Любовь и Боль

Читор бился в путах, но не мог выбраться; вот же угораздило так попасться. Молодой мех сплюнул энергон: кто-то из предаконов хорошо заехал ему по лицевой – губы треснули, кажется, сломали пару дент. Энергон тек на грудную броню, он не мог ни остановить его, ни утереться – манипуляторы были крепко прикручены к стене. Тарантул бесшумно вошел в тюремный блок; он четко обозначил всем, что юнец – его, и того, кто подойдет, ждет немедленная деактивация. Скорпонок было хотел вставить что-то едкое, но наставленные дула пулемета заставили его заткнуться. Тарантул наблюдал за своей добычей: красивый, легкий, гибкий, но выносливый. Изящная альтформа гепарда подчеркивала взрывной характер владельца, его любовь к скорости. Зам Мегатрона любил таких и давно примеривался к юному максималу, хотел во всех смыслах узнать поближе. Теперь Читор в его манипуляторах и никуда не денется. Предакон вышел из тени, и Читор посмотрел на него с смесью отвращения, страха и злости. Тарантул втянул вентами атмосферу; да, как он любил этот запах энергона и чужого не остывшего после боя корпуса! Предакон убрал маску и обнажил нижнюю половину лицевой, в полутьме сверкнули выпирающие из-под губы клыки. Читор зарычал и сверкнул желтой оптикой. – Что, пришел поиздеваться над безоружным? – Все рычишь, маленький наглец – ничего, сейчас покричишь, - Тарантул подошел вплотную и, схватив максимала за подбородок, слизал энергон с его губ. Вкусно, но мало; предакон впился дентами в мягкий металл, он и терзал, и целовал рот забившегося Читора, смакуя легкий, насыщенный энергон. Тарантул отстранился, любуясь залитой энергоном лицевой. И он не зря выбрал именно этого максимала: ему больно, но он скалится, и пытается рычать, и дергается в путах… Обычно они быстро сдаются, ломаются, с ними неинтересно играть. Тарантул освободил Читора, юнец атаковал предакона, но тот ловко перехватил и прижал к себе, блокируя манипуляторы. Максимал начал грязно ругаться и шипеть. – Ну-ну, – Тарантул до хруста вывернул плечевые шарниры Читора, но вскрика боли не добился, что его порадовало, – такой красивый – и так ругаемся, – свободный манипулятор предакона сжал гладкое бедро Читора и провел выше, высекая искры. Максимал лязгнул дентами, застонал, но не только от боли. Коварный Тарантул воздействовал полями на разогнанную болевыми импульсами нейросеть. Противоречивые сигналы захлестнули процессор Читора. Гепард снова попытался высвободиться и саданул коленом в грудную секцию Тарантулу. Предакон хмыкнул и швырнул свою жертву на верстак, выворачивая бедро под немыслимым углом; шарнир не выдержал и затрещал, оборвалась тонкая проводка. – Я убью тебя, убью! – максимал тянулся выцарапать Тарантулу визор, но его снова зафиксировали, а острые денты Предакона клацнули у раскрывшихся магистралей бедра. Вибрирующий крик прорвал поглотители, и остальные предаконы – кто поморщился, кто предпочел исчезнуть с базы: слишком хорошо знали, что за тварь Тарантул, когда дает выход своим темным инстинктам. Тарантул рвал и пожирал мягкие части топливопровода, дергая шеей, он вырывал шланги, вгрызался в проводку. Как специалист по оружию он знал все свойства нейросети трансформеров всех типов. С его глоссы сыпались искры, поля его мощного корпуса давно подавили поля Читора и меняли его диапазон. Максимал бился, сыпал проклятьями и стонал: было больно и шлаково хорошо – неизвестно, чего больше. Серво превратилось в куски брони, висящие на кусках тяжей, Читор перестал его чувствовать: Тарантул знал свое дело и заблокировал место разрыва нейросети – игрушка должна быть в сознании. Предакон не обращал внимание на собственную броню, которою юнец все-таки повредил своими когтями. Читор оказался гибким, и поток противоречащих сигналов заставлял его выгибаться и принимать немыслимые позы. – Мой красивый, – Тарантул склонился над обессилевшим от потери энергона Читором. Предакон был сыт, и животные инстинкты чуть поутихли. Темные манипуляторы скользили по гладкой броне и опустились к паховой пластине. Тарантул легко снял ее с креплений и блеснул визором: он добился чего хотел – добыча под ним лежала покорная и разогретая. – Нет, – прохрипел Читор, он оперся на локти, но манипуляторы подломились; максимал не боялся Тарантула – пусть эта тварь его сожрет, но унижать себя он не позволит. – Да, – выдохнул Тарантул ему на аудио, – я так тебя люблю, что не смогу остановиться. Предакон выпустил когти и начал срывать детали альтформы с Читора… такой хрупкий, вкусный. Убрать эти пластины – и он станет еще желаннее, а эти сорванные крики… для Тарантула нет лучше звуков – значит, возлюбленная жертва чувствует его силу, его жажду. Читор хрипел, омыватель тек по щекам: стыд, вина, боль и удовольствие смешались. Обнажив протоформу, предакон почти нежно целовал его и обрабатывал пальцами приемную систему. Читор желал оффлайна, но Тарантул держал его на грани. Предакон страстно вылизывал энергон с корпуса, денты рвали мелкие магистрали, но он не стремился больше так травмировать партнера. Паук раскрыл свою паховую броню и, придержав жертве серво, вошел в узкий порт, довольно застонав, но ослабший Читор не мог отвечать – это Тарантула не устраивало. Энергокабели ткнулись в раскрытые порты, сорвав новый крик, а заправочные шланги пришлось проталкивать в шлюз вручную, подхватив под спину и выгибая, чтобы шланги прошли в баки. Энергон под давлением хлынул в баки и разошелся по корпусу, Тарантул успел его перегнать, и теперь для Читора тяжелое топливо было подобно наркотику. Он снова начал сопротивляться, целым серво он пытался оттолкнуть насильника. Тарантул, недолго думая, вбил когти в шарнир и рванул на себя проводку, лишая питания гидравлику. Читор кусал его и драл когтями спину, а предакон вколачивал его в платформу, срывая стоны. – Ненавижу, – просипел максимал. – А я люблю, люблю больше всего, – Тарантул убрал пальцы из серво и протолкнул их в истерзанный рот. Перезагрузка для одного была яркой: перегретая нейросеть партнера дала мощнейший откат. Для Читора это было облегчением – за несколько кликов до отключения он почувствовал только чистый кайф и приятный жар берущего его предакона. Тарантул включился первым и отсоединился. Он взял на манипуляторы корпус возлюбленной жертвы и принялся укачивать, шепча о любви, и просил понять, что боль – она нужна, что будет хорошо… После он ремонтировал Читора; серво заменила странная конструкция, имевшая орудийные выводы. Максимала сломить не удалось, он по-прежнему обещал убить, но под черными манипуляторами превращался в послушного партнера. Читор боялся себе признаться, что без Тарантула, его странных ласк, соединявших боль и кайф, он теперь не сможет жить. Его ломали и чинили, навешивая немыслимые апгрейды, создавая смертельную красоту – идеал живого оружия. Тарантул любил его и знал, что его любят в ответ точно так же – когда-нибудь один убьет другого; это будет апогей их страсти, наполненный влюбленным шепотом и предсмертными криками.