Знакомы навсегда

      Тоби не чувствует боли. Натали её любит.       У обоих тело испещрено шрамами, — новыми и старыми, свежими и давними — как напоминание и память, как знаки-буквы на гладких страницах книг. Нанесенные нарочно или нет, такие разные и в то же время одинаково высеченные, как и сами хозяева израненных тел.       Тоби не любит шрамов, до которых сложно дотянуться. Он ведь на самом деле должен ощущать боль: если не ноющими телесными импульсами, то хотя бы на вкус — вкус крови. Велик соблазн изодрать запястья до мяса и кости, надломать ногтем вену... но Тоби сдерживает себя. Ведь так приятно чувствовать, как затягиваются раны, чувствовать одним кончиком языка...       Натали же запястья не треплет. Как дурной тон, дающий риск опуститься до суицидального подростка, коим она уже давно быть перестала. Зачем ранить руки, когда в распоряжении есть всё тело? Как играть с огнем, только с лезвием. Ловко подставляя себя под неумелые удары напуганных жертв, Натали предчувствует, что рано или поздно умрет именно из-за нечаянно нанесенной таким образом серьезной раны, но не может остановиться. Что-то давно уже переключилось в её мозгу. Она любит боль, потому что научилась чувствовать её по-новому.       "Клуб мазохистов открывается в шесть". Клише или мэм на двоих, если угодно, ведь никакого клуба мазохистов никогда не существовало. Просто в это время — весьма раннее — они обычно встречаются, если оказываются недалеко. В остальные же часы им положено отдыхать как друг от друга, так и от чужого общества.       Им не пристало держаться с кем-либо вместе, но сумбурная и непостоянная сила людского притяжения активизируется, когда они рядом. Разводить философию тоже не пристало, но почему бы просто не "поговорить по душам"?.. Понятие "разговора по душам" исказилось вслед за исказившейся жизнью, но кажется, что у их исковерканного похожая концепция.       У кого нашлись сигареты, тот и делится. Дым замусоливает пространство вокруг, ускользая в небо, отчего становятся четче видны границы взаимного вакуума, в который они себя поймали.       Натали вздрагивает от любого, даже самого нечаянного прикосновения, вздрагивает, если неосторожно передать пачку сигарет из рук в руки. Только касание лезвия заставляет вздрогнуть от предвкушения большего, в случаях же одушевленного человекоподобного — отшатнуться. Тоби не принуждает. Тоби привык. Он не помнит прошлого, но в такие моменты в голове проскакивает мысль, что час раскола жизни на "до" и "после" застал его глубоким девственником, что не прекращает веселить.       В отличие от Тоби, Натали помнит, как докатилась до такой жизни, и имеет смелость об этом рассказать. Не первому встречному, но тому, с кем уже длительное время любит вечерами делить сигареты и мысли. Тоби знает, что она пережила, и, сравнивая с остатками того, что сохранилось в голове от собственного минувшего, думает, что у него всё не так уж и плохо.       А когда после третьей выкуренной разум одурманивается до уровня уличных философов, каждый понимает, что притягиваются они далеко не шрамами физическими, но душевными. Впрочем, это можно понять и без никотина, но мысли, обрастающие легким, воздушным дымом, по-своему очаровательны. Шутка-минутка: они, никогда не питавшие особого пристрастия к этому делу, научили друг друга курить. И кто знает, чему научат ещё.       Они сошлись относительно недавно, но обоим кажется, что знакомы долгое время. Знакомы навсегда.       Тоби не чувствует боли, Натали её любит; но, возможно, каждый из них сможет почувствовать и полюбить кого-то ещё...