Ион

Слишком тихо. Только листья шуршат под ногами. Солнце исчезло недели две назад под тяжелыми, почти черными тучами. И теперь день был свинцово-серым. А здесь, на кладбище, неизвестно откуда бравшиеся тени только добавляли чернильных пятен. Ему тут нравилось. Темно, тихо, посетителей нет. Хоронить здесь перестали уже почти год назад, так что новых могил не было. Он шел по узким, начавшим трескаться дорожкам, иногда останавливаясь около особо вычурного креста или странной формы памятника. Внимательно осматривал, скользил взглядом по имени, дате, фотографии, а потом направлялся дальше. Иногда ему казалось, что он чувствует, как касаются его чьи-то призрачные пальцы и ледяное дыхание щекочет шею. Он оборачивался всегда, отлично зная, что не увидит никого. Разве только темную тень, притаившуюся за очередным памятником. Здесь некому было его касаться. Здесь не было никого. Живого. Но он был дома. Если бы можно было остаться здесь навсегда, не умирая… Сейчас было особенно мрачно. Пока еще густые кроны больших, очень старых деревьев, росших вокруг кладбища, гнулись под резкими порывами ветра и бросали ломающиеся тени на черную землю. Сегодня он забрался в самый дальний и темный угол кладбища, куда даже в яркий летний день почти не проникали солнечные лучи. Здесь он был впервые, и все казалось незнакомым и загадочным. Прямые дорожки, даже не заасфальтированные, а лишь присыпанные красно-коричневой кирпичной крошкой. Нет памятников, зато много крестов, грубо сваренных из черных металлических труб. Резкие, четкие линии без единого украшения. Ржавчина кое-где уже разъела металл, а самые старые щеголяли дырами со словно обгрызенными краями. Почти на всех крестах в самой середине висели фотографии. Запыленные, истершиеся изображения. Лишь на некоторых можно было что-то разглядеть. Он сделал вперед несколько шагов и присел рядом с ближайшей могилой. Смахнул пыль с фотографии. Девочка. Умерла в пятнадцать лет. Даты, имя и все. Нет стандартного «…от любящих родителей…» или «мы тебя любим». Он нахмурился и перешел к соседней могиле. Все то же самое. Имя. Даты. Тоже девочка. Вернее, девушка, умершая в восемнадцать лет. Нет венков и траурных лент. Все мертво. Действительно мертво. Даже лица на фотографиях… Пустые глаза. По спине пробежал холодок. Он шел вперед, глядя на черно-белые лица. А потом взгляд зацепился за что-то. Резкое, неправильное. Он повернулся в ту сторону и замер. Красные розы. Большие, слишком яркие и режущие глаза. Здесь, среди сумрака и нежизни они были вызывающе живыми. Он обогнул чью-то могилу и остановился перед той, на земле которой они лежали. Присел рядом, протянул руку и коснулся лепестка. Словно погрузил пальцы в кровь. Он осторожно убрал руку, взгляд скользнул дальше, выше и застыл. Это лицо. До боли красивое и пустое. Большие глаза, светлые, немного вьющиеся волосы, чуть приоткрытые губы… Красив. Взгляд опустился ниже. Имя, даты. Умер в восемнадцать лет. Сердце дрогнуло. Умер. Год назад. И эта красота осталась только на фотографии. И теперь он не сможет… заглянуть в эти глаза наяву. Не услышит голос. Умер… Словно в тумане, он снова протянул руку к цветам. Чуть помедлил, а потом взял их и поднес к лицу, ожидая знакомый аромат. Но почему-то почувствовал только такой же знакомый запах тления и смерти. Тягучий, жадный. Пальцы разжались сами собой, и розы в беспорядке полетели вниз. Он сел на голую землю и, обняв руками колени, сложил на них голову. Взгляд сам собой устремился на фотографию. Александр… каким он был? Кем он был? Почему умер и почему погребен здесь? Ему было восемнадцать, когда его сердце остановилось. Он смотрел и смотрел в мертвые глаза, задавая бесплотным теням свои вопросы. Тени, как всегда, молчали, но он и не ждал от них ответа. Сознание погрузилось в туман и, в конце концов, эти глаза, смотрящие на него с черно-белой фотографии, казались единственным, что осталось в реальности. Единственным, о чем он мог думать… *** Старый, но добротный и красивый дом. Александр жил здесь? Это место спокойное и светлое. Он, наверное, был таким же. Он, ничуть не колеблясь, поднялся по лестнице, проводя кончиками пальцев по вырезанным на штукатурке стен подъезда рисункам, прослеживая глубокие и не очень бороздки. Словно шрамы. Дверь была точно такой же, как он ее и представлял – железная, массивная. Хорошая защита от воров. Но вот от беды уберечь не смогла. Он не знал, где и как умер Александр, но почему-то был уверен, что его смерть не была обычной. Звонкий, злой звонок, и на пороге застыла маленькая, высохшая, словно мумия, женщина. Он представился другом ее умершего сына и в ответ получил только ее изучающий, не верящий, но безразличный взгляд. Она не поверила, и он понимал ее. Ее мальчик был слишком светлым для того, чтобы быть его другом. Черная одежда оттенка такого глубокого, что, казалось, она поглощает свет. Черные волосы, с которыми поиграл ветер, в беспорядке лежали на плечах и лезли в глаза. Слишком тонкие пальцы, судорожно мнущие длинный осенний шарф. Слишком черный, слишком… Все в нем слишком. Она не поверила, но молча посторонилась, пропуская его в квартиру. Она даже не спросила, зачем он пришел. И он просто вошел. А потом застыл на месте, не зная, что ему делать дальше. Он не думал об этом, когда шел сюда. Он просто хотел… увидеть. Женщина прошла мимо него и остановилась перед одной из закрытых дверей. Оглянулась, кинув на него спокойный изучающий взгляд, толкнула дверь и отступила в сторону. Он принял ее молчаливое приглашение. Как только он переступил порог комнаты, первое, что почувствовал – запах. Тяжелый, вяжущий. Бергамот с пронзительной ноткой ванили. Ему нравились такие тяжелые и сумеречные запахи с искрой света. Дверь за спиной закрылась, и он коротко улыбнувшись, оглянулся, осматриваясь. Взгляд скользил по стенам, выхватывая почти невидимые на серо-белом фоне карандашные наброски. Почувствовав, как касается его чей-то липкий взгляд, он резко оглянулся. Но сзади никого не было. Он находился здесь один, но ощущение того, что рядом есть еще кто-то… Это было не уже знакомое присутствие теней, как на кладбище. Это что-то другое. Он прикусил губу и, стараясь не обращать внимания на свои ощущения и вообще не думать ни о чем, начал обходить комнату, осматривая ее более внимательно. Кровать в углу, аккуратно заправленная. Свеча на прикроватной тумбочке. Ее парафиновая поверхность была вся покрыта сияющими маленькими кристалликами. Ему пришлось поднести ее близко к глазам, чтобы понять, что это соль. Ее крупинки были вдавлены в поверхность свечи сильно, глубоко и в абсолютном беспорядке. Было похоже на то, как кто-то просто бы катал свечу по рассыпанной соли, с силой давя на нее. Он поставил ее на место и пошел дальше. Рабочий стол. Ничего необычного – компьютер, диски с софтом, пара книг. И фотография. Большая, цветная, в ажурной, но строгой стальной рамке. Александр и еще кто-то. Он взял ее со стола и перевернул, надеясь, что с обратной стороны будет хоть какая-то надпись. «Моему любимому брату на 18 лет. Я всегда буду с тобой». И все. Ни подписи. Ни