Красный плащик

Темнело. Красный Плащик уже с трудом различал ягоды, а потому больше давил, чем собирал. Волк не появлялся. Кажется, он не клюнет, — с облегчением /где-то/ подумал мальчик, когда в кустах зашуршало и над кроной показались серые уши. Черт! Приманка наклонилась пониже, как учили охотники, сильнее оттопырив зад и делая вид, что не слышит осторожных шагов. Секунду полюбовавшись на упругую попку, обтянутую узкими штанами, волк вырос перед мальчишкой, хищно улыбаясь: — Припозднился, — назидательно заметил он, с удовлетворением отметив, как жертва замерла, скованная страхом. — Нынче в здешних лесах небезопасно. Не боишься? Плащик поднял к нему лицо, медленно распрямляясь, боясь спровоцировать зверя резким движением, губы тронула растерянная улыбка. Он думал, маньяк, выходя на охоту, надевает костюм волка, но сейчас понял, что глубоко заблуждался. — Заблудился, — брякнул он первое, что пришло в голову, неприлично откровенно пялясь на человека-волка. — Боюсь? Серого волка? Насильника невинных мальчиков и жестокого убийцу, кровавого маньяка, держащего в страхе округу? — понесло Плащика от страха. — Ну, что ты… Только тело само делает шаг назад, чтобы очутиться подальше от большого и сильного мужчины, от взгляда которого хотелось провалиться под землю. Глаза стреляют по сторонам, выглядывая сидящих в засаде охотников. — Потерял кого-то? — спросил насмешливо Серый Волк, демонстративно ковырнув что-то застрявшее между зубов большим острым когтем. И Красный плащик понял, что, кажется, сейчас впервые в жизни хлопнется в обморок. — Ты их… — промямлил он, сглатывая и делая назад еще один шаг. Волк лишь рассмеялся, слегка передернув в знак согласия плечами. Мысли мальчика были написаны у него на смазливой, перепуганной мордашке. Плащик пятился, пока не уперся спиной в ствол огромного дуба и огромная туша человека-зверя не преградила спиной путь лунному свету. — Ты аппетитный, знаешь? — заметил Волк, потянув завязки плаща, упавшего к их ногам. Комплимент звучал гастрономично, но Плащик прекрасно понимал, что маньяк собирался не голод мальчиком утолять, и еще сильнее вжался в дерево, пытаясь отодвинуться хоть на пару миллиметров. — Тебе никто не говорил, что мальчик с мальчиком — это не правильно?! — наивно спросил он, закусывая нижнюю губу. Жертва оказалась не только физически привлекательной, но и забавной. Такая наивная, и такая милая. Попытка наставить на путь истинный закоренелого грешника, не смогла оставить Волка равнодушным. И вместо того, чтобы расхохотаться мальчишке в лицо, он снисходительно усмехнулся: — А тебе никто не говорил, что волки вообще плюют на такие слова как "правильно" и "неправильно"? Тем более когда мальчик такой симпатичный, — прибавил волк. — Только посмотри, какая аппетитная попка. Плащик громко икнул от страха, почувствовав, как неожиданно большая, горячая ладонь сжала его ягодицу. И опять этот гастрономический термин… — Полегче… — вытолкнул Красный Плащик слово при помощи выдоха, отпихивая насильника, страх придал сил. Выскользнув из западни, в которую сам загнал себя, бросился прочь… Впрочем, далеко уйти не удалось. Человек-волк схватил его через пару шагов и теперь стоял на одном колене, а Плащик перед ним боком на четвереньках — лежа на его втором колене. — Какой плохой мальчик, — посетовал тот, почти сразу после этого приспуская с жертвы штаны, оголяя зад, открывая вечерней прохладе. Заставляя его задохнуться от ужаса и возмущения. — Перестань! — Остановиться?! Но мы ведь только начали… — насмехаясь над жертвой, насильник бесстыдно спустил штаны еще чуть ниже, чтобы через секунду пальцами раздвинуть его ягодицы, поглаживая дырочку, чуть надавливая когтем, слыша, как каждый раз мальчик выдыхает, готовясь. Мог ли он обмануть его ожидания?! Почувствовав, как в него проникают сразу два пальца, Плащик зашипел, на чем свет стоит понося растлителя. От выражений, слетавших с его уст, покраснел бы и сапожник, но только не насильник рецидивист, спокойно продолжавший свое дело, медленно и со вкусом растягивая анус… тремя пальцами. Не оставляя попыток вывернуться, Красный Плащик заелозил, но тут же пожалел об этом — плененный тканью штанов член потерся о бедро Серого Волка, и возбуждение дрожью проскользнуло по позвоночнику. Что?! Не ожидавший подобного от собственного тела, мальчик простонал, не сразу заметив, что пальцы больше не находятся в его теле, а мужчина переместился, становясь сзади на колени, шире раздвигая ему ноги. В тишине уснувшего леса пропела молния, а потом ее разорвал болезненный крик, когда Волк одним порывистым движением вошел до предела в девственный проход мальчишки, остановившись на