Личный сорт выживания

Гроза как раз отбушевала над домами Бостона, когда по оживленному проспекту промчался грязный и старый автомобиль желтого цвета, нещадно скрипящий на каждом повороте. Все водители пропустили его не только потому, что он угрожал развалиться: на крыше у него торчала полицейская мигалка. Автомобиль этот ловко проманеврировал между остальными машинами, мигнул фарами и под вой сирены скрылся на боковой улице, стремясь к торговому центру, возле которого собралась толпа зевак. Полицейские машины полукругом встали возле входа в центр, копы прятались за ними, держа наготове оружие. Сверху стрекотал вертолет, и кто-то размеренно и четко проговаривал в рупор стандартные слова. Желтый автомобиль остановился, взвизгнув тормозами, из него выскочила немного растрепанная светловолосая женщина в красной куртке, надетой на белую майку. Проскользнув между взволнованно галдящими людьми, она стремительно прошагала к одной из полицейских машин, где была остановлена за руку. Ее буквально дернули вниз, заставляя пригнуться. - Что за ненужное геройство, Свон? – тревожно спросил женщину бородатый мужчина в бронежилете. Он покачал головой, затем чуть улыбнулся, расслабляясь. - Ты не меняешься, Эмма. Нехитрым способом выдав окружающим имя и фамилию женщины, полицейский достал рацию и тихо произнес в нее: - Переговорщик на месте, готовы начинать. Он бросил быстрый взгляд на Эмму, та кивнула, принимаясь стягивать куртку. Ее действительно звали Эмма Свон, и она была переговорщиком – тем, кто ведет долгие и задушевные беседы с преступниками, захватившими заложников. Задачей переговорщика всегда является сведение к минимуму количества жертв и требований, которые преступники предъявляют государству и полиции. Обычно такими вещами занимается один из полицейских, но Эмма копом не была никогда. Она считалась лучшей в другом. Эмма Свон чуяла правду. На расстоянии – далеком и близком, в мужчинах и женщинах, детях и стариках. Она могла сказать, когда человек врет, а когда нацелен на искренний разговор. Была ли подобная возможность для Эммы даром или проклятием – она не распространялась. И охотно помогала полиции, когда той требовалась помощь. Вот как сейчас. Невольным напарником ее в этом деле всегда выступал Нил Кэссиди – один из полицейских, с которым Эмму некогда связывали довольно продолжительные романтические отношения, закончившиеся расставанием по обоюдному согласию. Эмма была вольной пташкой, любящей полеты в дальние страны и приключения, Нил, когда-то вполне разделявший ее интересы, со временем превратился в того, кто хочет семью. Десять лет назад им было слишком хорошо вдвоем, чтобы разлучаться хоть на миг. Десять лет спустя они по-прежнему волновались друг за друга, когда кто-то из них шел на опасное задание. И ни слова о любви. Толпа шумела, отгороженная от опасной зоны желтой лентой, полицейские внимательно следили за тем, чтобы никто не перешел барьер. - Какие требования? – спросила Эмма, надевая выданный ей бронежилет, краем глаза замечая снайпера на крыше здания напротив торгового центра. Значит, все серьезнее некуда. Хотя на легкость в таких делах рассчитывать приходится редко. Нил обошел Эмму кругом, затягивая ремни. - Непонятно, - ответил он честно. – Мне так и не удалось выбить из него, что он хочет. Может быть, получится у тебя. Эмма еще раз посмотрела на снайпера. - Сколько человек он держит? – она подумала о том, что бронежилет все равно не спасет от выстрела в голову. Впрочем, она думала об этом каждый раз, как надевала его. Ничего нового. - Двоих: женщину с ребенком. Остальных отпустил, сказал что-то вроде того, что они ему не нужны. Эмма поморщилась. Это всегда было плохо. Будь там просто женщина или мужчина, взрослый человек – все прошло бы гораздо легче. Но дети склонны к слезам и крикам, мало кто из них понимает серьезность происходящего. Они начинают волноваться, вместе с ними волнуется преступник, а взволнованный бандит всегда хуже управляем. - Как его зовут? – Эмма собирала