекший "нейтральную линию". Это был конец. Эсминец был потоплен. Америка, в свете и без того напряженной обстановки, не мог оставить вызов без ответа. Ракеты были направлены точно в цель, в стратегически важные пункты России и Китая. Китай, до этого державший относительный нейтралитет, но поддерживавший северного соседа, прекрасно понимал, что Америка всеми силами желал не допустить его союза с Россией. Поэтому первым делом он связался с Брагинским. - Поздно, Яо, - ответил Иван, - система уже запущена. Спасай людей, может, хоть кого-то успеешь уберечь. В тот же день "Железная рука" схватила мир за горло. Первыми задохнулись острова Карибского бассейна - взрывная волна просто стерла их с лица земли. Иван знал, что выживших не осталось. Америка задыхался до сих пор. Джонс кашлял кровью, лучевые ожоги на его теле не заживали. Брагинский выглядел почти так же и только то, что он не снимал шинель и шарф, создавало иллюзию того, что он почти не пострадал. Яо, когда в последний раз выходил на связь, говорил, что принуждает беременных женщин к абортам прямо в условиях бункеров: уже начались первые мутации. Яо плакал, когда говорил о крошечных, рожденных раньше срока малышах, изуродованных радиацией, больных, с неправильно сформировавшимися ручками и ножками. Яо плакал, потому что плакали их матери, от боли и отвращения. Керкланд потерял остатки волос на голове, и Альфред во время их последнего разговора едва набрался сил пошутить, что от британской гордости теперь остались только брови, а потом не мог выдавить ни слова, потому что Артур признался: брови тоже вылезли. Прибалтика не жаловалась. Прибалтика молчала. Но опасная близость этой троицы к подвергнувшимся бомбардировке базам северного морского флота России заставляла усомниться в их благополучии. Полубезумный уже Финляндия только говорил, что у братика-Эсти на диво смешная черепушка, а сестренка-Эржи теперь такая страшная, что точно никогда не выйдет замуж. На виновницу всех бед, Северную Корею тоже было страшно смотреть. Высохшая, как старушка, от постоянных истерик, она не могла без слез смотреть на прекрасного, любимого вождя, уже седого от тревог и больного от радиации. Ее великий вождь умирал, а она ничего не могла поделать и умирала вместе с ним. Вот уже двести пятнадцать дней огромное радиоактивное облако окутывало землю. Было не ясно, как все еще не погибли. Мир держался из последних сил. - Вот как сказать людям, что они умрут? Как сказать, что даже бункер не защищает нас полностью?! - Джонс закрыл лицо руками, - Почему так получилось? Разве мы с тобой хотели этого? Разве мы хотели всех убить? - Слишком много вопросов, Федя. Если бы я знал, наверное же, предотвратил бы. Заигрались мы с тобой: в политику, в самолетики-кораблики, - а про людей забыли. - И в демократию, - убито добавил Альфред, - в нее тоже заигрались. - Э, нет. В нее только ты играл, только у тебя так получалось. Америка со всей силы ударил кулаком по стене. Наверное, не будь стены бункера прошиты изнутри почти метровым слоем свинца, непременно пошла бы трещина. - Осторожнее, пальцы переломаешь, - заметил Иван. - Ну и пусть! Все равно не сдохну. - Сдохнешь. Сдохнешь обязательно. Не от этого, разумеется, но сдохнешь. - Помирать - так вместе. Оба же виноваты! - Джонс подмигнул Ивану и засмеялся. В его смехе не было ни капли веселья или грусти, вообще никаких эмоций - только истерика, вязкая, как кисель, затопившая все нутро и вообще весь бункер, мысли всех людей в мире. Не будь все вокруг уже сумасшедшими разной степени безумия, истерический смех Америки, смеявшегося над собственной смертью, над собственной жизнью, над тем, что еще год назад казалось ему и всем остальным безумно важным, мог бы лишить разума. Ивана дернула за рукав маленькая девочка, лет восьми, чумазая, в кофте с чужого плеча. - Дяденька, - тихо позвала она, - Папа не просыпается. Я его бужу-бужу, а он не будится… Брагинский вскочил и побежал за девочкой. Вернулся он через пару минут, невозмутимый, но будто окаменевший. Америка уже замолчал, кожей почувствовав, что произошло что-то очень страшное, хотя, казалось бы, куда уж страшнее. - Умер? - спросил Альфред. - Умер. - кивнул Иван. Они молчали. Говорить не было сил. Железная рука Сатаны сжимала мир тисками, не выпуская никого, даже самого маленького человека, и тянула прямиком в бездну преисподней. Иван был прав: мегатонная малышка "Сатана" все-таки устроила на земле настоящий ад. В этом аду гибли люди и уже никакие молитвы не могли их спасти. *** Под вековым деревом с красными листьями, прямо на молодой синей траве сидел невысокий (около двух с половиной метров) молодой мужчина. Он лениво перелистывал книгу, неизвестно как не истлевшую от времени, на незнакомом ему языке и сдувал со лба длинную золотистую челку. Слова были ему не понятны, но встречались красивые картинки. Книгу он одолжил в запаснике музея древности, где хранились не изученные еще артефакты, и собирался вернуть вечером. Книге было не меньше тысячи лет. - Нетрезвой походкой за нефтью горячей идет демократия, принципы пряча. Ракеты - крылаты, салют в Пентагоне и черные помыслы в беленьком доме, - задумчиво процитировал кто-то рядом. Парень оторвался от книги и встретился взглядом с глазами лилового цвета. - Это стихи? - спросил он. - Да, - кивнул собеседник, - Не знаю, откуда я их помню. - А что такое Пентагон? - Не знаю, Альфред. Наверное, место какое-то. Я там ни разу не был. Или был, но не помню, - мужчина пожал плечами и уселся на траву рядом с другом. - Ваня, а тебе не кажется, что у тебя проблемы с памятью? - спросил тот, которого назвали Альфредом. - Мне кажется, что у тебя проблемы с литературным вкусом. Что ты опять читаешь? - Что-то непонятное. Слов тут нет, одни закорючки, но, судя по картинкам, здесь странные непохожие на нас существа постоянно ругаются, дерутся и зачем-то убивают! - в голосе Альфреда звучало не поддельное изумление, - Подумать только, эта книга об убийствах, о том, что не придет в голову никому из ныне живущих! - Либо гуманоиды древности любили пугать друг друга такими страшными вещами, либо были настолько глупыми, что уничтожали себе подобных. - Что с них взять, первобытные существа. Самое начало эволюционной цепочки дорадиационной эры. - Да, ты, как всегда, прав, - Иван улыбнулся, - Иногда мне кажется, что ты просто эксперт во всем, что касается древности. Думаю, совсем скоро, через пару сотен оборотов вокруг звезды, мы узнаем больше о том, что было до Второго взрыва. - Наверное. Жаль только, что эти знания не имеют практического применения… Кстати, мне утром сообщали, что на Юго-Востоке стал падать уровень естественной радиации. - Да, я знаю. Туда уже отправили партию обогащенного урана, скоро нормализуется. Легкий ветерок донес откуда-то с запада резкий запах эдельвейсов, цветов, которыми недавно засадили почти весь парк. Иван долго сопротивлялся, ведь всем было известно, что эдельвейсов везде полно, а вот, например, подсолнухов почти нет, а по мнению Ивана парки должны были быть засажены исключительно редкими цветами.