По разные стороны двери

«Нет ничего лучше, чем надежная дверь с надежным замком!» — так думал Маэдрос, стоя на лестнице, ведущей на чердак. Чердачная дверь полностью соответствовала его представлениям о надежности: из толстых крепких досок, обитая железом, с тяжелой резной ручкой. И замок был что надо, хотя для большей надежности на швабру тоже заперли. Маэдрос повертел в руке ключ — солидная вещь, как орудие убийства вполне мог бы сойти — и сел на коврик возле порога, опустив ноги на лестницу. Маглор, потирая синяк на руке, откинулся спиной на перила и принялся созерцать пустоту. Карантир, как и следовало ожидать, был возмущен оттого, что его заперли на чердаке. Из-за двери то и дело слышались недовольные возгласы, перемежаемые с фырканьем, угрозами послать всех на корм стервятникам и громкими трехэтажными матами. — Нет! — рявкнул Маэдрос, — я предупреждал, что этим все кончится! Пока не научишься себя хорошо вести — не выпустим. Снова послышался длинный экспрессивный монолог, к слову, гораздо длиннее и экспрессивнее всех предыдущих. — Вот так всегда, — вздохнул Маглор, — а я же хотел на кухне повозиться… — Иди, возись. Я за ним послежу, все равно делать нечего. Что стряпать будешь? — Пирог с черникой хотел испечь на ужин. Что думаешь? Со стороны чердака в дверь поскреблись. — Ух ты, — расплылся в улыбке Маэдрос, — иди, готовь. Топай, топай, что ты медлишь? — он наклонился к замочной скважине, — а тебе не дадим. Не скребись. — Рыжий… — протянул Карантир, — чего ты такой злой?.. — Это не я злой, а ты несносный. Кошмар! Сначала ты «нечаянно» переколотил кучу посуды, потом поругался со всеми, причем такими выражениями, каких даже папа стесняется, потом еще обиделся на всех, а я после этого злой. Убил бы! Заткнись, чтоб я тебя не слышал! Карантир что-то прошипел и принялся ходить туда-сюда по чердаку, матерясь себе под нос и топая, как конь Оромэ. Маэдрос проводил глазами Маглора и поудобнее устроился на коврике. Несмотря на все вздохи, ругательства и фырканья Карантира, а также нудные поучения внутреннего голоса, он считал, что все сделал правильно. Родители уехали к дедушке Махтану, близнецов и Куруфина с собой взяли, и он, Маэдрос то бишь, остался за старшего. Значит, можно делать то, что считает нужным, и плевал он на фырканья младших. Нервы надо беречь, а терпеть выходки Карантира Маэдрос уже не мог. Даже от Келегорма обычно было меньше проблем. Ничего, вот посидит под замком немного, может, поспокойнее будет. С кухни доносились восхитительные запахи. Судя по всему, Маглор с головой ушел в готовку. Маэдрос закрыл глаза и попытался погрузиться в мечты. Маэдрос слышит, как Карантир, фыркнув последний раз, ложится спать, завернувшись в старое одеяло. Засыпает, не говорит больше ничего, не шумит, и можно за ним уже не следить — что он спящий сделает? А тут шаги на лестнице: ближе, ближе, приходит Маглор, как всегда растянув губы в коварной улыбочке. Но в мыслях коварства у него нет: он лишь протягивает руку и говорит: «Маэдрос, ты же задолбался тут уже сидеть. Пойдем лучше чай пить, я там пирог испек, с черникой, твой любимый». И Рыжий, понятное дело, соглашается, они идут на кухню… Эру милостивый, как есть охота… На лестнице действительно послышались шаги, но это, к великой печали Маэдроса, оказался Келегорм, посмевший вырвать старшего братца из сладких грез. Шел он быстро, но спотыкаясь, словно пытался одновременно сделать два дела: торопиться и обдумывать какую-то очень важную мысль. Очевидно, Маглор ввел его в курс дела, и теперь он размышлял, как поступить в сложившейся ситуации. Маэдрос решил не говорить ему, что сделать он все равно ничего не сможет, но ключ на всякий случай убрал в карман поглубже. — Стой, кто идет? — Это я. Келегорм. Пришел навестить Карантира, — ответил он, — можно? За дверью послышалось одобрительное фырканье и скрип когтей по дереву. — Нет, нельзя, — сказал Рыжий, — он под домашним арестом. — Это я понял, — вздохнул Келегорм, — а через дверь можно поговорить? Маэдрос вздохнул и посмотрел на младшего таким взглядом, что чуть не прожег ему на груди дыру. Но Келегорму было наплевать. К испепеляющим взглядам Маэдроса он уже привык, так что сейчас смотрел на него с выражением лица: «Ну, так что?» — Ладно, только недолго. И без глупостей. Под глупостями я понимаю некультурную речь, подстрекательство к авантюрам, обсуждения нас с Маглором в оскорбительных тонах и всякие глупости. — Маэдрос, это рекурсия! — крикнул из-за двери Карантир. — Плевал я на вашу рекурсию, — фыркнул Рыжий