***
Кёркланд довольно рано разочаровался в жизни. Он никогда не сомневался в том, что добьётся многого – он был лучшим учеником в школе и на первом курсе университета дома, в Англии. Поссорившись с родителями, он отправился в Америку, пообещав доказать, что он уже достаточно взрослый, чтобы самостоятельно определять свой путь, и что родители ещё пожалеют о том, что не поддержали его. Однако здесь, в Америке, поступая туда, куда стремился, он стал жертвой коррупции, и его законное место в университете занял какой-то сынок богатых родителей. Из-за отсутствия денег и поддержки со стороны взрослых, как это было в Англии, Артур не имел возможности искать другое место, и единственным учреждением образования, куда его взяли, оказался младший медицинский колледж. Артур понимал, что если он вернётся теперь, потерпев неудачу, это будет означать не только потерю нескольких лет жизни, но и потерю достоинства. Гордость не давала ему вернуться, чтобы начать всё заново дома, а начать всё заново здесь у него просто не было возможности. Да, он именно разочаровался в жизни. А ещё в людях. Ещё более уверившись в несовершенстве этого мира на нескольких работах, Артур начал всё чаще посещать дешёвые пабы. В одном он познакомился с весёлым парнем, Гилбертом. Однажды, выслушивая рассказ Артура о несправедливости жизни, он предложил помочь ему устроиться на вакантное место фельдшера на экспериментальный аэродром. Посчитав это своего рода удачей, англичанин согласился. Сначала ему не нравился аэродром: начальство относится совершенно без уважения, работы много, зарплата низкая, а главное, везде этот чёртов Альфред Ф. Джонс. Этот американец не мог не броситься в глаза в первый же день работы хотя бы потому, что столовая для всех работников была общая, а Джонс всегда кричал громче всех. Местная звезда, лётчик-испытатель в двадцать лет, объект всеобщего обожания – полная противоположность Артура. А ещё у него были широкая улыбка и голубые глаза, ну как его не заметить? Что было удивительно, так это то, что Альфред и сам его заметил. Он вёл себя довольно дружелюбно и не раз пытался познакомиться, пригласив Артура сесть в столовой вместе с ним и его друзьями, но Артур по понятным причинам испытывал ко всем этим успешным молодым людям и особенно к Джонсу предвзятую неприязнь, а потому он просто гордо отворачивался. Но смотреть на голубоглазого, пока тот не видел, ему ведь никто не запрещал? Точно, смотреть и мечтать, ни на что не рассчитывая. Это лучше, чем разочаровываться. Но Альфред не оставлял попыток познакомится поближе. Причём через некоторое время Артур понял, что это не простое проявление дружелюбия. И вот как-то раз один из друзей Альфреда отправился прощупывать почву. В тот день было холодно, слишком холодно для сентября, и, кажется, собирался дождь. Артур курил, прислонившись к стене главного административного здания, и рассматривал бескрайнее поле с желтовато-зеленоватой травой и пустую взлётную площадку. Услышав шаги, он обернулся. Лицо этого служащего аэродрома было ему знакомо, они виделись в столовой. Голубые глаза смотрели открыто, светлые волосы торчали в разные стороны (очевидно, из-за привычки чесать затылок), а улыбка была довольно дружелюбной, но, на взгляд Артура, всё это не внушало доверия. - Как всегда, в гордом одиночестве, - констатировал он. Артур смерил его холодным взглядом. Почему-то ему показалось, что это было сказано с целью обидеть его. – А зря, между прочим, - продолжил парень, обнимая себя за плечи и переступая с ноги на ногу. – Хенрик Хансен, диспетчер, - он протянул руку. - Артур Кёркланд, - подумав, англичанин пожал её. - Ты ведь здесь недавно. Мог бы познакомиться с ребятами, люди здесь работают отличные, поверь, - Артур скептически поджал губы – он-то знал, что все люди одинаковые. Одинаково плохие. – Хочешь с нами сесть в обед? – Артур покачал головой. Хенрик усмехнулся. – Мне было интересно, ты всем отказываешь или только моему товарищу? - М-да, помню, он мне предлагал, - англичанину очень захотелось, чтобы парень подумал, что он понятия не имеет, о ком он говорит, и сделал вид, что не помнит имени летчика, - как его? - Альфред Джонс, - однако, кажется, ввести его в заблуждение не удалось. – Он отличный парень! Представляешь, в таком возрасте занять такую должность! – тема была больной для Артура, и, кажется, Хенрик заметил, как он поморщился. – Но это не важно! Ты приходи, - он кивнул на прощание и убежал внутрь. Проигнорировав предложение парня и сев во время обеда в одиночестве, Артур почувствовал удовлетворение от своего отказа, однако, уже через несколько минут он снова чувствовал себя никому не нужным неудачником. В следующий раз на так называемую разведку отправилась Эржбэт, как и Хансен, диспетчер. Артуру разговаривать с женщинами с некоторых пор нравилось больше, чем с мужчинами, – он считал их добрее и частенько жалел о том, что не может просто полюбить женщину и жениться на ней, как все. Симпатичная диспетчер показалась Артуру довольно милой и приятной девушкой, и он даже в ответ на её расспросы рассказал ей о своих разочарованиях в жизни. - Да тебе, похоже, нравится чувствовать себя униженным и оскорблённым, - рассмеялась она. – Мир не так ужасен, как тебе кажется. Ты же сам не хочешь пойти людям навстречу, и в этом твоя ошибка. В тот момент эти слова показались Артуру ужасно обидными, сейчас же он, естественно, понимал, что умная девушка была права, и ощущение того, будто он – несчастная жертва обстоятельств, приносило ему какое-то мрачное удовольствие. В конце разговора Эржбэт, как и её коллега, упомянула имя Альфреда Ф. Джонса. В то время эти подкатывания казались Артуру очень глупыми и немного смешными.***
Сделав глоток чая, англичанин улыбнулся воспоминаниям. Живя с Альфредом, он отвык от одиночества. А ведь раньше одним из его лучших развлечений было самокопание и осмысление всего, что с ним произошло. Этим вечером, сидя один в пустом доме, он непроизвольно вернулся к этому занятию. Он часто думал о том, как же так получилось, что красивый и всеми любимый Альфред Ф. Джонс заметил его, ничем не интересного фельдшера. Артур усмехнулся. Не так давно они с друзьями вспоминали то время, и Хенрик рассказал Артуру о том, как Альфред обратил на него внимание. - Банально, - сказал Хенрик, делая глоток пива, - но ему понравился твой зад. Все засмеялись, а Альфред, смеявшийся громче всех, прикрыл покрасневшее не то от алкоголя, не то от смущения лицо рукой. - Ты, если помнишь, прошёл тогда мимо нашего столика, - продолжил Хенрик, - с гордым таким видом, и Ал говорит: «Очень даже ничего!» - «Ты про что? – спрашиваю я, - Парень как парень», а он отвечает: «А ты посмотри пониже!» Артур дал американцу шутливый подзатыльник. - Врёт он всё! – покачал головой тот, всё ещё смеясь. – Мне понравились его глаза, - напомнил он Хенрику. - Неа, про глаза ты на следующий день сказал! «Его глаза прекрасны, а зад идеален – я влюбился!» - так это звучало! Эржбэт записывала каждое твое слово! – девушка шутливо наклонила голову, как бы признаваясь, что, да, так оно и было. - Что ж, это было очень… - англичанин не мог перестать смеяться, - романтично! - Альфред тот ещё романтик, - Хенрик пихнул американца локтем.***
Убрав со стола посуду, кроме чашки Альфреда, англичанин решил посмотреть телевизор. Как уже говорилось, трудно поверить в то, что этот американец так поменял его жизнь, но ещё труднее было поверить в то, что он смог изменить её настолько, что Артур пропустил несколько спецвыпусков Доктора Кто. Решив наверстать упущенное, блондин пошёл искать флешку. Альфред недавно загрузил туда фильмы и, кажется, спрятал куда-то. Осмотрев все горизонтальные поверхности на которых искомый объект мог бы лежать незаметно, Артур задумался, искать ли его в столе Альфреда. Англичанин колебался. Вроде жили вместе они не первый день, однако рыться в чьём-то столе без разрешения… Решив, наконец, что американец едва ли хранит там секретные документы ФБР, а он, Артур, в конце концов не работает в английской разведке, он открыл верхнюю полочку стола. Вытащив несколько листов затруднявших поиск, парень заметил листик, похожий на фотобумагу. Артур перевернул его и увидел на обратной стороне свою фотографию, сделанную со спины. Британец улыбнулся, вспомнив, как в школе сам хранил незаметно сделанные фото мальчика, который ему нравился. Он рассмотрел картинку получше: на нём форменная одежда, и, судя по позе, запечатлённой на фотографии, он спешил. И да, там был виден зад. Артур усмехнулся. Ещё одно фото он нашёл на прошлой неделе в тумбочке у кровати, только это была фотография из его личного дела. Наверно, американец просто забыл про них. Похоже, тогда, два года назад Алу было больше нечего делать, кроме как фотографировать свой предмет воздыхания и потом… ну, скажем, любоваться снимками. Ведь неприступности Артура могла позавидовать Троя.***
