Не надо притворяться

       Поначалу они не переносили друг друга. Китнисс считала Хеймитча заурядным алкоголиком и неудачливым ментором, а тот, в свою очередь, полагал, что Эвердин — всего лишь обычная девчонка, каких тысячи, правда, на редкость несносная. Девушка не помнила ни дня с начала их знакомства, чтоб они ни разу не поссорились. Мужчина упрекал её за неуживчивый характер, говоря, что таким образом она не найдёт ни одного спонсора и настроит против себя всех трибутов (можно подумать, что те и так не будут мечтать поскорее убить её). Китнисс напоминала ему, что со времени его менторства ещё никто из Дистрикта-12 не победил на Играх. Их общение больше напоминало перепалку врагов, и Пит с Эффи напряжённо переглядывались, когда Китнисс и Хеймитч оказывались в одной комнате.        Некоторый перелом в их отношениях наступил за день до Игр. Девушка любила стоять на балконе, на который можно было выйти из общей комнаты их этажа. Она смотрела на расстилавшийся внизу Капитолий, не умолкающий и горящий электрическими огнями даже ночью. Люди шагали по улицам, предвкушая скорое захватывающее зрелище, считая несчастных трибутов игрушками, созданными специально для их развлечения.        — Ненавидишь их? — неожиданно раздался мужской голос почти над самым ухом. Китнисс вздрогнула и обернулась.        — Я не слышала, как ты подошёл, — проговорила она.        — Гляди, как бы подобная неосторожность на Арене не стоила тебе жизни, — сказал Хеймитч. Девушка хотела ответить что-нибудь резкое, но в кои-то веки удержалась. Трудно было не согласиться, что её ментор прав.        — Так кого я должна ненавидеть? — перевела тему его подопечная.        — Капитолийцев, — пояснил тот. — Для них ты всё равно, что забавная цирковая зверушка. По крайней мере, для большинства.        — Скорее, мне их жаль, — промолвила она.        — Этих разряженных, разукрашенных идиотов? — презрительно скривился Хеймитч. — Они купаются в роскоши, их детей не отправляют на Игры. И ты их жалеешь?        — Да, — кивнула Китнисс. — Они, в отличие от нас, не понимают, насколько на самом деле ценна жизнь.        — Поверь, на Арене ты будешь думать только о ценности собственной шкуры, — пообещал мужчина и уже повернулся, чтобы уйти, как та окликнула его:        — Хеймитч! Это нормально, испытывать такой страх перед Играми?        — Только дурак не боится, — сказал он. Подойдя ближе к девушке, Эбернети сжал её немного прохладную ладошку своей тёплой грубоватой ладонью и попросил:        — Но не позволяй панике затуманить твой разум. И, пожалуйста, постарайся выжить.        И затем ушёл. А Китнисс осталась на балконе. Наверное, впервые она дождалась со стороны Хеймитча настоящей поддержки вместо язвительных комментариев. Всего лишь несколько слов и один искренний жест — и в её сердце поселилась надежда, что она выживет, несмотря ни на что.        У Китнисс получилось это. Она выбралась живой из ада, именующегося Голодными играми. В первую очередь стоило благодарить Хеймитча, его подсказки, советы, то, как он уговаривал спонсоров. Девушка успела раскаяться, что считала его плохим ментором. Эвердин лишь жалела, что для победы пришлось притворяться, будто у неё роман с Питом, но такова оказалась цена.        После окончания Игр Мелларк быстро сообразил, что никакой влюблённости Китнисс к нему не испытывала. Он не осуждал её, понимая, что так было необходимо для их выживания, но оказался разочарован. Всё осложнялось тем, что и по возвращении домой им приходилось строить из себя влюблённую пару. Девушке, слишком прямолинейной для подобного лицемерия, это казалось отвратительным, но слишком многое лежало на чаше весов.        