информацию по крупицам, давая ей время улечься в голове. - Грег Менделл, - Нил затянул последний ремень и отступил на шаг, придирчиво осматривая дело своих рук. – Будь осторожна. Он всегда просил об этом, а Эмма всегда выполняла его просьбу. - Буду, - она не собиралась изменять их традиции сегодня. – Дай мне два часа, я постараюсь управиться. Она всегда завышала планку, чаще всего ей удавалось договориться минут за тридцать, максимум – сорок. Нил принялся было закреплять под жилетом «жучок» для прослушки разговора, но Эмма остановила его. - Это их злит, - просто сказала она. Нил, помедлил, затем кивнул, убрал «жучок» и обнял Эмму, попутно проверяя, как застегнут жилет. - Чем собираешься заняться завтра? – улыбнулся он, немного задержав объятия. Эмма улыбнулась ему в ответ. Старая привычка не придавать значения тому, что делаешь. Не волноваться и не волновать других. Эмме эта привычка нравилась. - Поеду поглядеть на сына, - она огладила ладонями жилет, словно расправляя невидимые складки. Нил кивнул, отходя в сторону и проверяя, как работает передатчик. - Что-то узнала о нем? Он был в курсе. Того, что у Эммы есть сын. Вот только Эмма поклялась себе не говорить ему, что это и его сын тоже. Кто старое помянет… Может быть, позже он и узнает. Может быть, как раз после завершения сегодняшней операции, когда они пойдут в бар пропустить по стаканчику пива, Эмма расскажет Нилу, что поедет в городок под названием Сторибрук, что в штате Мэн, где, согласно найденным документам, живет женщина, усыновившая ее ребенка. Их с Нилом ребенка. Эмма никогда не считала, что станет хорошей матерью. А уж после того, как в тюрьме, куда она попала за ограбление магазина, ей сказали, что она беременна, Эмма и вовсе перестала тешить себя скупыми надеждами на то, что все может измениться. Ребенок родился в тюремном лазарете, и врач, пожилой и умудренный опытом, устало посоветовал Эмме отдать его. Эмма так и сделала, думая потом, что плачет ночами от невозможности отделаться от легкой боли внизу живота. Девять лет Эмма не думала о своем сыне. Она не пыталась подобрать ему имя, не размышляла, какие книги он читает и в какую школу пойдет. Она не вспоминала о нем. Но однажды он ей приснился. В том сне мальчик не разговаривал и не плакал, он молчал и уходил куда-то прочь, не слыша, что Эмма зовет его и просит остановиться. Эмма проснулась в слезах, но низ живота у нее давно не болел, и свалить на него слезы было нельзя. Нилу она сказала, что родила ребенка от одного из надзирателей, изнасиловавшего ее в первый же день пребывания за решеткой, и Нил, сжимая кулаки, долго требовал назвать его имя. Не добившись ответа, он смирился, конечно, в итоге и лишь горестно вздыхал иногда, переживая выдумку Эммы сильнее, чем она сама, но ведь это и было логично. Эмма лишь радовалась тому, что Нил все еще доверяет ей. И вот, подстегиваемая сном, пробудившим к жизни желание узнать, хорошо ли живется ее ребенку, Эмма, задействовав все свои каналы связи, разузнала адрес, по которому ей следовало отправиться завтра. Она уже решила, что не станет никого тревожить, просто посмотрит, все ли в порядке. Просто узнает. А затем уедет обратно. Зачем волновать людей прошлым? - Удачи! – Нил хлопнул Эмму по спине, отправляя в путь, и она, провожаемая тяжелыми взглядами окружающих и снайперского прицела, поднялась по ступеням, входя в прохладу торгового центра. Преступник с заложниками встретили ее сразу: женщина с ребенком жались друг к другу в центре большого зала, непривычно пустого сейчас. Эмма шагнула было к ним, успокаивающе улыбаясь, но холодная сталь пистолета прижалась ей к левому виску. - Стой на месте, если хочешь жить! Эмма услышала в голосе преступника легкую дрожь. Нервничает, ничего удивительного. Она не повернула головы, продолжая улыбаться заложникам. Женщина, красивая, с темными глазами, в строгом офисном костюме, на улыбку не ответила, а вот мальчуган лет десяти на вид с озорными глазами, такими же темными, как у матери, улыбнулся, хоть