Со временем Артур и Альфред всё-таки начали общаться. Что ещё оставалось англичанину, если оказалось, что их с Джонсом дома находятся в одной стороне, и уходили с аэродрома они вместе. Ну, во сколько там лётчик должен был уходить с работы, Артур, конечно, не знал, но то, что возвращались они одновременно (по инициативе Альфреда, или по случайности), остаётся фактом. И это, в общем-то, оказалось не так уж и плохо. Конечно, характер у американца оказался не лучшим в том плане, что он был невнимательным, легкомысленным и болтливым – просто удивительно, как эти черты сочетались в нём с качествами, необходимыми лётчику – внимательностью, быстротой реакции, аккуратностью. Альфред порядком раздражал англичанина. Хотя бы тем, что говорил он с самым типичным, неприятным американским акцентом и часто употреблял слэнговые слова, которые Артуру казались неприличными. Джонс, в свою очередь, не раз заострял внимание на британском акценте и «типичных британских бровях», но если вначале Артуру казалось, что все его шутки направлены на то, чтобы задеть его, то со временем он понял, что это были не более чем дружеские подколы. После общения с Альфредом взгляды Кёркланда на жизнь стали постепенно меняться, причём он это далеко не сразу заметил. Артур узнал о своём сослуживце много интересного. Например, то, что родители не разрешали ему учиться на лётчика, и он сбежал из дома. По словам Альфреда, его дядя был инструктором в лётном училище, а потому мальчик с детства проводил много времени среди самолётов и лётчиков (и это объясняет то, как Джонс стал одним из лучших пилотов в таком юном возрасте). Ещё американец рассказывал, что очень любит свою страну, но не сомневается, что остальной мир ничуть не хуже и стоит того, чтобы его посетить, и это явно противоречило представлению Артура о тупых, самодовольных американцах. Альфред сказал, что мечтает облететь весь земной шар, совершив остановки в Буэнос-Айрес, Тимбукту, Лиссабоне, Лондоне, Москве, Шанхае, Токио, Джакарте и Веллингтоне. Лётчик много говорил о небе. Артур слушал его и сам проникался любовью к бескрайним голубым просторам, где каждый человек, словно птица, может почувствовать себя абсолютно свободным. Альфред был необычным человеком, и его образ явно не вписывался в сформировавшееся представление англичанина о мире – жестоком, бессмысленном месте. Однажды фельдшер осознал, что что-то в жизни изменилось. Он просто понял, что у него ни с того ни с сего хорошее настроение. Возможно, дело было в том, что наступила весна. Американец помог ему открыть глаза? Дал ему надежду? Мазохист внутри Артура, получающий удовольствие от никчёмности этого мира, не переставал твердить британцу, что всё это временно, что пилот скоро забудет о нём, да и сейчас едва ли помнит, и что он, Артур, никому не нужен. Но мировоззрение англичанина дало трещину, и она становилась всё больше. Конечно, всё не было идеально. Начальство по-прежнему не уважало его, пациенты были грубыми, и даже водитель скорой помощи не упускал случая нагрубить ему, но теперь Артур совсем иначе на это реагировал – ему стало просто безразлично отношение к нему этих людей, ведь есть куда более приятные люди. Всё чаще парню хотелось просто улыбнуться Эржбэт, или пожилой женщине в столовой, или грузчику, уронившему коробку себе на ногу, да чёрт, просто улыбаться по дороге на работу. И безусловно, ему хотелось улыбнуться американцу. Ответить на его широкую искреннюю улыбку, во время которой у него на щеках появлялись милые ямочки. И да, ему нравился американец. И даже очень нравился. Нет, не стоит думать, что с появлением американца взгляды полностью поменялись, а жизнь окрасилась в яркие краски. Напротив, некоторые проблемы стали мучить британца ещё сильней. Главной из них было то, что Кёркланду по-прежнему было двадцать четыре года, и в жизни он по-прежнему не добился абсолютно ничего. И, проводя время с Альфредом, Артур всё чаще нервничал по этому поводу. Хотя американец вовсе не относился к нему снисходительно или как-то ещё, англичанин чувствовал себя недостаточно… стоящим дружбы лётчика. Как-то раз Артур решил попробовать заговорить на эту тему, но Альфред, кажется, и не понял, о чём он. - Ты думаешь, ты не такой крутой, как я? – спросил он, удивлённо смотря в глаза британцу. - Ну, видишь ли… В Англии я учился на биохимика, а здесь… не вышло. А у тебя получилось всё, чего ты хотел! - Я думаю так, - сказал Альфред, немного помолчав, - жизнь разных людей складывается по-разному. Одни сразу знают, чего хотят, другие понимают это после своих ошибок. Кому как повезёт. - Подожди, то есть ты считаешь, что моё желание заниматься наукой было ошибкой, а стать фельдшером – то, чего я действительно хочу? – усмехнулся Кёркланд. - А разве нет? – получив в ответ саркастический взгляд англичанина, Джонс сказал: - По-моему, это круто, что ты стал фельдшером. Подумай, ты собирался просидеть в лаборатории всю жизнь, а вместо этого теперь работаешь здесь, - он указал рукой в сторону аэродрома, который остался за их спинами. – Может, ты просто не понимаешь, как это классно. Честно говоря, Артур никогда даже и не думал об этом. Ещё одной, не менее серьёзной проблемой было то, что в своё время британец разочаровался и в отношениях. Нет смысла рассказывать про его несчастную любовь, измены, секс без обязательств -суть в том, что теперь он просто не хотел начинать отношения. Это даже можно назвать страхом. И то, что Джонс не ждал чего-то от него, а сам делал шаги навстречу, нисколько не облегчало положение! Кстати, терпению американца можно позавидовать – они общались уже почти год, а он стойко ждал, пока его друг перестанет вздрагивать от каждого прикосновения. Но Артур часто чувствовал на себе взгляд голубых глаз. На улице, в столовой или во время собраний в зале (начальство аэродрома уж очень любило собирать всех сотрудников и обращаться к ним с проникновенными речами о том, сколь важна миссия, которую они выполняют во благо Отечества – бла-бла-бла) фельдшер обращал внимание, что Альфред и его друзья что-то обсуждают, глядя на него. Замечая его вопросительный взгляд, Альфред просто весело ему улыбался, а Хенрик, Эржбэт и Гилберт – тот самый парень, что помог ему устроиться – подмигивали. А Артур старался поскорее отвернуться, чтобы они не заметили, что он краснеет. Поведение Альфреда изменилось в сравнении с тем, как он вёл себя раньше. Его улыбка, взгляд, голос, жесты – всё выражало его отношение к Артуру, и теперь то, что американец получает искреннее удовольствие от их общения, было очевидно, и британец был этому счастлив. Одним летним вечером парни, как всегда, возвращались домой с работы. Шли они медленно, расстегнув воротники, и периодически поглядывали на дома и деревья, освещённые жарким солнцем. Неожиданно Альфред предложил срезать путь через двор. Это было странно, ведь уже долгое время они ходили одной и той же дорогой. А двор, о котором говорил Альфред, оказался стадионом какой-то начальной школы. В общем, Кёркланд не имел ничего против этого места. На футбольном поле гоняли мяч мальчишки, по виду первоклассники, на детской площадке играли девочки, все с бантиками, одетые в розовое. Артур с улыбкой наблюдал за детьми. - Ты помнишь это время? – спросил он у Альфреда. - Какое? – не понял тот. Он тоже смотрел на детей. - Когда ты был таким, - британец кивнул в сторону футбольного поля. - Таким же, - усмехнулся Джонс. – Тоже больше всего на свете любил играть в мяч, правда, в соккер я не играл, а вот в баскетбол и во всё такое просто обожал. Даже из дома сбегал на площадку. - А я нет, - подумав, ответил Артур. – Я никогда не увлекался спортом, даже в детстве. Мне больше нравилась учёба, - Альфреда его слова, похоже, не удивили. - У тебя были друзья? – спросил он, глядя в небо на ходу (была у него такая привычка). - Были. Несколько. - Ага, небось, это были сказочные феи и гномы! – Альфред весело подмигнул ему. Заметив