Китнисс частенько хотелось кому-нибудь выговориться. Но мать и Прим не хотелось загружать лишними проблемами, Гейл и так воспринимал в штыки её игру с Питом в жениха и невесту, а с последним она чувствовала слишком большую неловкость, чтобы изливать душу. Наверное, поэтому в последнее время всё чаще ноги несли Эвердин к дому Хеймитча. Но, как правило, его или не было дома, или он проводил время в компании с бутылкой спиртного. И однажды Китнисс не выдержала.        Зайдя в дом ментора, девушка снова увидела его напивающимся. Правда, до бессознательного состояния мужчина ещё не успел опьянеть. После возвращения та перестала осуждать его вредную привычку. Трудно остаться прежним после ужасов, пережитых на Арене, и часто победителям лишь алкоголь или морфлинг помогали не слететь окончательно с катушек. Но в тот вечер Китнисс разозлилась.        Стремительно подойдя к Хеймитчу, она резко вырвала из его руки бутылку. Протестующе воскликнув, мужчина вскочил со стула и попытался остановить незваную гостью от уничтожения выпивки. Он нагнал девушку и одной рукой обхватил её за талию со спины, другой выхватил бутылку и водрузил обратно на стол.        — Никогда больше так не делай, — проговорил Хеймитч, опаляя её шею дыханием. От его неожиданной близости будто что-то горячее заструилось по телу Эвердин. Она оттолкнула мужчину, и тот ослабил медвежью хватку, отпуская её.        — Что ты хотела? — поинтересовался он. — Надеюсь, ты заявилась не нравоучения мне читать?        — Нет, — ответила Китнисс. — Если мешаю, могу уйти. Продолжай и дальше разлагать печень.        — Ладно, перестань, — остановил её Хеймитч. — Ты же не просто так пришла.        Девушка вздохнула и опустилась на соседний стул.        — Я устала, — призналась она. — Устала… Я надеялась, что, если вернусь домой, смогу зажить нормально, но ошиблась. Теперь мне приходится делать вид перед всем Панемом, будто влюблена в Пита. Надоело притворяться!        — Будто у тебя есть выбор, — невесело усмехнулся мужчина. — Будто он есть у кого-нибудь из нас. Хотя да, нормальную жизнь ты заслужила. Смогла бы встречаться спокойно с этим, как его… Гейлом. Я видел, вы прямо как воркующие голубки.        — Это уже слишком! — рассердившись, Китнисс встала, с шумом отодвинула стул и поспешила прочь из дома ментора, напоследок пообещав себе больше никогда с ним не разговаривать. Терпеть лишний раз его подколы она не собиралась.        Но обещание вскоре пришлось нарушить. Начался их с Питом тур победителей, и Китнисс всё чаще ощущала, что её нервы находятся на пределе. Они строили из себя пару, на деле же их отношения можно было назвать разве что дружескими. Счастливые улыбки на камеру, фальшивые поцелуи, фиктивная помолвка… Девушке казалось, что она скоро волком взвоет, лишь поддержка Хеймитча немного помогала ей. Тот знал, когда его подопечной стоит вправить мозги, а когда утешить. Всё чаще она искала его общество, пусть и неосознанно.        — Всё прошло удачно, как ты думаешь? — спросила Китнисс после очередного выступления в одном из дистриктов.        — Могло быть и хуже, — ответил ментор.        — Да ладно, разве мы с Питом не похожи на… воркующих голубков? — вскинула она брови, аккуратно выщипанные стилистами. Хеймитч ухмыльнулся:        — Солнышко, твоя показушная влюблённость в него такая же неестественная, как цвет волос Эффи. Может, капитолийцев вы и сможете обдурить, но президента Сноу — вряд ли. Меня, к примеру, до сих пор не получилось.        — Что ж поделать, если я не обладаю актёрскими талантами! — вспылила Китнисс. — К тому же, я никогда не влюблялась на самом деле и не представляю, что при этом чувствуют.        — Когда любишь, то стараешься находиться с этим человеком как можно чаще, — мужчина серьёзно посмотрел в её серые глаза, без тени прежней усмешки. — Будь ты влюблена в Пита, то старалась бы не расставаться с ним, а не избегала. Твоё сердце билось бы чаще всякий раз, как видишь его. А когда он касается тебя, — пальцы Хеймитча несильно сжали её предплечье, — ты ощущала бы, как кровь начинает быстрее течь по венам.        «Так, как сейчас?» — хотела спросить девушка, у которой словно что-то сжалось внутри от тона его голоса и этого прикосновения, но она тут же одёрнула себя.        — А ты сам любил хоть раз? — резко высвободила руку Китнисс.        — Любил, — кивнул тот. — Но она погибла.        — Прости, — прошептала Эвердин, прежде чем уйти.        Им с Питом так и не удалось убедить президента Сноу. А, может, он всё так запланировал с самого начала, желая позабавиться, дать призрак надежды, а потом отобрать. Узнав, что снова будет участвовать в Голодных играх, Китнисс была подавлена, наверное, даже больше, чем в первый раз. Решение напиться вместе с Хеймитчем пришло спонтанно. Если алкоголь помогал ему, почему не поможет ей хоть на время забыть об ужасе, сковывавшем лёгкие и не дававшем дышать?        Девушка опьянела с непривычки быстро. В голове поселилась странная лёгкость, вытеснившая мрачные мысли. Она сидела на продавленном диване со своим ментором почти в обнимку, но это совсем не заботило её. Китнисс смеялась над шутками мужчины, толком не улавливая их смысл, и периодически делала очередной глоток спиртного.        — Всё, тебе хватит, — заметил Хеймитч, отобрал у неё бутылку и поставил на столик по другую сторону от себя. Возмущённая Китнисс неловко потянулась обратно за ней, но не удержалась и буквально упала на грудь полулежащего на диване мужчины.        Их лица неожиданно оказались слишком близко. Девушка заметила его учащённое дыхание и то, как он машинально облизнул губы. Повинуясь порыву, она коснулась своими устами его, сначала нерешительно, несмело. Но затем, когда Хеймитч, замерший в первые секунды, ответил ей, поцелуй изменился. Эвердин ощутила, как его язык проник глубже в её рот, а его чуть сухие губы сминают её, нежные и податливые. Руки мужчины сжали девичью талию, заставляя сильнее прижаться к крепкому телу. Где-то на краю сознания Китнисс отметила, что успела запустить пальцы в светлую шевелюру ментора, между тем как тот уже проник ладонями под её свитер, касаясь кожи на пояснице и тем самым будто обжигая. Они целовались самозабвенно, почти безумно, выплёскивая то, что накопилось у обоих на душе, находя друг в друге желанное утешение. В какой-то момент Китнисс не сдержалась и глухо простонала. И только тогда мужчина нашёл в себе силы, чтобы с трудом отстранить её.        — Хеймитч… — протестующее прошептала та.        — Я не железный, солнышко, — усмехнулся он. Краска бросилась в её лицо, и девушка поспешно вскочила и кинулась подальше от него, но равновесие опять подвело её. Эвердин пошатнулась, чуть не врезавшись в стол, но Хеймитч вовремя поймал её.        — Отпусти, — охрипшим голосом произнесла она и оттолкнула его. Мужчина послушался, и Китнисс нетвёрдо дошла до ванной, включила ледяную воду и побрызгала на лицо, пытаясь тем самым унять разгоревшийся в ней пожар.        Самое верное решение, как думала Китнисс — сделать вид, будто ничего и не было. Похоже, такого же мнения придерживался и Хеймитч. Оба, кажется, начисто забыли о том поцелуе, погрузившись в тренировки, только почему-то слишком часто девушка металась в постели без сна, и мысли её заняты были отнюдь не Играми.        Но Квартальная Бойня неумолимо приближалась. Настал и час, когда Эвердин должна была сесть в планолёт, чтобы с остальными трибутами улететь на новую Арену. Перед этим она попрощалась со стилистами, Эффи, вскоре настала очередь и Хеймитча. Мужчина обнял её так, что у девушки захрустели кости. Сама же Китнисс спрятала лицо у него на груди, стараясь не разрыдаться, чувствуя, как между ними стремительно рушится ледяная стена отстранённости, что они возводили в последнее время.        — Постарайся выжить. Снова, — проговорил Хеймитч, с неохотой отпуская её.        Она сделала это. Выжила. Жаль лишь, что Питу повезло меньше, и юноша остался заложником в Капитолии. Китнисс невероятно злилась на их ментора. Он же обещал! Обещал, что именно Пит вернётся с Арены. Мелларк не заслужил того, что с ним случилось. А доверие девушки теперь было подорвано. Она старалась по мере возможности игнорировать Хеймитча, общаясь с ним лишь в крайнем случае. Но так не могло продолжаться вечно.        Однажды, после обсуждения очередных планов по восстанию и подрывной деятельности, когда все постепенно разошлись, Китнисс заметила, что осталась в комнате наедине с Хеймитчем. Та уже поспешно встала, чтобы тоже удалиться, но мужчина остановил её:        — Может, хватит дуться на меня?        — А с чего ты взял, что я сержусь? — лицо Эвердин приняло наигранно-удивлённое выражение. — Ах, да, ты же обманул меня. Поклялся, что спасёшь Пита, а не меня, и нарушил своё слово.        — Не только с тобой я заключил сделку, — заявил он. — К тому же я и без этого в первую очередь вытащил бы тебя, а не его. Нельзя было допустить, чтобы в плену погас тот огонь, что горит в твоей груди, тот, что дал множеству людей надежду.        — Но и не стоило позволять, чтобы такой человек, как он, пострадал! — воскликнула Китнисс. — Пит слишком хороший, чтобы терпеть те ужасные вещи, что с ним, скорее всего, творят в Капитолии. Он такой… правильный. Не то, что я…        — Неправильная, — подсказал Хеймитч, и девушка невольно улыбнулась.        — Я порой немного удивляюсь, как тот смог выжить на Играх, — признался мужчина. — При своей-то положительности. Мы с тобой больше похожи на победителей. Оба немного ненормальные.        — Полностью свихнувшиеся, — с усмешкой подтвердила Китнисс.        — Но это не мешало людям сделать тебя символом восстания и полюбить, — вымолвил он. — На самом деле ты замечательный человек.        — Надо же, а мне иногда казалось, что ты ненавидишь меня, — съязвила та.        — Бывает моментами, — кивнул Хеймитч и улыбнулся. Девушка не удержалась от того, чтобы снова улыбнуться ему. А затем Китнисс сделала несколько шагов вперёд и обняла его, уткнувшись носом в широкую грудь, ощущая ответные объятия. Она только сейчас поняла, как ей не хватало этого ощущения надёжности, тепла его тела… Приподняв голову, Эвердин встретила взгляд мужчины, наполненный такой несвойственной ему нежностью, а потом скользнула взором по его губам, чей вкус уже был ей знаком. Девушка чуть подалась вперёд, но крик Гейла, искавшего её, заставил их отпрянуть друг от друга.        Спустя некоторое время Пита Мелларка освободили из плена вместе с Джоанной Мэйсон и Энобарией. Китнисс была подавлена, узнав, что после промывки мозгов в Капитолии друг ненавидит её. Но постепенно они снова стали общаться, хоть это и давалось им с некоторым трудом. Слишком много негативной информации о Китнисс вложили в голову парню.        — Мне показывали кадры, где ты целовала меня на Играх, — как-то сообщил он. — И после, когда ты притворялась, что влюблена в меня. А ещё я видел, как ты целовала Гейла. Хоть с одним из нас ты не фальшивила?        Этот вопрос заставил Китнисс задуматься. И лёжа в постели, девушка продолжала прокручивать его в мыслях. Рядом с Питом Эвердин играла, чтобы выжить. К Гейлу та испытывала лишь дружеские чувства с толикой жалости из-за того, что не может разделить его любовь. Даже пьяный поцелуй с Хеймитчем был гораздо искренней. С ним Китнисс не притворялась. Вновь в памяти всплыли его сильные руки, от которых будто исходил жар, губы, ласкающие её уста. И тот момент, когда она чуть не поцеловала его опять.        