даты. Но ясно и так. Он перевернул фотографию, всматриваясь в лица. Значит, брат. А Александр здесь еще красивее, чем на… той фотографии. Живое, улыбающееся лицо с искрящимися глазами. Вот только что-то было все же неправильным. Он всмотрелся в глаза, которые оказались светло-голубыми. И теперь увидел – сквозь смех, искрящийся в них, проглядывала пустота. Она наложила свой отпечаток и на прекрасное точеное лицо. Тень. А его брат… почему-то он не мог увидеть его целиком. Взгляд выхватывал лишь отдельные черты лица, но сознание почему-то было не в состоянии сложить их в одну картину. Он не мог увидеть его лица. И это почему-то напугало больше, чем странное и страшное ощущение чьего-то присутствия. Он осторожно поставил фотографию на стол и снова попытался рассмотреть лицо брата Александра. И снова ничего не получилось, только голова начала мерзко ныть. Он резко отвернулся от стола и тут же снова замер. На этот раз это был плакат на двери, который он с самого начала не заметил. Большой, полностью изрезанный. Жестоко, яростно и кое-где сквозь дыры проглядывал темный поцарапанный лак дверной поверхности. Кто это сделал? Что было на плакате? Он подошел к двери и попытался вернуть висевшие полоски бумаги на место, чтобы хоть как-то восстановить прежний вид. Бесполезно. Не хватало слишком много кусков. Коротко и зло выдохнув, он отступил на шаг. Оставаться здесь больше незачем. Он ничего не прояснил для себя, только добавил загадок. …Она ждала его в прихожей. Прислонившись к стене около входной двери, она судорожно сжимала в тонких, по птичьи кривых пальцах четки с тяжелым даже на вид деревянным крестом. При его появлении она вздрогнула, словно до этого момента спала с открытыми глазами. Медленно подняла голову, смотря на него уже не так отрешенно и спокойно, как десять минут назад. Теперь ее глаза горели такой ненавистью, что даже его пробрало до самых костей. Она оторвалась от стены и шагнула ему навстречу. Сухие синие губы раздвинулись и выплюнули злое: - Ненавижу!! Таких, как ты, ненавижу! Слуги дьявола! Это вы, ВЫ УБИЛИ МОЕГО СЫНА!! Он невольно отшатнулся, ее крик заставил эхо заметаться по квартире. А она продолжала наступать, с губ срывались слова молитвы вперемешку с проклятиями. Ее яростный шипящий голос отзывался холодной дрожью по всему телу. Ему нужно уйти отсюда, уйти как можно скорее. Он сделал осторожный маленький шаг в сторону. Казалось, она этого даже не заметила, и он сделал еще один. Ему надо к двери, а она за ее спиной. Совершенно некстати в голову пришла мысль, что сумасшедшие обладают чудовищной силой. Но ему надо сделать всего несколько шагов…. И тут что-то изменилось. Понадобилось пара секунд, чтобы понять, что ему не нравится. В квартире стояла тишина. Больше не было слышно завываний и причитаний женщины. Он перевел настороженный взгляд с двери на мать Александра и молча рванулся к выходу, наплевав на все. В ее глазах… Она действительно была готова убить его. Молча и безжалостно разорвать на куски. Он не успел на какую-то долю секунды – цепкие пальцы с силой вцепились в рукав и рванули на себя. Раздался треск, их крик: его – от боли, ее – от ярости, слились в один. А потом он рывком открыл, на его счастье, не запертую дверь, и выскочил в подъезд. Захлопнувшаяся за его спиной, она отрезала яростное шипение и угрозы. Почти кубарем слетев вниз, он выскочил на улицу и только там позволил себе выдохнуть. Воздух рвался из слабых, вечно простуженных легких со всхлипами. Его начало трясти и он, сделав пару неверных шагов, опустился на скамейку у подъезда. Надо успокоиться, просто успокоиться. Думать о том, что произошло, он будет потом. Если вообще будет. Взгляд упал на порванный рукав, и он поморщился. Хороший плащ был. Достаточно длинный, чтобы можно было сидеть на земле, не испытывая неудобств. Теплый и водонепроницаемый. А теперь… Даже зашивать нечего – эта сумасшедшая не просто порвала рукав, она вырвала клок. И, судя по не очень приятным ощущениям, вместе с кожей. Он поднял руку к глазам, пытаясь разглядеть через торчащие нитки хоть что-то. Пара красных полос на коже заставили его тихо выругаться сквозь зубы. Он был не против боли, но только когда причинял ее себе сам, а эта сумасшедшая… Он словно пообщался с бешеной собакой. Он встал и попытался поплотнее закутаться – ветер к вечеру стал явно холоднее. Следующие три дня почти полностью стерлись из его памяти. Из этих часов хорошо запомнились только все те же черные кресты и черно-белая фотография. Александр снился ему каждую ночь. Он просто появлялся из темноты, садился рядом и замирал. Ни слова. Ни жеста. Только прямой взгляд мертвых и пустых глаз с фотографии. После этого он всегда просыпался от собственного крика и в холодном поту. Приводил дыхание в порядок, садился на ледяной подоконник и, прислонившись к стеклу лбом, ждал утра, изредка проваливаясь в забытье. А потом небо начинало светлеть и через какое-то время он снова обнаруживал себя на кладбище, сидящим возле ЕГО могилы. Иногда он думал о том, что же было там, в квартире, а иногда о том, почему этот мертвый юноша так влечет его к себе. А потом мысли изменились. Медленно, постепенно, незаметно даже для него самого. Теперь он представил себе, что было бы… если бы Александр был жив. С ним можно было бы вместе ходить по улицам, рассматривая манекены в витринах, он привел бы Александра сюда, показал бы ему всю красоту смерти. Ему казалось, что Александру понравилось бы здесь. Они сидели бы рядом и молча слушали шуршание листьев и шорох скользящих теней. И, возможно, именно здесь он бы поцеловал Александра в первый раз. Да, его мысли действительно изменились. Как называется, когда любишь мертвого? Некрофилия? Нет, это когда хочешь. Хотя… Разве он не хочет его? На этой мысли он обычно с силой стискивал зубы, заставляя себя не думать. Потому что действительно хотел. Дико и почти безумно. Но не тот уже разложившийся труп, покоящийся в двух метрах от него, а настоящего, живого Александра. Но тот был мертв. И это убивало. С каждым часом, проведенным на кладбище, уходила и его жизнь. По капле, но медленно и верно. И он… Был только рад. Раз уж единственный человек, который ему нужен в этой жизни, уже давно… там. Значит, ему тоже пора. *** День закончился, так и не показавшееся солнце уже почти ушло за горизонт, окрасив напоследок нависшие над городом тучи в темный, грязный розовый цвет. Пора уходить, иначе в следующий раз сторож его просто не пустит. Он медленно поднялся с земли, распрямляя затекшие от долгого сидения в одной позе ноги. Холод, который он не замечал до этого момента, мгновенно напомнил о себе, заставив его поежиться. Затянув шарф потуже, он повернулся спиной к могиле и застыл, смотря, как зачарованный, на букет красных, кровавых роз, который держал в руках… кто-то. Он не видел его лица – взгляд словно примерз к лепесткам режущего глаз цвета. И словно в тумане мелькнула мысль, что от тех роз, которые привели его к могиле Александра, не осталось и следа. Они высохли, рассыпались, и ветер разнес опавшие лепестки по кладбищу, добавив в желтизну листьев