Вино до заката.

      Одним сентябрьским утром Грантэр возвращался с площади Сен-Мишель через улицу Гре, где ему ничего иного не оставалось, кроме как завернуть в "Мюзен".       Он собирался незаметно прокрасться в кафе, выпросить у какой-нибудь судомойки ключ от шкафа с портвейном и залечить свои душевные раны к следующему собранию. Потому что его утонувший в вине разум помнил, как прошлым вечером его с позором выгнали из крошечного, но такого родного Друзьям Азбуки обиталища. В частности, это Анжольрас выгнал его, в частности, за пьянство, кувырком в темноту дурманившей ночи.       Теперь Грантэру всё труднее становилось завоевать хотя бы толику доверия у Друзей Азбуки, но Эр был привязан к ним; он был зависим от этого политически направленного кружка, в разговорах которого он решительно ничего не смыслил. Неизвестно, что именно тянуло его туда, словно в мрачную бездну, полную высоких идей, но затерявшихся в своём количестве. Неизвестно, что именно. Известно лишь кто.       Юноша притаился на лестнице, успокаивая сбившееся от быстрой ходьбы дыхание. Он уже забыл о своём намерении. Мысли его плавились в тягучей патоке, что окутывала его душу, в то время, пока он наблюдал за своей мечтой.       Грантэр не надеялся встретить Анжольраса. Сказать честнее, он надеялся не встретить его ни на своём жизненном пути, ни на сегодняшнем, чрезвычайно важном, пути от дома до кафе. Однако судьба распоряжалась Эром, как хотела. И, если судьба имела женскую природу, то ему поистине не повезло. И сегодня ему выпал шанс полюбоваться Аполлоном через щель между лестничными балками. Грантэр не видел его выражения лица со спины и мог лишь предполагать сдвинутые в раздумьях брови, чуть сморщенный нос и поджатые губы. Он на долгое время трепетно замер.       Анжольрас вскоре оставил свое занятие и с гулким отзвуком прошелся по дощатому полу. Он раздраженно вздохнул и сказал: - Вылезай. Грантэр от неожиданности кубарем покатился по лестнице, потому что ботинок соскользнул со ступени. - Какой из тебя революционер после этого? – повторно вздохнул Анжольрас и скрестил руки на груди. Вчерашний пьяница выдавил из себя протяжное «Ааа», и лидер лишь качнул головой. Он направился к выходу. - Аанжольрас, - сумел преобразовать Грантэр, - давай поговорим. Аполло приподнял брови. Тем временем Эр уже встал и для вида отряхнул панталоны от пыли, а затем приблизился к собеседнику. Тот нервно окинул его взглядом. - Вдвоём? – он немного подумал и спохватился. – Нет, Грантэр. Ты же знаешь, что революция требует большего количества людей. Целого народа. И мы нуждаемся в этом даже сильнее, чем можем себе представить. - А ты подумал, нужны ли мы революции? – скептик медленно склонил голову. - Я сказал – народ. Грантэр хохотнул: - А ему-то на кой мы сдались? Народ не знает о нас. Никто не знает, что мы шныряем среди этого хлама на баррикадах. Мы теряемся в твоей революции, Аполлон. Анжольрас поморщился от приторного обращения и ответил с легким смятением: - Мы значимы. По-твоему, следует раздавать беднякам вино на улицах, чтобы они стали разбойниками? - Нет. Но вино – это удовольствие. Народ его жаждет. Как и мы, Анжольрас, - Эр мягко улыбнулся и очертил взглядом его светлые кудри. – Вино, развлечения… и любовь. - Ты перечисляешь пороки, - прошептал лидер. - Я согласен, что любовь очень жестока, но разве она заслуживает того, чтобы прозваться пороком? Грантэр, опьяненный похмельем и видом Анжольраса, не спавший вторую ночь подряд, безразличный ко всему, и, наконец, отъявленный скептик – он побеждал в этом споре. Он задрожал от осознания своей маленькой власти. Обошёл кругом своего Аполлона, безжалостно уменьшив расстояние между ними. Блондин повёл плечом, и одного его движения – в большей степени нейтрального, чем враждебного – хватило, чтобы Грантэр испуганно отпрянул назад. Он выждал пару мгновений, а затем произнес, мечтательно, говоря уже будто с самим собой: - А сегодня, кажется, день, когда пьют вино до заката, - он взвесил в руке бутылку. – Такой праздник и всего-то раз в шесть лет. Анжольрас угрюмо опустил глаза и твердо произнес: - Я не буду пить с тобой. Лидер не принял роль проигравшего перед Грантэром, хотя уже давно к ней привык, выступая на митингах среди уличной толпы. Он ушёл.

