Укол морфия

Весь мир с чьим-то отчаянным вскриком резко завертелся. Высокие сосны слились в сплошное серо-зеленое марево. Сухо затрещали ломающиеся ветки. Сухо и оглушительно зашуршала хвоя. Сухо что-то щелкнуло в плече у Ривая, которым он с силой приложился об землю. Сверху вязким потоком полилась шипящая, дымящаяся кровь гиганта. Долго-долго было темно и тихо, только кто-то тормошил Ривая, закатывал его рукав. Запахло спиртом. Сгиб локтя кольнуло. А потом тьма испарилась, и без всякого перехода вместо теплого вечера наступило холодное и пасмурное зимнее утро. Ривая мутило. Он думал: «Меня мутит», — и от этого было еще муторнее. Ривай поднялся, мрачно покосился на спокойно спящего Эрвина, который задрых на самом краю кровати, так и не раздевшись. Даже краешком одеяла не укрылся, спал, как сиротка, хотя это была его комната и его кровать. Ривай, чуть покачнувшись, поднялся, укрыл Эрвина простыней. Подошел к окну и, распахнув створки, вдохнул сухой льдистый зимний воздух. Стало лучше. Но Ривай решил, что не стоит испытывать судьбу, и сходил до сортира проблеваться. Выворачивало до желчи. Кое-как привел себя в порядок, умылся холодной водой, потер лицо. Касаясь ладонью шершавого, чуть влажного камня стен, медленно добрался по коридору до своей комнаты. Забылся неглубоким сном. Рассвет. Построение. Под сапогами хрустела заиндевевшая трава. Ривай стоял прямо, вздернув подбородок, с прищуром оглядывая свой отряд, а заодно и кучку новобранцев. Коротко, хриплым голосом сообщил нескольким придуркам, чтобы как следует отстирали форму. Снова повело, Ривай зажмурился, переждал головокружение, дал отмашку: вольно, марш в столовую. Столовая. Ривай подошел к двери, почувствовал сильный запах пшенной каши и снова отправился блевать. Ханджи посчитала пульс, сжав запястье Ривая, потрогала бледный, мокрый от пота лоб. Улыбнулась и беззаботно сообщила: — Симптомы странноваты. Без анализов точно ничего сказать не могу. Но, знаешь, сердцем чую – это беременность. — Что ты мелешь, очкастая? — процедил Ривай и вырвал руку из ладони Ханджи. — Что за шутки? — Это не шутки. Предохраняться надо было, — она погрозила ему пальцем и снова улыбнулась. — Если честно – я в полном восторге! Никогда еще воочию не наблюдала беременного мужчину-омегу! В наше время это редкость, так сложилось, что различия между альфами, бетами и омегами постепенно исчезают. Мужчины-омеги теряют способность рожать. А раньше, до вторжения гигантов, говорят, это было нормой. Попытайся сообразить, от кого ты мог залететь. — Что значит «от кого»?! — Ривай так заорал, что удивил самого себя, с трудом сбавил громкость. — Я что, шлюха и уже не помню, кому давал? Он понимал – глупо кричать. Пытался замолчать, но не получалось. Сам себя этим так бесил, что злился еще сильнее. На себя, на очкастую дуру Ханджи. На хренову альфу Эрвина Смита, который любит кончать внутрь! Он отворил дверь с ноги: — Я тебе говорил: не кончай в меня?! А ты никогда не вынимал свой чертов член! — Не кричи, — спокойно сказал Эрвин, поднявшись и неспешно отложив бумаги. — Я не кричу! — закричал еще громче Ривай. — Я, блядь, залетел! — Значит, у нас будет ребенок, — еще спокойнее проговорил Эрвин, но в голосе звякнули льдинки. — А если он не от меня... Мне все равно – обещаю, что приму как своего. Светлые прозрачные глаза Ривая потемнели от расширившихся зрачков. — Какого черта ты сейчас сказал? — он потянулся снизу вверх, ухватил высоченного Эрвина за ворот рубашки, дернул к себе, словно хотел придушить. — Ты тоже меня за поблядушку держишь? Ты охуел совсем! Думаешь, я со всей разведкой переёбся?! Да охуеть вообще! Может, я Майку давал, пока ты в столицу ездил? А может, я на письку Эрена польстился?! И что... — Замолчи, — с равнодушным видом Эрвин влепил пощечину, да такую, что у Ривая голова резко мотнулась к плечу, а на скуле проступил красный след. Ривай оцепенел, прижал ладонь к горящей щеке, расфокусированно