Та сама не заметила, как её эмоции перестали напоминать те, что должен испытывать бывший трибут рядом со своим ментором. Уважение, привязанность — это нормально. Но не почти физическая потребность постоянно быть рядом, пусть и прячась порой за маской неприязни, не ощущение защиты лишь в его объятиях, не желание, сладко тянущее внизу живота.        Осознав это, Китнисс начала избегать Хеймитча. Она была вынуждена периодически видеться с ним, но, по крайней мере, старалась не сталкиваться глазами. Ей казалось, что иначе тот поймёт всё, о чём она думает бессонными ночами, ворочаясь в кровати, и днём, исподтишка наблюдая за ним и тут же отворачиваясь, когда Эбернети смотрел в её сторону.        Лишь однажды девушка не сдержалась. Когда она вместе с другими повстанцами отправилась в Капитолий, то напоследок кинула прощальный взгляд на Хеймитча. Возможно, ей суждено погибнуть, но Китнисс хотелось запечатлеть в памяти его образ. Тот, неотрывно глядя на неё, ободряюще кивнул. И почему-то она подумала, что всё-таки обязательно выживет в который раз.        Так и случилось. Китнисс вернулась, только израненная, обожжённая, надломленная. На теле почти не осталось живого места, но его можно было исцелить. Другое дело — душа. После гибели Прим, её горячо любимой сестрёнки, в сердце словно образовался уголок, зияющий пустотой, который ничем нельзя было наполнить. Хотелось кричать во весь голос, но не имелось сил.        Большую часть времени Китнисс находилась под морфлингом. Один раз, придя ненадолго в сознание, та увидела Хеймитча, сидящего на стуле рядом с её больничной койкой. Или, может, он ей пригрезился сквозь дурман? Заметив, что девушка очнулась, мужчина наклонился к ней и прошептал:        — Всё образуется. Мы победили. Больше не надо притворяться.        И её сознание снова заволокло туманом…        «Всё образуется». Эти слова Хеймитча поддерживали её, когда Эвердин пыталась восстановиться физически и морально, когда готовилась к казни теперь уже бывшего президента Сноу, когда ожидала приговор, убив Койн. И когда вернулась в то, что осталось от Дистрикта-12.        Первый день девушка осваивалась в доме, в котором ей предстояло отныне жить. А на второй пошла к Хеймитчу.        Тот встретил её на удивление трезвым, будто специально ждал.        — А где же бутылки? — чуть удивлённо огляделась Китнисс.        — Не успел разбросать перед твоим приходом, — ухмыльнулся он. Но усмешка быстро исчезла с его губ. Мужчина смотрел на гостью будто ожидающе. И ему было, чего ждать.        — Я пришла поблагодарить, — наконец произнесла Китнисс после минутного молчания. — За всё, что ты сделал.        — Не стоит, солнышко, — ответил Хеймитч.        — Нет, стоит, — с нажимом возразила та. — В том числе за твои слова, когда ты сказал, что всё образуется. Не представляю, чтобы я делала без этой надежды.        — Я такое говорил? — промолвил он.        — Но тогда… Когда я лежала в лечебнице после нашей победы… — Неужели примерещилось из-за морфлинга?        — А, точно, — вспомнил мужчина. — Не думал, что мои слова так много для тебя значат.        — Ты сказал ещё кое-что в тот раз, — выпалила Китнисс. — Больше не надо притворяться.        Она глубоко вдохнула. Быстро сократила расстояние между собой и мужчиной, не давая себе времени на то, чтобы передумать. И поцеловала его. Тот замер на несколько секунд, но ответил. Как-то по особенному осторожно и трепетно, что не было похоже на их предыдущий поцелуй. Его руки обвили её талию, притягивая ближе податливое тело, по которому разливалось приятное тепло. Впервые за долгое время Китнисс по-настоящему ощутила себя в безопасности и даже, как ни странно, счастливой. И когда Хеймитч отпустил её, девушка, глядя на его лёгкую полуулыбку и глаза, полные заботы и нежности, поняла: теперь всё точно будет в порядке.