и отвернулся к стене. Келегорм приободрился и опустился на коврик рядом с Маэдросом. Тот поворчал себе под нос, но все же подвинулся. Он подумал, что надо бы следить за разговором, как бы там они не сказанули чего, но ему внезапно все надоело. Он закрыл глаза и подумал, что на кухне сейчас… Они идут на кухню, где тихо, чисто: нет никаких осколков, никто не носится, как угорелый, не ругается, не вопит. Маглор улыбается, как всегда, когда у него хорошее настроение, и жестом предлагает Маэдросу сесть в кресло. Там обычно сидит папа — все-таки глава семьи, — но сейчас папы дома нет. Маэдрос кладет себе под спину подушку, чтобы не затекала спина. Маглор отрезает ему кусочек пирога, кладет на блюдце, сам устроится рядом. От пирога исходит восхитительный аромат ванили, корицы и свежей черники — Эру, все бы отдал за него… — Нет, ты это слышал? Плевал на рекурсию… Нет, это как он до такого додумался? — Каря, да успокойся ты, никуда твоя рекурсия не убежит. Ты как вообще, живой еще? — Сдохну скоро, — сказал Карантир, — тут холодно и скучно. А еще я голодный, как волк. Маэдрос не говорил, сколько мне еще сидеть? — Пока не поумнеешь, — проворчал Маэдрос, отвлекшись от мечтаний. Из-за двери послышался сначала вздох, а потом страшный вой. Очевидно, Карантира категорически не устраивало подобное положение вещей. — Тихо ты, — сказал Келегорм, — уймись, я что-нибудь придумаю. — Просунь мне заколку под дверь, попробую замок отпереть, у тебя же наверняка в волосах заколки есть. — Не получится, Маэдрос тебя еще и на швабру закрыл. Карантир прокомментировал это такими выражениями, что Келегорм и Маэдрос хором подумали, что папа, если бы это услышал, упал бы в обморок и скатился кубарем по лестнице. А лестница, к слову, была твердая, длинная, и ступенек на ней было много. — Все, хватит! — Рыжий повысил голос, — Я просил без некультурной речи. Без матов то есть, если кто не понял. Келя, встал и свалил: иди Маглору с готовкой помоги. А ты, — он повернулся к двери, чтобы Карантир лучше слышал, — прощайся со своими ушами. Я тебе их оторву. — Маэдрос! — Келегорм попытался заступиться, — не обижай младших! — Келя, я тебе что сказал? Встал и свалил! Келегорму пришлось ретироваться: что-то ему подсказало, что еще немного, и Рыжий решит оторвать уши не только Карантиру. Тот-то все равно уже обречен, а на себя обрушить праведный гнев старшего Келегорму не хотелось. Тем более, оторванные уши не прирастают. Ходили слухи, что кто-то даже проверял. Маэдрос послушал удаляющиеся шаги и снова сел на коврик, прижавшись спиной к стене. На дверь опираться было бы, конечно удобнее, не будь там швабры, и Маэдрос бы убрал ее, но решил этого не делать. Вдруг Карантир правда замок взломает? Мало ли, что случается. Или ключ в замок вставить для большей надежности и очистки совести?.. — Маэдрос… — сказал Карантир тоном провинившегося эльфенка, — выпусти меня, а? — Сиди молча. Можешь обидеться и забиться в угол. — проворчал Рыжий, — И нет, не выпущу. — Пожалуйста… Маэдрос готов был спорить на что угодно, что Карантир сейчас стоял на коленках пред дверью, чтобы удобнее было говорить через замочную скважину, легонько скребся, как кот, и прижимал уши. При любом другом раскладе эта картина Маэдроса, может, и умилила бы, но только не теперь. — Маэдрос, прошу тебя, я буду себя хорошо вести… — Заткнись! — рявкнул он. И погрузился в мысли об ужине. Маэдрос смотрит на Маглора, пытаясь без слов — только лишь взглядом — сказать, как он ему благодарен. Бесконечно благодарен, ибо что может быть лучше такой вкуснятины после долгого дня. Казалось бы, такая мелочь: всего лишь кусочек пирога с черникой, а ведь ничего больше не надо для счастья. Маглор ухмыляется с пониманием, так же, взглядом, отвечая: «Не благодари, Рыжий, это пустяки». Наливает ему ароматного чая… — Как дела? Маэдрос открыл глаза, возвращаясь в действительности. И понял, что спина у него затекла, и есть хотелось уже почти что зверски. Маглор стоял рядом, точно так же, как некоторое время назад, откинувшись на перила. Волосы он завязал в косу, чтобы не мешали. — Отвратительно, — сказал Маэдрос, — но пока живой. А ты как? Что там, с пирогом-то? Рыжий подумал, что сейчас Карантир подаст признаки жизни: поцарапает дверь, скажет что-нибудь, или просто начнет нарезать круги по чердаку. Но ничего подобного не произошло. Как будто он решил послушаться старшего и заткнуться, что было на него не похоже. «Наверное, сдох» — подумал Маэдрос. — С пирогом все хорошо. Оставил Келегорма следить, чтобы не подгорел, а