Дрожал соленый жаркий воздух

Дрожал соленый жаркий воздух. Большой лохматый пес по кличке Нюх, вывалив свой широкий сухой язык, по-хозяйски развалился на палубе, ища прибежище в ненадежной тени от облезшего борта старого пиратского брига - "Одинокая Волчица". Судно мерно шло по пурпурно-черной морской глади, послушно гонимое ветром и держало курс на остров Тортуга - пристанище всех пиратских чертей здешних вод. Капитан "Волчицы" Генри, по прозвищу Призрак, щурясь от палящего солнца, неспешно брел по палубе, держа в мозолистой руке пузатую бутылку уже успевшего нагреться рома. Одежда его, соленая от морских брызг и пота, за время плаванья истрепалась и погрубела, отросшие, беспощадно выжженные солнцем, космы, стянутые кожаным шнурком, сбились в тугие колтуны, давно просящие гребня. Призрак чувствовал себя уставшим и сердитым, и только крепкий ром в такие моменты, помогал возвращать ему прежнюю веселую злость. Но солнце сегодня палило особенно безжалостно и Призрак чувствовал себя паршиво, должно быть, так же паршиво, как и эта лохматая псина, глядящая в его сторону блестящими, точно пуговицы камзола, глазами. Пират поднес бутылку к губам, сделал большой глоток, но горячее пряное пойло царапало горло, сильнее обычного обжигая гортань. Призрак сплюнул, растер плевок по доскам палубы разбитым сапогом и выругался. - Чертово пекло! Не иначе, как Богам вздумалось осушить моря! Голос его подхватил сухой ветер летящий на запад, в ту сторону, где их ждала Тортуга. О ней поговаривали разное, как впрочем и о французах, чьими владениями остров являлся, но все эти говоры, рожденные в грязных головах честного люда душных таверен, Призрака не интересовали. Он давно знал, где и кому сбывать на Тортуге награбленное, где от души залиться лучшим ромом, от которого голова, будто срывалась с плеч и начинала жить своей жизнью, и в чьих мягких объятьях забыться в коротком сне, пока Карибские волны не унесут его и команду в очередное опасное плаванье. Мысли об этом, теплые, как кровь, грели душу пирата уже последние несколько дней, с того самого момента, когда встретившееся им торговое судно, точно бумажный кораблик, пошло на дно к Морскому Дьяволу, вместе с его экипажем, а награбленный товар отправился в трюмы старой "Одинокой Волчицы". Теперь их ждали пьяные ночи на суше, пережить бы только это палящий путь! Его внезапно окликнули, выдернув из размышлений. Шагая в изодранных сандалиях и простой легкой одежде, к Призраку шел совсем еще молодой парень. Он был невысок, по-юношески строен и гибок, на худом широкоскулом лице выделялся острый длинный нос, большие карие глаза блестели еще совсем по-мальчишески. Этого паренька звали Тобби, но черти из команды Призрака обращались к нему иначе - Сверчок, отчего и почему прибилось к парню это прозвище, уже никто вспомнить не мог. Призрак встретил его год назад на Тортуге, в дыму и угаре трактира, где тот, кружась меж столов, незаметно подчищал карманы особенно разгулявшейся публики. Тобби был сиротой, живший на улицах сколько себя помнил и оказался ловким и шустрым, как крысеныш, и Призрак, не долго думая, взял его к себе на "Волчицу". Сверчок быстро освоился на корабле, без устали носился по палубе, рассекал воздух коротким вверенным ему клинком, а с наступлением темноты с ребяческой восторженностью слушал в каюте пиратские байки, тяжелого и пузатого, как пороховая бочка, боцмана Болла Краба. Призрак нередко любовался озорством Сверчка, вспоминая свои юные годы, и чувствовал разливающееся в его худой груди, лоснящееся тепло заставляющее его обветренные морщинистые глаза, улыбаться. Тобби Сверчок подошел к нему, глядя на далекую голубую ленту