и немного испуганно. Эмма пригляделась и поняла, что у женщины связаны руки. Это немного обеспокоило ее, но не так сильно, чтобы зацикливаться. Пистолет сильнее ткнулся в висок, причинив легкую боль. Эмма вскинула руки. - Я стою и не двигаюсь, - примирительно сказала она. – Как вас зовут? Конечно, ей было страшно. Она все еще помнила, что жилет не защитит от выстрела в голову. Но показывать страх было нельзя, приходилось терпеть, благо эту роль Эмма знала наизусть. Мужчина засмеялся. - Неужели ты еще не выяснила мое имя? – выкрикнул он раздраженно, и раздражение это совершенно не вязалось с его смехом. - Меня зовут Эмма Свон, - не обращая внимания на то, что капли слюны, сорвавшиеся с губ мужчины при крике, упали ей на щеку, продолжила Эмма. – Давайте все познакомимся. Она не позволяла улыбке покинуть губы. Первым откликнулся мальчик, хоть мать и пыталась остановить его. - Меня зовут Генри Миллс! – сказал он громко и сам испугался этой громкости. Парень выглядел не плаксиво, Эмма подумала, что, возможно, с ним не будет проблем. Эмма хотела бы кивнуть ему, но не могла и вместо этого показала ему большой палец. Затем посмотрела на женщину. А женщина посмотрела на нее и нехотя сказала: - Регина. - Никому не интересно, как тебя зовут, заткнись! – сорвался вдруг мужчина на крик снова. Женщина вздрогнула и вскинула подбородок, щуря глаза. Эмма заметила в них злость. Это было важным моментом. Еще древние верили, что обмен именами настраивает на мирный лад. Имя – словно залог, как показатель доверия. Да и психологически преступнику гораздо сложнее убить того, чье имя он знает. Того, кто и его самого может назвать по имени. Мужчина убрал было пистолет от головы Эммы, но тут же вернул его на место. - Ты можешь звать меня Грег, - должно быть, это было задумано как легкая небрежность, но прозвучало почти как мольба. Эмма очень осторожно кивнула все же. - Хорошо, Грег, - сказала она. – Может быть, ты проверишь, есть ли у меня оружие, а затем позволишь опустить руки? Он не приказывал ей поднимать руки, но Эмма предпочитала давать тем, с кем ведет переговоры, немного дополнительной власти. Это расслабляло их и делало уязвимее, а также разговорчивее. Вот и Грег Менделл, чье имя Эмма, конечно, не успела забыть с момента разговора с Нилом, расслабился. Переступил с ноги на ногу и вновь отвел дуло в сторону. - Иди к ним, - буркнул он, махнув пистолетом в сторону сжавшихся Регины и Генри. Эмма не стала медлить. - Все в порядке? – тихо спросила она, опускаясь на пол рядом с заложниками. Мальчик кивнул, женщина, помедлив, сказала: «Нет». - Не разговаривай с ними! – Грег подбежал и схватил Эмму за локоть, оттаскивая ее в сторону. – Ты пришла, чтобы говорить со мной! - Ты сам послал меня сесть здесь, - возразила Эмма, при падении, организованном Грегом, больно ударившись коленом. Она подняла голову, принимаясь разглядывать мужчину. Ничего особенного. Где-то под сорок, начинающий лысеть мужчина, со скорбно поджатыми губами и прищуренными глазами. Злится на то, что прислали переговорщика? Эмма присмотрелась повнимательнее. Может, и не под сорок. Может, меньше, просто так выглядит… потрепанно. - Может быть, ты скажешь мне, каковы твои условия? – мирно начала Эмма, не сводя взгляда с нервно шагающего Грега, посматривающего в сторону входа. Грег остановился. Руки его были опущены, но Эмма знала, что требуется лишь доля секунды, чтобы снова направить на нее пистолет. И выстрелить. Поэтому продолжала сидеть смирно и не шевелиться. Грег свободной рукой взъерошил редеющие волосы и сглотнул. - Я хочу, - чуть дрожащим голосом начал он, - чтобы она вернула мне отца. И он кивнул на Регину, дернув губами. Эмма нахмурилась. Сумасшедший? Это всегда хуже: с такими очень редко удается договориться. - Вы знаете, о чем он говорит? – обратилась она к женщине, тая надежду сама не зная, на что. Регина сидела с каменным выражением лица и ответила сквозь зубы: - Понятия не имею. Что-то кольнуло внутри, царапнуло остро сердце. - Вы