недовольный взгляд блондина, он добавил: - Не, не. Ты не обижайся. Просто ты сам весь такой волшебный – я, когда первый раз увидел тебя, подумал, ты магией занимаешься, или ещё чего! - Да ты… серьёзно? – Артур, считавший себя самым что ни на есть приземлённым и самым, что ни на есть неинтересным человеком, был поражён. – Но друзья у меня были настоящими. - Я не говорил, что они ненастоящие! – рассмеялся Альфред. – Но вот с простыми детьми, - он указал на играющих ребят, - ты точно не играл. И ты много потерял! - Не знаю… - Артур не очень понял, что имел в виду американец, говоря про магических существ, но решил не спорить. - А я знаю! – парень схватил его за руку и, стащив с дороги, потянул на площадку, не обращая внимания на протесты и слабое сопротивление. - И что я должен делать? – растерялся Артур, когда друг привёл его к турникам. – Я даже не помню, что с ними делают! - Как что? – Альфред подбежал к самому высокому из них и, подпрыгнув, повис на руках. - Нет, - усмехнулся Артур, наблюдая, как лётчик поднимает ноги под идеально правильным углом, - дети этого не делают. Мальчики, заметив делающего упражнения Альфреда, перестали играть и подошли поближе. Девочки, напротив, боясь подойти, смотрели издалека. - Неужели ты собираешься сделать сто? – покачал головой англичанин. - Сделаю, - ответил пилот напряжённым голосом. У него была великолепная физическая подготовка. - Да ладно тебе, - парень пожалел его, представив, как он себя будет чувствовать после своих упражнений в такую жару. – Альфред, слезай, - закатив глаза, произнес он. – Мы все и так знаем, что ты герой. Какой у лётчика был взгляд, когда он посмотрел на Артура, произнёсшего эти слова… Кажется, даже солнце в тот момент не сияло так ярко, как его голубые глаза. Он спрыгнул с турника, подвигал плечами и кистями, и, будто только что заметив детей, помахал им рукой. Артуру нравились дети, но сам он был очень застенчивым ребёнком, к тому же, всегда был самодостаточным и не нуждался в постоянном общении. Поэтому ему в своё время было тяжело подружиться со сверстниками, и сейчас, в присутствии детей, он несколько нервничал. Альфред, которого мальчики уже окружили, напротив, с радостью отвечал на их расспросы и, похоже, чувствовал себя в их компании превосходно. Больше часа они провели в тот вечер на скамейке вместе с мальчиками и девочками, с открытыми ртами слушавшими рассказы Альфреда о небе и самолётах. Почему-то Артур, позволивший себя положить голову парню на плечо (исключительно по-дружески) и вместе с детьми слушавший его громкий голос, чувствовал себя просто замечательно. - А я смогу стать лёттиком, как ты? – спросил один мальчик, у которого не хватало передних зубов. - Ты сможешь лучше, если захочешь! – наклонившись к нему, ответил Альфред.***
Стрелка часов медленно, но верно приближалась к десятке. Поскольку кино посмотреть так и не довелось, Артур решил не мучаться и пойти спать. Но сначала покурить. Стоя на балконе и кутаясь в тёплый халат, англичанин вдыхал прохладный ночной воздух и смотрел в небо. Городские пейзажи не так красивы, как сельские, но тёмно-синее небо, постепенно становящееся более светлым и над крышами домов светящееся оранжевым, выглядело завораживающе. Всегда, когда Альфред был в небе, блондин смотрел вверх, думая о том, в порядке ли он. Но ещё никогда американец не летал ночью. Впрочем, и днём, самым солнечным днём, англичанин не переставал волноваться за лётчика-испытателя. Кёркланд не мог успокоиться, пока лётчик был в небе, а потому он всегда смотрел в небо и просил, чтобы Альфред скорее вернулся. Порой ему было действительно страшно, и причиной тому было не какое-либо предчувствие, а глупое поведение самого Джонса. Кёркланд вновь погрузился в воспоминания, довольно забавные, надо сказать. Это было уже осенью или даже зимой. Но погода в тот день была приемлемой для полётов, это Артур помнил точно. Настроение у него было хуже некуда, ибо он, как и каждый работник экспериментального аэродрома, обязан был пройти курсы повышения квалификации. И вот он на протяжении двух недель посещал эти самые курсы для среднего медицинского персонала. Разумеется, повышать его квалификацию на этих курсах никто не собирался. Всё, что Артуру могло понадобиться на работе, он и так знал. Там в основном просто напоминали про различные медицинские операции типа первой помощи при укусе ядовитого животного, огнестрельном ранении и приёма родов, которые фельдшеру при аэродроме придется выполнять в последнюю очередь. Рассуждая о человеческой тупости, коварстве судьбы и о том, существуют ли единороги, Артур следил за стрелкой на своих наручных часах, которая двигалась мучительно медленно, и за стрелкой на больших настенных часах, которая, как оказалось, не двигалась совсем. Внезапно у него зазвонил мобильный телефон, демонстрируя присутствующим одно из произведений классического английского рока. Автоматически сбросив вызов, британец вспомнил, что конкретно сейчас американец должен испытывать самолёт. Мобильник зазвонил снова, и теперь Артур всё же решил ответить на него. Игнорируя злобный взгляд толстой преподавательницы, он вышел за дверь и принял вызов. - Альфред, чего тебе?! Я занят, - раздражённо произнёс он в трубку. - Арти, я тебя люблю! – услышал он в ответ. Это было настолько неожиданно, что он только и смог, что заикаясь проговорить: - И я… - Прощай, Арти! – перебил его полный энтузиазма голос Джонса. - Как прощай? – спохватился британец. – В каком смысле? - Я улетаю, и, возможно больше никогда тебя не увижу! – прокричал американец ему на ухо. - Н-нет, - Артур просто не усевал осмыслить сказанное Джонсом. - Прощай, Арти, - повторил тот и повесил трубку. «Этот идиот издевается», - подумал Кёркланд. Но всё же слова американца произвели сильное впечатление на него. Как бы он ни пытался себя успокоить, повторяя про себя, что это была лишь шутка или, возможно, повод ненавязчиво произнести те самые слова, хотя об этом он старался не думать, голову не желали покидать образы авиакатастроф и несчастных случаев. Решив после окончания курсов заехать на аэродром, проверить, всё ли с этим американским идиотом в порядке, англичанин стал с ещё большем нетерпением ждать конца этой пытки, до которого оставалось не меньше двух часов. Наконец, не вытерпев, он без предупреждения выбежал из кабинета и побежал на остановку, на которой можно было сесть на автобус. По дороге ему удачно попался грузовик Гилберта, как раз отвозившего что-то на аэродром. Альбинос с понимающим видом выслушал взволнованного Артура, толком ему ничего и не объяснившего, и со словами «Ладно, поехали к твоему американцу» повёз его на испытательный полигон. Причём британец всё время нервно просил его поторопиться. Гилберт высадил Кёркланда у диспетчерского центра, где британца удивлённо встретили знакомые работники. «Свяжитесь с Альфредом!» - крикнул он, вбежав внутрь. Хенрик и Эржбэт долго не могли понять спутанные объяснения Артура о звонке и плохом предчувствии, но, наконец, разобравшись, в чём дело, поспешили его успокоить, заверив, что с самолётом Альфреда всё в порядке и что он уже идёт на посадку. Немного успокоившись в диспетчерской, Кёркланд почувствовал переполняющую его ярость. Глупый Джонс заставил его так переживать! С нетерпением ожидая, когда же он вернётся на землю, англичанин готовил в голове полунецензурную речь, которую легкомысленный лётчик услышит, спустившись с трапа. - Пора выходить, он спускается, - сказал Хенрик Артуру. – Тебе, правда, туда нельзя… Парень выбежал на улицу и поднял голову, следя взглядом за опускающимся самолётом. Он стоял как раз недалеко от конца посадочной полосы, а потому, как только устало, но как всегда ослепительно улыбающийся Джонс спустился на землю, злой фельдшер тут же накинулся на него с гневной речью. Правда, высказать её не удалось. Служащие аэродрома оттащили его от пилота и собирались повести к администрации, получать выговор за нарушение правил, но с помощью Хенрика и Эржбэт это удалось уладить. И теперь он стоял у входа на аэродром, ожидая Джонса и ругая себя за то, как глупо всё получилось. Хитро улыбающийся американец подошёл, застав англичанина за размышлениями. - Ты волновался, Артур? – спросил он. Очки были у него в руках, и, глядя в его голубые глаза, блондин вспомнил слова, которыми лётчик начал разговор… - Ты сказал, что можешь больше никогда меня не увидеть. Нельзя