Куда уходит детство, или Так бывает

Кап. Кап… Кап. С грязного серого потолка капает вода. Кап. Кап. Этот звук неприятно отдаётся в ушах, потому что в помещении стоит гробовая тишина, прерываемая только этим громким «кап… кап». На полу множество осколков разбитого оконного стекла, на поверхности которых скопилась пыль. Не так давно это было… Просто сюда больше никто не заходит. Именно здесь больше никто не бывает. Бетонный пол покрыт серой грязью, смешавшейся с пылью и какими-то неизвестными веществами. Явно было бы небезопасно находиться здесь. Не приходите сюда. Здесь живут только мёртвые души. А они никогда не сменят место жительства. Им здесь очень нравилось быть при жизни, они старались проводить здесь как можно больше своего времени, отпущенного им. Кап. Кап… Бесконечно… Каждая из всех комнат в этом здании стала одинаковой, серой, грязной. Здесь было бы так легко потеряться, если бы кто-то пришёл сюда. Даже если поворачивать всё время, например, направо, всё равно можно было бы заблудиться в этом странном запутанном здании. Может быть… может быть, можно было бы потом выйти отсюда, ориентируясь по ярким потокам света, свободно проникающим в выбитые окна. Только очень быстро, почти сразу, как зашёл сюда: когда зашёл, они проникали с одной стороны, когда будешь выходить, следи, чтобы они проникали с той же стороны. Может, так… Но не ходи сюда. Не рискуй. Не играй с судьбой. В одну из таких комнат проникает свет утреннего солнца, почти полуденного. Ветер поднимает пыль с пола, и она медленно кружится в ярком потоке света, затмевая его. Почти в самом центре этой не такой уж большой комнаты висит девочка. Маленькая, худенькая. На самом деле она – почти девушка. Грязная потёртая верёвка плотно обхватывает её тонкую шею, оставляя вечную, не проходящую, красную отметину, сильно натирая тонкую, испорченную наркотиками кожу. Верёвка крепко привязана к ржавой, торчащей из потолка арматуре. Тонкие нити немного изорвались, но они ещё держат мёртвое тело над холодным бетонным полом. Девочка одета в короткое, белое, ставшее серым от времени и грязи платье, края ткани которого стали лохмотьями, отдалённо напоминающими бахрому. Ноги босые, грязные, безо всякого напряжения в мышцах свисающие вниз. В этом теле больше никогда не будет движения крови, биения сердца, жизни… Яркое солнце приятно слепит глаза, заставляя жмуриться, и глазки маленькой девочки горят от радости. Сегодня её день рождения… Сегодня её папа приехал к ней, чтобы поздравить любимую дочку и подарить ей что-то. Она улыбается, забыв обо всём, прыгает, крепко обнимает папу за шею, шепча ему, что очень скучала. Папа берёт её за руку, и они вместе, купив мороженого и сладкой ваты, идут в зоопарк. Она никогда не была там… Она обязательно запомнит этот день: день рождения, папа приехал, первый раз в зоопарке, зелёная листва, тёплое солнце… Иногда очень сильный порыв ветра совсем немного приводит в движение костлявое, тлеющее тело. Тогда серые кусочки ткани чуть развеваются на ветру. Кроме этого, здесь ничто не меняется. Под тонкой, мертвенно-бледной кожей довольно ярко проступают синие набухшие вены. По ним когда-то проходила кровь, несущая в себе живительный кислород, убивающий никотин, неизвестные химии наркотические вещества, заставляющие организм сгнивать заживо. Ещё одно чёртово утро, которое она проведёт в углу своей комнаты, тихо всхлипывая и не выходя отсюда. Она так не хочет, чтобы её мать-алкоголичка опять побила её до фиолетовых синяков и разбитой губы. Отца она не видела уже несколько лет. Совсем недавно она полностью осознала, что не нужна ему. Она не знает, где он, но какое это имеет значение? Как она и обещала, она прекрасно запомнила тот день: солнце, папа, мороженое… Сейчас же она всеми силами старается забыть его, но у неё не выходит. Каждая мелочь встаёт перед глазами, не желая исчезать. Яркие лучи в памяти больно жгут сердце, заставляя горькие слёзы литься по щекам. Как вернуть всё то, что было тогда? Куда уходит детство?.. Кап… Кап… Вода продолжает стекать с потолка, громко падая на пол каплями, оставляющими тёмные следы на