Сталкеры

      Они наблюдали. Долго, вдумчиво, следили за каждым шагом друг друга, по крупицам собирая ненависть и нежность. Два испуганных, таких разных ребёнка.       В ярком свете прожекторов он всегда знал, когда она смотрит на него. Наблюдает, внимательно запоминает каждое движение, каждый вздох, все детали, вплоть до последней капли пота, падающей на пол залитого светом спортзала. Каждый раз, как он пытался поймать этот взгляд, она ускользала от него, то отворачиваясь, то скрывая глаза за бликами очков. Эти зеленые глаза, полные неподдельного восторга, восхищения и опаски, дикой силой, которую он демонстрировал в каждой игре. И он готов был порвать, втоптать в грязь любого, не ради простой победы, а ради мимолетного контакта с этими глазами. Ради одной единственной, едва заметной улыбки, скользившей по бледным, тонким губам, когда она покидала зал всего за секунду до того, как последний мяч попадал в кольцо. Драгоценные секунды. Драгоценные воспоминания.       В полутёмном, пустом музыкальном классе она никогда не знала, как долго он наблюдает за ней. Лишь изредка занимаясь музыкой, когда голос и фортепьяно сливались в единый, неотделимый друг от друга звук, она ощущала. Он рядом, наблюдает. Слушает. Жадно ловит каждое слово, каждый звук, каждый вдох, каждую ноту. Скользит наигранно равнодушным взглядом по хрупкой спине, наблюдая через плечо свободный, легкий полёт тонких пальцев по клавишам. Она никогда не пыталась поймать его взгляд или сделать его присутствие явным. Она знала - стоит лишь последним звукам стихнуть и в пустой комнате, она вновь будет одна. И её зелёные глаза никогда не встретят прямого взгляда его пугающе притягательных разномастных ало-янтарных глаз.       Он блистал в свете прожекторов, его имя было у всех на устах. Его боялись, не любили, но всё же уважали. Его игра на поле была сродни танцу дикого пламени, что стремительно передвигается по сухой траве, сметая и обращая в пепел всё на своем пути. Он блистал, светил, обжигал. Она серой тенью следила за его успехом, давая стимул блистать ещё ярче. Быть ещё лучше. Ещё опаснее. Вдруг она наконец увидит, поймет. Всего один взгляд. Всего один отделяет от той черты, когда можно позволить больше.       Она никогда не блистала. Ей симпатизировали, её считали тихой, её никогда никто не трогал. Она - как дикий цветок, растущий в тени мрачной комнаты, расцветала лишь в песне, становилась значимой, прекрасной. Каждый звук - для него. Даже в вечерней тишине, стоя под окнами музыкального класса, он слышал её спокойное ровное дыхание и шелест нот, которые она листала, выбирая новые песни. С ней ему было хорошо даже просто так, стоя в тишине, слушая тень, зная, что никогда её голос не произнесет его имени, зная, что сам он никогда не решится позвать её.       Хрупкая, она была похожа на маленькую девочку, в ней не было напыщенности и поддельности, которую он видел в других, в ней не было лжи. Рыжие волосы цвета бледной меди всегда были собранны в тугую косу. Пышная чёлка иногда падала на лицо, покрытое веснушками на чуть тронутой загаром коже, скрывая её взгляд, но она, досадливо мотая головой, откидывала прядь назад. И никогда не поднимала взгляд в этот момент. Ведь он смотрел. В упор. Жадно. С вызовом, который она никогда не примет. Потому что нельзя согласится на то, чего не в силах увидеть.       Сильный и высокий, как вековой дуб, так и не сломленный грозой, что прошла совсем рядом, лишь слегка прогнила сердцевина, но внешне это красивое, прекрасное, величественное дерево, которое не покорить всем стихиям мира. Красные, яркие волосы, по которым он иногда забывшись проводил рукой, будто пытаясь прилизать непослушные пряди. Она знала это движение, задумчивое, медленное, спокойное. Ведь после него он всегда поднимал глаза, безошибочно выбирая то направление, где была она. Чтобы никогда не встретить её взгляд. Чтобы не переступать черту разделявшую эти миры.       Вокруг него всегда кружили люди, нравилось ему это или нет, и он с легкостью отсекал побеги чужих чувств, не пуская их к себе. Они не любили его, они любили образ, и его это злило. Она тоже его не знала. Но он чувствовал. Другая. Но она никогда не приближалась к нему. Даже если им случалось столкнуться в коридоре учебного заведения, она молча проходила мимо. Не поднимая на него своих чертовых зелёных глаз, в которых он мечтал разглядеть ответ. Почему? Почему она наблюдает за ним? Так аккуратно, так ненавязчиво, так незаметно, что не оставляет ни единого шанса на контакт, который не выглядел бы как голословное обвинение. Как попытка прижать к стене. Загнать в угол. Не с ней. Не так.       В темной комнате, под звуки фортепьяно, вновь и вновь, день за днем, час за часом, из песни в песню, плавно покачиваясь на волнах чистого голоса лилась печаль. Будто и не было другого выхода тем чувствам что обуревали ее. Будто только в песне она становилась свободной от условностей, взлетала выше, дальше, покидала этот мир. Выше... выше было только небо. Выше был только он.       