так говорить. Вдруг бы правда что-то случилось, - ярость прошла, теперь было стыдно. - А я знал, что всё будет хорошо. Небо меня хранит, - улыбнулся американец, обнимая парня за плечи. – Но скажи, ты волновался? - Кончено, я волновался, - хмуро ответил Кёркланд. – Такое просто так не говорят. - Да, - подумав, ответил американец, - я сказал это не просто так. Подумай! Я часто взлетаю в небо и каждый раз могу не вернуться. - Не говори так, - покачал головой британец. И добавил, скорее обращаясь к самому себе: - А может быть, просто не стоит рисковать? - Но без этого моя жизнь будет иметь мало смысла, - ответил Альфред, по привычке с любовью рассматривая небо. – Просто не волнуйся за меня. - Как я могу не волноваться, когда ты ведёшь себя как ребёнок? Этот спор мог быть бесконечным. Вообще, большинство их споров не имели конца, но в этот раз Альфред просто вдруг остановился и обнял Артура. Пилот был тёплым и пах потом. Это было странно, но уютно и приятно. - Я рад, что ты за меня волнуешься, но не стоит, правда. Пойми, это моя стихия, - успокаивающим голосом произнёс Альфред. Артур положил голову на его плечо. Ранее голубое небо теперь посветлело перед закатом. Ветер шевелил их волосы. А на слёдующий день приятели Альфреда, разумеется, смеялись и перешёптывались, обсуждая вчерашнее происшествие. Кёркланд ожидал этого, и ему было бесконечно стыдно за своё поведение. Прибежал сам не свой, потребовал связаться с самолётом… Ужас. Теперь все точно решат, что он в него влюбился. Худшие ожидания англичанина сбылись: Гилберт, Хенрик, Эржбэт и прочие приятели лётчика понимающе ему улыбались и подмигивали, даже механик Людвиг и медбрат Феличиано, с которыми они вообще не общались, смотрели на Артура как-то странно. Избегая всех во время работы и сев в столовой в одиночестве, что он теперь делал редко, только во время приступов ненависти ко всему живому, Кёркланд надеялся, что все поговорят и забудут. Однако пытаться скрыться от таких любопытных коллег, как друзья Альфреда, было действительно сложно. - Как ваши дела? – широко и хитро улыбнулся Хенрик, подойдя к столику Артура, к счастью, без сопровождения. - Какие дела? - переспросил тот, решив вести себя холодно и безразлично. - Ну вы же с Альфредом вчера вместе ушли, - заговорщицким шёпотом произнёс блондин, наклоняясь к Кёркланду. Тот уронил лицо в ладони. - Мы каждый день уходим вместе, и я понятия не имею и знать не хочу, на что вы все намекаете.***
Стоя на балконе, облокотившись на перила и глядя в давно потемневшее небо, Артур будто выпал из реальности. «Хватит, - подумал он, - неужели, всё, о чём я могу думать, это он?» В халате было холодно, и второй сигареты у него не было, а потому он заставил себя оторвать взгляд от линии горизонта и войти в спальню. Окна в комнате выходили на восток, потому что Альфред любил просыпаться и видеть солнце. Правда, когда он просыпался, оно обычно уже было далеко не на востоке, зато Артур просыпался с первыми лучами, и это его не очень радовало. Поэтому он предусмотрительно задёрнул шторы. Сон не приходил. Возможно, не стоило на ночь пить слишком крепкий чай, возможно, после настолько неактивного дня его организм совсем не устал - в любом случае, перед Артуром предстала перспектива бессонной ночи наедине с мыслями. Главное, не начинать думать: ведь тогда расслабленный мозг уж точно не успокоится и не погрузится в сон. Считать барашков, которых он когда-то видел у бабушки в деревне и запомнил на всю жизнь? А Альфред, когда не мог заснуть, всегда считал самолёты в небе. Когда Артур заметил, что это слишком уж похоже на небо во время войны и не способствует сну, пилот ответил, что можно считать птиц в небе или звёзды в небе. Ну да, он был всегда просто помешан на небе. В минуты душевных разговоров не переставал о нём говорить. Ему нравились перистые облака утром и кучевые облака, похожие на барашков, днём. Ему нравились закаты и рассветы, а его любимый цвет неба был утренний, светло-голубой. Артуру же нравилось дневное небо, насыщенного цвета, как глаза Альфреда. Американец рассказывал про перламутровые облака, которые, по его словам, постоянно видно в северной Канаде, и про то, что, если видишь красные полосы в небе после заката, это означает, что на следующий день будет дождь. Как-то раз Альфред спросил Артура: - Цвет неба – один из самых красивых в мире! Почему небо голубое? - Ну-у, - задумался англичанин, - это оттого, что атмосфера Земли прозрачная, но плотная. Солнечные лучи, проходя через неё, рассеиваются на несколько спектров. Красный до нас не доходит, а голубой доходит. Он и окрашивает небо в этот цвет. - Не порти настроение, чувак, - просто ответил американец. Разные мысли лезли в голову Артура. Например, то, что бессонница – не самое худшее, или то, что к ней он привык. Каждый раз после сильных переживаний или размышлений он не мог заснуть. Наверно, со всеми это происходит, а может, и нет. У американца снотворного, разумеется, не было – этот парень всегда спал как младенец, не просыпаясь до самого утра. А вот дома у Артура как раз было, он его недавно принимал, когда несколько ночей не мог заснуть, размышляя об Альфреде. После этих тяжёлых ночей, после которых фельдшер приходил на работу с синяками под глазами и расфокусированным взглядом, прошло уже несколько месяцев, и британец помнил их смутно. Помнил лишь, казалось, бесконечные размышление о том, хорошо ли это, что в его жизни появился Альфред и что он, Артур, его полюбил. Первый пункт сомнений вроде бы не вызывал, а вот второй… Теперь было ясно, что просто смотреть и мечтать, ни на что не рассчитывая, уже никак не получится. Уже полтора года у них были довольно неоднозначные и ненормальные отношения (потому что нельзя назвать нормальными отношения, которые начались попыткой привлечь внимание с помощью скульптуры из пластиковых стаканчиков в столовой?!). Их дружба была на высоком уровне, если можно так сказать, но Джонс часто позволял себе довольно двусмысленные шутки и взгляды. Ну и, конечно, не стоит забывать тот памятный звонок перед полётом. Люди разочаровывали Артура, поэтому он опасался доверять американцу, но что-то ему подсказывало, что этот человек его не разочарует, что ему можно довериться и что он об этом не пожалеет. Поэтому британец делал хоть и медленные, но делал шаги навстречу. Что из этого выйдет, он тогда не знал, и знать ему не хотелось.***
Бывает что-нибудь хуже, чем иметь возможность встать поздно, но проснуться часа за два до звонка будильника? Вряд ли. Артур думал так, лежа часов в шесть утра с закрытыми глазами, но, тем не менее, не имея возможности заснуть. Во всем этом был один плюс: прошлой ночью за размышлениями он всё-таки уснул. Ну, всяко лучше, чем вспоминать последние два года своей жизни. Парень попытался расслабиться и насладиться мягкой постелью, ведь просыпаться в этой кровати всегда было удовольствие. Но чувство тревоги не отпускало его. Сегодня - он это ощутил, как только проснулся - все чувства: страх, мучительное ожидание, беспокойство - обострились. К тому же левая половина кровати была холодной и пустой. Даже не открывая глаза и не глядя на часы, Артур знал, что было между шестью и полседьмого утра, просто чувствовал по температуре воздуха (он любил спать с открытым окном, а не с кондиционером), по внутренним ощущениям. По свету, пробивающемуся из щели между штор. И сейчас он стоял перед выбором: встать и до девяти заниматься непонятно чем или немного полежать в кровати. Второе Кёркланд себе редко позволял, но почему бы и нет? Он, как мог, старался игнорировать неприятно тянущее чувство внизу живота, от усилившейся тревоги по телу разливалась слабость, казалось, он не может пошевелить кистями рук. Сегодня всё должно было закончиться. «И всё закончится хорошо», - уверял себя Артур. По-другому не могло быть, ведь если что-то плохое случилось бы, он бы об этом уже знал. Но было столько обстоятельств, способных помешать ему о чём-то узнать! Например, то, что официально Альфред Ф. Джонс жил один, и никто не обязан был бы сообщить Артуру Кёркланду, если бы с ним что-то произошло. Или то, что информация в данном случае доходила медленно. Артур знал лишь один способ на время отвлечься от волнения, лишающего его сил. Нужно было подумать о чём-нибудь… ...