красных ноток. И могила Александра ничем не отличалась от других. А теперь… Но кто? Он был здесь каждый день и знал – покой ЭТИХ могил ничто и никто не тревожит. Но эти розы… Он с трудом отвел глаза от цветов, скользя взглядом по пальцам в перчатках из черной и тонкой кожи, сжимающих букет, черному же пальто со строгими линиями. Кричащим контрастом был снежно-белый шарф, концами которого играл вконец обнаглевший ветер. А дальше… Дальше фокусировка странно размывалась, не давая ему увидеть лицо того, кто держал букет. И хотя осознание уже пришло, вдруг возникшее дичайшее желание увидеть наконец лицо брата Александра, начало мутить рассудок. Он закрыл глаза, с силой зажмурившись, а потом резко распахнул их. Картинка на долю секунды снова размылась, а потом все стало таким, каким и должно быть. У него было такое же тонкое лицо, как и у Александра. Но на этом их сходство и заканчивалось. У того, кто стоял сейчас перед ним, были прямые волосы, которые на солнце, похоже, просто должны сиять золотом. Длинная челка падала на глаза сине-зеленого оттенка. Они не были темными. Они были глубокими и очень прозрачными. Настолько, что, казалось, можно разглядеть таящееся на их дне. Вот только они были просто бездонными. Этот человек… настолько не подходил этому месту… Даже Александр смотрелся бы здесь органично, но ЭТОМУ солнцу здесь не место. - Что ты здесь делаешь?- полный мрачных красок голос был словно траурный бархат. Солнце. Темное солнце. Разве так бывает? Этот голос заставил армию мурашек пройтись по его телу, прежде чем до него дошел смысл вопроса, заставивший его смутиться. Пальцы уже привычно отправились гулять по бахроме шарфа. - Я… - собственный голос казался скрипом несмазанных петель. – Я пришел к нему, - кивок назад. - Зачем? Короткое слово, всего пять букв, но ему кажется, что каждая из них – гвоздь в крышке его гроба. И пятый – в грудь, в самую середину. Не в силах объяснить это даже самому себе, он только пожал плечами: - Не знаю. Мне нравится быть рядом с ним. Произнес и замер, ожидая стандартного приговора «псих», но юноша лишь бросил ничего не выражающий взгляд и, обойдя его, положил букет на черную сырую землю. Разогнулся и замер, смотря своими удивительными глазами куда-то. А потом развернулся так резко, что заставил стоящего рядом отшатнуться: - Как тебя зовут? На долю секунды тот заколебался, стоит ли говорить совершенно незнакомому человеку… Но это был брат Александра. - Ион. Странное имя. Странное даже для него и он это отлично понимал, предпочитая не раскрываться, но… - Трой, - парень коротко кивнул головой в ответ, без единой искры удивления в глазах принимая его имя и называя свое. Ион только улыбнулся кончиками губ. Трой… Ему подходит. - Здесь становится слишком холодно, - Трой заправил шарф под пальто, не спуская с него взгляда. – Пойдем. Ион молча кивнул, удивляясь сам себе. А потом пошел за ним следом, пытаясь разобраться в том, что же он чувствует. Трою не больше двадцати лет, но почему-то кажется, что он старше, намного старше. Или это смерть брата сделала его таким? Он попытался вспомнить, как же выглядел Трой на фотографии, но… Тогда его лица он так и не разглядел. А сейчас вокруг Троя была странная аура. Спокойствие, предопределенность, мрачное ожидание. Словно он знал наперед все, что с ним случится в этой жизни. Знал, что изменить уже ничего нельзя и теперь только ждал с молчаливой покорностью и ноткой любопытства предначертанной судьбы. Это ощущение завораживало и пугало. Знать, когда умрешь. Знать, где и как. Спокойно спящим в своей постели, или с кучей переломанных костей после аварии. Страшно. Интересно. Погрузившись в свои раздумья, Ион пришел в себя только, когда оказался сидящим за столиком какого-то кафе. Озябшие пальцы сжимали горячую кружку с кофе, а Трой сидел напротив и, неторопливо затягиваясь сигаретным дымом, смотрел на него. Поняв, что в глазах, смотрящих на него, появилось, наконец, вполне осмысленное выражение, он только улыбнулся смущению, мгновенно сковавшему все тело Иона: - Расслабься. Я привел тебя сюда, чтобы ты немного согрелся. - Спасибо, - внезапно начавшаяся дрожь заставила голос сорваться на долю секунды. - Простым «спасибо» ты не отделаешься, - Трой жестко улыбнулся. – Мне нужны ответы. Ион вздрогнул и невольно вжал голову в плечи. Он… Он не мог дать ему никаких ответов! - Ты приходил к моей матери. Зачем? – Трой одним резким движением пальцев затушил окурок в пепельнице и весь подался вперед к Иону, заставив того съежиться еще сильнее. - Я… просто хотел увидеть, почувствовать… - мысли скакали в голове, словно белки, но ни одна из них не была нужным Трою ответом. - Увидел? Почувствовал? – голос Троя наполнился такой горечью, что даже Ион ощутил на языке вяжущий вкус полыни. - Нет, - отвечать стало почему-то легче. – Все запуталось еще сильнее. - Забудь об этом, - в голосе Троя звучала настоящая мольба, и Ион вскинул на него изумленный взгляд. – Александр мертв, никто и ничто не воскресит его. Оставь его в покое, не тревожь его память и душу. Я прошу тебя. Ион с силой стиснул зубы. То, о чем просил Трой, было… - Невозможно. Уже невозможно… - собственный шепот показался вдруг слишком громким. - Ты не будешь сидеть всю жизнь на его могиле, - пальцы Троя почему-то дрожали. - Ошибаешься, - Ион смотрел на него, спокойно улыбаясь, когда Трой, услышав его ответ, вскинул искрящиеся глаза. Улыбался, когда Трой молча поднялся, собираясь уходить. Улыбка исчезла с его губ только, когда Трой, аккуратно застегнувшись, бросил на него странный взгляд из-под ресниц. - Он покончил жизнь самоубийством. Спрыгнул с крыши того самого дома, в котором жил. Но умер только через шесть часов в больнице и с момента своего прыжка до самой смерти ни разу не потерял сознание. Он видел все и чувствовал все. Каждый кусочек своих переломанных костей. Наркоз на него не подействовал, и врачи отказались делать операцию, но мать настояла. Он умер от болевого шока. Она не хотела его спасти, мама знала, что он обречен. Но считала, что ее мальчик одержим, и что боль поможет ему очиститься. А потом, когда он умер, она похоронила его там, где хоронят детей-самоубийц. Она говорила, что там ему самое место. Прощай, Ион, - щеки коснулись холодные пальцы и тут же исчезли.