я пока решил навестить тебя. Скоро ужинать будем. Тебе не надоело тут сидеть? — Надоело. Ужас как надоело. Келя на меня не жаловался? — Жаловался, — засмеялся Маглор, — говорил, что видал тебя злым и суровым, но таким злым и суровым, как сейчас — никогда. Чего с тобой? Есть хочешь или просто достало все? Маглор сел рядышком на коврик. Маэдрос хотел подвинуться, чтобы Маглору было удобнее, но вместо этого, повинуясь странному порыву, обнял его, уткнувшись лицом ему в плечо. Маглор замер, пытаясь осознать, что происходит, но тут же прижался к нему и погладил его по спине. — Рыжий, ты чего? — Извини, — пробормотал он, — от тебя пахнет вкусно. — Так, кто-то уже совсем оголодал. Знаешь, я уже боюсь, не съел ли ты еще Карантира живьем. Пойдем, перекусим? Маглор приподнял ему голову за подбородок, и заглянул ему в глаза, без слов спрашивая: «Пойдем?» Маэдрос многозначительно покосился на дверь, за которой было подозрительно тихо. Мол, а вдруг убежит? — Да не убежит он никуда. Ты же запер на замок и на швабру. Пойдем, а то совсем озвереешь. А лучше открой дверь, Карантира с собой возьмем, он тоже голодный. — Ему не положено. Он и так злой, как кошак бешеный, а тут кормить его еще, — и Маэдрос долбанул по двери кулаком, чтобы Карантир лучше понял. С чердака не донеслось ни звука. — Тогда тебе тоже не положено, — сказал Маглор, — раз ты такой вредный, то сиди и стереги нашего обормота, а мы с Келей сами все съедим. — Маглор, это возмутительно! — Да, возмутительно, а ты что хотел? И вообще, он уже там часа два сидит. Тем более мы его изрядно поколотили, пока тащили сюда. У меня руки до сих пор болят, кусается же. А мы его покормим, и он подобреет. И ты подобреешь заодно, а то на тебя смотреть страшно. Открывай дверь! — Не открою. Да обойдется он… — Нет, нет, нет, так не пойдет. Это слишком. Тогда сиди тут, а мы с Келей ужинать пошли. Маэдрос задумался. Он хотел послать все куда подальше и пойти уже перекусить, как раз пирог, наверное, уже испекся. Пирог, о котором он столько мечтал: вкусный, сладкий, с черникой… Маглор нальет чаю, положит кусочек на блюдце, а Маэдрос устроится в кресле… — Эх, ладно! Только если что… — Понял, понял. Открывай! Вдвоем они убрали швабру и отставили ее к стене. Маэдрос порылся в карманах, нашел ключ и вставил его в замок. На секунду он задумался, что, может, не надо, может, он все делает неправильно, в конце концов, если оставить Карантира тут, ему больше достанется. Но красноречивый взгляд Маглора не позволил ему думать в эту сторону. Дверь открылась с тихим скрипом. — Каря, ты тут как? — позвал Рыжий, — Живой еще? На чердаке было на первый взгляд пусто. Он давно требовал ремонта, но у Феанора до него никак не доходили руки. Пол был в пыли, стены обшарпанны, стулья, кровати шкафы завалены каким-то хламом, в основном старыми рукописями, которые Феанор до сих пор хранил, хоть и давно забыл про них. В углу, где на стене висела невзрачная картина — и зачем повесили ее сюда? Неужели кто-то о красоте задумался? — а на потолке прямо над ней красовалась паутина с застрявшими мухами, на матрасике спал Карантир. Его лицо не было спокойным, словно он в любой момент готов был проснуться. Уши он прижимал к голове даже во сне. Судя по всему, заявление Маэдроса о том, что их скоро оторвут, он воспринял всерьез. Карантир был похож на злого бездомного котенка, которого прогнали с кухни, когда он попался на воровстве. Маэдрос опустился рядом с ним и потряс его за плечо. — Ужинать пойдем? При упоминании ужина Карантир тут же проснулся и сел. Огляделся по сторонам и, увидев Маэдроса, тут же прижал уши еще сильнее. Тот всем своим видом показывал, что намерения у него мирные, но за уши Карантир все же беспокоился. А то мало ли… — Что, выпускаешь? Правда? Свободу феанорингам? Глаза у Карантира блестели, словно это было самой счастливой новостью в его жизни. — Подумаю. А пока пойдем ужинать, а то там Келегорм с Маглором без нас все съедят. Под словами «пойдем ужинать» я понимаю то, что ты сейчас встанешь, отряхнешься от пыли, прекратишь прижимать уши, и мы пойдем ужинать. — Маэдрос, — улыбнулся Карантир, — это рекурсия! Маглор, стоящий позади, чуть не согнулся пополам от хохота. Маэдрос подумал, что надо торопиться, а то пирог остынет, и Келегорм без них половину съест. А эти двое веселятся, когда он один пытается быть самым серьезным и ответственным. Да что они себе позволяют? Эру, как есть-то охота… — Плевал я на вашу рекурсию! — фыркнул он. И, таща Маглора с Карантиром за собой, понесся на кухню.