Кофе, форма... Дежа вю?

      Фотографии истерзанных жертв ровными рядами лежали на столе, занимая почти всю его поверхность. Двенадцать человек, которые были похищены маньяком-убийцей, а после провокационно выброшены на улицу на всеобщее обозрение, на снимках, скрупулёзно сделанных криминалистами, представляли собой ужасающий пример человеческой жестокости: многочисленные раны, отрезанные части тел.       Все они испытывали боль и мучения перед смертью, тогда как их палач получал извращенное удовольствие от организации этого зрелища и последующего созерцания результата своих трудов. Кацуя не для того вернулся в Японию, чтобы снова погружаться в знакомый до отвращения мир плохих парней и их преследователей. Однако если существует хоть один шанс, что его знания и опыт помогут поймать этого преступника, он готов был потратить свое время, несмотря на недружелюбно настроенного капитана полиции, смотрящего на него с изрядной долей скептицизма, будто психиатр – это какой-то шарлатан-предсказатель из бродячего цирка. Хотя именно сейчас думать о деле ему не хотелось.       Асано-сенсей снял очки и потер подушечками пальцев уставшие, немного воспаленные от долгой работы с файлами и стопками документов глаза, потянулся, разминая затекшие мышцы. Сегодня, как и всегда вот уже на протяжении пяти месяцев Шибата-кун принес ему обед в пластиковой коробке. Есть ее содержимое было можно, конечно, но сам процесс поглощения почти безвкусной пищи не приносил никакого удовольствия. Поэтому доктор не отказался бы выйти из душного помещения, в котором безвылазно работал с самого утра, и добраться до какого-нибудь уютного ресторанчика, где бы, кроме радующего глаз, а главное, желудок меню, нашелся приличный кофе. Кацуя никогда бы не поверил, если раньше кто-то сказал ему, что бывает на свете кофе хуже дешевого пойла из автомата в холле полицейского департамента Нью-Йорка. К сожалению, таковое в большом количестве нашлось в Японии, и если при должной выдержке горячей эту кислятину еще удавалось проглотить, то в холодном состоянии коричневая жидкость выливалась сразу. Зато здесь на каждом шагу предлагался зеленый чай и все его разновидности, его добавляли даже в шоколад, не говоря уж о мороженом, так что сенсея уже порядком подташнивало от одного упоминания напитка. Дэвид Краузе, старший детектив отдела убийств города Нью-Йорка, был тем, кто приучил его жаждать вкусной пищи, особенно мясных блюд. А еще отличного секса. Возможно, в этом заключалась одна из причин того, что несколько дней назад Кацуя поддался-таки искушению и соблазнился на предложение местного полицейского поужинать вместе, пусть даже он догадывался, что только едой дело не ограничится.       Доктор посмотрел на настенные часы – до желанного окончания рабочего дня оставалось совсем немного, так что он неспешно начал собирать фотографии и бумаги со стола, рассортировывая их по папкам. Все равно по делу об убийствах ничего нового в голову пока не приходило. Наоборот, хотелось думать о более приятных вещах и людях, находившихся слишком далеко, за океаном, как минимум. Прежде всего, о Дэвиде, и одновременно совсем не хотелось, потому что отношения с ним были в прошлом, а причинять самому себе боль Асано не любил. Однако всегда, когда дело касалось одного бравого немецкого парня, все принципы и защитные механизмы Кацуи летели прямиком к чертям.       Еще в самом начале он наплевал на собственное правило - не встречаться с коллегами. А может, даже раньше – сев одним морозным вечером в уютный немецкий седан… Он впервые оказался в доме детектива Краузе на Рождество, когда в Нью-Йорке снег шел почти сутки и грозил погрести под собой не только его многострадальный автомобиль, но и весь город. Несколько же дней назад его чуть не смыло ливнем, обрушившимся с неба и разогнавшим прохожих. Кацуя тогда смотрел в окно на затопленную улицу, чувствуя острую неприязнь к погодным условиям и… déjà vu. Как будто время шло по спирали, и он снова выбрал офицера полиции. Или же виновато во всем пресловутое пристрастие к форменной одежде и репрезентуемой ею иллюзии порядка и власти? Кацуя размышлял о причинах своего импульсивного поведения, сравнивая, расставляя по полочкам мысли и воспоминания.       Дэвид всегда был главным в их отношениях, зачастую он мог решать что-то за своего партнера, даже не спросив его мнения. Это раздражало, но доктор почти всегда воздерживался от споров, поскольку, несмотря на какие-либо неудобства, чувствовал себя окруженным заботой и теплом, что в прошлом с ним случалось нечасто. В конце концов, Дэвид был старше и опытнее своего молодого любовника, который не умел так просто и открыто выражать чувства.       Шинохара-сан вызывал в Асано совсем другие эмоции: раздражение почему-то чаще всего. Он выводил из себя своими поступками и словами, а главное, полной непредсказуемостью. Кацуя никогда не мог заранее предугадать, что тот сделает или скажет в следующий момент, но это касалось мыслей – эмоции свои Шинохара скрывать не умел. К тому же полицейский обладал живым умом и извращенным чувством юмора. Он не позволял Кацуе ограничиваться легкой полуулыбкой и закрываться вежливостью, словно щитом, заставлял реагировать более эмоционально, открыто, чем хотелось бы доктору. И тем был интересен. На этот раз его толкнуло в чужие объятия не столько спасение от одиночества, обещание близости и человеческого тепла, по которому, признаться, он соскучился, и уж тем более не хорошо приготовленный стейк, сколько изрядная доля любопытства. Практически каждый разговор с мужчиной подразумевал под собой вызов: его ли профессиональным качествам, интеллекту или статусу, но Асано порой даже нравилась эта игра.       