- Наверное, ты милый парень, но, надеюсь, что больше никогда тебя не увижу. И послушайся меня – забудь об Александре. Трой ушел, а Ион только и мог, что беспомощно смотреть ему вслед. Он сидел за столиком и пытался, отчаянно пытался не думать о словах Троя. Но воображение уже было не остановить и теперь оно с яростной жестокостью рисовало перед глазами яркие до боли картины. Александр, о, дьявол, Александр… «…он видел все и чувствовал все… каждый кусочек своих переломанных костей… Он умер от болевого шока…» Стон рвался из груди, пальцы комкали потрепанный шарф, а тело омывали волны боли. Хватит, пожалуйста, хватит… Я… больше не могу… Он не замечал, что шепчет это вслух и что на него уже косятся – перед глазами было изломанное тонкое тело, лежащее на операционном столе. И руки хирургов, делающих операцию на «живую». Хватит… - Бедный маленький мальчик, - тихий шелестящий голос проник прямо в мозг, и картины в его голове истаяли. Ион испуганно и облегченно выдохнул, повернулся, чтобы посмотреть на того, кто спас его от сумасшествия. Но рядом не было никого. Кто-то стоял у барной стойки, кто-то сидел за столиком, но рядом с ним не было никого. Показалось. Ион выдохнул и снова развернулся к столику. Трой оставил деньги за его кофе. Ион нахмурился, а потом, зло передернув плечами, поднялся. Он ненавидел такие места, и если бы он не был так глубоко погружен в себя, вряд ли бы Трою удалось затащить его сюда. Все эти взгляды… На улице они были мимолетны и поэтому соскальзывали с него, не успевая оставить свой след, но сейчас он чувствовал каждый взгляд, его отпечаток. Ожог. Клеймо. «Псих», «ненормальный». Кажется, что это горит на коже. Ион поднял воротник повыше и, низко опустив голову, чтобы челка скрыла лицо, направился к выходу, скользя между столиков и не замечая, как двигается за ним темная тень. За дверью было уже темно. Черное, беззвездное и безлунное небо казалось еще ниже, чем днем. Но Иону нравилось, он хотел бы просто упасть в него. Именно в такое, полное мрака. Уличные фонари хоть и светили ярко, рассеять тьму были не в состоянии, и за границей кругов света она собиралась сгустками, заставляя прохожих боязливо жаться поближе к источникам света. Он шел домой, минуя фонари и почти наслаждаясь тем, как тьма проникает в него, почти ласкает. Он не был ее порождением, но хотел бы стать ее частью. Ион не был ни сатанистом, ни дьяволопоклонником, ни чернокнижником. Он просто любил мрак и тишину. Он любил смерть, она его завораживала, но он не искал ее и не стремился к ней. Он просто ждал своего часа. А еще он любил красоту – строгую, мрачную. Только она была способна высечь слезы из его глаз. А теперь… Погибшая, а значит, вечная красота Александра, и черная холодная земля – его последний приют. Ион чувствовал себя странно: ему то хотелось, чтобы все осталось, как есть, то чтобы не было этого шага с крыши. Александр был бы жив, его можно было держать за руку. Его пальцы были бы прохладно-теплыми, как и его губы, которые – Ион был в этом уверен – никогда бы не раскрылись в ответ на его поцелуй, всего лишь позволяя… Почему он это сделал, почему шагнул с крыши? Что случилось в его жизни, что он больше не нашел в себе силы продолжать ее? Это знал Трой, но в этом человек было слишком много света, чтобы разговор с ним мог доставить удовольствие. К тому же… Он сказал, что будет рад, если они больше никогда не встретятся. Вот только откуда-то Ион знал, что все это – только начало… Ледяной ветер заставил всунуть руки глубже в карманы и вспомнить перчатки Троя. Когда-то давно у него такие были. Он мог бы попросить у матери, но уж лучше ходить с обмороженными пальцами, чем просить у нее хоть что-то. Они так давно живут в разных мирах, почти не пересекаясь… Ей все равно, что делает он, а ему… Ему тоже уже все равно. И теперь он шел домой, отлично зная, что там нет никого – мать на очередной вечеринке или свидании. Дом встретил его ожидаемой тишиной. Еще месяц назад он, несмотря ни на что, все еще надеялся, что нужен хотя бы родной матери. Теперь ему уже действительно было все равно. Александр… Только им были полны все его мысли и желания. Казалось, что вся жизнь теперь только во имя ЕГО. Надо бы испугаться, ведь это неправильно, нездорово, нельзя любить того, кого уже нет, и кого ты никогда не знал живым. Но он так привык к тому, что его все считают ненормальным, что сам уже почти поверил в это. В комнате было холодно: уходя, он открыл окно, а батареи отопления грели недостаточно. Ион мерз все время, но все равно предпочитал такое холодное состояние воздуха, при котором кажется, что находишься в склепе. Послушный велению пальцев щелкнул выключатель, и комнату залил тусклый рассеянный свет. Его еле хватало, чтобы читать или писать, в углах комнаты можно было различить только силуэты предметов, но ему было достаточно. Если бы можно было вообще обходиться без света… А ночью он опять проснулся от собственного крика. Но его сон изменился. Сегодня Александра не было. Только темнота и ощущение… страшной, неотвратимой смерти. Открыв глаза, Ион лежал на спине, смотря во мглу перед собой, и пытался восстановить дыхание. Бешеный стук сердца постепенно замедлялся, и он даже решил, что, может, ему удастся снова заснуть. Но еле слышный, четкий шорох, внезапно донесшийся до него, заставил сердце снова отбивать барабанную дробь. Ион замер, прислушиваясь и в первый раз за всю жизнь жалея, что в комнате стоит почти абсолютная темнота. Текли секунды, а шорох не повторялся. Но что-то не давало расслабиться до конца. Казалось, что на самом деле он не проснулся, а все еще спит и видит кошмарный сон. А потом… Влажное, холодное прикосновение к обнаженному плечу и, как ответ – его полный ужаса крик. Он не помнил, как оказался за пределами комнаты, сознание догнало его дрожащее тело только, когда Ион захлопнул за собой дверь ванной и прижался к ее холодной поверхности голой спиной. Сильная дрожь пришла вместе с воспоминанием о чьих-то ледяных пальцах на его плече. Пытаясь уговорить собственное сердце не стучать так громко и часто, а дыхание – стать чуть ровнее, Ион подошел к большому зеркалу, висящему на стене. Отпечаток ладони на коже его плеча был сине-серым с черной, траурной каймой. Мгновенно нахлынувший ужас заставил схватиться за грудь - дыхание перехватывало, от недостатка кислорода болели легкие и темнело в глазах. Нет, только не сейчас… Он не потеряет сознание, когда… когда… Ручка двери тихонько щелкнула и начала медленно поворачиваться. Ион замер, смотря расширившимися глазами на дверь, которая также медленно открывалась. Секунда, две, три… Легкое дуновение воздуха и…. Ничего, кроме темноты. За дверью не было никого. Как не было никого и в его комнате, дверь которой он видел отсюда. Даже если он обыщет каждый уголок при свете, он не найдет ничего. Теперь он это знал. Только отпечаток на его плече останется свидетелем. Осознание пришло легко и быстро. Да, теперь он знал… Чтобы это ни было – дух, фантом, привидение, тень – это Александр. Иону не воскресить тело, но дух… Уже был здесь. Только почему-то вместо радости, он чувствует страх, почти панический ужас. Отпечаток на его плече – знак того, что Александр касался его, но тело помнило только лед пальцев. Это… было неправильно. Он так хотел, он так жаждал и вот… Александр здесь, а он… Утро Ион встретил, сидя под дверью своей комнаты. Он не мог уйти, потому что боялся: если отойдет хоть на шаг, Александр снова исчезнет. Он не знал, а просто чувствовал, что он, его дух, тень, там, за этой дверью. Но если Ион уйдет, он исчезнет. Это было глупо, но он не мог уйти и не мог вернуться в свою комнату. При мысли об этом страх прокатывался по телу и просто парализовывал. А еще Ион впервые в жизни боялся темноты. Он сидел под дверью и ждал рассвета. Солнце. Он хотел увидеть солнце. Хоть один солнечный луч. Но утро было безрадостным и хмурым. Снова. Ион медленно поднялся с