Снова полночь

Снова полночь. Снова это проклятое место. Ненавижу его. Четыре ступени. Бесшумно раздвинувшиеся двери. Огромный, безликий и пустой холл. Ненавижу. До боли, до криков, жутко. Здесь все пропитано людским горем и страданиями. Ненавижу эти ослепительно-белые стены, тошнотворный запах дезинфектантов, неживые растения и банкетки, обитые искусственной кожей. Прохожу мимо стойки регистрации. За ней на маленьком неудобном стульчике сидит молодая девушка в сиреневом коротеньком халатике и мирно спит, слегка приоткрыв ярко-розовые губы. Соблазнительная картина… Вот только не для меня. Я ведь полжизни схожу с ума по одной эгоистичной сволочи. А в течение другой половины ненавижу Центральную больницу Конохи, уж больно часто я с ней контактирую. Направляюсь к лестнице. Подъем в шесть лестничных пролетов. Толкаю двойные двери. Едва освещенный длинный коридор. Ровно тринадцать шагов, чертова дюжина шагов, отделяет меня от него… Ненавижу это место! Разнес бы здесь все к чертям, сровнял с землей, чтобы духу даже не осталось! Вот и Лис настороженно притих, будто приготовившись… Нет, не сегодня. Никогда, пока он здесь. Медленно подхожу к окну его палаты. Прислоняюсь пылающим лбом к стеклу и напряженно вглядываюсь в него. Жив. Все еще дышит, пусть с помощью всей этой аппаратуры, издающей противные до дрожи звуки, но… я готов благословлять их, ведь они доказывают, что он все еще жив. Черные, чуть более, чем нужно, отросшие локоны почему-то разметались по подушке, лицо как всегда бледное, холодное и прекрасное, изящные руки сложены поверх одеяла, и поза такая спокойная, полная достоинства. Набираюсь сил. Медленно захожу. Не выдерживаю, заговариваю вслух, снова горько обвиняю, но что ж поделать, я своей болью могу поделиться только с ним: - Сволочь надменная, ну и где теперь все твое презрение, твои гребанные угрозы и клятвы?! Ты уничтожил только себя самого, с этой твоей жаждой Силы и Мести! И меня заодно… не пожалел. – Присаживаюсь аккуратно на краешек постели, несмело провожу самыми кончиками пальцев по его чуть теплой щеке. – Знаешь, я ведь исполнил свою мечту. Тсунаде-баа-чан сперла на меня чуть не все свои обязанности, потому и прихожу к тебе только после полуночи. Это тяжело – быть Хокаге, – не думал, что настолько… Я устаю, но ты не бойся, я буду приходить и дальше, даже если… В общем, буду, обещаю! А ты знаешь, я всегда держу обещания – это мой путь ниндзя! И как всегда… Ненадолго замолчать, обдумывая, что бы еще такого рассказать этому теме. Знаю, прозвучит по-дурацки, но мне хочется рассказывать ему только о самом важном, чтобы он потом, когда проснется, не заявил мне, как прежде, что я придурок и болтун. Я знаю, просто знаю, что он обязательно проснется, поэтому и беспокоюсь. Его мнение все так же мне не безразлично. - А Сакура замуж собралась, за Сая, да… Я вот тоже подумываю, а не завести ли мне девушку. Ты-то все равно, даже придя в себя, на меня и не взглянешь. А одиночество, говорят, плохо влияет на психику, а я ведь всегда был один. Скажешь, что у меня мозгов, отродясь, не было? Может, и были, откуда тебе знать, ты же меня совсем не знаешь – настоящего меня… Для которого один твой взгляд стоил целого мира… И снова нежно прикоснуться к его щеке – гладкая, такая безупречная кожа. И сердце мое вновь щемит от тоски. - Проклятый Учиха, ну почему ты всегда настолько нечеловечески прекрасен? Почему среди всех мое сердце выбрало именно тебя? Объясни мне, гений, почему, даже несмотря на твой сволочной характер и совершенно сумасшедшие поступки, я продолжаю любить тебя, прощая все? Почему… Я не плакал с тех пор, как Тсунаде сообщила мне, что он в глубокой коме, и шансов выхода из нее у него не более одного на миллион. Но сегодня… - Ты лежишь здесь уже ровно полгода… А я… Я привык жить без тебя, когда ты был где угодно, но не рядом со мной – это была довольно сносная жизнь. У меня ведь еще оставались друзья, тренировки, миссии, мечта вернуть тебя домой… Но сейчас, когда ты одновременно так близко и так далеко, что не добраться и через тысячу лет… Это невыносимо, каждый раз приходить сюда с робкой надеждой, что вот сегодня, прямо сейчас, ты, наконец, откроешь свои невозможно-темные глаза и ехидно протянешь – добе… Я так давно не ловил взгляд твоих глаз и не слышал бархатного голоса, что согласен прочесть в них даже твою извечную ненависть и презрение и безропотно выслушать любую брань, лишь бы ты только взглянул на меня, как прежде! Но каждый раз ты остаешься все таким же неподвижным и безмолвным, и каждый раз, чувствуя, как эта надежда, разбиваясь вдребезги, ранит мне душу, я мечтаю, как завтра не приду!!! Отдохну хоть один-единственный день… Сжать его безвольную ладонь в своей и благоговейно припасть к ней губами, орошая едкими слезами, и продолжить, глотая надрывные всхлипы: - Но я живу лишь этими ночными посещениями, и это проблема… Я стал похож на наркомана – вдали от тебя меня скручивает столь невыносимая ломка, что я забываю, как дышать, и успокаивает меня только мысль, что в полночь я вновь переступлю порог этой палаты… несмотря ни на что… и ты будешь здесь. Обнять его крепко-крепко, как не осмеливался прежде, и выдохнуть еле слышно: - Я так люблю тебя, Саске. – И лежать так долго-долго, слушая ровный стук его сердца – мой самый любимый звук на свете. Вот так бы и уснуть с ним рядом… Да только Сакура уже совсем скоро заглянет. Не хочу, чтобы она застала меня в таком разобранном состоянии. Для всех я все тот же Солнечный Баламут… Кого волнует, что на самом деле я мертв? Поднять на него все еще затуманенный слезами взгляд и хрипло попросить, молитвенно сложив свои ладони, поверх его: - Ты же слышишь меня, возвращайся… я жду… Я только и делаю, что жду тебя все время – от Орочимару, от Мадары, из этого забытья… Не будь жестоким, Саске, не уходи туда насовсем. Я ведь остался здесь, а мне без тебя никак! Ты же помнишь, я говорил тебе, мы будем жить или покинем этот мир только вместе… Я так устал ждать тебя, Саске! У меня больше нет сил… Нестерпимо хочется поцеловать его в губы, но нельзя, ведь на нем кислородная маска. Черт, как же сильно я люблю эту сволочь, а он даже в таком положении умудряется мучить меня… Садист. - Что ж, вот и утро, Саске… На прощание запустить пальцы в иссиня-черный шелк его волос, откинуть пряди со лба и запечатлеть на нем легкий поцелуй: - До завтра, любовь моя. На пороге не выдержать… и еще раз обернуться… но, нет, чуда опять не произошло… И наконец, снова, как вчера, позавчера и во все прошлые посещения, заключить: - Знаешь, ты только живи… хоть так… я не смогу совсем без тебя, Саске. Снова новый день. А жизнь осталась там, за больничными дверьми. И я снова мертв, вплоть до полуночи… Нашей полуночи…