А хоть бы о том, как он впервые оказался в этой кровати. Это произошло через два дня после официального признания лётчика (то, по телефону, не считается). В тот поздний вечер Альфред вёл его к себе домой, обнимая за талию. Почему они возвращались так поздно, никто не знал. Кажется, они просто гуляли по полю у аэродрома или берегу реки. Небо в тот вечер запомнилось Артуру. Оно было особенного цвета – фиолетового, с одной стороны переходящего в синий, а с другой - в нежно-малиновый. Некоторые деревья ещё цвели, а потому дорога до коттеджа на окраине города была вдвойне волшебной. Не успел Артур снять обувь, войдя в приятный домик, как руки Альфреда вновь оказались на его спине, и они целовались, бесконечно перехватывая друг у друга инициативу. Уже не в первый раз, но всё же. Из открытого окна спальня проветривалась свежим и прохладным воздухом весеннего вечера. Кровать была мягкой, намного мягче, чем та, на которой три года спал Артур в своей съёмной квартире. Но всё потеряло значение, когда парень почувствовал на своём теле вес Альфреда, ощутил запах его кожи, его согревающее дыхание. А на следующее утро пилот отправился в небо, а Артур ждал его, гуляя по весенним, почти летним улицам, и желал, чтобы он скорее вернулся. Внутри всё было прекрасно, как и снаружи, как будто с приходом Альфреда после долгой зимы в душе британца наступила весна, а теперь пришло лето, началась настоящая жизнь. Внутренний голос, тот, что всегда был пессимистичным, говорил, что всё не так, что всё временно, но к нему больше никто не прислушивался. Артур наконец-то был вместе с любимым человеком. И это чувство было потрясающим. А самое главное, пропало ощущение неполноценности, того, что он неудачник, который не добился того, чего должен был. Возможно, всегда, думая об этом, он ошибался! Возможно, есть вещи важнее, чем самореализация, или нет, не так. Самореализоваться можно там, где ты этого не ожидаешь. Ведь его полюбил такой человек, как Альфред, а значит, он достоин этого. С тех пор прошло всего несколько месяцев, а британцу казалось, что они жили вместе целую вечность. Дни, ночи, мелкие ссоры, совместные походы на работу, забавные попытки вести себя перед коллегами как раньше – всё было для него дорого. Но единственная проблема: ему приходилось делить сердце Альфреда со своим по-прежнему сильным соперником – небом. Возможно, это и послужило причиной всех проблем? Воспоминания о том дне, когда всё произошло, не были для Артура тяжёлыми. Он просто помнил, что это был ужасный день, который и не предвещал ничего хорошего. Врач в то время был в отпуске, и потому несчастный англичанин выполнял в два раза больше работы, чем обычно. А если учесть, что в напарниках у фельдшера бы лишь медбрат Феличиано, которого не увольняли только из-за недостатка медперсонала, страдания Артура возрастали ещё в несколько раз. Во время очередного вызова британец получил приказ немедленно возвращаться на аэродром, а на предыдущем вызове оставить Феличиано. Усталый и злой, Артур ехал назад, думая о том, как это несправедливо, что какой-то, очевидно, крутой сотрудник аэродрома получит медицинскую помощь раньше и качественнее, чем простой механик, которому остался помогать ничего не умеющий медбрат. Как только «скорая помощь» приехала на аэродром, Артура тотчас же повели на испытательное поле. - Неужели пострадал кто-то из лётчиков? – удивлённо спросил фельдшер. - Альфред Ф. Джонс, - ответили ему. - Что?! - Сейчас сами всё увидите. Артур похолодел. Неужели с его любимым случилось что-то плохое? Забыв все свои претензии к несправедливому начальству, фельдшер с ужасом представлял самое ужасное, что могло с ним произойти. На посадочной полосе стоял блестящий на солнце новой обшивкой на вид вполне неповреждённый самолёт. У британца от сердца отлегло, когда он увидел живого и даже улыбающегося Альфреда внутри. Оказалось, что ничего ужасного не произошло. Просто вследствие не совсем удачной посадки, самолёт тряхнуло, лётчик упал и сломал ногу. Его не вытащили из самолёта, боялись повредить ещё сильнее. Ощупав повреждённую ногу, Кёркланд определил, что кость была раздроблена ниже колена. Это плохо, но главное, что более серьёзных травм не было. С помощью аптечки из машины скорой помощи Артур наложил шину прямо в самолёте, затем лётчика аккуратно вынесли и в сопровождении фельдшера повезли в городскую больницу. Перенервничавший Артур, устало ссутулившись, сидел рядом со своим любимым. - Эй, а я ведь в тот момент думал о тебе, - произнёс Альфред. - Только не говори, что из-за мысли обо мне ты мог погибнуть, - покачал головой англичанин. - Вообще-то ты давно мешаешь мне летать, - усмехнулся американец. - Нет, тебе кажется, - устало ответил Артур, - я каждый раз молюсь, чтобы всё с тобой было хорошо. - Кому? – рассмеялся Альфред. – Мятному кролику? - Не издевайся, - покачал головой Артур. – У тебя сложный перелом, а ты тут хохочешь. - Раньше я всегда мечтал лишь вырваться в небо, - вдруг заговорил Альфред изменившимся голосом. Он звучал задумчиво, одухотворённо. – У меня не очень хорошо получается говорить на такие темы… В общем, я просто видел бесконечное голубое небо, и остальной мир для меня как будто пропадал. Но после встречи с тобой, - Артур скептически смотрел из-под опущенных век на американца, ему казалось, что такая пафосная речь звучит из его уст глупо, - я… как только я на секунду закрываю глаза, у меня в голове сразу появляется твой образ. Я вижу не голубое небо, а твои зелёные глаза. Артур задумался, массируя виски пальцами. Выходит, не только американец изменил его жизнь, но и он изменил жизнь Альфреда? В лучшую ли сторону? - Конечно, в лучшую, - ответил Альфред в больнице. Ему прооперировали ногу и наложили гипс. Теперь он лежал в палате и отдыхал, Артур сидел рядом с ним и держал его руку. Альфред был вполне спокоен и, кажется, совсем не волновался. Кёркланд же, напротив, серьёзно задумался. Когда он только узнал, что американец сломал ногу – всего лишь сломал ногу! - он почувствовал неимоверное облегчение, ведь лётчик мог и куда серьёзней пострадать. Но теперь он думал о том, что перелом-то не простой. Кость не просто была сломана, она была раздроблена. Во время операции осколки удалили и на место, где кость отсутствовала, вставили спицу. Теперь оставалось лишь надеяться, что кость срастётся, всё-таки отсутствовал не очень большой её фрагмент, но этого могло и не произойти. Как же это скажется на карьере лётчика? Альфред, кажется, не задумывался об этом, и Артур решил пока его не беспокоить – может быть, он быстро пойдёт на поправку и сможет снова летать! Американцу тяжело было долго лежать в кровати. Его тело, привыкшее к нагрузке, требовало физического напряжения, парня переполняла энергия. Он каждый день поднимал гантели, но ему не хватало этого. Он компенсировал недостаток нагрузки бесконечным смехом и весёлыми разговорами с Хенриком, Гилбертом и Эржбэт, которые старались почаще навещать его. Хотя он и скучал, он был полон энтузиазма, говорил с радостью о том времени, когда его выпишут и они с Артуром поедут домой. У британца же на душе становилось тяжело, когда он видел, с каким нетерпением его любимый ждёт возвращения в небо. Глядя в глаза Альфреду и ничего не говоря о своих страхах, ему казалось, что он врёт ему. Известно ведь, что ноги важны пилоту не меньше, чем руки. Неужели американец сам не задумывался о том, как негативно эта травма может отразиться на его жизни… Видимо, думал, но с Артуром об этом не заговаривал. Перед выпиской Альфреда случилось то, чего британец так боялся. Джонс прошёл многочисленные обследования, после которых врачи вынесли неутешительный вердикт: Альфред Ф. Джонс больше не мог летать. Судя по реакции самого американца, он всё-таки предполагал такой исход и теперь не хотел верить в это. Пытался потребовать новые обследования, восстанавливающие курсы – что угодно, что могло бы ему помочь вернуться на работу. Однако как начальство аэродрома, так и врачи ему вежливо отвечали: «Простите, мистер Джонс, но ваша травма может принести серьезные проблемы во время управления самолётом, поэтому вы больше не можете работать. Очень жаль, что такой талантливый молодой человек больше не может трудиться на этом поприще на благо страны, однако вам всё-таки придётся найти другую работу». Альфред был вынужден уйти с аэродрома и, по мере выздоровления, искать другое место. Худшее во всем этом было то, что теперь американцу официально по состоянию здоровья было запрещено управлять самолётом. Конечно, если нога