Нет твоей вины

      Стайлзу было плохо.       Так хреново, как может быть человеку, который последнее время смотрел на себя, словно со стороны.       — Ты хоть знаешь, где он вообще лазил? По каким помойкам и местам таскал мое тело? — крича на своего когда-то-друга Скотта, он сжимал кулаки, пытаясь заглушить ту истерику, которая грозила вот-вот вырваться наружу.       Чертов Скотт кивал головой и смотрел на Стайлза чертовым сочувствующим взглядом. Таким, каким смотрят на бездомных собачек, которых и убить рука не поднимается, и домой забрать нельзя.       За одно только это хотелось выколоть когда-то-другу Скотту глаза.       И да, это пугало просто до одури.       В Стайлзе появилось то, чего сроду не было.       И снилось ему такое, от чего утром он, едва открыв глаза, бежал в ванную, нагибаясь над раковиной или унитазом.       Агрессия.       В нем было в избытке энергии и жизни, желания защитить всех и вся, эмоций от разбитого Лидией сердца и радости от, наконец-таки, случившегося секса.       Но агрессии не было никогда.       Такой жуткой неконтролируемой ярости, которая грозится вывернуть его наизнанку.       Которая выливается в разбитые о стены комнаты костяшки и закушенную до крови губу, чтобы отец, вернувшийся с дежурства, не услышал стонов, вперемешку с хрипами.       Стайлз и подумать не мог, что когда-нибудь сможет издавать такие звуки.       Бешеная лисица вынула из него все то, что обычные люди стараются прятать, годами оттачивая воспитание и умение держать себя в руках.       Ну, а те, кому это не удается, ложатся в психушку.       Или становятся маньяками, выпуская весь этот ужас наружу.       Ни то, ни другое, Стайлза не устраивало.       Да и дурдом уже проходили, знаем.       Он гулял ночами, пытаясь заглушить ту боль, которая билась внутри него. Он бы, пожалуй, продал дьяволу душу, если бы знал, куда нужно прийти.       Если в его мире есть оборотни и бешеные лисицы, почему бы не быть демонам?       Где справедливость, вашу мать?       Наушник зашипел и заглох.       Стайлз вытащил белый кругляш из уха и потеребил проводок. Тщетно.       Даже наушники против него.       Слушать только один — разболится голова. А добавлять ко всему букету таблеток, которые он принимает сейчас, еще и от головной боли — убить иммунитет. Стайлзу казалось, что он скоро превратится в одну большую таблетку. Белую и круглую. И тупую.       Было бы прекрасно.       Стайлз остановился и посмотрел на темнеющий между деревьями дом.       Какого он вообще пришел сюда?       Наверное, Дерек был единственным, кто ни разу не навестил его в больнице.       Не пришел в гости.       Не принес апельсинов.       И не смотрел на него этим уродским жалостливым взглядом.       Ступени скрипнули под ногами, заставляя задержаться перед дверью.       Но Стайлз все равно вошел, ведь волк уже наверняка знал, что он здесь.       — Привет, злое темное чудовище, — в пустоту дома проговорил подросток.       Внезапно ему показалось, что тут и правда никого нет. На глаза почему-то набежали злые слезы. Самым ужасным сейчас было бы остаться действительно единственным человеком или вообще живым существом в наполовину сгоревшем доме.       — Ты вообще не приходишь, волчара. А у нас еще есть дела, ты ведь знаешь, — усмехнувшись, Стайлз прошел через большой холл, переступая ногами в разношенных кедах через особенно большие кучки мусора и пыли, — и вообще…       Что «вообще», парень не успел договорить.       Его макушку обожгло дыхание, заставляя вздрогнуть и резко обернуться.       Блеснувшие в полумраке глаза словно резанули по живому, и Стайлз попятился, тут же спотыкаясь и падая на задницу.       — Ты ужасная катастрофа, Стилински, — вздохнул Хейл, протягивая сидящему на пыльном полу подростку руку, будто подобный визит был для него нормой жизни.       — Пошел ты, — приняв помощь, Стайлз встал и посмотрел на Дерека, — как ты?       Темные брови приподнялись, показывая, что оборотень удивлен.       