Не уступлю!

Темно… Пусто… Пусто и темно… Я одна... Я опять одна. А были ли люди? Был ли хоть кто-нибудь? Хоть одна живая душа была когда-нибудь со мной? Холодно… И одиноко… Я всегда была одна. Отец бросил меня еще до моего рождения. Мать бросила чуть позже. Быть брошенной родителями ужасно. Меня подобрали хорошие люди – родители Шо, но и им я была не нужна. Им была нужна хорошая скромная девушка, которая станет хозяйкой их бизнесу и женой их наследнику. Причем именно в такой последовательности. А еще им была нужна та, кто родит следующего наследника. Этой девушкой могла стать любая, а подвернулась я. И Шо я тоже была не нужна. Ему была нужна служанка, зарабатывающая для него деньги и ухаживающая за ним. Ему бы подошла любая, а подвернулась я. Корну я была не нужна. Ему нужно было только избавиться от проклятия. Это могла бы сделать любая, а подвернулась я. Моко-сан я тоже не нужна… да она, наверное, единственная, кто не морочил мне голову. И снова я просто подвернулась. Тсуруга-семпай… А что Тсуруга-семпай? Я всего лишь бездарная, ни на что не способная ученица. Тут я тоже подвернулась. Неужели никто никогда меня не любил? Неужели я для них просто кукла? Да, я всего лишь кукла… Кукла с человеческим лицом. Кукла, которую можно выбросить, когда она надоест. Кукла ничего не чувствует, так и я уже ничего не чувствую. Ни боли, ни злости, ничего. Только холод и пустота. А что это там? Маленькое светлое пятнышко. Оно, наверное, не для меня, а для кого-то, кого любят. Я не достойна любви, ведь я всего лишь кукла. Жалкая никчемная игрушка. Я часто видела такие светлые пятнышки, но все они были не для меня. Но я ждала и не сдавалась. Я надеялась, что и мне однажды подарят свет. Я устала ждать и надеяться. Я сдалась… Хм… А оно растет, словно приближается. Моих щек уже коснулись теплые лучи. Тепло и приятно. Нега разливается по моему телу. Так хорошо. Но кто? Чей это свет? Он для меня? Ведь для меня же? Запах Тсуруги-сана. И тепло тоже его. Тсу… Как-то это не правильно. Рен? Да. Рен! Забери меня отсюда! Боже… Словно солнце взорвалось перед глазами. Жарко, ослепляющее приятно. Вернулись обоняние и осязание, а еще слух и, наверное, зрение. Открываю глаза. Что это за пелена? Это слезы? Сквозь мутную пленку проступают очертания любимого лица. Мой семпай, мой любимый мужчина, ты вырвал меня из тьмы… Рен подошел к двери ее номера. Он беспокоился об этой девушке, которая спасла его от тьмы, сжигавшей изнутри долгое время. Он чувствовал, что с ней что-то не так, что-то сломалось в этой милой, доброй, такой невинной девушке, пленившей его сердце и душу. Ее золотые глаза с каждым днем теряют неповторимый свет, ее улыбка все реже трогает по-детски пухлые губы, она вся словно выцветает, превращаясь в старый черно-белый фильм, который не может передать эмоций. Как мог он, ее семпай, мужчина, любящий ее всем сердцем, пропустить тот момент, когда она стала падать в эту бездну? С чего все началось? Почему она потонула в этой тьме? Что же он сделал не так? Много вопросов и ни одного ответа. Неладное Рен почувствовал пару недель назад, когда съемки нового фильма только начались. Тогда такая вежливая и добрая Кьеко в довольно грубой форме отшила Киджиму, решившего пригласить ее на обед. Но Рен отогнал от себя беспокойство, потому что чуть позже Кьеко извинилась, но от обеда все-таки отказалась. Спустя несколько дней на площадку заявился Фува Шо. Он минут десять распинался перед ней, в очередной раз называя вертихвосткой, флиртующей со всеми мужиками в зоне видимости. Кьеко выслушала его с безразличным видом, а потом сказала: - И что? Тебе какая разница с кем я флиртую? - Дура! Может, я беспокоюсь? - Смешно. Ты не умеешь беспокоиться о ком-то, кроме себя. А даже если и научился, то потерял на это всякое право, когда выкинул меня, словно надоевшую куклу. Извини, но мой перерыв уже закончился, поэтому уходи и не мешай мне работать. И нет, чтобы обратить внимание на этот диалог, так Рен еще и порадовался, что Кьеко, наконец, выросла и послала этого ублюдка. Но сомнения все-таки остались. Актер стал приглядываться к своей кохай. Он начал замечать, что девушка реже смеется, больше молчит. Она сильно похудела и осунулась. Каждый день гримеры тратили тонны грима, чтобы замазать синяки под ее уже серыми глазами. Создавалось впечатление, что Кьеко совсем не спит, и Рен спрашивал ее об этом, но она умело уходила от разговора. Пару дней назад вся съемочная группа выехала на натурные съемки. А сегодня после работы, они встретили в отеле Бигля. Кьеко прошла мимо него, будто не замечая, и даже не откликнулась, когда ее позвал этот придурок. Тогда-то Рен и заметил, что самая чистая, самая светлая девушка в Японии абсолютно обесцветилась. Дождавшись, когда Кьеко скроется в лифте, Рейно подошел к Тсуруге и сказал самые страшные слова в жизни актера: - Она тонет в своей тьме. В тьме, из которой самостоятельно не