пола, со стонами боли распрямляя затекшее тело. Тогда, ночью, все казалось другим – дверь, коридор, комната. За каждым предметом кто-то прятался, ветер шептал разными голосами на незнакомых языках. Он в последний раз повел плечами и невольно охнул. А потом кинулся к зеркалу в ванной. Приспустил майку и застыл, смотря на страшное серо-синее пятно, в которое превратился отпечаток. Он потерял свои очертания и стал больше, гораздо больше. Касаться его было больно. Кожа в этом месте стала горячей, сухой и натянутой, словно пергамент. Ион закрыл глаза и обессилено прислонился к стене. Не думать, только не думать сейчас об этом, иначе он действительно свихнется. Нужно просто успокоиться. Решение найдется, он что-нибудь придумает. Еще все можно исправить. Глубоко вздохнув, Ион открыл глаза и через силу оторвался от стены. Также через силу принял душ, стараясь не касаться левого плеча, вышел из ванной, завернувшись в полотенце, и в нерешительности застыл перед дверью в свою комнату. Память о ночных кошмарах была еще слишком свежа, но что-то внутри него тянуло внутрь. Манило, звало и он, стиснув зубы, с силой толкнул дверь, готовый мгновенно сорваться с места, если что-то пойдет не так. В комнате стоял жуткий холод, одна створка распахнутого окна билась под порывами ветра, оборванные плотные шторы в беспорядке лежали на подоконнике, одеяло валялось на полу рядом с подушкой, перья из которой летали по всей комнате. Слишком холодно, слишком светло и слишком пусто. …Ион вышел на улицу спустя полчаса, еле успев одеться и выпить холодного чая. Что-то гнало его из дома, точно так же, как тянуло внутрь комнаты. Он ушел, даже не попытавшись навести хотя бы видимость прежнего порядка. Он шагал по знакомым улицам почти на автомате и пытался понять, что с ним происходит. Ему было страшно. Страшно до сих пор. Одно воспоминание о леденящем прикосновении бросало в дрожь. Но было еще что-то… Темное пятно на его плече, которое даже на первый, мимолетный взгляд ничуть не было похоже на синяк. Ион был уверен, что поход к врачу не поможет ничем – в лучшем случае ему пропишут какую-нибудь мазь, изначально не предназначенную для лечения следов, оставленных призраками. Ему поможет разве только святая вода. При мысли об этом Ион только улыбнулся – что за бред. Александр – не зло, не демон или нечисть. Он всего лишь призрак, тень. Тонкое тело, сгусток энергии, обладающий некими особенностями. Но… От мысли, пришедшей в голову, Ион замедлил шаг – если… Если Александр сейчас всего лишь тень, даже не обладающая физической формой… Его отпечаток… Что это? Или он просто ошибается? И Александр представляет сейчас собой нечто другое? Как жаль, что в свое время он не интересовался этим, считая всю литературу о потусторонней жизни макулатурой. Задумавшись, он налетел на кого-то и почти автоматически опустил голову, готовясь выслушать очередную порцию чужого мнения о его воспитании и общем психическом состоянии. Но тот, кого он толкнул, молчал, и Ион, недоуменно хмурясь, рискнул медленно поднять взгляд, чтобы почти тут же опустить его снова. Потому что хмурая улыбка стоявшего перед ним Троя буквально ослепила. Трой вряд ли был рад его видеть, но он почему-то улыбался, и для изголодавшегося по простым человеческим улыбкам Иона она была, как яркое солнце. - Даже не извинишься? - голос Троя, почему-то мягкий и чуть тревожный, заставил сердце биться сильнее. - Прости, что толкнул тебя, - Ион упрямо смотрел куда-то вниз, чувствуя, как согревается в необычной ауре этого человека. - Ты странный, - тихий вздох Троя звучал не как приговор, а как констатация факта – ничуть не обидного и не режущего. Да, странный. Не сумасшедший, не псих, просто странный. Ион поднял голову, смотря на Троя и даже не замечая, как улыбается. Тепло и благодарно. - Ты первый, кто назвал меня странным. Обычно люди более прямолинейны и… - Грубы, - Трой передернул плечами. – Я понял тебя. - Он почему-то окинул его внимательным и тревожным взглядом. – Ты снова идешь туда? Ион отвел взгляд, кусая губы. Ему опять показалось, что Александр здесь, рядом. Он даже оглянулся, но вокруг них были только идущие по своим делам прохожие. Ион коротко вздохнул и снова повернулся к Трою, лишь молча кивнув в ответ на его вопрос. Он идет к Александру. - Я могу тебя как-нибудь остановить? – пальцы Троя скользнули по кончику белого шарфа, и Ион отметил, какие они у него. Они словно… Обещали защиту. - Нет, меня уже поздно останавливать, - с трудом оторвав взгляд от рук Троя, Ион только покачал головой. Лицо Троя на миг словно раскололось, обнажив боль, страх, непонятное знание и что-то еще, чего Ион разобрать не смог. А потом Трой шагнул вперед и просто привлек его к себе, обнимая. Ион только негромко охнул, а потом замер, почувствовав, как обволакивает его тепло и спокойная сила Троя. И стало вдруг все равно, что они на улице и что уже давно день, и вокруг полно людей, которые, скорее всего, сейчас смотрят на них и смеются. В объятиях Троя было так хорошо и… так спокойно, что хотелось просто разреветься. Он уже забыл, как это, когда тебя… - Ион, не надо, не ходи туда, это не закончится ничем хорошим. Прошу тебя… - голос Троя умолял. И так хотелось поддаться, но что-то внутри было сильнее. Что-то, что заставляло рваться прочь из согревающих объятий: - Нет. Нет, отпусти меня. Трой послушно разжал руки, и Иону показалось, что он глотнул жидкого азота. Но руки Троя… Он взял в ладони лицо Иона, заставляя его смотреть прямо в свои глаза. Невозможно красивые, глубокие и чистые глаза. - Если ты не… Я не смогу спасти тебя. - От чего, - губы плохо слушались, глаза Троя завораживали его. – От чего меня нужно спасать? - От него, - горькая улыбка коснулась красивых губ Троя. – Он действительно был одержим. - Он мертв, - холодок страха заставил сердце биться быстрее, но он приказал себе не обращать на это внимание. – Он мертв, просто мертв. Пальцы Троя разжались, руки опустились, и он сделал шаг назад: - Я буду молиться о том, чтобы ты оказался прав, Ион, - он отступил еще на шаг, и пальцы, только что касавшиеся его лица, скользнули по пуговицам, проверяя, не расстегнуты ли они. А потом опустились в карман и спустя секунду извлекли прямоугольник из картона темно-серого цвета. – Но если вдруг что-то случится, просто позвони мне, - Трой протянул визитку молча кивнувшему в ответ Иону, а потом растворился в толпе. Ион постоял еще немного, смотря на кусок картона в своей руке. На нем не было ничего, кроме номера телефона, написанного от руки аккуратным острым почерком. А потом сунул визитку в карман и пошел дальше, размышляя теперь уже о Трое. Почему… Ему действительно вряд ли больше двадцати, но он казался слишком взрослым, почти стариком. Что заставило его стать таким – смерть Александра? Или было что-то еще? И эти его слова… «Он действительно был одержим». Что имел в виду Трой, когда говорил это? Если хотел, чтобы он, Ион, поверил и перестал ходить на кладбище, почему не рассказал ему все? И это странное знание. От чего он собирался его спасать? Столько вопросов и ни одного ответа. Вот только Иону