лжете, - едва слышно укорила Эмма Регину и в ответ получила злой и одновременно пораженный взгляд. Регина врала. Подставляла под удар своего сына, но врала. Это было очень плохо. - Эй, ты, переговорщик! – окликнул Эмму Грег, и она была вынуждена вновь отдать свое внимание ему. – Хочешь знать, что она со мной сделала? Эмма не хотела. Но сказала «Да», разумеется. Тогда Грег подошел, присел на корточки рядом с Эммой и, обдав ее гниловатым дыханием, проговорил: - Она – ведьма, знаешь ли. И она забрала моего отца. Оставила себе. Хотела оставить и меня, но я сбежал. Мне было всего десять лет, и я остался один. Ты знаешь, что такое быть одному, Эмма? Он ухмыльнулся, думая, что выигрывает, но Эмма ответила очень спокойно: - Да. Я не знала своих родителей. Они бросили меня в младенчестве. Это был тот факт ее биографии, о котором она мало кому рассказывала, но иногда упоминание о нем помогало. Вот как сейчас. Грег дернулся всем телом и вскочил, снова убежав от заложников, одним из которых теперь, кажется, была и Эмма. Воспользовавшись моментом, Эмма снова повернулась к Регине. - Почему вы соврали, что не знаете его отца? Она никогда не объясняла, откуда берет свое убеждение в том или ином факте, и это действовало всегда. Подействовало и на Регину: та взволнованно моргнула и глубоко вдохнула. - Вы вообще слышали, что он несет? – прошипела Регина. – Семнадцать лет назад! Может, я и знала его отца семнадцать лет назад, но тогда мне было на семнадцать лет меньше! Я не обязана была запоминать! Лицо ее раскраснелось, Регина неровно дышала, ее явно задевало, что кто-то обвинил ее во лжи. Однако больше она не врала: сердце Эммы было спокойно. И все же… до этого она явно солгала. Зачем? - Может быть, вы еще обвините меня в том, что я ведьма? – напоследок бросила Регина. Ее сын жался к ней и молча смотрел на Эмму. Смотрел с надеждой. Грег все еще бродил по залу, не рискуя подходить к окнам, поэтому Эмма подмигнула Генри и спокойно обратилась к Регине: - Грег психически ненормален, это очевидно, но не исключает того факта, что он искренне верит, что к потере отца причастны вы. Регина поджала губы. - Пусть верит, во что хочет! – запальчиво фыркнула она, ближе притягивая к себе сына. – Я не обязана поддерживать эти бредовые идеи! Регина пыталась держать лицо, но Эмма чувствовала, что она боится. Да и кто бы не боялся? Но с чужим страхом Эмме было легче: тогда она забывала про свой. Эмма развязала бы Регине руки – кстати, почему они все-таки связаны, - но вряд ли это что-нибудь дало, кроме новой вспышки агрессии от преступника. - Послушайте, - Эмма не знала, сколько еще Грег будет общаться с самим собой, а потому хотела поспешить. – Вы же понимаете, что полиция, как и правительство в целом, вряд ли смогут удовлетворить требования Грега? Она еще не слышала их, но была уверена, что, так или иначе, они связаны с Региной и отцом Менделла. Регина все еще сжимала губы, не глядя на Эмму и прижимая к себе сына, затем нехотя кивнула. - Понимаю, - буркнула она. Эмма улыбнулась. Диалог налаживался. Впрочем, она и не сомневалась, что он наладится: заложники всегда впадали в крайности, либо принимаясь молиться на переговорщика, либо принимая его действия в штыки и считая, что он больше вредит, чем помогает. Это было нормально: первые видели в Эмме спасителя, вторые жаждали сорвать на ком-нибудь злость из-за того, что не могли взять ситуацию под свой контроль. Злость эта редко бывала продолжительной, вот и сейчас Эмма была уверена, что Регина, явно принадлежащая ко второй категории, уже выпустила нагнетенный пар. - Вы очень храбро держитесь, - сказала она серьезно, следя за тем, как счастливо улыбнулся Генри ее нехитрой похвале и как чуть оттаяла Регина. – Но нужно совершить еще один смелый поступок. Вы ведь сможете? Эмма помолчала чуть, давая Регине время поразмыслить над предложением, затем протянула руку и коснулась ладонью пальцев женщины. - Я верю в вас, Регина, - мягко произнесла Эмма, и в тот же миг сердце ее вновь заныло. Не