полностью восстановится, он имел право на повторное обследование, но после такой травмы едва ли его могли вернуть на управление самолётом. Молодых и перспективных ведь всегда будет много. Артур сам осмысливал эту ситуацию и старался изо всех сил утешить уже бывшего лётчика. Больно было смотреть на попытки парня скрыть переживания. И ведь главное, что ничего страшного не случилось, просто у него была немного повреждена нога, но выражение лица у него было такое, будто он потерял все, он стал калекой, ему оторвали крылья. «Как же глупо получилось! - каждый раз при этой мысли Артур сжимал кулаки. – Если бы это произошло со мной, на мою жизнь это бы никак не повлияло! Я бы не смог быстро бегать к машине и от машины. А Альфред потерял возможность заниматься тем, что любил больше всего на свете», - грустно думал он. Артуру порой казалось, что он только вертится под ногами, мешает и надоедает американцу своими утешениями. Но однажды он услышал обрывок разговора с Хенриком, от которого у него стало тепло на сердце. - … на самом деле мне не очень тяжело, - говорил Альфред. – Арти помогает мне. Если бы не он – чёрт – я бы, не знаю… начал бы пить, или что-то типа того. Но он замечательный! Ты бы знал, как мне важна его поддержка. - Да вам, ребята, повезло, - произнёс Хенрик, что-то жуя – разговор происходил на кухне. – Может ты, Ал, и потерял работу, но нашёл кое-что получше? - Я знаю, - ответил Альфред, судя по его голосу, улыбаясь. Артур после этого зашёл на кухню и обнял сидящего Джонса со спины, хотя обычно он предпочитал этого не делать при посторонних. Просто англичанин старался не смотреть на улыбающегося Хенрика, слегка поглаживая Альфреда по плечам. Он чувствовал, как тёплая ладонь американца гладила его руку в ответ. И всё-таки одной поддержкой Артура дело, увы, не решалось. Американец переосмысливал свою жизнь. Ночью, лёжа в кровати, Кёркланд слушал рассуждения самого американца. Он считал, что, если он будет ежедневно озвучивать свои мысли, так он быстрее разберётся в себе. Сегодня они пришли к выводу, что эта работа всё равно не навсегда, по крайней мере, так думал Артур, а Альфред не соглашался. - Вот именно эта работа, да, может и не навсегда, но, чёрт, можно же работать в одной сфере всю жизнь! Когда я стал бы слишком старым, чтобы летать, я бы стал инструктором, - горячо произнёс Альфред. - Ну, вот как раз этого тебе никто не запрещает. Ты можешь стать им, - спокойно заметил англичанин. - Нет! У меня недостаточно опыта работы, чтобы работать инструктором. - Это же чистые формальности, - поморщился Кёркланд. – Все знают, что в своём деле ты лучший. Тебя с удовольствием возьмут работать в любую лётную школу, тем более, что у тебя куча знакомых. - Ну, вообще-то я и сам ещё не чувствую себя готовым учить других, - задумчиво произнёс Альфред. – Я думал, я ещё молод, могу заниматься, чем хочу, у меня жизнь впереди… - Так и есть! – воскликнул Артур, взволнованно глядя парню в глаза. – Слышишь, не смей сейчас мне тут никаких депрессивных… - Я знаю, что ты любишь меня, Арти, - перебил его американец, снова улыбающийся. – И я тебя люблю. Ты всё-таки важнее неба, – Артур по-прежнему смотрел ему в глаза. – А теперь давай спать? Тебе завтра на работу. Через месяц после несчастного случая Артур наткнулся на объявление о специальном обучении медицинского персонала со средним образованием и получением высшего. Англичанин долго сомневался, но, в конце концов, Альфред его уговорил. - Уже забыл свои заморочки, о том, что ты нихрена не добился? У тебя есть возможность повысить свой уровень! Они приняли решение, что Артур оставит работу. В конце концов, Альфред там уже не работал, а с ребятами они настолько сблизились, что вполне могли общаться вне работы, что теперь и делали. Альфреду было скучно. Пока ему было тяжело ходить, и ему были противопоказаны нагрузки, это было естественно, что большую часть времени он проводил дома, но что он будет делать, когда поправится? Артур не сомневался, что американец найдёт новую работу и все наладится, но пока что они переживали тяжёлый период жизни. Они по-прежнему разговаривали по вечерам. - В этом всем есть один большой плюс, - решил пошутить англичанин, - теперь я не ревную тебя к небу, - услышав, как прозвучали его слова, он добавил: - Нет, это плохая шутка. - Но я же его всё так же люблю, - возразил Джонс, - у тебя есть повод и сейчас меня ревновать. - Правда? - Да. Если я смогу, я вернусь в небо, я так решил. За пару месяцев после этого ничего не произошло. Нога Альфреда вопреки опасениям врачей практически восстановилась. Они пока опасались доставать спицу, ведь кость срослась не полностью. Правда, кость стала тоньше и была уже не такой прочной, к тому же, нога в этом месте болела, и Альфред не мог идеально её контролировать. Повторное обследование на пригодность в пилоты показало те же результаты: Альфреду Ф. Джонсу было опасно управлять самолётом, он мог не справится из-за плохого контроля над ногой. А вот через две недели после получения медицинского заключения Альфред получил неожиданное предложение. Артур возвратился из продуктового магазина. Он поставил покупки на стол на кухне, где Альфред как раз говорил в телефонную трубку периодически «Да», «Нет», «Я подумаю». Причём чем ближе к концу разговора, тем радостнее становился его голос. Артур стоял, опершись рукой на стол, заинтересованно вслушиваясь в разговор. Правда, из реплик американца он ничего не понял. Наконец Альфред нажал кнопку сброса и повернулся лицом к британцу, его глаза сияли. - С кем ты там говорил? – изобразив подозрение, спросил Артур. - Слушай, Арти, ты только не волнуйся! – Альфред подбежал к нему, опираясь в основном на здоровую ногу, и схватил за руки. - Не волнуюсь! Что произошло? - Я буду управлять самолётом! – воскликнул американец, раскрывая объятья. - Тебе врач звонил? – не понял Артур, пытаясь увернуться от длинный рук. - Нет, мне звонил директор частного аэродрома! Нужно испытать самолёт! Мне предложили это сделать! – Альфред просто кричал от восторга. - Когда? - Через две недели! Завтра поеду смотреть его! Ну, самолёт! – от переизбытка чувств американец не контролировал свою силу, и сейчас Артур не мог дышать в его объятиях. - Я задыхаюсь! – прохрипел англичанин. - Прости, - спохватился парень и отпустил его. – Понимаешь, что это значит? Я наконец-то могу взлететь в небо! - он наверняка бы запрыгал от радости, если бы мог. - Так скоро? - Вот именно! Эй, Арти, почему ты не рад? – обиженно спросил американец, заметив наконец его недовольное и взволнованное выражение лица. - Но ведь… - Артур потер висок, пытаясь сформулировать мысль – всё произошло так неожиданно, - ты ещё не готов, тебе нельзя. - Ай, ты что, заодно с этими врачами, бюрократами? – цокнул языком Альфред. - Нет, но ты ещё правда не можешь садиться за штурвал! – попытался убедить его Артур. Ведь очевидно было, что нога приносит парню неудобства. - Чёрт, Арти, не могу поверить, что ты не рад за меня, - американец прожигал его взглядом, полным обиды и разочарования. - Да нет же, - начал раздражаться Артур, - я не сомневаюсь, что скоро всё наладится и ты снова сможешь взлететь, но, подумай, может быть, стоит ещё подождать, когда это действительно будет безопасно! - Нет! Поверь, я готов! – тоном на сто процентов уверенного в своих словах человека произнёс Альфред. Договориться они так и не смогли. Даже аргумент «Это опасно, чёрт возьми, я боюсь за тебя!» не действовал на полного энтузиазма американца. Директор этого самого частного аэродрома решил не платить втридорога за хорошего лётчика, работающего на государственной службе, а нанять Альфреда Джонса, лучшего в своём деле, который ни на кого не работал. А американец был только рад этому. (- Идиот, это нелегально. - Пофиг!) А испытать он должен был самолёт с новым, недавно разработанным двигателем, сконструированный американскими механиками в Аргентине. Узнав, что придётся ехать в Буэнос-Айрес, Артур запротестовал с новой силой. (- Ладно тебе ворчать! Я всегда мечтал побывать там, помнишь? - Идиот, я волнуюсь за тебя, тебе сейчас нельзя преодолевать такие большие расстояния! - учитывая, что американец собирается не только преодолевать расстояния, но и вести самолёт, это звучало бессмысленно.) - Это самолёт новейшей конструкции, и вам, мистер Джонс, если вы решите принять мое предложение, - говорил директор аэродрома, - предстоит первым