Зеленые человечки

Я критически осмотрел барную стойку и стер несколько упавших капель. Один из старинных граненых стаканов показался мне особенно пыльным. Да и Мерлин с ним – они вечно пыльные. И полотенце надо бы поменять, а то нынче совсем захламился. Осенний день стекал сырым противным теплом из сточной трубы, превращая улицу в грязевой бассейн. Небо затянули стайки рваных облаков, похожих на старый тюль. Бухнули на крыльце чьи-то шаги. Дверь брякнулась о косяк словно штормовое предупреждение. Посетитель был похож на тролля – так велик в размерах. Огромный детина с черными запутанными волосами, наглухо заросший бородой. Непонятно даже, где заканчивалась она и начинались волосы. Пальто его, грязное и запыленное, попахивало навозом и живностью. Оно всегда было таким, сколько я помню этого громилу. - Вечер, Аберфорт. - Добрый, Хагрид? – спросил я. - Вечер. - Огневиски? - Его родимого. Я задумчиво осмотрел свои стаканы. Мерлиновы кальсоны с секретом, ни одного приличного! Потер какой-то полотенцем. Чище он не стал. Какой-то хитрый налет. Плюнув на это дело, я взял первый попавшийся и плеснул туда огневиски. В конце концов, если все так плохо, ему наплевать. В "Кабанью Голову" не ходят за дружескими беседами. Моя рожа никогда никого не располагала к улыбкам. Разве что в детстве. Ладно, старый склероз еще проснется или Альбус не дай Мерлин явится. Не надо мне такой памяти. Лучше уж со склерозом поживу. - Знаешь, Аб, я какой-то вечно… везде лишний! – начал Хагрид, разглядывая огневикски. Что они всегда видят на дне стакана? Где-то читал, что зеленых человечков. Я тогда подумал, что надо мной издеваются. Напиться что ли вместе с ним? Может, я тоже увижу человечков? А вот мой замечательный братец наверняка увидит там очередной глобальный проект, после которого опять кто-нибудь умрет. Убивать так, как Альбус – это мастерство виртуоза, такое дано единицам. - А что случилось? – сочувственно поинтересовался я. Хагрид замахнул стакан залпом. Я подлил еще. Он снова уставился на дно, вертя стекляшку в ручище. - Впервые в жизни нашел такую как я… ну, великаншу то ись, а тут вот… и там я лишний, и рядом с ней… Я кивнул с участием. Они же все тут такие. А у меня такая работа. И жизнь тоже вот такая. И все в ней вот такое. Оглядев серое полотенце, я вздохнул и откинул его в корзинку к собратьям. Достал свежее, голубое. Взял еще один стакан и принялся рассеянно его тереть. Налет что ли какой-то магический… - Максим, она… она вообще отказывается говорить об этом! Широка в кости то ись… видал я таких… в кости-то… сам, понимаешь, такой… - Такой, - я повторил последнее слово. Почему-то всегда оказывается, что если ты повторил последнее слово – ты внимательный слушатель. - Мне бы хоть как-то, ну хоть как-то с ней рядом оказаться! Чтоб вот… ну вместе с ней были хоть на сколько-нибудь! То ись… понятно ведь… - Понятно, - отозвался я, вновь заполняя стакан. Через час Хагрид ушел, уверенный, что все не так плохо. Удивительная способность огневиски – уверять в чем-то. Альбуса бы даже, наверное, уверил в том, что он дурак. Дурак, да… Может, мы и не волшебники вовсе. Настоящий волшебник плещется в стакане. В мутном, между прочим, стакане. С желтоватым налетом. И я не могу этот налет отмыть. Да что ж за напасть такая! Я снова потер упрямое стекло, естественно, бесполезно. Добрый стакан, граненый, упадет – не разобьется. Прямо как я. Все здесь как я. Грязненько, угрюмо, тихо и душновато. Почему бы и нет? Что я должен им всем, приходящим? Это они мне должны, все кругом до единого за свои секреты. Только я не спрашиваю. То ли дело Альбус, скотина эдакая. Не стакан – бокал. Тоже прочный. Кровь никуда не уходит, куда ж ее денешь. Самый чистый бокал на белом свете. Отмытый потому что, уж не знаю чем. Поил меня лет двадцать назад из такого. Вином. Ничего простого у него нету… Все мы в его жизни – простые слишком для его величества. Только этот фанфарон и нашелся – его, видно, поля ягода была. Альбус же с ним едва ли не целовался… Хотя чтоб его, целовался, Круциатусом его через Аваду! Даже бабы для него не люди были – все, мол, как одна «глупы и недостойны». Планам мешают! Вот и получай, братик, вот и пожалуйста. Ты-то думал, бог, да Мерлина и обойдешь. А ведь даже и Мерлин богом не был, так, волшебничек, ничем не лучше остальных. Ладно бы просто вы с этим немцем треклятым перецапались да друг друга поубивали, так нет же, Ариане платить за вас пришлось. А чем она-то, девчонка, виновата была? Ладно, прошло все и поросло былью. Геллерт твой сам себе тюрьму выстроил, может там и сдохнет. Ты тоже сам себе могилку роешь. Выроешь ведь когда-нибудь, выроешь. Все у вас не по-людски, у великих. Да что ж он не оттирается-то? Я плюнул и поставил стакан обратно. Ну и Мерлин с ним. Ну и ладно. Дождь заколотил по крыше. Совсем как ты пальцами по столу, когда думал о чем-то. И пальцами