так привычно, как дергалось оно, чувствуя ложь, но как-то по-новому. Эмма назвала бы эту боль сладкой, ищи она определение своей боли. Эмма удивленно замолчала, прислушиваясь к тому, что творилось внутри нее, затем подняла взгляд на Регину. И застыла, не понимая, что происходит. Регина смотрела на нее, неотрывно, очень пристально, и Эмма готова была поклясться, что обе они испытывают одно и то же. - Вы слышали меня? – шевельнула пересохшими губами Эмма, напрочь забыв о Греге, что, конечно же, было совершенно непозволительно. - Да, - коротко отозвалась Регина. Возможно, она хотела бы прекратить касание рук, но ее руки были связаны, а Эмма никак не могла догадаться сделать это. Эмма не знала, что с ней такое. Или с ними? Она смотрела на совершенно незнакомую женщину и готова была поклясться, что уже встречалась с ней. Такого, конечно, быть не могло, и все же ощущение это не оставляло ни сердце, ни разум. Впервые за все время своей работы переговорщиком Эмма так отчаянно рисковала собственной головой и головами заложников. Где-то на краю сознания она понимала, что поступает абсолютно непрофессионально, но ничего не мгла с собой поделать. Регина смотрела на нее с любопытством и каким-то далеким чувством признательности. Эмма понятия не имела, откуда взялась признательность. - Эй, там! – грубый окрик Грега заставил Эмму, наконец, прийти в себя. - Отвлеките его, - торопливо прошептала она под биение пульса в ушах и стремительное приближение к ним Грега. – Заговорите зубы, пообещайте, что угодно, дайте мне время и возможность обезоружить его. Регина кивнула и чуть оттолкнула от себя Генри. Тот, видимо, не упустив ни единого момента разговора матери и Эммы, послушно отполз в сторону. Эмма тоже отпрянула от Регины в момент, когда разъяренный Грег навис над женщиной, хватая ее за волосы и отгибая ей голову назад. - Ты просишь ее поверить тебе, да?! – заорал он, брызгая слюной, и Эмма видела, как поморщилась Регина, пытаясь закрыть глаза. – Рассказываешь сказки о том, какой я ненормальный, как все придумал?! Ты убила моего отца, сука! Ты оставила его в этом своем мертвом городе! Грег орал и тряс Регину, которая почему-то молчала. Генри – Эмма видела это отчетливо – сжимал кулаки, в глазах его стояли слезы. Эмма чувствовала, что он готов броситься на защиту матери, а потому улучила момент и сделала мальчику знак, чтобы он оставался на месте. Губы Генри дрожали, но он кивнул и опустил руки. Эмма напряглась, готовясь к прыжку, выцеливая момент, но пистолет Грега был у лица Регины, а Эмме совсем не хотелось, чтобы ей разнесли полголовы. Один спасенный заложник, конечно, лучше, чем вообще никого, но… Нет. - Злобная сука! – снова завелся Грег, но в этот момент Регина рассмеялась ему в лицо, и Эмма поразилась тому, как искренне это прозвучало. Грег, видимо, тоже поразился, потому что замер, прекратив трясти женщину. А в следующий момент Регина заговорила. - Я убила его, - сказала она, и лицо ее стало хищным и довольным. – Убила, потому что он слишком много ныл о тебе и требовал, чтобы его отпустили. Знаешь, я думаю, что и ты ныл бы, поэтому хорошо, что ты сбежал. Она продолжала говорить гадкие, неприятные вещи, Грег продолжал слушать, медленно краснея, а Генри зажимал уши руками. Эмма знала, что Регина врет, играет, чтобы спасти их всех, но не чувствовала ничего сердцем и лишь молча восхищалась, как сильно Регина вжилась в роль, как основательно сама поверила тому, что должна сказать. Регина выплевывала слова в глаза Грегу, придумывая все больше и больше подробностей пока, наконец, Грег не отпустил ее. Лицо его сморщилось так, будто он собирался заплакать. - Стерва, - жалобно сказал он, и руки его повисли безжизненными плетями вдоль бедер. Регина злобно ухмыльнулась в момент, когда Эмма вскочила и бросилась к Грегу, на полном максимуме вкладываясь в этот рывок. Она успела ровно за секунду до того, как Грег снова вскинул руку, целясь в голову Регины. Эмма повисла у него на руке, выкручивая ее со всей возможной