***

      Тем же вечером было назначено тайное чрезвычайное собрание. И для многих осталось загадкой, действительно ли Анжольрас собирался произнести новую, но такую привычную пламенную речь, или же его терзало неожиданное беспокойство за Грантэра.       Баорель пришёл несколько раньше, потому что как раз возвращался с Вожирар, где случайно устроил потасовку. Впечатленный таковыми событиями, он гордо вошёл в «Мюзен». Из его сознания ещё не изгладилось недавняя драка, так что, когда революционер увидел в углу Грантэра, свистящего или постанывающего, в рубашке с подозрительными красными пятнами, запрокинувшего голову, Баорель перепугался. - Грантэр! Очнись, друг! Что с тобой? Это кровь? – кинулся он тормошить пьяницу. - Жоли! – гаркнул Баорель едва ли не в ухо Грантэру, от чего тот невольно пробудился. – Тащи сюда свою задницу! Но в дверном проёме спустя секунду возник не Жоли, а чужая блондинистая шевелюра. - Анжольрас! – воззвал к нему Баорель. – Он ранен. Лидер Друзей Азбуки кинул безразличный взгляд на Грантэра, корчившегося на полу. - Не беспокойся, - с усмешкой произнес он. – Просто наш Эр решил следовать традициям. И если он ранен, то только в голову. Давно и беспросветно. Кто, скажи мне, мысля здраво, выдумает пить вино до самого заката? - Так он пьян, - разочарованно выдохнул Баорель, скучавший по активным действиям, когда вокруг него единым строем шли только дебаты. - При том, - добавил Курфейрак, явившийся неизвестно откуда, - солнце ещё не село, а Грантэр уже вдребезги.       Сам герой, о котором шла речь, помалу трезвел и ошалело слушал три разных голоса, раздававшихся чересчур громко и со всех сторон. Он старался выглядеть достойнее, опирался о стену, но поминутно съезжал вниз; он хватался за бутылку, уподобляя её якорю; он силой мысли пытался выветрить алкоголь, чтобы Анжольрас и другие, которые интересовали его меньше, не множились в глазах.       А Анжольрас в то время пристально за ним наблюдал. Он вздохнул и поджал губы, а затем милосердно протянул Грантэру руку. - Надо увести его отсюда, - сообщил он друзьям Азбуки, что сошлись в «Мюзене» уже почти полным составом. – Иначе он помешает собранию. Многие понимающе кивнули. Анжольрас перекинул руку Грантэра через плечо и вскоре они оказались в подворотне, ведущей к дому последнего. - Что? Доберешься один? – осведомился лидер. Грантэр прислонился к холодной и влажной стене, в одной руке всё ещё держа бутылку с вином, и преисполнился к Анжольрасу необъяснимой благодарности. Его образ смешался в бесконтрольном сознании с образом греческого бога красоты и даже светился в затуманенном взоре Грантэра. Он положил руку на плечо мифического Аполлона, затем переместил ладонь к шее, и пальцами чуть запутался в светлых кудрях. Со рваным вздохом брюнет притянул к себе Анжольраса и коснулся губами его губ.       Анжольрас почувствовал приятный привкус винограда, уже не несущий в себе алкоголя, и непроизвольно, идя на поводу у своих ощущений, дотронулся языком до нижней губы Грантэра. Тот мгновенно отпрянул, и в его расширенных зрачках исчезло опьянение. - Ты хорошо умеешь побеждать в спорах, - сказал Анжольрас с серьезным лицом. – Я иногда даже теряюсь. Эр недоумевал и лишь нервно подергивал плечами, стоя напротив своего, казалось бы, неприкосновенного и недоступного, далекого идеала. И вот, грязная подворотня, солнце, что ещё не скрылось за горизонтом, и короткий глупый поцелуй. - Видишь, - вздохнул Грантэр. – Быть ближе к народу совсем не сложно. Даже мгновение, подарившее ему Анжольраса, не могло пролить свет в его душе более чем на пару минут. Тучи скепсиса и пессимизма сгущались под влиянием разума, и Грантэр не думал, что отношения между ним и его лидером как-то изменятся из-за капли романтики, растопившей и лед, и мрамор.       Грантэр протянул Анжольрасу бутылку.       Тот чуть усмехнулся, и осторожно отпил невесомый глоток. - Едва ли ты встанешь на одну ступень с народом, - произнес он. Эр не понял, какой оттенок имеет эта оценка. Он считал, что если находиться наравне с Анжольрасом и его обожаемым народом – это чересчур большая роскошь для него, то он не отказался бы и от места где-нибудь снизу. Он предпочитал обыденность той высоте, с которой он боялся упасть и разбиться, при условии, что он до сих пор цел. - Кто же я тогда? – спокойно спросил Грантэр, глядя в лазоревые глаза напротив. - Последний пункт, - улыбнулись эти глаза, преображая сосредоточенное лицо своего обладателя. «Любовь?» - мелькнула мысль. Скептик почувствовал ответ Анжольраса на каком-то неестественном уровне, вроде слабой дрожи в груди, а затем и во всём теле. Эр знал, что Анжольрас никогда не скажет такое вслух. И вряд ли кто-либо сумеет передать их чувство через слова, не морщась от бесполезности звуков. - Как я понял, вино распивают до заката, - задумчиво проговорил Анжольрас, оглядываясь на ярко-рыжее солнце, лучи которого не проскользнули в темноту и сырость парижской подворотни. – А что отмечают до рассвета? Глаза Грантэра довольно пугающе сверкнули во мраке. - Завтра… - заикнулся он. - Завтра? – подбодрил его блондин. - Завтра день, когда мы можем… Однако, не дав ему договорить, из кафе показался Курфейрак, вопрошая: - Анжольрас! Нам всё ещё нельзя расходиться? Оставь ты уже беднягу, ты не представляешь, каково его похмелье! Юноша качнул головой и встретился взглядом с Грантэром, вынудив того почти счастливо выдохнуть. - Иди, - нарочито громко сказал лидер и отстранил пьяницу от стены. Затем он повернулся спиной к Курфейраку и кафе, подталкивая Грантэра, и легко коснулся губами его верхней губы, вновь ощутив манящий привкус винограда. - Да, Курфейрак, я уже иду. Скажи Комбеферу… - Анжольрас не был бы самим собой, если бы забывал о свободе и равенстве, но ничто не мешало любви занимать его мысли вместе с братством.       А Грантэр шагал на ватных ногах к своему дому. Он с ужасом неизвестности и сладким предвкушением ожидал завтрашнего дня. Он выдумал все эти праздники, о которых поведал Анжольрасу. Однако завтра был день, когда Грантэр не без одной веской причины передумал пить.