Просто гори, Марго!

Нет на свете худшей пытки, чем любить и презирать в одно и то же время. — Сомерсет Моэм

Ты меня сломаешь, ты меня надорвёшь, может быть. Ты слишком угловатая, неловкая и так очевидно, но без всяких причин стремишься к смерти, что я думаю, а есть ли в тебе живое? Ты состоишь из всего или из ничего? А какой ответ правильный? А какой ответ нужен для того, чтобы я и дальше тебя любила? В тебе либо огромный мир, с которым я не соприкасаюсь, но тянусь к тебе, чувствуя его интуитивно (я действительно его чувствую, или хочу надеяться, что в тебе меня привлекает именно это?), либо в тебе нет и того, что есть в других людях. И с этого момента будут только «я», «ты» и «другие». Марго говорила о своих худших качествах, чувствуя превосходство, или она говорила по факту? Она скажет, если её спросить? Она знает? Она рефлексирует? «В тебе много хорошего» — говорю я. «Да». «Это было немного жестоко» — «да». Я боюсь, что за этими глазами только пустота. Она легко признавалась в своей лени, конформности и жестокосердии (и я никак не могла понять, что её привлекает в других, не во мне, или почему она им это рассказывает, какой смысл). Она не извинялась за свои дурные поступки. «Что мне теперь остаётся? Алые розы к ногам твоим. Тише. И, ради бога, не вздумай ничего отвечать на это. Акт эгоизма с моей стороны писать тебе, зная, что это только смутит тебя. Ты не ответила бы резко, в силу твоей деликатности, и, я надеюсь, некоторой расположенности ко мне — но... И я понимаю также, что это, возможно, последний раз, когда я имею возможность быть выслушанной, но... милая, я люблю тебя. Я люблю тебя. Я боюсь, что твои добродетели на самом деле ничтожны или только вымышлены мной, но сейчас моё сердце переполняет любовь». Вот что я пишу и не отправляю. Мне страшно и волнительно, когда мной владеют, сами того не подозревая, но я не могу ей доверять. «Что ты несёшь?! Сейчас так не выражаются, замолчи. Хватит истерик. Не позорь меня. Замолчи, наконец. Я тебя не хочу». Вот для чего создан твой рот, бледный и неживой. Нужно бежать. Ты лишь слабость, и сама по себе ты ничего не стоишь. Я сильнее тебя, я чувствую в себе сильную кровь, а в тебе — смерть. Вся ты: очень худая, дохлая, состоящая из кости, я же — состоящая из мышц и нервов, поджарая, на всё способная. И я тебя убью. Ты знаешь об этом? Марго, я так хочу тебя, что вопьюсь в твою шею зубами и буду стонать, чтобы разрушить это свинцовое кольцо, обхватывающее мою грудь. Моё освобождение сокрыто в тебе. В тебе, моя милая. Моя милая Марго.