испытать его на большом расстоянии. - Насколько большом? – спросил Альфред. Мужчина подошёл к карте, висящей на стене. Артур напряженно следил за его движениями и словами, безраздельно завладевшими вниманием американца. Кёркланду едва позволили здесь присутствовать, Альфред как бы без разрешения его туда протащил. Директор указал на их нынешнее местоположение и провел рукой от этой точки до южного побережья Африки: - Кейптаун. Там находится ещё один филиал нашей компании. - Перелет через океан? – с интересом спросил Альфред, сосредоточенно глядя на невидимую линию, проведенную мужчиной. - Да. Поскольку самолет уже испытывался на коротких дистанциях, осталось лишь испытать систему безопасности в экстренных условиях. Это можно сделать, пролетев над океаном. Было решено перелететь туда и обратно. После этого новая модель будет официально одобрена. - Я согласен, - уверенно сказал Альфред наконец, оторвавшись от разглядывания карты. Артур лишь устало посмотрел ему в глаза, но тот уверенно ему улыбнулся. Он и не думал колебаться. Несколько дней они провели в Аргентине. Альфред изучал самолёт, проходил подготовку, работал в паре со вторым пилотом, а Артур просто гулял по городу. Он был расстроен и очень встревожен. Буэнос-Айрес был красивым и солнечным. Артур сперва испугался, увидев вовсю цветущие деревья, но потом вспомнил: это в Северной Америке осень, здесь весна. Город был экзотическим, как англичанин и представлял себе Южную Америку. Необычно было видеть такое смешение культур. Даже классические европейские здания смотрелись тут иначе, достопримечательности радовали глаз. Артур не мог вообразить, что в самом центре города, между несколькими элитными районами, находится огромный нелегальный трущобный район. Впрочем, это его не особенно беспокоило. Он бы обязательно обсудил это с американцем, если бы тот был с ним. Через несколько дней, когда Альфреда посчитали готовым к полёту, парни вернулись домой. Ничего особенного за неделю, которую они там провели перед отбытием Джонса, не произошло. А когда настало время, американец стал собираться назад в Буэнос-Айрес. Артур хотел сопровождать его, но они решили, что это будет лишь длинная утомительная дорога, к тому же, после непродолжительного отдыха, Альфред сразу отправится в полёт, поэтому британцу лучше остаться дома. Пообещав позвонить по прибытию, парень улетел в столицу Аргентины. В душе Артура уже давно поселилось беспокойство, а вот теперь он остался один. Ему было страшно. - Я тебя люблю, - сказал по телефону Альфред, - и за эти несколько месяцев я понял, могу жить я без полётов, ведь самое важное в моей жизни – это ты, просто я хочу знать, что для неба я ещё не умер, что, если я захочу, я смогу вернуться за штурвал когда-нибудь. Он коротко попрощался, пообещав позвонить снова, когда он окажется в Африке. «Когда он окажется в Африке…» - такое чувство, будто это произойдет в другом мире или следующей жизни – так бывает, когда очень боишься, что чего-то не произойдёт, или, наоборот, произойдет что-то плохое. У Артура впереди было около семнадцати часов ожидания. «Такое чувство, что эти новые технологии испытывают на Альфреде, как испытывают лекарства на животных, - со злостью думал Артур. – Специально же отправили лететь над океаном, чтобы в случае неудачи никто не пострадал и доставать самолёт из воды не пришлось». Много таких же и ещё более абсурдных мыслей крутилось у него в голове. Он не мог избавиться от страха. Эгоистичного страха, мыслей о том, как ему будет плохо, а не о том, что, скажем, чувствует Альфред, зная, что он, Артур, вместо того, чтобы поддерживать его, пророчит ему неудачу. Естественно, эти мысли периодически сменялись более свежими и реальными. Головой он понимал, что беспокоится зря, что он никак не может предвидеть исход полёта и о том, что на самом деле вероятность неудачи очень невелика. Однако избавиться от беспокойства, накатывающего волнами, было трудно. Англичанин пытался занять себя чем-то, но настроения не было. Ему хотелось одного: чтобы летчик скорей вернулся.***
Прокручивая в голове свои мысли и чувства, Артур задремал. В каком-то полусне он видел сумбурные картины, по-видимому, выражающие его страх того, что Альфред не вернется. Образы мрачной, темной и бессмысленной жизни без него вперемешку с обрывками счастливых воспоминаний формировали бесконечную цепочку полуснов, из которых Артур не мог вырываться. Иногда он понимал, что это сон, иногда ему казалось, что он, находясь на высоте десяти километров, видит прямо перед собой падающий самолет. Кёркланд и раньше подозревал, что у него не вполне стабильна психика, но, проснувшись от писка будильника, подумал, что ещё немного - и он свихнется. Благо, сегодня вечером... все закончится. Американец должен приземлиться на тот же аэродром, с которого он вылетал. Они долго спорили об этом, Альфред настаивал на том, чтобы британец отдыхал и ждал его дома, но тот решил лететь в Буэнос-Айрес, чтобы встретить летчика сразу после возвращения. Все равно каждая лишняя минута ожидания была мучительна. Лучше уж провести её в самолёте, а, если с Альфредом что-то случится, кто знает, быть может, высшие силы сжалятся над ним, и его с его самолетом произойдет то, что и с самолетом американца? Ах, бред. Аккуратно застелив постель, а затем, автоматически совершив все ежедневные приготовления, британец окинул взглядом комнату, которую в очередной раз собирался покинуть, и не смог сдержать вздоха. Что с ним будет, когда он сюда вернется? Будет ли с ним Альфред? В запасе была ещё пара часов, и Артур, томящийся от ожидания в бездействии, решил пройтись до автобуса пешком – вещей почти не было, а погода для октября была вполне неплохой. Через тихие кварталы спальных районов ему предстояло выйти к кольцевой дороге, где он сядет на автобус, который довезет его до аэропорта, находящегося в соседнем большом городе. Дорога до него заняла почти час, но она была приятной. Артур вообще любил гулять в одиночестве, а прямо сейчас острая тревога сменилась на меланхолию и задумчивость. Что может случиться с Альфредом? Разумеется, может произойти несчастный случай, как это бывает с пассажирскими самолетами, но зачем зря нервничать. В конце концов, они с Альфредом говорили по телефону всего сутки назад. Но почему беспокойство не отпускает даже сейчас? Черт возьми, да с Джонсом может случиться что угодно! Он же ещё никогда не летал над океаном, тем более, сейчас он не в такой хорошей форме, как раньше. На душе вновь потяжелело. Проходя мимо частных домов, огражденных заборами, англичанин смотрел на деревья и кусты, почти полностью потерявшие свои листья, и вспоминал свой прошлый год. Погода, ещё недавно бывшая теплой и почти летней, пару дней назад внезапно изменилась. В воздухе чувствовалась осень. В такие моменты волей-неволей вспоминаешь этот же сезон в прошлом году. Появляется знакомое ощущение, временно забытое, но возвращающееся каждый год. Кёркланду вдруг вспомнился один эпизод из их с Альфредом отношений, даже не эпизод – просто кусочек разговора. Этот разговор произошёл весной, в мае. Это была первая весна в их общении, тогда они ещё недавно стали друзьями и теперь привыкали друг к другу. Артур ещё не изменил своего мнения о никчемности мира, к тому же, его душа всеми силами противилась той симпатии, которую он все сильнее испытывал по отношению к Джонсу. Он шёл с работы, не желая ждать Альфреда, но тот быстро догнал его и заговорил о погоде. - Как же здорово, что после нескольких дней дождей выглянуло солнце! - М-да? – спросил Артур, стараясь не обращать внимания на летчика. - Да! – радостно ответил тот. – А как после дождя на солнце хорошо смотрятся кусты цветущей сирени, эх, жаль, радуги не видно… - Артур ничего не отвечал ему. Через некоторое время парень спросил: - Ты ведь любишь такую погоду? – его голос звучал уверенно, как будто он не сомневался в утвердительном ответе британца. - Ну… когда как, - честно ответил он. - Как это когда как? – удивленно спросил американец. – То есть, иногда ты любишь такую замечательную погоду, а иногда нет? - Вроде того, наверное, - ответил англичанин. - Но как можно её не любить? Она, эта пора года, ведь прекрасна! - Знаешь, - задумался Артур, ему почему-то захотелось донести до парня свою мысль, - когда сменяются сезоны, это навевает воспоминания, так? – тот кивнул. – Когда все плохо, то ты думаешь о том, что в прошлом