горизонта. - ... сколько нам ночей оставит бьющая волна? Так пей пират свой крепкий ром, пока не видно дна! Покуда не спешит во тьме Костлявая Старуха, Всегда в дали верна тебе, пьянящая Тортуга! - тихо пропел он чуть хрипловатым голосом и, помолчав, улыбнулся Призраку. - Ром на острове крепче и слаще этого, - склонив голову добавил он, жестом указав на зажатую в кулаке Призрака, теплую бутылку. - Я это знаю куда лучше твоего, сопляк! - без злости ответил ему Призрак, хлебнув горячий ром из горлышка. - Я знаю место, где он сладкий и ароматный, как мед, - не унимался мальчишка. Он горделиво вскинул подбородок, лукаво взглянув на капитана "Волчицы". - Чтож, - помолчав, произнес Призрак, щурясь от солнца, - я обязательно доставлю тебя туда... по кусочкам, - усмехнулся он, и снова в его голосе не прозвучало ни угрозы, ни злобы, а Сверчок весело и заливисто рассмеялся. Ветер трепал его неровно срезанные бритвой, черные волосы, гулял в складках просторной грязной рубашки, обнажая бледную мальчишескую грудь. - ...как давно я там не был... - как-то, по-настоящему грустно, вдруг обронил Сверчок, глядя куда-то внутрь себя, должно быть в те самые закоулки памяти, хранящие воспоминания о его родной во всех смыслах, Тортуге. Призрак молча сделал еще глоток рома, сморщился от зверского горячего вкуса. - ... мне все еще помнится вкус осенней слякоти и запах сжигаемых в горящих кучах листьев... - продолжил мальчишка, перед мысленным взором которого открывались только одному ему видимые воспоминания. - Ну, да, - безучастно кивнул Призрак, - а еще там девицы на язычок острее любого клинка! - Отметил он, усмехнувшись, и опять приложился к бутылке. - А? - словно опомнившись, обернулся к нему Сверчок и растерянно улыбнулся. - Да, женщины на Тортуге... Призрак скосил взгляд на своего собеседника, когда тот запнулся, точно подыскивая нужные слова. - Женщины там... - Крепкие, что этот ром! - закончил за него пират и хохотнул, приобняв паренька за плечи, по новой хлебнув из горлышка. Не мудрено, что в свои годы Сверчок лишь понаслышке знал женщин, а все это, без проведенной в объятьях красотки ночи, только пустые химеры! Призрак мысленно пообещал себе, что слопай акула его печень и селезенку, но он озаботится о том, чтобы парень навсегда запомнил эти ночи на Тортуге. Так, болтая о пустяках, они простояли на палубе какое-то время. Солнце все так же безжалостно напекало их головы, лохматый Нюх поскуливал в своем неспокойном сне и час от часу бил нечесаным хвостом о палубу. Экипаж "Одноглазой Волчицы" лениво маялся от скуки, и только штурвальный Боб Плавник неустанно следил за курсом, погруженный в свои мысли, и, казалось, не замечал чудовищного пекла над головой. Неожиданно Призрак почувствовал легкий укол тревоги, привычно толкнувший сердце. Тревога смешалась с пьяной восторженностью, вспенив кровь в жилах. Это чувство, давно известное ему, холодное и ясное, заставило Призрака осмотреться по сторонам. Это предчувствие он не спутал бы ни с чем иным на свете - манящее ощущение близкой добычи. Наконец, он заметил на линии горизонта темные очертания корабля. - Шхуна, капитан! - воскликнул стоящий рядом Сверчок, тыча пальцем в сторону судна. - На горизонте, шхуна! - Ядро мне в корму! - прокричал пират на весь корабль. - А могли легко пройти мимо! Матросы на "Волчице" засуетились, сгоняя пленивший их ленивый сон. Судно, гонимое попутным ветром, взяло курс на одинокий незнакомый корабль. Призрак вскинул в руках деревянную подзорную трубу, разглядывая корабль. Это была бригантина с распространенным, среди видимых им кораблей, названием "Виктория". По опыту и наметанному за годы пиратства