силой. Грег взвыл, сгибаясь, пистолет выпал на пол, Эмма ногой отшвырнула его как можно дальше. - Ты с ней заодно! – заорал Грег, наливаясь силой, с которой Эмма уже справиться не могла: она все еще оставалась женщиной против разъяренного мужчины. Грег ударил ее, кулаком прямо в лицо, и рассмеялся, когда Эмма отлетела прочь, ударившись затылком о какой-то выступ. Перед глазами почернело, Эмма успела испытать страшную боль, и отключилась. Придя в себя, она тут же пыталась сесть, но кто-то схватил ее за плечо и уложил обратно, вызвав тем самым жуткое головокружение. - Кто выжил? – простонала Эмма, не зная, хвататься ли ей за затылок или за щеку, на которой явственно проступил сильнейший синяк. Она лежала на полу, а рядом с ней на одном колене стоял Нил, который и сказал: - Все выжили, - он помолчал и добавил: - Все, кому надо было выжить. Эмма проследила его взгляд и с оттенком хмурой радости увидела распростертое на полу тело Грега Менделла. Мертвое тело, надо полагать. - Кто это сделал? – выдохнула Эмма. - Снайпер, - отозвался Нил. – Этот гад побежал за пистолетом, а он лежал возле самого окна. Ну и… Нил не договорил, а Эмме и не нужно было. Морщась, она все-таки поднялась, садясь. - Мне нужно увидеть их, - сказала Эмма, и Нил не задал глупого вопроса, кого именно. Регина и Генри сидели в машине «скорой помощи», накрытые одеялами, и пили что-то из пластиковых стаканчиков. Увидев, что Эмма остановилась возне них, Генри соскочил со своего места и бросился к ней, расплескивая то, что пил. Вспрыгнув на землю, он обхватил Эмму обеими руками и крепко прижался к ней. - Эй, ну, что ты? – растерявшаяся Эмма потрепала его по голове и улыбнулась, тоже растерянно. Генри какое-то время обнимал ее, затем вдруг воскликнул: - Мама, можно я пойду к полицейским, попрошу посидеть за рулем? Регина, все это время наблюдавшая за Эммой и сыном, разрешила. Генри умчался, радостный и возбужденный, Эмма поглядела ему вслед, затем повернулась к Регине. - Все в порядке? – она сморщилась, заставив себя забраться в машину, потому что боль все еще была сильной, и со вздохом облегчения села рядом с Региной. – Ты не пострадала? Генри, как я поняла, в норме. Он не видел убийства? Регина улыбнулась и протянула руку, которую Эмма тут же пожала. - Не видел, он закрыл глаза. И спасибо, – вполне искренне проговорила женщина. – Я не знаю, как бы мы выжили без вас. Она назвала Эмму на «вы», будто не услышав, как назвали ее саму, но Эмму это не смутило. Она спасла этих людей, они стали для нее почти родными, а родным она всегда тыкала. Регина же пусть обращается к ней так, как ей удобно. Кроме того, от прикосновения Регины жар снова захватил сердце и заставил его биться отчаяннее. Сейчас это волновало Эмму гораздо больше. - Кто-нибудь другой пришел бы вместо меня, - пожала плечами Эмма, стараясь казаться спокойной и даже чуть равнодушной. - Но пришли именно вы, - возразила Регина, пристально разглядывая Эмму. От такого внимания Эмма смутилась и выпалила первое, что пришло на ум: - Я могу чем-то еще помочь вам с Генри? Может быть, отвезти вас домой? Если вы уже закончили давать показания, конечно. Ей было отчего-то жаль расставаться с этой женщиной и ее сыном. Будто что-то тянуло Эмму к ней, что-то, чему не было названия, да и не стоило, наверное, его искать. Саму себя Эмма успокоила тем, что просто хочет убедиться, что все действительно закончится хорошо. А может быть, еще и спросить, зачем Регина врала про отца Грега в самом начале. Пришел черед Регины теряться. Она отпустила руку Эммы, заставив ту испытать смутное сожаление по этому поводу, и глухо сказала: - Закончили, да. Если вам не сложно… Она не закончила фразу и пожала плечами, делая вид, что ей все равно. - Куда вас отвезти? – Эмма взлохматила волосы, думая о том, что забыла снять жилет. И уже начала прикидывать, куда задевала навигатор с картой Бостона, когда услышала спокойный голос Регины, тремя словами перечеркнувшей Эмме всю ее прошлую жизнь: - Сторибрук. Штат Мэн.