году было либо лучше, либо так же плохо, и в том, и в другом случае, от воспоминаний становится только хуже. - Ну, - ответил Альфред, - это вообще странно, потому что, когда что-то не так, хорошая погода наоборот улучшает настроение. - Возможно, но, заметь, я сказал «всё плохо», а ты изменил на “что-то не так”. - Но не бывает все-все плохо! - Бывает! – отрезал Артур. - Ну, я думаю, ты просто очень впечатлительный и тебе, когда что-то не так, кажется, что всё плохо, - подумав, ответил американец. Артура задели эти слова. Он не любил, когда кто-то дает ему характеристику или оценку. Никто не знает его достаточно, чтобы делать это. И точно не американец. - Это ты просто такой придурок, что когда все плохо, ты смотришь на мир сквозь розовые очки, и тебе кажется, что всего лишь что-то не так, а в остальном все прекрасно! - Но разве это не правильный взгляд на жизнь? - Не думаю! – ответил британец и всё-таки задумался. Джонс это заметил и наставительно произнёс: - Правильно. Именно так воспринимать жизнь – правильно. Артур понимал, что это действительно правильный взгляд на жизнь. И теперь, изменив взгляды благодаря возлюбленному, он это понимал хорошо. Альфред был прав: не бывает всё плохо, иногда плохо нашей душе из-за чего-то важного. Тогда мир сразу теряет свои краски, но это ненадолго, и не всегда будет так. С этим парнем, который не кажется сильно умным, но говорит такие вещи, что лишь умный и объективный человек их поймет, ему хорошо быть вместе. А сейчас Альфреду хорошо, он исполняет свою мечту, и Артур должен порадоваться за него. И он искренне порадовался.***
В автобусе Кёркланд смотрел в окно, ни о чем не думая. Пустота в голове не напрягала, а просто звенела в ушах. Англичанин погрузился в полусонное состояние, в котором прошел регистрацию и занял место в самолете. Во время полета он заснул и спал без снов – психологическая усталость, наконец, проявилась. Проснулся только во время пересадки. Лучше бы не просыпался. В груди неприятно тянуло от беспокойства, во всем теле чувствовалась усталость, и лететь оставалось ещё несколько часов. Хотелось подумать о том, как американец спустится по трапу, сойдет на землю, как он улыбнется. Но Артур настойчиво отгонял от себя эти мысли. Он был пессимистом, всегда готовил себя к худшему, и, вопреки «философии» Альфреда, которую постоянно получал от него большими порциями, англичанин считал это идеальным отношением к жизни. Оптимист, по его мнению, глупо ждал хорошего отовсюду, а значит, не мог по-настоящему оценить это хорошее. А когда заранее готовишься к худшему, то радуешься всему хорошему, что с тобой происходит, и каждый раз ты понимаешь, что мир не так плох, как тебе казалось. Честно говоря, эту своеобразную теорию Кёркланд придумал ещё в весьма юном возрасте, так что теперь в ней сильно сомневался, но менять ничего не хотел. Какова вероятность того, что американец не вернется? Ну, невелика, но есть. Его самолет, вылетевший вчера из Кейптауна, конечно, контролируется диспетчерами, так что они все знают о нем, но, если что, они не обязаны сообщать Артуру о чем-то, ведь он не родственник и не муж Джонса, в общем, он узнает обо всем в последнюю очередь, то есть прямо на месте. Но, возвращаясь к старому и сто раз обдуманному, ведь Альфреда никто не выпустил бы в небо, пусть им и нужен был дешевый пилот, пусть и неофициально, если бы его травма могла серьезно ему помешать. А беспокоился ли Артур из-за его ноги? Пожалуй что, если все обдумать, то нет, англичанин просто себя накрутил, просто заставил себя поверить в худший исход, по привычке готовя себя к худшему. Он практически поверил, что Альфред не вернется! Сейчас он понял, как это было глупо. Не то чтобы он не понимал этого раньше… Из динамиков раздался голос, просящий пристегнуть ремни безопасности. Выйдя из аэропорта, британец с наслаждением вдохнул теплый вечерний воздух. В здании было будто трудно дышать. Цветущие деревья на фоне розовеющего неба радовали глаз, но смотреть по сторонам не хотелось, ведь в голове звенело, а в мыслях был только исход полета. Теперь нужно было добраться до аэродрома, находящегося на другом краю города. Там британца должны были встретить работники. Американец долго упирался и уговаривал парня остаться дома, но, наконец, не выдержав упрямства Кёркланда, договорился с директором, чтобы Артура провели туда, где он сможет наблюдать за посадкой. Артур доехал до аэродрома на такси. Поскольку рейс немного задержался, да и багаж ждать пришлось долго, парень приехал на место как раз к нужному времени, а теперь он не знал, как туда попасть. Все тело было будто напряжено, тянущее чувство в груди усилилось. Тревога достигла пика. Директор пообещал британцу, что его будут ждать. Сейчас, стоя у входа в административный корпус, британец в растерянности смотрел по сторонам. Куда идти? Сердцебиение участилось, зубы были стиснуты от напряжения. Он решил зайти внутрь. Естественно, дальше охранника его не пустили и директора видеть ему не позволили. - Мне не сообщали ни о каком Кёркланде. - Меня должны провести внутрь! Я сам договаривался об этом с директором. - Мне ни о чем не сообщали, - повторил охранник, - и внутрь я вас не пущу. Артур, взвинченный до предела, выругался и вышел на улицу. Огромная территория аэродрома, намного больше, чем дома, в Америке, была ограждена забором. Британец подумал о том, как глупо, что он не взял хотя бы номер директора. «Он забыл? Или, может, я опоздал?» - Кёркланд запаниковал. Если бы сейчас он, как и планировалось, встретился с кем-то из администрации, он бы уже знал, где самолет Альфреда, все ли с ним в порядке. Но ожидание продлялось из-за того, что что-то пошло не так. Артур нервно расхаживал вдоль ограды. «Черт возьми, если этот придурок вернется живым и невредимым, никогда больше не пущу его летать! Нафига мне такая нервотрепка?!» - в сердцах подумал парень и тут же отругал себя за эти мысли. Тут он заметил приближающихся к нему двоих мужчин в униформе. «Ну конечно, странно, что меня не прогнали раньше». Сообщив ему, что посторонним около территории аэродрома находиться нельзя, они предложили ему проследовать за ним, к автобусной остановке, надо полагать. Встретиться с кем-то не получилось, оставалось ехать в отель, забронированный на ночь для них двоих? - Я лишь хотел увидеть самолет, - безразлично произнес Кёркланд. - Смотрите, - флегматично произнес один из мужчин, указав на небо. – Это он. Артур вскинул голову. Повертев ею и поискав глазами самолет, он отметил про себя, что уже минуту слышал гул, но не обращал на него внимания. Самолет был маленькой точкой, казалось, на самом краю небосвода. Сердце бешено заколотилось в груди. - Тот самый?! Экспериментальный? - Он-он, - подтвердил второй мужчина. – Отойдите от территории и смотрите, сколько хотите, пока он не сядет. - Эм… да, - Артур вмиг забыл все слова. Он смотрел на снижающийся самолет. Он летел красиво, ровно, оставляя за собой широкую белую полосу в освещенном лучами закатного солнца небе. Работники аэродрома вопросительно смотрели на него. - Вот остановка, отсюда вы можете доехать до города. - Да, спасибо, - с улыбкой глядя в небо, ответил Артур. – Скажите, а с аэродрома выход один? - Тот, что напротив вас, - человек махнул рукой в сторону того самого здания, в которое пытался войти парень. Посмотрев на него ещё с минуту, видимо, рассуждая о его вменяемости, мужчины, наконец, ушли. Артур медленно перешел через пустую дорогу к остановке. Самолет приблизился настолько, что было видно, как под последними солнечными лучами блестит его корпус. «Значит ли это, что мой любимый жив и невредим? Если это так, клянусь, пошлю весь свой пессимизм к чертям, все равно он с трудностями справляться не помогает», - усмехнулся Артур. Сейчас он чувствовал только усталость, физическую и моральную. Голова болела, дышать было тяжело, но зато бесконечное чувство беспокойства сменилось умиротворением и ожиданием чего-то приятного. Корпус в последний раз блеснул и скрылся за постройками аэродрома. В голове было пусто. «Скорей бы Альфред вернулся»… Через некоторое время - Артур не помнил, через сколько, он все это время, кажется, смотрел в одну точку, мобильный телефон завибрировал. На экране высветилось оповещение о новом сообщении. Слабо улыбнувшись, Кёркланд провел пальцем по экрану, на котором через секунду появился текст сообщения: всего один смайлик в виде сердечка.