глазу, капитан знал, что такие судна перевозили в своих каютах, в основном, высокопоставленных особ и всегда шли под конвоем охраны, но второго корабля нигде видно не было. В голове Призрака ядовито-алым цветом расцветала алчная радость - добыча и впрямь была до безумного легкой. - Гляди, Сверчок, - не скрывая хищной ухмылки, протянул капитан "Волчицы". - У нас с удачей попутный ветер - добыча сама идет к нам в руки! Он обернулся и сделал жест команде, красноречивей любых слов, отдав приказ. Пираты "Одноглазой Волчицы" смотрели на бригантину, козырьком сложив у лба ладонь, ревя и посвистывая от нарастающего возбуждения. Еще минута и на грот-мачте забился на ветру черный, изорванный штормами флаг, изображавший череп с перекошенным оскалом. - Торопитесь, черти! - поддержав рев команды, прокричал Призрак, проверяя, как скользит шпага в ножнах. - Отправим к Морскому Дьяволу эту каналью! Бригантина "Виктория" медленно и лениво шла, рассекая морщинистую морскую гладь. Вглядываясь своим зорким глазом в подзорную трубу, Призрак вспомнил, как несколько дней назад на горизонте сверкала молниями. черная стена урагана, а порывистый ветер с грохотом разбивал о корабль ревущие волны. Его "Волчице" не иначе, как только чудом удалось миновать шторма. Очевидно, к бригу "Виктория", удача была не столь милостива: свисали изорванные ураганом снасти такелажа, судно было жестоко избито волнами, а корабль, по всем признакам, должный конвоировать бригантину, скорее всего, и вовсе пошел ко дну. Две небольшие пушки, носовая и кормовая, составляли все скудное вооружение "Виктории", отправившейся в плаванье под столь ненадежным конвоем. Едва расстояние между ними с "Одноглазой Волчицей" сократилось до полутора кабельтовых, осознав, наконец, что боя "Виктории" не миновать, бригантина открыла огонь. Пушечный залп расколол знойный воздух и чугунное кипящее ядро ушло в пучину, слева от кармы, едва не задев "Волчицу". Не дожидаясь повторного огня, старый корабль Призрака ответил рокочущим грохотом картечи, точно поразивший цель. - На сближение! - крикнул Призрак, сильным властным голосом. - Идем на абордаж! Он ясно видел, как мечутся на палубе защитники "Виктории", видел пушистые, точно покрытые пухом, растрепавшиеся парики офицеров, и от этого зрелища внутри его все кипело и бурлило, вырываясь из сухого горячего горла, боевым торжествующим ревом, а жар в груди, казалось, еще немного и силен был прожечь его изношенный камзол Сверчок стоял рядом, вцепившись в кроя борта обеими руками и часто дышал. На лбу и верхней губе его выступили бусины пота, широко распахнутые глаза блестели предвкушением близившегося боя. Призрак покровительственно улыбнулся ему, потрепав мальчишку по волосам. Вот таким и он помнил и себя в ранние годы - необузданным, отчаянным, когда пиратская злость и шальное безумие, подобно спирали, только начинали раскручиваться в его, тогда еще молодом, теле. Из парня выйдет толк, отметил про себя Призрак, и оставив Сверчка, вбежал на капитанский мостик. Пираты кричали и свистели, когда абордажные крючья прочно вгрызлись в дерево обивки бригантины, а канатные лестницы, точно паутина, накрыли ее борт. Головорезы его команды с зажатыми в зубах кинжалами, принялись карабкаться на "Викторию". Они были безумные и отчаянные, не знающие страха, не глядящие в будущие, потому как все их мечты, уже давно разложились в пустых обветренных черепах, сочащихся ромом. Залп из ружей и пистолетов, произведенный защитниками бригантины, прокатился по волнам. Засвистел на все лады свинец. Краем глаза Призрак заметил, как выстрелы сразили трех матросов, одному из которых пуля попала прямо в глаз, расцветая