глядя куда-то в пол. Задышал часто-часто. — Прекрати, — тихо проговорил Эрвин и крепко обнял как-то подозрительно смаргивающего, еле слышно хлюпающего носом Ривая. — Ты бьешь мать своего будущего ребенка, — ядовито и ехидно прошипел Ривай, уткнувшись в его плечо. — Я не буду терпеть твои истерики, — Эрвин погладил Ривая по черным волосам – длинным и жестким на макушке, колким и коротким на затылке. — Еще раз такое устроишь – получишь от меня перед строем солдат. Пусть все видят, как я обращаюсь со своим мальчиком-омегой. Это понятно? — «Мальчиком»? Ты это специально? Хочешь меня опустить еще сильнее? — с трудом выговорил Ривай, давясь словами, плечи его вздрагивали. — Я что, виноват, что не вырос ни хуя? — Прости, — пошел на мировую Эрвин. — Но ты согласен, что так истерить нельзя? Хочешь, я пообещаю, что больше тебя не ударю? — Не надо мне таких обещаний, — Ривай отстранился и отвернулся. — Если я опять так офигею, то снова дай по морде. Не могу держать себя в руках. — Ну-у, – протянула Ханджи, глядя в микроскоп. — На самом деле проблема одна: сможешь ли ты родить самостоятельно, или понадобится хирургическое вмешательство? У тебя очень узкие бедра. Конечно, тазовые кости слегка разойдутся, ткани станут эластичнее и тому подобное... Но, если честно, твое телосложение оставляет желать лучшего. Ты не тянешь на плодовитую омегу, уж извини. Она заржала над собственной шуткой и приложилась лбом об микроскоп. — Ты, наверное, понимаешь, что я хочу тебя убить? — Ривай разом выпил половину кружки успокаивающего травяного отвара и поморщился – обжег язык. — Чем хохотать как идиотка, лучше скажи мне... Он умолк и вновь глотнул мерзкого горьковато-сладкого варева, пахнущего валерьяной и пустырником. Хотел спросить у Ханджи: а разве внутри меня есть место для ребенка? Где он вообще помещается? Да вот только Ханджи так безумно сверкала глазами сквозь очки, что Ривай понял — лучше пока хлебать горячее пойло и не морочиться. Все равно он ни черта в этом не смыслит. Ривай вообще долгое время был уверен, что он бета. Жил в подземельях под столицей, болел, недоедал и в подростковом возрасте так и не почувствовал никаких изменений и недомоганий, которые испытывали омеги. Не дозрел. И лишь после встречи с альфой Эрвином Смитом осознал, что, возможно, на самом деле омега. Слишком уж одуряюще сильно и пугающе неотвратимо тянуло Ривая к этому человеку. — Тебе нельзя нервничать, — напомнила Ханджи. — И мерзнуть. И падать. И сражаться. И убираться – ты слишком рьяно это делаешь. — А что тогда можно? — тут же занервничал Ривай, брякнув кружкой по столу. — Читать, — почесала в затылке Ханджи. — Ненавижу читать, — скривился Ривай, прихватил мешочек с сухими травами и пошел к двери. — Попроси Эрвина почитать тебе вслух! — вдогонку весело прокричала Ханджи. Ривай брел по коридору, на ходу отпивая из кружки. От валерьянки уже мутило. Но без нее тоже мутило. Мутило по-любому. — Хейчо! — из-за угла вывернул Эрен, врезался в Ривая, толкнул под локоть, облился отваром и завопил: — Простите! Простите, хейчо! — Замолчи, Йегер! — в ответ заорал Ривай – его белой рубашке тоже досталась пара крупных капель, а крики Эрена втыкались в мозг раскаленными спицами. — Хейчо!.. — Заткнись, — пытаясь справиться с участившимся дыханием и до боли резким сердцебиением, Ривай ладонью закрыл рот Эрена. — Так, Йегер, ты сейчас молча к чертям валишь убирать конюшню, понятно? Молча. Валишь. Эрен что-то промычал, хлопая круглыми глазами. Ривай с трудом справился с собой, так хотелось врезать по этой наивной роже. Хорошенько так. — Успокойся, — сам себе шепнул Ривай, отступая на пару шагов, ужасаясь тому, насколько стал раздражительным и злым. — Успокойся… Спиной оперся о холодную каменную стену – это немного отрезвило. Но сердце продолжало заходиться, стучало прямо в горле, мешало дышать. — Хейчо? — голос Эрена прозвучал еле слышно и глухо. Перед глазами пролетела четкая