выбраться. Если ее не вытащить, она либо сойдет с ума, либо покончит с собой. И Рен сорвался с места, не задумываясь больше ни о чем. Он бежал по коридорам отеля к открытым настежь дверям ее номера. Ее вещи нестройной дорожкой вели к двери в ванную комнату, из под которой струится вода. Сердце пропустило удар. Актер постучался в дверь и спросил: - Кьеко! Ты меня слышишь? У тебя все хорошо? Но из ванной доносился лишь шум льющейся воды. Эта тишина резала его нервы раскаленным ножом. Не выдержав, он все-таки высадил дверь плечом и увидел ее. Кьеко сидела в ванной, через края которой лилась вода, и остервенело терла себя мочалкой, словно пытаясь что-то с себя смыть. Кожа уже покраснела, и кое-где выступила кровь. - Кьеко, что ты делаешь? Ты же себе так всю кожу сотрешь, - возмутился Рен, но в ответ не последовало никакой реакции. Он закрутил краны, после чего услышал слабое боромотание: - Кукла, кукла. Я всего лишь кукла. Меня можно выбросить, когда надоем. Просто кукла с человеческим лицом. Кукла, кукла. Я всего лишь кукла… Она повторяла одни и те же слова по кругу. Парень взял ее лицо в свои руки и заглянул в глаза. Его прошиб холодный пот, потому что в таких любимых глазах не было ничего, кроме холодной, вязкой тьмы. Еще никогда ему не было так страшно. Он боялся потерять ту единственную, которая одним словом, одним взглядом могла убить его или вернуть к жизни. Он понимал, что если ничего не сделает, то потеряет эту чистую девочку навсегда. Отчаяние медленно заполняло его душу, холодными тисками сдавливало его сердце. Что делать? В первую очередь, достать ее из остывающей воды и уложить в постель. Так и сделал: достал, уложил и укутал теплым одеялом. Скинул с себя промокший пиджак и майку, липнущую к телу. - Кукла, кукла. Я всего лишь кукла. Меня можно выбросить, когда надоем. Просто кукла с человеческим лицом. Кукла, кукла. Я всего лишь кукла…- продолжала твердить Кьеко. А Рен гладил ее волосы и лицо, шептал ласковые слова, но чувствовал, что с каждой минуты ее кожа становится все холоднее, словно жизнь покидает ее по каплям. - Кукла, кукла. Я всего лишь кукла… - Да что же такое ты говоришь, глупая? Для меня ты не кукла, ты - моя жизнь, - в порыве отчаяния он поцеловал ее настолько нежно, что становилось почти больно. В этот поцелуй Рен пытался вложить всю свою любовь. В какой-то момент он почувствовал отклик. Губы Кьеко шевельнулись, чуть приоткрывая рот. Он понял, что движется в правильном направлении. Сердце в груди забилось с полной силой, блеснул робкий луч надежды. Актер позволил себе углубить поцелуй, и снова ему показалось, что Кьеко ответила. Прервав поцелуй, парень заглянул в ее глаза. Отступившая было тьма рвалась наружу с новой силой, пытаясь захлестнуть уже обоих с головой. Он был не готов уступить ее этой тьме. Он отдаст ей свое сердце, и пусть делает с ним все, что захочет. Пусть растопчет его, разорвет на мелкие кусочки, выкинет, ему наплевать. Пусть она возненавидит его после этой ночи, пусть вычеркнет из своей жизни, но она будет жить. Она будет радоваться жизни, и ее глаза снова станут золотыми. Он вырвет ее из этой тьмы, если понадобится, он сам утонет, но ее вытолкнет. Теперь он остановится только, если она сама его об этом попросит. Рен снял с себя остатки дорогого костюма и нырнул под одеяло к любимой девушке. Обнимая ее, даря ей тягуче-нежные поцелуи, он пытался отдать все свое тепло. Он гладил все ее тело, ласкал руками, губами, языком, старался запомнить каждый изгиб, ее такой сладкий вкус, поцеловать каждую родинку. А она уже не шептала горькие слова, уже не было безразличия на лице, уже не было того смертельного холода, сковавшего ее нежное тело. Теперь она прерывисто дышала, вздрагивала, когда он находил особо чувствительные места, выгибалась навстречу его рукам и безмолвно молила о большем. Сквозь пелену страсти и страха Рен услышал ее тихий голос. Она звала его, только его, она просила забрать ее из тьмы, и он не мог отказать. Он почувствовал как что-то порвалось под его напором. «Что ты творишь, идиот!» - проснулся на секунду разум и снова замолк. Как только тело под ним немного расслабилось после болезненной судороги, он сделал первый толчок. Он двигался медленно, ни на секунду не забывая о нежности, сдерживая себя до дрожи в коленях, до сжатых в кулаки ладоней. Она извивалась под ним, задыхаясь в их общей страсти. Он не отводил взгляда от этих завораживающих, уже снова золотых глаз. Оргазм теплой волной накрыл их одновременно, напрочь вышибая воздух из легких… - Тсуруга-сан, мне приснился такой страшный сон. Там было… - Кьеко осеклась, почувствовав не только взгляд своего семпая, но и его горячее обнаженное тело рядом. – Тсуруга-сан, что происходит? Что вы делаете в моей…- увидев его взгляд, полный счастья и слез, молодая актриса все поняла. – Так это был не сон. - Кьеко, моя Кьеко. Я тебя никому не отдам. Я не уступлю тебя этой тьме.