Матч за матчем. Песня за песней. Победа за победой. Дыхание и шелест страниц в тишине. Удары мяча об пол. Запах пота на стадионе. Зелёные и ало-янтарные глаза. Такие разные судьбы, такие разные миры.       Небо, затянутое тучами. Пустой уличный стадион. Тёплый проливной летний дождь. Тяжелые капли со стуком разбиваются о деревянные скамьи. Ветер холодным дыханьем обнимает, пытаясь успокоить, заставляя кожу под тонкой чёрной рубашкой покрываться мурашками. Одинокая фигура на скамье запасных, спрятав лицо в ладони, мокнет под дождем, мешая свою печаль с тёплой дождевой водой. Мокрые волосы цвета бледной меди, намокшими тёмными прядями небрежно откинуты назад. Вода бесконечным потом стекает по слегка загорелой коже.       Он стоял и смотрел. Держа в руках зонт. Не чувствуя того, что переживала она. Тихо, беззвучно, лишь вода редкими каплями стекала между тонких пальцев. Сколько она тут уже сидит? Почему? Почему сердце сжимает такая тоска при взгляде на эту одинокую фигуру?       Секунды. Драгоценные секунды. Пока падает зонт, взметнув тучу брызг, разгоняя круги по воде в луже, в которой отражается лишь пасмурное небо, затянутое тучами. Замирает. Так близко. Всего несколько шагов. Подними взгляд. Посмотри. Почти мольба. Крик измученной души.       — Посмотри!       Эхом разносится по стадиону. Тишина. Лишь стук тяжелых капель по деревянным лавочкам пустого стадиона.       Медленно. Как во сне. Отводит руки. Дрожат ресницы, слипшиеся от слез. Медленно. Очень медленно, поднимает взгляд. Такой же измученный. Потерянный. Испуганный.       Нерешительно. Так же медленно, рука... неосознанно. Тянется к ней. Дотронуться. Просто чтобы знать. Чтобы чувствовать. Замирает. Так близко. И глаза. Зелёные. Родные. Всего одно касание.       Просто позволь. Мне. Сделать. Это.       Встает. Поднимается с места. Тёмная ткань тонкой блузки и короткой юбки льнет к телу, вырисовывая хрупкую, слегла угловатую фигуру. Перед ним, так близко. Так отчаянно.       Шаг.       И он опускает руку.       Шаг.       Ни на секунду не отводя взгляда. В котором светится вызов. Которого раньше там не было. Она. Бросает вызов. Ему.       Шаг.       Сильные руки, крепкие, обвивают, окутывают теплом, почти жаром. Мокрая одежда липнет к телу, будто и вовсе её нет. Двое стоят под дождем, растворяясь друг в друге. Без слов. Без взглядов. В тишине, нарушаемой лишь шумом воды.       Болезненно, почти до хруста, до треска ткани впиваются тонкие пальцы в сильную спину. И запах. Сирени. Её грусть пахнет сиренью.       Чувства, которые не передать, сплошным коконом, серебристой невидимой паутиной опутывают их, заставляя жаться друг к другу сильнее. Крепче. Ближе. Склоняясь к ней, чтобы уткнуться носом в шею, чтобы чувствовать, чтобы запомнить этот запах. Эти мгновения. Эту сладкую, щемящую сердце боль. Изысканное извращение, взращённое из взглядов и повседневных действий людей, которые никогда не были знакомы.       Глаза в глаза. Нос к носу. Губы. Тонкие, бледные губы... еле слышно, неразборчиво шепчут, слова песни. Той самой. С которой всё началось. Которую он когда-то услышал, задержавшись допоздна в спортзале. Слова, которые помнит наизусть не только она.       Вдыхать эти слова, так близко, дышать её воздухом, находясь в её мире. Резко. Жадно. Настойчиво. Вдребезги разбивая нежность. Это не ты. Это не он. Страсть. Грубая. Дикая. Желание обладать. Забрать всё себе. Никогда, никому не отдавать. Чувствовать её. Слышать её. Видеть её. Дышать ею одной.       Долгий, глубокий поцелуй. Как прыжок в ледяной омут с головой. Отрезвляет и опьяняет одновременно. Дурманит, не позволяя разуму выбраться на поверхность. Тянет вниз, в глубь... ко дну.       — Отпусти. Не держи.       Тихая просьба. Хуже крика. Хуже приказа. Так долго ждать и не иметь возможности отказать. Огненный король, навеки застывший в оковах льда. Обречённый остаться один на один со своим безумием. Смотрит в след. Как она уходит, не в силах остановить. Воскрешённый на миг и вновь поверженный.       Он ждал. Искал в толпе те самые глаза. Тот самый взгляд, который невозможно поймать. Ту самую улыбку, что касается губ, когда мяч падает в корзину на последних секундах. Драгоценных секундах. Но её не было.       Пустовал старый музыкальный класс. Покрывалось толстым слоем пыли фортепьяно. Он стоял под окнами и ждал, когда же вновь зазвучит та мелодия.       Вглядывался в идущих мимо людей, ожидая, что вот-вот, и он вновь разминется с ней в узком школьном коридоре.       И он привык. Вновь жить без этого взгляда. И лишь запах цветущей под окнами сирени призраком нерассказанной истории без начала и конца проникал в комнату, принося с собой застарелую печаль.