Посмотри на меня

— Почему ты все время носишь шляпу? — Череп подходит вплотную и поднимает лицо Ведьмы за подбородок, но широкие поля скрывают от него взгляд черных глаз даже в таком положении. — Не хочу, чтобы на меня смотрели, — тихо отзывается Ведьма, чуть улыбаясь. Черепу видно, как дрожат уголки искусанных губ. — Почему? — он проводит большим пальцем по кромке, склоняя голову к плечу. — Говорят, я могу наслать проклятие, если посмотрю в глаза. Разве ты не знаешь? — Знаю, — Череп привычным движением снимает шляпу, выпуская на свободу тяжелые черные пряди, ложащиеся змеями на плечи. Ведьма жмурится. — Посмотри на меня. — Не боишься, что окажешься под властью колдовства? — она подается вперед и, прежде чем выполнить просьбу, закрывает глаза Черепа ладонями. — Я давно околдован, так что больше не боюсь ничего, — обняв Ведьму, он улыбается тепло и искренне, а после, снова принимая правила ее игры, тянется за поцелуем. — Ведьму сжечь! — Мавр в одеяниях верховного инквизитора отдает приказ хладнокровно, как, впрочем, и всегда. По выражению его лица невозможно понять, испытывает ли он хоть что-нибудь в этот момент. Ведьма смотрит на него в упор, словно желая напоследок проклясть своего мучителя, но тот лишь отмахивается, а в следующее мгновение разгорается пламя. Никто не подливает масла, никто не подходит с факелом, огонь вспыхивает сам собой и, не тратя время на древесину, подбирается к плоти. Оранжевые языки лижут ступни и икры, сначала почти нежно согревая, а потом безжалостно впиваются невидимыми зубами, вгрызаясь, обжигая. Ноги покрываются уродливыми волдырями, вздувающимися и резко лопающимися, обнажающими мышцы, за которые огонь принимается с утроенной силой, словно голодный хищник, добравшийся до самого вкусного. Спасительной смерти от удушения угарным газом не приходит, и Ведьма вынуждена переносить пытку в сознании. Ей больно, чертовски больно, она кричит, запрокинув голову к небу, совершенно бесполезно дергается, пытаясь уйти, отстраниться от прикосновений, но тщетно. По щекам стекают слезы, и Ведьма желает только одного — чтобы поскорее пришло забытье. — А этого вздернуть, — слышит Ведьма, и ее вопль, наполненный отчаянием, разносится над площадью, где собралось уже немало зевак, жаждущих полюбоваться на казнь неугодных. Ее возлюбленного тащат к виселице, которую возвели как раз напротив, чтобы она, мучимая "очищающим" пламенем, видела, как он умрет. Со всех сторон доносится улюлюканье и одобрительные возгласы, а Ведьма рвется в путах, как попавшая в силки птичка, и все тянется, тянется, тянется вперед, впивается своим колдовским взглядом в лицо Черепа, стараясь запомнить каждую черточку, каждый шрам, каждую морщинку. А он, сопротивлявшийся до этого, вдруг замирает, поднимает голову, светло и мягко улыбается и почти беззвучно произносит: — Я люблю тебя. Петля, накинутая на шею, затягивается. Некуда бежать. Пламя подбирается к животу, уже превратив ноги в обугленные головешки. От нестерпимой боли и запаха жженой плоти мутит, перед глазами плывет, и свет меркнет. Только во тьме по-прежнему сияют глаза возлюбленного, и по губам ползет прощальная улыбка. Ведьма подскакивает на их с Черепом импровизированной постели с криком. Поворачивается к нему, трясет за плечо и плачет, плачет, не в силах успокоиться. Он обнимает ее, прижимает к себе, гладит по волосам, утешая. А ей не верится, что это только сон, что Череп жив, что он сейчас рядом. — Пожалуйста, — тихо просит Ведьма, — умоляю тебя, Череп, откажись. Что изменится, если в последний день ты уступишь? Я ведь пойду за тобой, кем бы ты ни был. Я люблю тебя. Только тебя, а не твои статус и положение. Пожалуйста, Череп, прошу… Она перестает говорить связно и только плакать начинает сильнее. — Не бойся, мы справимся вместе, — твердо отзывается Череп и целует Ведьму в мокрые щеки, собирает слезы с ресниц, прижимается губами к дрожащим губам, даря призрачную надежду на то, что они действительно сумеют выжить. До выпуска остается две недели. За это время они должны будут встретиться еще трижды, но Ведьма уверена, что эта встреча последняя. Она не говорит Черепу о своих предчувствиях, только льнет к нему, прижимается всем телом, отдает и сердце, и душу, и всю себя целиком. Ведьма вычерчивает пальцами вязь причудливых символов на обнаженной спине, впивается в плечи ногтями. Тихо, сквозь приглушенные стоны, она шепчет заклинание, в котором молит всех известных ей богов подарить возлюбленному удачу, спасение в грядущем сражении и жизнь. Они расстаются на рассвете. Прощаясь, Череп выдыхает ей в губы "увидимся". Ведьма обнимает его напоследок очень крепко. Каждую ночь ей снится тот же самый кошмар, обрастающий все новыми и новыми подробностями. Но в финале неизменно погибают оба. Она просыпается в слезах, а потом долго не может успокоиться. Когда Дом покидает Седой, Ведьма уже не сомневается, чем все закончится. И ждет. За последнюю неделю она истончается, становится совсем прозрачной. Не надевает больше шляпу, не прячет взгляд непроглядно черных глаз, щедро награждая каждого осмелившегося в них заглянуть обещанием скорой мучительной смерти. Ей уже все равно, кто смотрит на нее, а кто нет. По утрам она чувствует привкус крови во рту. На ногах распускаются красно-оранжевыми цветами ожоги. В последний вечер небо, окрашенное кроваво-алым, смеется над ней, стоящей на краю крыши, истово молящейся и готовой пожертвовать собой во имя спасения Черепа. Вопреки ожиданиям, Мавр не сжигает ее на костре. Он вообще не прикасается к ней, не обвиняет в измене, не унижает, не оскорбляет, но заставляет смотреть на то, что творится вокруг. Смотреть и не отводить взгляд. Да она и сама не смогла бы. Там, в гуще сражения, был Череп. За него готов был умереть каждый из его стаи, но он не прятался за чужими спинами, как Мавр, а дрался сам, отстаивая честь своих людей и собственное достоинство. Нож — Ведьма не замечает, чей — вонзается в бок, другой в спину, третий вспарывает живот, и она коротко вскрикивает, закрывая рот ладонью. Череп поднимает голову, утирая кровь с разбитых губ, безошибочно находит в толпе ее глаза, улыбается, как во снах, светло и мягко, и Ведьме кажется, что она даже различает шепот: — Я люблю тебя. Четвертый нож впивается в межреберье. Ведьма бросается в толпу — ее словно не видят, но, повинуясь таинственной силе, расступаются, давая дорогу. Она падает на колени рядом с Черепом, обнимает ладонями лицо, целует немеющие губы, зажимает пальцами раны, хоть и знает, что это бесполезно. — Посмотри на меня, — просит Череп срывающимся голосом. И Ведьма смотрит так долго и пристально, что начинают болеть глаза. Она замечает улыбку на губах Черепа и невольно улыбается в ответ. Когда его сердце останавливается, Мавра случайно убивает кто-то из приближенных. Ведьма ложится рядом с Черепом, обнимает, устраивая голову на его плече и тихо обещает: — Мы встретимся вновь. Она закрывает глаза, как и обычно, под утро, в моменты их нечастых встреч, и засыпает, чтобы больше никогда не проснуться.