на лице в кровавый хаос. Воздух наполнился едким пороховым дымом, щипал глаза и щекотал раздуваемые гневом ноздри капитана "Волчицы". Он спрыгнул на палубу, вцепился обеими руками в канат, ловко перескочив вслед за командой на борт бригантины "Виктории". Шпага его, с тяжелой увесистой рукоятью, словно молния блеснула в лучах солнца. На пути его возник один из офицеров, уже не молодой мужчина в расшитом камзоле с кружевным жабо. Он отбросил в сторону дымящейся пистолет и выхватив из ножен шпагу, направил ее в грудь пирата. Но взгляд его, потемневший от испуга, с потрохами выдавал слабость. Офицер замахнулся, но Призрак ловко ушел ему под руку и полоснул не глядя достигнет ли цели. И попал. Острее клинка прошло от плеча вниз, пересекая грудь противника красной чертой. Со сдавленным криком, пораженный офицер осел на палубу. Призрак огляделся вокруг - схватка была в самом разгаре. Обезумевшие под натиском свирепых головорезов "Волчицы", отчаянно отбивались матросы, захваченной пиратами "Виктории", но паника лишала их атаки силы и меткости. Гремели выстрелы, слышались предсмертные крики умирающих. Среди хаоса сражения, Призрак вдруг увидел черноволосую макушку Тобби Сверчка, отступающего под градом ударов сразу двух противников. Только ловкость и быстрота позволяли ему уходить от гибели, что несли превосходящие силы нападающих. Гневные рассерженные пальцы Призрака, крепко сжали рукоять шпаги, так, что побелели костяшки на кулаке, а ярость спазмом сдавила дыхательные пути. Ни секунды не медля, он ринулся в сторону сражавшегося Сверчка. Дорогу ему перегородил один из матросов, неумело бросившись на него с широким коротким ножом. Призрак отступил, позволяя матросу уйти вслед за выброшенной вперед рукой, теряя равновесие, а потом, размахнувшись коротко ударил несчастного эфесом в лицо, разбивая в кровь его рот о крошащиеся зубы. В два быстрых прыжка он оказался рядом с мальчишкой и, заслоняя его своим телом, принял атаку одного из нападающих - грузного коренастого матроса, на себя. Противник его был силен, но неуклюж и острие его шпаги, так искусно скользящее в руках самого пирата, в руках громилы лишь со свистом рубило бесплотный воздух. Призрак крутанулся на носке, уводя матроса в сторону, подальше от Сверчка, с легкостью отражая его удары, и без лишних церемоний проткнул грудь, как только появилась возможность. В любой другой раз, пират еще бы посоревновался с ним в искусстве фехтования, играя, как сытый кот с мышью, но сейчас все его внимание каждый раз возвращалось к Сверчку. Вторым противником оказался офицер, со слетевшим в бою париком обнажавшим его русую курчавую голову, еще не тронутую сединой. Он был высок, широкоплеч, с острыми хищными чертами лица. Заметив приближающегося к нему Призрака, офицер отступил на шаг, отсалютировав пирату рукой, приглашая вступить в поединок, и казалось, потерял всякий интерес к Сверчку. - Оставим крысят на закуску... - медленно произнес он, скрипучим скользким голосом, едва заметно кивнув в сторону мальчишки. Призрак проглотил слова, что так хотел выплюнуть в лицо офицера, и крутанув в руке мельницу, кинулся на противника. Страшным зверем оказался этот молодой офицер! Без особого труда от отражал удары пирата с такой легкостью, и казалось, играючи, что пыхтевший и взмокший от усердия, Призрак, вскоре почувствовал холодное дыхание Костлявой на своем затылке. Он отскочил, принял на лезвие резкий выпад противника, ушел за его спину, стремясь, как прежде легко вспороть бок врага, но услышал при этом, только очередной лязг метала - офицер отразил его удар не гладя, закинув шпагу за спину. От неожиданности Призрак отступил на