твоими всегда восхищались. Что, мол, за красота – длинные, ровные, как у пианиста или аристократа. А мои что? Заскорузлые, посуду мыть можно без ершика – отмоется. Помыть что ли? Там немножко было с обеда. Оглянулся на стаканы. И их помыть? Ну уж нет, не буду. Тогда и посуда пускай стоит. Дождь замолотил сильнее. Не завидую тому, кто под него попал. Суровый он, этот дождь, обстоятельный. Грядки в огороде польет, не то что эта изморось деликатная. Тьфу, название одно. Я собрался было уходить, как дверь открылась и на пороге появился не кто иной как Альбус. Помянешь черта… - Здравствуй, - сообщил он. Надо же, новости, здоровья он мне желает! Мокрый, течет с него в три ручья. - И тебе того же, - буркнул я, застывая в материнской позе. Альбус эти сложенные на груди руки всю жизнь не любил, а мне нравится. Внушительно. Он поморщился и небрежно смахнул плащ, осушая его заклинанием. Естественно, невербальным. Теперь Ал уже не сходит даже до лишних слов – удивительно, как до меня до сих пор. - Нальешь чего-нибудь? – дружелюбно поинтересовался братец, высушиваясь окончательно и сверкая своими очками. Дурацкие очки. Вечный обман зрения с этим Альбусом. - Огневиски, - сказал я с нескрываемым ехидством. Он же терпеть его не может. Но у меня менее ударяющего нет. Это вам не «Три метлы» для малолеток. - Давай, - кивнул он, добродушно морщась. Ох уж это его добродушие… Доверишься такому добродушию, а потом угадывай, что за добрая душа тебе такую свинью подложила. - Аб, хватит меня подозревать, - устало сказал он. Действительно устало, сколько я могу вообще судить об этом лицедее. - В головах ты всегда копался с отменным успехом, - я критически осмотрел стаканы и взял самый грязный. Альбус смотрел в сторону тусклым и усталым взглядом. Вот пускай и пьет как все. А то вечно на верхах, с нашим отребьем словом не перекинется. - Мне давно не двадцать лет, - тихо сказал он, не поворачиваясь, - Я уже не ищу, я просто слышу. И это не всегда приятно. - Правда что ли? А я-то думал… - Когда же ты сможешь понять меня? - Ваше величество поймут разве что на небесах перед господом богом, - пояснил язвительно я, плеская огневиски и протягивая стакан Альбусу. Интересно, что он увидит на дне стакана? - Веришь в него? – спросил он, даже не глядя на стакан, только на меня. - Верю, - так же дерзко, как и когда-то, сказал я, - Зачем-то ему нужны такие как ты. - Ты прав, - неожиданно покорно сказал он. Я уже не удивился. Только если чуть-чуть. Пожал плечами и продолжил яростно протирать стаканы. Они, конечно, оставались все такими же грязными. Но что-то же делать мне надо! Чтобы жить, чтобы быть собой, а не строить из себя бог весть что. Чтобы просто быть нужным хоть кому-то, пусть даже этим пьяницам для откровений в неудавшейся жизни. - Ты прав, кто-то там есть, - Альбус пожевал губами, - Скоро мне умирать, Аб. Совсем скоро. Стакан выпал из моих рук и глухо звякнул об пол. Не разбился. Я нырнул под стойку и вынул его оттуда. Но промолчал. Не мое дело. Мы давно разные люди из разных эпох. - Мне осталось всего ничего. Несколько лет и все. Пожалуй, хватит с меня, - он тихонько засмеялся, все также смотря в сторону и вертя в руках стакан, - Ты говорил, что у меня все не как у людей. Ну так вот… Смерть свою я уже распланировал. И все что после. Я молча протирал стакан, уцелевший после падения. Даже после такого важного события он все равно оставался желтоватым. Человек бы поседел просто-напросто, а этому хоть бы что. Альбус вдруг не глядя замахнул огневиски и поморщился, закусив почерневшую правую руку. Я промолчал. Не мое дело, когда и какие проклятья получает брат. Наверное, лично послал бы в него парочку. За дурость, за детство, за идиотизм. Он посмотрел на грязную стекляшку. - Я как этот стакан, Аб. Падал тысячу раз – ничего, поднимался. Старый, как и этот герой попоек. Пожелтевший, под налетом старости, уже не отмоешь и не прикинешься былым молодцом. Purus! – произнес он, достав палочку. Стакан остался все таким же желтым. Надо же, и магия не сработала. Видно все, пора новые покупать… Только зачем? Пускай эти будут. Ветераны или как там он? Герои. Не повысить ли за этих героев цену? Ладно, замнем. - Видишь? Я тоже такой. Бесполезный, вычерпанный, выпитый временем. Какие-то капельки на дне еще есть. Теперь, глядя на дно стакана, я вижу только эти несколько капелек. И ничего больше. А что ты видишь? – вдруг спросил он, бросая пронзительный взгляд материнских глаз. Не заслуженный им цвет. - Зеленых человечков, - буркнул я и улыбнулся в ответ на его улыбку. Мы оба улыбались как два идиота. Старых, бесполезных, ненужных никому идиота. А через несколько лет я вновь вспомнил этот разговор, когда мне сказали о том, что Альбус Дамблдор героически погиб. После слова «погиб» я уронил стакан. Он, глухо звякнув, уцелел, этот великий герой попоек. Но тот, что упал во мне, разбился в пыль.