Впрочем, брови Дерека всегда выражали больше, чем он мог сказать.       — Как я? — повторил он вопрос, странно поведя носом около уха парнишки, — жрать хочу. А как ты?       У Стайлза по позвоночнику пробежали мурашки. Дерек никогда себя так не вел, ничего подобного не делал и подходил близко только тогда, когда хотел долбануть говорливого Стилински обо что-нибудь.       — Я хреново, чувак, — почему-то в этот момент подросток понял, что можно больше не врать. При Дереке, который априори был сильнее, не надо выделываться и строить из себя супермэна, которому плевать на то, что его тело юзала какая-то убалбешенная лиса.       Потому что подросток с СДВГ ни хрена не был суперменом. Он был обычным Стайлзом, «собирающим» лбом косяки и падающим на пороге школы потому, что развязался шнурок.       У него была любимая красная толстовка и мечты о девушках и сексе.       И ни хрена Стайлз не хотел знакомиться с оборотнями, спасаться в бассейне от озверевшей канимы, или бегать за друзьями, будучи одержимым.       Внезапно он всхлипнул. Громко, с долгим выдохом.       Так, что задрожали руки, которыми он почему-то цеплялся за футболку Хейла.       Того самого Дерека, который, кажется, ненавидел его больше, чем всех остальных.       Самую чуточку.       А еще Стайлз понял, что все эти слова он говорил вслух, а оборотень слушал. И если бы не человеческие уши, то можно было бы поклясться, что они бы подергивались, будто ему и правда было интересно.       — Не бойся, Стилински, — вдруг сказал Хейл, — в том, что произошло, нет твоей вины.       Нет.       Твоей.       Вины.       Эти слова, которые сейчас словно ввинтились в мозги Стайлза, он много раз пытался сказать сам себе. Даже стоя перед зеркалом, он смотрел на свое отражение, на синяки под глазами и скулы, которые от пережитого стали еще острее и пытался убедить себя в этом.       Пытался изо всех сил — и ничего не выходило.       А сейчас он просто смотрел в красные глаза альфы и верил.       Вот так тупо и просто, видел все того же Хейла — но вместе с тем и другого. Сильного и волевого мужчину, который и безо всяких клише типа «вожак стаи» может убедить одним лишь правильно и вовремя сказанным словом.       Того, кому действительно хочется верить.       — Серьезно? Дерек, я понимаю, ты альфа и все дела, — начал тараторить Стайлз, но не потому, что был не согласен, а потому, что тишина, повисшая между ними, была странной. Да и Дерек не спешил отходить от Стилински или двинуть ему, как бывало раньше. Он все также смотрел своими красными глазами, практически не мигая, — но с чего ты взял, что…       На губы парня лег палец оборотня, заставляя замолчать.       — Я оставил тебе знаки, Стайлз. Не материальные, не те, которые можно увидеть. А те, которые можно только ощутить. Ты бы не пришел сюда, если бы не осознал, что со мной тебе может стать легче.       Дерек замолчал.       А Стилински казалось, что это была самая длинная речь, обращенная именно к нему, за все их с Дереком знакомство.       Палец все так же касался его губ, и это было как-то странно приятно.       А потом палец переместился на скулу, слегка ее погладив, а губ коснулись губы Хейла.       Того самого оборотня, который бил его головой об руль.       Того самого Дерека, которого он боялся с самого первого дня, хоть и пытался это скрыть.       Того самого Хейла, который, один из всех, мог действительно его защитить.       Стайлз закрыл глаза и разомкнул губы, давая альфе поцеловать его нормально, так, как хотелось и так, как, черт возьми, было надо им обоим.       Сильные руки прижали его к телу Дерека и Стилински расслабился.       Первый раз за последние долгие дни он понял, что все кошмары могут идти к черту.       Потому что тут Дерек, и он не позволит ни одной бешеной лисе приблизиться к Стилински на расстояние пушечного выстрела.       Дерека все еще бесил говорливый подросток.       А Стайлз все еще опасался оборотня.       Самую чуточку.