черная пылинка, а потом Риваю показалось, что с потолка начал, медленно кружась, падать пепел. — Хейчо!.. — Рядовой Йегер, не суетись, хорошо? — тихий голос Майка раздался где-то поблизости, а потом Ривая тряхнуло. — Это просто обморок, понятно? Ну переутомился твой хейчо, сам понимаешь. У него даже на тренировках нечеловеческие нагрузки. Сильные руки удерживали Ривая, не давая завалиться на бок. Было очень холодно и темно. Ривай с трудом сообразил, что сидит на полу, а зрение еще не вернулось после отключки. Он облизнул пересохшие губы и проговорил: — Майк? — Ну да, — с легкой усмешкой подтвердил Майк. — Встать сможешь? — Да, — Ривай отпихнул его руки и потихоньку начал подниматься. Сначала бухнулся на четвереньки, потом, держась за стену, очень медленно выпрямился. Проморгался и зло посмотрел на Эрена: — В конюшню, быстро! — Так это правда, что ты залетел? — Майк шагал вслед за Риваем, конвоируя до спальни. — И кто же из альф тебе так присунул? — Ты. Кто ж еще? — с неожиданным коварством ответил Ривай, не оборачиваясь. — Как? — Майк распахнул перед ним дверь в комнату, ухватил Ривая за локоть и втащил внутрь. — Как так? — А вот так, — зло прищурился на него Ривай и резким пинком захлопнул дверь. — Ты пьяный был, полез домогаться, говорил, что с ума сходишь от моего запаха, а я отбиться не смог, ты меня снасильничал. — Правда? — Майк вжал его спиной в шершавую деревянную боковину шкафа, навис сверху. — А чего ты на меня своему альфе не стукнул? — Боялся, что он меня за шлюху посчитает, — продолжил мерзко лгать Ривай. — Он бы сказал, что я сам об тебя пьяного трахнулся. Называл бы похотливой омежьей дрянью. — Так это наш с тобой ребенок? — как-то беспомощно спросил Майк. — Да нет, конечно, — Ривай дернулся, пытаясь вывернуться из захвата. — И не беси меня, понятно? Присунул мне Эрвин. — Ты реально дрянь! — разозлился Майк, бледнея и стискивая Ривая так сильно, что, казалось, еще немного, и кости хрустнут. — Я бы тебя ударил, но ты – беременная сучка моего лучшего друга. — Пусти, — зашипел Ривай. Он еще никогда так сильно не пугался. Причем страшно было не за себя, а за чертова еще не рожденного ребенка. Дверь отворилась. На пороге застыл Эрвин. Оценил обстановку, быстро шагнул вперед, ухватил Майка за шею, стиснул, слегка придушил и оттащил. — Зачем ты его провоцировал? — Эрвин взял Ривая за подбородок, заставляя запрокинуть голову и смотреть в глаза. — Ты же знаешь, что он – ярко выраженный агрессивный альфа. — А он зачем меня провоцировал? — процедил Ривай, упрямо отводя взгляд. — Меня и без него все бесит! — И что нам с этим делать? — вздохнул Эрвин. — Ты, наверное, хочешь сделать аборт? — ЧТО?! Что ты сейчас сказал? — Ривай коротко замахнулся и врезал Эрвину по роже. — Ты думаешь, я хочу убить твоего ребенка? Он хотел вмазать еще раз, но Эрвин перехватил запястье, заломил Риваю руку за спину болевым захватом, сильно выворачивая. Ривай притих и не вырывался. Пробормотал: — Слушай, отпусти. Я не хотел тебя бить. — Нет, — холодно опроверг Эрвин. — Ты хотел меня ударить и ударил. — А на кой фиг ты такую херню сказал? — Ривай пошевелился, но руке стало так больно, что пришлось замереть. — Аборт – это нормальная практика, — Эрвин осторожно разжал пальцы, отпуская. — Я все пойму и не стану тебя винить. — Да не хочу я аборт, — Ривай закрыл лицо руками и позволил обнять себя. — Это же твой ребенок, Эрвин. Для тебя хочу родить. Но если он тебе не нужен… блядь, я все равно его не убью, понял?! — Я боюсь, что ты можешь умереть – организм не выдержит, — тихо сказал Эрвин. Ривай уже не нервничал. Ему просто было грустно, скучно и сонно. Он сидел подле Эрвина за его рабочим столом. Эрвин возился с документами. Риваю мучительно хотелось поговорить, а еще лучше прижаться к нему и развести на потрахаться. Но… какое-то муторное оцепенение сковывало, не давало двигаться. Хотелось уткнуться лбом в столешницу и тихо заплакать. А потом в этой