бетоне. Широкий жёлтый солнечный луч падает на серое платьице и бледную тощую ножку, кожа которой начинает истончаться и подвергаться воздействию гнилостных бактерий и некоторых насекомых. Девочка идёт по тёмной улице, дрожа от страха и холода, поворачивает налево, в узкий переулок, видит свет в подвальном помещении старого дома и идёт туда, спускаясь по разбитой бетонной лестнице, слыша громкие голоса и смех. Однажды она видела, как парень, худой и смуглый, сидел здесь на земле, держа в руках шприц. Его пальцы дрожали, в глазах не было ничего, кроме тупого безразличия, но он просто не мог остановиться. Он ловко проколол кожу и ввёл содержимое шприца в вену, отбросив не нужную более вещицу в сторону. Лицо девочки бледное, неживое, глаза закрыты, голова опущена вниз. Длинные волосы, спадающие на плечи, сальные, неухоженные. Никто не смог бы с уверенностью сказать, сколько дней или месяцев провисел здесь этот труп. Девочка улыбается, смеётся. Впервые за долгие месяцы. Ей так хорошо, как ещё никогда не было. Да и не могло быть. Это счастье и приятное тепло в теле не естественные. Наркотики заменили ей всё: семью, мир, настоящие эмоции, себя… Но она не может отказаться от того, чего почти не было в её жизни, пусть здесь и сейчас это всё искусственное. Ей даже кто-то говорил, что это убьёт её, и однажды, в один прекрасный для неё день, она умрёт. Она знает об этом. Но отказаться невозможно. Никак. Веселье продолжается. Кап. Кап… Навечно. Ветер дует сильнее, играя серо-русыми прядями волос, едва заметно раскачивая мёртвое тело. Верёвка всё так же плотно обхватывает шею, натирая кожу. На ярком свету недостатки тела становятся заметнее и выглядят устрашающе. Она уже не смеётся. Она не чувствует того тепла и счастья, что чувствовала тогда, полтора года назад. Просто сейчас она не может без этих веществ. Ей не становится хорошо от них, но без них жить вообще невозможно. Сейчас она просто сидит с безразличным, пустым выражением лица и смотрит куда-то вперёд, в никуда. Кто знает, как она видит реальность? Может, ей всё кажется расплывчатым, а может, ей чудятся какие-то существа или вещи, которых на самом деле нет? Она забыла свою прежнюю жизнь. Она не знала, что наркотики постепенно стирают память. Она не смогла бы вернуться. Путь назад отрезан. Выбора нет. Но иногда, в очередном наркотическом сне перед её глазами проносятся образы солнца, мороженого, зоопарка, какого-то мужчины, улыбающегося ей… Что это? Это было? Или это её фантазия? Она не знает. Она уже ничего не знает и ничего не помнит. Растение. Просто растение, которое существует на земле и медленно убивает себя. Ветер проносится по комнатам, поднимая пыль с пола, заставляя её кружиться на свету, а затем возвращается на улицу сквозь выбитые окна. Солнце в очередной раз скрывается за облаком, пряча свои лучи, создавая тьму в комнате, где находится девочка. Это выглядит так, будто солнце сожалеет о том, что так случилось. Будто оно хотело бы исправить всё. И небо начинает плакать… Всё. Это конец. У неё больше нет ни денег, ни сил. Ничего. Она больше не может добывать наркотики. Последняя доза в её дрожащих, истончившихся руках. «Это всё…» - шепчет она, словно в бреду. «Жизнь кончилась…» Жизнь кончилась. Так быстро… В последний раз вдохнув «веселящий» порошок, она идёт через всё помещение, обыскивая каждый этаж, в поисках верёвки. Найдя её, она заходит в эту комнату, встаёт на стул, поставив на него книги или что-то такое, едва не падая с него, и пытается привязать верёвку к арматуре под потолком. Затем она делает петлю на другом её конце. И садится рядом, и ждёт… Так быстро. Серые холодные капли падают с неба на землю. Это действительно похоже на плач неба. Плач о ней. Плач обо всех мёртвых душах, умерших не своей смертью. Кап, кап… Воздух становится свежее. Он мгновенно проникает в лёгкие, будто бы обжигая их своим холодом. Всё больше и больше капель воды проникает в комнату через окна без стёкол. Дождь тоже закончится быстро. Всего несколько минут или часов, и небо перестанет плакать. Небо не может плакать вечно. А пока… Кап, кап, кап. Кап… Кап…