и не хотелось знать эти ответы – он просто чувствовал, что они изменят все. А он не хотел, чтобы что-то менялось. Александр был здесь, в этом мире, Ион чувствовал его. И пусть он сам не мог коснуться его – это ничего не меняло, Александр был здесь. А его страх… Легко объясним. Он просто не ожидал и не верил. Но теперь он привыкнет. И страх уйдет. Ведь это лишь страх живого физического тела перед чем-то непонятным, неживым. Он действительно привыкнет. А Трой… Он солнце. Слишком яркое и слишком теплое. И ему, привыкшему и любящему темноту и холод, находиться рядом с ним хоть и приятно, но больно. Больно будет потерять его тепло и свет, когда Трой исчезнет. А потом снова и снова думать о том, как это – быть кому-то нужным. Быть просто любимым. Трой был солнцем, а Александр… Александр был луной. Мертвой луной, которая не грела, не обжигала, а просто дарила свой особенный, не тревожащий душу свет. На могиле Александра больше не лежали цветы. Ни единого красного лепестка. Словно их и не было никогда. Ион опустился на колени и, протянув руку, уже привычно провел пальцами по мраморной фотографии, стирая с лица Александра следы недавно прошедшего дождя. И тут же тихо вскрикнул, сгибаясь пополам и хватаясь за левое плечо, которое прошила резкая, сильная боль. Ион с силой стиснул зубы, пытаясь абстрагироваться и восстановить дыхание. Но, чем больше он пытался, тем сильнее нарастала боль. Теперь плечо еще и жгло, словно ткань рубашки превратилась в раскаленное железо. Зло смахивая слезы боли с глаз, Ион сорвал пальто с плеч. Пуговицы на рубашке не поддавались, и он просто рванул ворот. Спустил ткань с плеча, подставляя горящую кожу холодному воздуху. Опустил взгляд и тихо, сквозь зубы выругался, на миг забыв даже о боли: вокруг пятна, по его контуру кожа была ярко-красного цвета, а ровно в середине видимо пульсировала вена. Ион поднял правую руку и осторожно, очень осторожно коснулся краешка пятна, каждую секунду ожидая новую волну обжигающей боли. Но плечо уже только слабо ныло, боль была неприятной, но ее вполне можно было терпеть. Ион уже смелее провел по пятну, морщась от неприятного ощущения абсолютно сухой кожи под пальцами. Поежился от холода и начал быстро одеваться, стараясь поменьше двигать заклейменным плечом. Застегнул пальто, радуясь про себя, что все пуговицы остались на своих местах. Ему надо уйти отсюда. Что-то изменилось, даже воздух вокруг стал другим, и кладбище больше не казалось домом. Ион снова потянулся к фотографии, и пальцы замерли всего в нескольких сантиметрах от гладкой мраморной поверхности. Пятно снова стало жечь, руку пришлось немедленно убрать. Жжение и боль прекратились. Что это значит? Александр не хочет, чтобы он касался его фотографии? При мысли об этом сердце сжалось. Почему?! Почему даже мертвые не хотят… Ион тихо, отчаянно застонал и, резко развернувшись, понесся вон с кладбища, стараясь не думать о том, кажется ли ему за спиной чей-то злой смех или он действительно его слышит. Он вылетел за ворота кладбища, уверенный, что больше не вернется сюда. Он шел, почти бежал по улицам, стараясь не оглядываться. Казалось, что кто-то или что-то идет за ним, преследует его. Почему… Как он мог так ошибиться? Александр ненавидит его. Как он мог не понять этого сразу? Ему было не только страшно, он чувствовал эту ненависть, но не мог понять. Лед пальцев, этот отпечаток… Александр ненавидит его. Действительно ненавидит. И теперь даже дом, его собственная комната были пропитаны этой ненавистью. И стоило Иону только переступить порог, как она буквально набросилась на него, сбивая дыхание и мутя рассудок. Плечо снова пронзила острая боль. Ион застонал сквозь зубы, на ощупь нашел ручку двери и буквально вывалился обратно в подъезд, прислоняясь спиной к стене. Боль утихла, но на ее место пришла дрожь. Сильная, крупная – она заставляла зубы выбивать странный ритм. Ион попытался взять под контроль сорванное дыхание, но уловил краем глаза какое-то движение, и все его старания ушли впустую. Ион резко развернулся, но там не было ничего. Ничего, кроме… Тени. Изломанной, неправильной. Тени без хозяина. Сердце узнало, сердце рванулось, но мозг отдал свой приказ, и Ион застыл на месте, не в силах пошевелить даже пальцем. Тогда Тень двинулась к нему. Она словно перетекала по полу, стенам, с каждой секундой приближаясь к Иону. И теперь уже ужас не давал сдвинуться с места. Ион только вжимался сильнее в стену, словно пытаясь слиться с ней, стать ее частью. - Что… - губы еле шевелились, но Ион упрямо пытался сложить буквы в слова. – Что тебе… нужно? А Тень… Словно только и ждала звука его голоса, потому что вдруг оказалась слишком близко. Ион не видел ничего, кроме неясных очертаний, но чувствовал чужой, ледяной и ненавидящий взгляд. Тень замерла перед ним, и Ион тоже замер, смотря на нее, сквозь нее. - Ненавижу тебя, - пустой, бесплотный голос звучал отовсюду: от стен, пола, потолка, даже изнутри него. - За что? – он бы крикнул, если бы смог, но получилось только прошептать: – За что… В ответ Тень только колыхнулась вперед, и Ион снова почувствовал леденящее прикосновение к плечу, которое тут же отозвалось болью и огнем. А потом он ощутил, как его лицо берут в ладони. Совсем, как Трой утром. Вот только ЭТИ пальцы были ледяными и внушающими страх. А потом его окутал жуткий смрад, от которого в глазах тут же потемнело. Плечо болело уже невыносимо, но бесплотные руки держали его слишком крепко. Из глаз текли слезы, сознание мутилось… - Ион!! – сильный, живой голос заставил тень отпустить его. Оказавшись вдруг без сил, Ион просто сполз по стене на грязный холодный пол подъезда. Он мог дышать, но в глазах все еще было мутно. Он видел только силуэты: неясный и размытый – тени и четкий, ровный кого-то еще. Кого-то, кто был полон света и… Трой. Это была его последняя мысль прежде, чем он закрыл глаза и потерял сознание. **** Когда он очнулся, на улице уже было темно: сквозь не закрытые шторами окна просачивался свет уличных фонарей. Он с секунду бездумно смотрел на черное беззвездное небо, а потом снова закрыл глаза. Последнее, что он помнил – это подъезд, бесплотную тень и лед невидимых пальцев. Сердце испуганно дернулось и тут же успокоилось – вокруг него клубилось приятное тепло. Знакомое тепло. В памяти тут же всплыл вскрик, заставивший тень отступить. Трой! Ион резко вскочил, широко распахивая глаза. - Тише, тебе нельзя так двигаться, - от знакомого голоса, раздавшегося из глубины комнаты, сердце Иона дрогнуло. Черная тень, надвигающаяся на него, вступила в зону света и превратилась в Троя. Красивого, тревожно и мягко улыбающегося Троя. - Что… Что ты здесь делаешь? – Ион смотрел во все глаза. - Жду, пока ты придешь в себя. Ты позволишь мне сесть? Ион молча подвинулся. До него только сейчас дошло, что он не валяется на холодном полу подъезда, а лежит в своей постели, в своей комнате. Трой опустился на край кровати. С секунду просто смотрел на него, а потом потянулся вперед. Кончики его пальцев на миг коснулись щеки, почти лаская: - Итак, не хочешь мне ничего рассказать? Ион тут же