же нелепой позе уснуть. — Эрвин?.. — наконец позвал Ривай. — Что? — Эрвин продолжал заполнять отчеты. — Ничего, — буркнул Ривай. — Если ты сам не скажешь, я не догадаюсь, чего ты хотел, — терпеливо проговорил Эрвин. — Да ничего мне не надо! — Ривай резко поднялся и, печатая шаг, покинул кабинет. Холодно. Падает редкий снег. С хрустом ломается под сапогами обледеневшая трава. Да, не самая лучшая погодка для тренировок с приводом, но Риваю было уже плевать. Потому что только чувство полета могло хоть ненадолго спасти от тупой тоски. У него где-то внутри ребенок. Он родится, а Ривай, скорее всего, умрет. А если и выживут оба – безысходность. У этого мира нет будущего. Гиганты все равно скоро пробьют стены и сожрут их всех. Ребенок, так или иначе, умрет. Ривай знал, что такие размышления – в основном, полный бред. Но перестать об этом думать не мог… Крюк на тросе привода скользнул по льду на деревянном частоколе, не зацепился. Ривай не смог вовремя среагировать. Рухнул с высоты, как подстреленная птица. Мир крутанулся волчком. А потом все кончилось. Вновь долго-долго было темно и тихо. — …сколько?! — над ухом кто-то орал голосом Эрвина. — Я не знаю, сэр… то есть… Я думал, это его кровь. Думал, придется рану штопать… — Сколько ты ему вкатил морфия?! Он же омега, омегам столько нельзя. — Вот такую ампулу, сэр. Я… я… не знал, что он… — Ты первый раз на поле боя, я в курсе, успокойся, — уже тише проговорил Эрвин. — Где старший из вашего медотряда? — Убит, сэр. Риваю не хотелось приходить в себя. Он знал – все кончено. Ребенка больше нет и никогда не будет. Отчаяние смешивалось с трусливым чувством облегчения. — Что? — Ривай с трудом разлепил один глаз, но не увидел ничего, только темноту. — Я несу тебя к лагерю, — Эрвин осторожно перехватил его поудобнее. — Тебе медик по ошибке вколол очень большую дозу морфия. — Где я? — Ривай ничего не понимал. — За стеной Мария, — шепнул Эрвин. — Тебя гигант поймал на лету и швырнул об землю. Голова кружится, тошнит? — Да, — Ривай снова сморгнул и наконец увидел зеленый плащ Эрвина и фрагмент высокого чистого неба в обрамлении темной дубовой листвы. — Сейчас лето? А где твоя лошадь? — Весна. Лошади разбежались, но в лагере есть запасные, — Эрвин с тревогой поймал расфокусированный мутный взгляд Ривая. — Ты только не отключайся, хорошо? Говори со мной. Ривай ехал на своей гнедой рядом с нашедшейся белой кобылой Эрвина. Ехал и то и дело касался своей забинтованной башки. Пока еще не верилось, что происходящее – реальность, а не сон. Но все тело болело отчетливо, по-настоящему. Чесалась кожа под бинтами, туго обхватывающими грудь и живот. Плохо слушалась правая, сильно ушибленная при падении рука. Он был живым. Сильно помятым, ничего не помнящим об этом походе за Стену, но живым. И ловил на себе странные долгие взгляды. — Ну что? — не выдержал Ривай. — Почему ты так на меня смотришь, Эрвин? Эрвин отвернулся: — Прости. Ты много чудного рассказал под морфием. — Колись, что я наплел? Ривай позволил уложить себя на кровать и целовать отрывисто и жадно. — А ты не брешешь, а? — Нет, — Эрвин аккуратно раздевал его, стараясь не касаться свежих бинтов. — Ты говорил, что у нас с тобой был секс со сцепкой. И я всегда кончал в тебя. — Но я же никогда тебе такого не позволял, — задумался Ривай, чувствуя, как горячая шершавая ладонь гладит и обхватывает член. — Конечно, течки у меня не бывает, залететь не могу. Но сцепка – это полная хрень. Мне больше нравится, когда ты мне дрочишь или отсасываешь… — Я тебе и сейчас отсосу, только лежи тихо, хорошо? — попросил Эрвин. — Тебе вообще-то еще рано заниматься сексом. — К черту, — отмахнулся Ривай, изогнулся, толкнулся. — У меня не так много мозгов, чтобы сотрясение сильно им повредило. — Это точно все, что я тебе говорил? — Ривай умылся и сел подле Эрвина на скамью у окна. — Ты из-за этого так на меня пялился? — Да, это все. Ривай тоже кивнул, делая вид, что поверил.