Дэвид был дьяволом – искусителем, прокравшимся незаметно в самое сердце вежливого, но всегда отстраненного японца, заставив того забыть о присущих ему с детства скромности и сдержанности. Как относиться к Шинохаре, Кацуя еще окончательно не решил, но на роль партнера для удовлетворения насущных сексуальных потребностей тот подходил, а судя по прошлому уикенду, он еще и очень быстро учился. Большего сенсей просто пока не мог предложить: слишком дорого ему обошелся предыдущий роман, слишком болезненным оказалось расставание. Кацуя отдавал себе отчет, что не был готов к чему-то серьезному. Может, позже…       Откинувшись на спинку стула и ослабив узел галстука, Асано позволил, наконец, себе немного расслабиться. Дэвид был лучшим его любовником. Даже сейчас, когда непрошеные воспоминания всплывали в его сознании, тело реагировало с той же рефлекторной готовностью, что и собака Павлова на загорающуюся лампочку. Кацуя всегда старался держать себя в руках на рабочем месте, но ничего не мог поделать, если дело касалось детектива Краузе. Вот и сейчас возбуждение волной прокатилось по телу, оставив после себя приятное тянущее ощущение в паху.       Дэвид мог быть нежным, но чаще всего он набрасывался на Кацую с жадностью оголодавшего за зиму медведя, стараясь поглотить его целиком, не оставляя места для маневра или отступления. Случалось, заходя в квартиру, Асано не успевал закрыть дверь и раздеться, как его сжимали в объятиях сильные мужские руки, и приходил в себя он только через несколько часов, лежа обнаженным на постели, выглядевшей так, будто она пережила, как минимум, бомбардировку, с сорванным горлом, ломотой в теле, зато полностью удовлетворенный. В один из таких вечеров Дэвид даже не потрудился раздеться. Целуя доктора так глубоко, почти яростно, что тот терял всякое представление о времени и пространстве, он опрокинул его на кровать, расстегнул пуговицы рубашки, не снимая, а лишь ослабив узел, откинул мешающий галстук на плечо, быстро расстегнул ремень брюк и обхватил широкой рукой возбужденный член Кацуи. Наконец, он оторвался от губ задыхающегося то ли от нехватки воздуха, то ли от слишком интенсивных ощущений партнера и начал спускаться ниже и ниже, не забывая покрывать сначала шею и грудь, потом живот партнера легкими поцелуями, перемежая их с осторожными укусами, будто хотел оставить свою метку, но боялся повредить нежную светлую кожу. - Дэвид, не стоит… - шептал Кацуя срывающимся голосом. Мужчина ненадолго оторвался от процесса, и, растянув губы в своей фирменной усмешке, проговорил: - Я сегодня еще не ужинал, - после чего сомкнул свои губы на члене, вобрав его глубоко в горло, заставив любовника выгнуться от наслаждения и судорожно вцепиться ему в волосы. Всего за несколько секунд Кацуя взмок от неимоверных усилий оставаться неподвижным и не толкаться в рот полицейского, ускоряясь и приближая разрядку. Он кусал губы, стараясь не слишком громко стонать, но не был уверен, выходит ли. Краузе хватило всего нескольких минут, чтобы довести сенсея до исступления и услышать, как тот выкрикивает в экстазе его имя. Довольно хмыкнув, Дэвид рукой вытер пару капель, случайно попавших к нему на щеку, и тут же слизнул их. - Продолжим? – с улыбкой сытого кота, объевшегося сливок, спросил он и, не дожидаясь ответа от еще не пришедшего в себя Кацуи, опустил голову вниз…       Сидя на неудобном стуле в полном одиночестве в небольшом конференц-зале Токийского отделения полиции, Асано понимал, что должен остановить поток смущающих воспоминаний, что необходимо отвлечься, если не на убранные уже файлы, то хотя бы на подготовку материалов лекции в следующую среду, но он не мог, и не хотел. Несмотря на то, что температура тела явно ползла вверх, а брюки в паху стали заметно жать. Однако из собственных несвоевременных мыслей его вырвало бодрое приветствие ворвавшегося в помещение мужчины: - Добрый день, сенсей! Как продвигается работа? – Шинохара-сан вошел как всегда без стука, не спрашивая разрешения, но аккуратно прикрыл за собой дверь. По мнению Кацуи он вел себя слишком вызывающе и совершенно нетипично для полицейского. Но свои мысли он старался держать при себе. - На сегодня я закончил, - встав, ответил доктор. И тут же ощутил небольшой дискомфорт, от которого можно было избавиться несколькими путями: один из них стоял сейчас прямо перед ним и выглядел несколько озадаченно. – Что-то случилось? - Ты очень странно на меня смотришь, будто оцениваешь и в уме прикидываешь возможные варианты. Мне начинать бояться? – Кацуя быстро одел висевший на спинке стула пиджак, убрал свой ноутбук в портфель и снова повернулся к мужчине. - Только если ты успел нарушить пункты нашего договора, - холодно ответил он и почти без паузы продолжил, - мне бы хотелось выпить приличного кофе. Знаешь, где его можно найти? - Мне начинает казаться, что ты больше нуждаешься в личном поваре, нежели в любовнике, - с сарказмом в голосе прокомментировал Шинохара. - Предпочитаю совмещать приятное с полезным. - Даже спросить боюсь, что из них что… Хороший кофе делают в ресторанчике недалеко от твоего университета. Заедешь после ко мне? – Вот, может, Кацуя не знал, о чем думает его временный коллега, но эмоции считывал мгновенно, и сейчас его весь вид выражал одну только надежду на положительный ответ. - Возможно, - ответил он, и, кинув последний взгляд на доску с картой тех мест, где маньяк-убийца оставлял тела своих жертв, вышел вслед за полицейским.