сжался. Затопившее чувство вины и благодарности за спасение было огромным, но… - Мне нечего тебе рассказывать. Трой прикрыл глаза, прислоняясь к спинке кровати Иона. - Зачем ты лжешь мне, Ион? – голос Троя звенел. – Я вижу тебя, несущимся по улице с безумными глазами, спустя час после того, как расстался с тобой. Я иду за тобой следом, из-за того, что мне становится страшно только от одного твоего вида, поднимаюсь по лестнице, потому что слышу в подъезде твой голос, и что я вижу? - Не надо… - голос Иона был тих, и в нем звучала такая мольба. - Ты воскресил его, - Трой открыл глаза, смотря на съежившуюся фигуру под одеялом. Тот сжался еще сильнее и тут же невольно поморщился от уже почти привычной боли в плече. Трой тут же оказался на расстоянии вдоха. Вырвал одеяло из судорожно сжатых пальцев Иона, откинул его прочь и быстрым движением стянул с плеч рубашку. По тому, как расширились его глаза, Ион понял, что Трой увидел пятно. - Это… Он сделал? – от голоса Троя, казалось, инеем покрылись даже стекла в окнах. Ион только кивнул: - Я не знаю… Не понимаю… Он ненавидит меня. Мне кажется, что он хочет меня убить. За что? Трой вздрогнул, отшатнулся, а потом и вовсе встал, отойдя от кровати, спрятавшись в тени. - Это моя вина, - его голос звучал так глухо и безжизненно. – Я должен был догадаться. Догадаться, что даже смерть не остановит его. Но я… - О чем ты? О чем ты говоришь? – Ион подался вперед. – Что случилось тогда? Почему он сделал это, почему делает это сейчас? Почему он так ненавидит меня?! - Ион… - темная тень в глубине комнаты шевельнулась. – Это долгая история. И я не уверен, что тебе надо это знать. - Я уже во всем этом, - Ион внезапно успокоился. – Это меня он ненавидит. Это меня твой брат хочет уничтожить. И я имею право знать. - Да уж… И почему ты не влюбился в нормального живого человека? - Я не знаю, - Ион поежился. Слова Троя звучали грубо и больно резали. – Это случилось само собой. - Ты влюбился не в человека, Ион, а в его фотографию, образ. - Мне все равно, я люблю его, даже не смотря на то, что он меня ненавидит, - голос Иона звучал теперь так же глухо, как и голос Троя. – Если бы он был жив… - Если бы он был жив, все было бы намного хуже! – Трой снова оказался рядом с кроватью Иона. – Он был одержим. Одержим… мной. Глаза Иона стали просто огромными, когда до него дошел смысл сказанного: - Но… - слов не хватало, а Трой… Он был бледен, смертельно бледен, словно воспоминания приносили ему невыносимую боль. - Мы были родными братьями, но ему было все равно. Он был одержим мной и не скрывал этого. А мать считала, что это дьявол вселился в ее сына и смущает его душу греховными, преступными желаниями. А в тот день… …- Я больше не могу, Александр. Я не могу смотреть на то, как ты мучаешься, и быть не в силах тебе помочь, - он стоял перед братом, не в состоянии даже взглянуть на него. Видеть снова эту муку в его глазах. - Ты в силах мне помочь, - голос Александра был спокойным, и это пугало больше всего. – Просто люби меня. Люби так, как я тебя прошу. - Я не могу любить тебя ТАК!! Я твой брат!! – собственный крик почти оглушил. – Не могу. И ухожу, - он повернулся к двери, чтобы уйти отсюда, уйти навсегда. - НЕТ!! – сильные руки обхватили его, а шею обожгло горячее дыхание, - Нет, не уходи… Я обещаю… - голос Александра дрожал. – Я больше не скажу тебе ни слова, больше не буду приставать и даже касаться, только не уходи, не оставляй меня. Я не смогу жить без тебя. - Александр… – собственный голос был безжизненным. – Александр, отпусти меня. Я принял решение. Поверь, нам обоим будет лучше, если я уйду. - Ты хочешь моей смерти, Трой? – Александр разжал руки, отпуская его. Но голос. Его голос… Обречено-спокойный. - Не говори ерунды! Ты не умрешь, всего лишь переболеешь. Успокоишься, и я вернусь. - Ты лжешь мне, братик, - нежность в голосе Александра полоснула по сердцу, словно скальпель. – Ты уходишь потому, что не можешь слышать, как твой брат признается тебе в любви. Ты уходишь от собственной вины, потому что тебе кажется, что это ты виноват в том, что я одержим. И ты НЕ вернешься. Потому что я никогда не перестану любить тебя. И ты это знаешь. Знаешь, что я НЕ буду жить без тебя. Но ты все равно уходишь. И поэтому я спрашиваю тебя: ты хочешь моей смерти, Трой? Трой на мгновение прикрыл глаза. Каждое слова было каплей яда, который отравлял их обоих. И это надо было прекратить. Им обоим будет больно. Но так надо. - Прости меня, Александр, - Трой сжал пальцы в кулак, чтобы удержать рвущееся наружу проклятие и не оглянуться. Прости, если сможешь. - Прощай. Дверь закрылась за ним с легким стуком, отрезая наступившую после его слов тишину. Трой прошел к выходу, взял сумку с собранными вещами и вышел за дверь, стараясь не думать о том, что завтра он, скорее всего, сойдет с ума от боли и вины. Спустился с лестницы, радуясь про себя, что матери нет дома, и вышел на улицу. Повесил сумку на плечо и медленно пошел по дорожке, запрещая себе думать о чем-либо вообще… - Трой! – чистый, звонкий голос догнал его около цветочной клумбы. Он обернулся и застыл, смотря на тонкую фигуру брата, стоявшего на самом краю крыши. – Трой, послушай меня. - Какого черта ты там делаешь?! Немедленно слезай! – ужас бросил его вперед. - Не двигайся! – голос Александра был полон такой силы, что Трой послушно застыл, не сводя с него широко распахнутых глаз. – Ты не поверил мне, братик, а я ведь тебе никогда не лгал. Но ты принял решение, и я подчиняюсь ему. Но хочу, чтобы ты знал. Даже моя смерть не избавит тебя от моей любви. И если ты не принадлежишь мне, то не достанешься никому. Я стану твоей тенью, Трой, я всегда буду рядом. И когда-нибудь я вернусь. За тобой… - Александр сделал полшага вперед, и теперь Трой видел даже кончики его обуви. – Я люблю тебя, Трой. И единственное, о чем я жалею, так это о том, что мы с тобой братья, Трой. Я люблю… - Александр нежно улыбнулся ему и шагнул вперед. Трой закричал – страшно, дико и сорвался с места в безумной попытке поймать, спасти. Слишком далеко… Нежную улыбку из его глаз, глаз Александра, не могла прогнать ни адская боль от переломанных костей, ни болевой шок во время «живой операции»… До самого его последнего вздоха. Он улыбался ему… Трой замолчал, и Ион перевел дух. Как… красиво. Дико, страшно, но безумно красиво. И теперь все встало на свои места. Александр, не переставший любить даже за гранью, просто воспользовался им. Как проводником в мир живых. Своей собственной любовью Ион помог ему. Понятна и ненависть Александра, и желание уничтожить его. Трой отнесся к нему слишком тепло. И мертвый, но влюбленный Александр сделал свой ход. - Прости, - голос Троя был все также безжизнен. – Я должен был догадаться раньше. Если бы я тогда поговорил с тобой… - Хватит винить себя. Нам надо придумать, что делать теперь. Трой встал и подошел к окну. С пару мгновений смотрел на улицу, а потом тихо шепнул: - Снег… Ион недоверчиво перевел взгляд с его спины за стекло, а потом, словно во сне, соскользнул с кровати и подошел к окну. На улице действительно шел снег. Большие и пушистые