шаг. "Не сам ли бес сражается со мной, в личине человека?" - промелькнуло в его пульсирующем болью мозгу. Он отступил еще, и вдруг споткнувшись о чье-то тело, повалился на палубу. Под спиной пират чувствовал теплые, влажные от крови, доски, а перед собой увидел полное торжества лицо своего противника, с занесенной над головой, шпагой. В какой-то момент Призраку показалось, что смерть уже смеется над ним черной ямой своего беззубого рта. Он сжался всем телом, ожидая удара. В тот короткий миг в его изъеденной битвами, как червями памяти промелькнули яркие вспышки уже давно позабытых им событий. Пират решился открыть глаза навстречу удару и принять достойную смерть... но удара не последовало. Вместо этого он увидел, как мальчишка Сверчок выпрыгнул вперед, словно быстрая птица, и рубанул офицера своим клинком по лицу, рассекая скулу. - Щенок! - зарычал офицер, скаля от злости зубы, и, смахнув свободной рукой хлещущую из раны кровь, обернулся к Сверчку. Парень ощетинился, подогнув колени и принимая стойку, с острым блеском в глазах исподлобья глядел на противника. Злобный колючий взгляд его, точно взгляд затравленного зверя, кричал, куда громче голоса. Офицер неспешно приблизился к нему, пару раз проверил реакцию мальчишки ложными выпадами, не один из которых не достиг цели и, азартно усмехнувшись, бросился в атаку с неподдельной яростью. Пират видел, как Сверчок принял удар на свой короткий клинок, как отскочил в сторону точно кошка, но прежде чем шпага вновь оказалась в руке Призрака - жало офицерского клинка уже вонзилось в открытый живот защищающегося мальчишки. Призрак почувствовал, как злая боль заставила сухо толкнуться его сердце, а родившийся крик застрял комом в сдавленном испугом горле. Сил в нем не хватило, чтобы крикнуть, не хватило, чтобы взреветь от лютой ненависти металлом прожигающей грудь. Он бросился к офицеру с такой быстротой, какой давно уже не чувствовал в своем уже немолодом теле, и ударил. Первый раз в жизни ударил противника в спину, лишая себя удовольствия, заглянуть в полные боли, широко распахнутые глаза, в которых медленно угасала жизнь. Рывком вырвал шпагу из оцепеневшего тела и вонзил ее снова, потом еще и еще, пока кровь офицера не стала остывать на его руках. Не издав ни звука, офицер рухнул на палубу лицом вниз, а Призрак бросился к мальчишке, отбросив всякую осторожность, не скрывая гримасы боли, скривившей его до этого хладнокровное и непроницаемое лицо. Раскинув руки на темной от крови палубе, склонив на плечо голову, мальчик не двигался. Пират осторожно заскользил руками по мокрой и липкой от крови груди Сверчка, но так и не сумел нащупать биение его сердца. Из темной глубокой раны в животе струилась кровь, вытекая из его тела жизнью. Бессильная слепая ярость охватила Призрака, так, точно душу его разрывали клешнями на части. Сверчок был мертв. За свои долгие четыре десятка лет, не зная ни отца, ни матери, пират Генри по прозвищу Призрак, в первый раз в жизни ощутил горечь потери, так сильно сжимающую под камзолом его грудь, что ломили ребра. Потом он стоял на капитанском мостике и смотрел на гаснущее небо, когда в его сердце, сухом и худом, алым цветом билась боль. Захватив с борта "Виктории" все самое ценное и хладнокровно расправились с оставшимся, из экипажа бригантины. Пираты "Одноглазой Волчицы" подожгли судно. Изрешеченное и разбитое, оно уходило в пучину вод, оставляя в воздухе темные клубы дыма. Солнце медленно закатывалось за горизонт, забирая с собой в плаванье знойное пекло и оставляя первые робкие звезды равнодушно всматриваться в глаза Призрака. Старый пиратский бриг продолжал свой неторопливый путь на Тортугу.