снежинки падали медленно, словно танцуя. Под белым покрывалом засыпал город, стало очень тихо. Казалось, что если немного напрячься, то можно услышать шорох, с которым снежинки ложатся на землю. Трой, стоявший рядом, только тихо вздохнул, и, словно эхо, по комнате прошелся глухой отчаянный стон. Они оба вздрогнули и резко развернулись, вглядываясь в сумрак комнаты. Но не увидели ничего. Даже тени. – Он здесь, - Трой опустил голову, и Ион впервые увидел его опущенные плечи. – Он связан с тобой, потому что ты воскресил его. - Но он хочет быть с тобой, а я удерживаю его, - Ион продолжил его мысль. – Но я не хочу его больше держать. - Ему не место здесь, - пальцы Троя сжались в кулак. – Он мертв и должен быть среди мертвых. Волна боли и отчаяния, прокатившаяся по комнате, казалось, накрыла их с головой. Ион только охнул. Чувствуя, как захлебывается в чужих чувствах. Сильных настолько, что, казалось, еще немного и он разлетится на осколки. - Трой… - бесплотный голос окружил их. – Братик… Трой вздрогнул всем телом. Взгляд заметался по комнате, ища хоть что-то – тень, движение. Но вокруг был лишь океан чувств, который омывал их, заставляя сердца болеть. - Александр, - Трой шагнул вперед, и воздух перед ним подернулся дымкой. Заколебался, сгустился, обретая очертания. Плечо Иона тут же заломило, он судорожно схватился за него и тут же отдернул руку, прошипев сквозь зубы тихое ругательство. Трой обернулся на его голос. С пару секунд просто смотрел на начавшее наливаться кровью пятно на его плече, а потом повернулся к тени перед собой: - Прекрати, Александр, - его голос был тверд и холоден, но Ион слишком хорошо слышал в нем отчаяние. - Что он делает? – даже говорить было больно. - Он забирает у тебя силу, чтобы обрести плоть. Чем больше ты отдаешь, тем реальнее он становится. - Не… Не мешай ему, - боль усиливалась, но Ион был готов терпеть ее, только бы… увидеть. - Прекрати! - Трой снова оказался слишком близко, рывком вскинул его голову, заставляя заглянуть в свои глаза: – Ты жив, а он мертв и это останется так. Ты можешь остановить его. - Я не хочу останавливать его. - Но он убьет тебя!! Губы Иона тронула горькая улыбка: - Если ОН будет жить… Трой разжал руки. Отступил на шаг, неверяще смотря на него, а потом снова повернулся к Александру: - Ксандр, не надо. Не трогай его. Тень всколыхнулась, и Ион страшно закричал от ломающей его тело боли. Он упал на пол, сжимаясь в комок и не переставая кричать. Чьи-то руки держали голову, его что-то спрашивали, о чем-то умоляли. Но боль сводила с ума, мутя рассудок. А потом чужой крик перекрыл его собственный, заставив боль ненадолго отступить: - ХВАТИТ!! Александр… Ксандр, я прошу тебя, остановись! - Мне так одиноко без тебя, Трой… Так холодно, - знакомый голос словно отозвал боль, и Ион смог вздохнуть. Он осторожно разогнулся, опираясь на влажные дрожащие руки. Подтянулся, садясь на пол и прислоняясь к стене. Поднял взгляд. Трой стоял перед тенью, нет, уже не тенью… Теперь он видел лицо Александра. А тот смотрел только на Троя. Смотрел жадно, голодно. - Трой, - все еще призрачная тень потянулась вперед, пальцы коснулись щеки Троя, и тот вздохнул. – Мне так холодно. - Александр, - Трой на секунду прикрыл глаза, словно наслаждался этой призрачной лаской. – Прости меня, Александр, - он подался вперед, словно желая обнять призрак. – Я больше никогда не оставлю тебя одного. Затуманенному отголосками боли мозгу Иона хватило лишь доли секунды, чтобы понять: - Даже… Даже не смей думать об этом, Трой! – голосу не хватало силы, но те чувства, что он вложил в него, донесли слова до Троя. – Ты не уйдешь с ним! Ты сам говорил, что он мертв и ему не место среди живых. Ему, а не тебе! - Мое место рядом с ним, - Трой развернулся к нему, и Ион почти с ужасом увидел, как обвиваются вокруг него полупрозрачные руки. – Я так долго лгал… всем, - Трой снова развернулся в кольце обнимающих его рук, смотря прямо в полупрозрачное лицо брата. – Прости меня, Александр… Пока ты был жив, я так и не смог сказать, что люблю тебя. Люблю так, как ты того и хотел. Ты всегда был сильнее меня, а я… струсил. Сдался. Я бросил, оставил тебя одного. Но сейчас… Я все исправлю… Забери меня, забери меня с собой, Ксандр, и я обещаю, что тебе больше никогда не будет холодно и одиноко. - Нет… - Ион уже сам не осознавал, что давно что-то шепчет. – Нет, нет, нет… Трой… Это невозможно. Не надо, не делай этого… Не смей, Трой, не смей… Нет! Но тот уже не слышал его. Он смотрел на призрак и, похоже, больше не видел ничего, кроме него. Вокруг них словно выросла непроницаемая стена. Теплые живые пальцы переплетались с полупрозрачными, немного мерцающими. Ледяное дыхание перемешивалось с обжигающе горячим и делилось на двоих. Призрак тянулся вперед, к настоящим, живым губам. Ион хотел крикнуть, кинуться вперед, но безумная, дикая красота картины перед его глазами завораживала, парализовывала. Лицо Троя было спокойным и, пожалуй, даже счастливым. И вдруг Ион понял. Трой… Он знал, что так будет. Знал еще с той секунды, как Александр сделал свой шаг с крыши. И теперь с радостью ждал свою судьбу. Поцелуя, забравшего его жизнь и душу. Легкого, невесомого, заставившего его сердце биться медленнее с каждой долей секунды. Одна, две, три… Время остановилось. А потом по комнате пронесся тихий облегченный вздох, и уже пустое, без души, безжизненное тело Троя рухнуло на пол. Створки окон с силой распахнулись, снег закружился по комнате и Иону, замершему у стены, на мгновение показалось, что он видит, как кружатся в снежном хороводе, взявшись за руки, две тени. Темная и светлая. Две половинки, нашедшие друг друга после смерти. Ион судорожно вдохнул раз, другой, третий, а потом пальцы с силой вцепились в волосы, и по комнате пронесся его отчаянный крик, почти мгновенно перешедший в плач, больше похожий на вой. Внутри что-то ломалось, разбивалось, рвалось и выходило со слезами, оставляя только горящие огнем дорожки на щеках. Он плакал… Его волос, плеч, лица касались нежные руки, целовали бесплотные губы, смеялись и благодарили. Они его… любили. А он плакал… Плакал. Эпилог Все было так же, как и всегда. Тишина, спокойствие. Только черная земля была скрыта под белым снежным покрывалом. На могиле Александра лежали свежие цветы – темно-красные розы. Цветы цвета крови. А на другой могиле-близнеце были другие цветы – яркие, очень яркие. Как солнце. - Прощай, Александр, - пальцы уже почти забытым жестом прошлись по мраморной поверхности фотографии. – Прощай, Трой, - знакомое тепло разлилось по всем телу, когда он прикоснулся к другой, появившейся здесь недавно фотографии на такой же недавней могиле. – Я буду помнить вас всегда. Ион постоял рядом с могилами еще пару минут, а потом развернулся и пошел к выходу. Кивнул сторожу и, подойдя к стоявшей у ворот машине, нырнул в ее теплый салон. - Ты опять развязал шарф, - недовольный, но полный ласки голос заставил его улыбнуться. - Ну, сколько можно говорить, что на улице уже зима. - Я знаю. Спасибо… мама. Так просто. Оказалось, что все было так просто. Сделать шаг навстречу. Самому…