пике. — Ну что, как ощущения? — спросил он, склоняясь к уху жертвы, обхватывая ее талию руками и начиная слабо отстраняться, тут же снова вгоняться до упора. От пронзившей его боли Плащик задохнулся, замирая, сжав в пальцах подвернувшуюся ткань плаща, ибо малейшее движение немедленно напоминало об инородном предмете, заполнившим его внутри и плотно обхваченном мышцами. Но насильник не позволил ему забыть, начав размеренно толкаться, раз за разом давая почувствовать твердость его члена, снова и снова опаляя его нутро нестерпимым жаром, питая боль, сконцентрировавшуюся пониже поясницы. — Б-больно… — жалобно всхлипнул он, когда смог совладать с голосовыми связками. Волк и сам не знал, зачем утруждает себя разговорами. Наверное, ему просто стало жалко смелого мальчика, который вопреки обыкновению не кричал, как резанный, не пытался попортить чем-нибудь острым шкуру волка и не умолял пощадить его: — Потерпи. Боль. Пройдет… — Пройдет… — эхом повторил мальчик, вдруг ясно осознав, что его время на исходе и то, что происходит сейчас, это все, что осталось у судьбы для Красного плащика. А он и не жил еще толком, зная лишь долги, тяжелую работу и побои отца. И стало ему обидно до слез, покатившихся по щекам крупными каплями. — Ну, ну… — зашептал Волк, заметив, как вздрагивают от беззвучных рыданий плечи жертвы, скользнув губами по спине вдоль позвоночника с выступающими хрупкими позвонками. Замечая, что тело жертвы хранит многочисленные метки, которых хватало на его собственном теле, старые и свежие. Рука нырнула под напряженное, прогнувшееся в спине тело, накрывая еще мягкую плоть, начиная то грубо сжимать, то ласково поглаживать, пробуждая ее. Одновременно продолжая сильно и ритмично двигаться, со звериным рычанием подавая бедра Плащика навстречу сильным толчкам, вколачиваясь так глубоко, как только позволяла конституция их покрывшихся испариной тел. Почувствовав, как вместе с губами кожи касаются острые клыки, мальчик снова икнул, зато рыдания оборвались. — Почему бы и тебе не получить удовольствие от процесса?! — Волк все быстрее и жестче надрачивал его член, от чего в паху стало сворачиваться в пружину желание, стыдливый румянец высушил слезы. — Расслабься… Надо только отбросить предрассудки и позволить зерну удовольствия прорасти через боль. Плащик крепко зажмурился, пытаясь понять свое тело, кажется, поверившее Серому Волку, начиная отвечать на грубоватые ласки. Абстрагировавшись от боли, замечая, что серый пух, покрывающий тело насильника вместо жесткой шерсти, приятно щекотит его ягодицы, что, когда он задевает какую-то точку внутри, по телу расходятся разряды какого-то неправильного, извращенного наслаждения, которое он отказывался принять. И что хвост зверя виляет как у собаки… Плащик был уже, кажется, на грани обморока, когда Волк вдруг замер и покинул его истерзанное нутро, так, впрочем, и не кончив. Оставляя жертву на дрожащих, подгибающихся от слабости коленях, зажмурившись, ожидать конца. Однако если бы он мог увидеть сейчас выражение лица человека-волка, задумчиво потиравшего подбородок, сознание точно соскользнуло бы в спасительную тьму. Плащик невольно вскрикнул, когда его подняли, сажая и разворачивая, а когтистая лапа коснулась лица, приподнимая за подбородок. — А теперь, — оскалился насильник, дождавшись, пока жертва отважится открыть глаза, — серый волк хочет опробовать твой ротик. Плащик опустил взгляд на возбужденный орган Волка, всего минуту назад мощно двигающийся в нем, и глаза его округлились. Неужели такое вообще могло поместиться внутри?! Впрочем, он не думал и что лицо его может пылать сильнее, а поди ж ты… Мальчик облизал пересохшие губы. Минет?! Какая гадость… Но, черт возьми, умирать так не хотелось. Только стоя на краю, он понял, как прекрасна жизнь, как здорово чувствовать даже тупую боль, отзывающуюся во всем теле, и комариные укусы, ночную прохладу, от которой заворачивался по ночам в одеяло, слышать птиц, дыхание, свое собственное — судорожное и рваное, партнера — тяжелое и сиплое. Как важно ценить каждый момент — ведь он может быть последним… Сжав ствол насильника рукой, наклоняя к губам, нерешительно обхватившим головку, мальчик с удивлением обнаружил, что тот бархатистый наощупь и… что ему нравится прикасаться к нему, водить вверх и вниз, срывая с уст зверя тихие судорожные вздохи. Одновременно с рукой, все более смело ласкающей член у основания и осторожно, почти робко поглаживающей яички, он начал облизывать и посасывать головку, каждый раз беря в рот чуть больше. Останавливаясь всякий раз, когда член начинал погружаться в горло. — Халтуришь… — рука Волка, перебиравшая локоны на затылке, надавила, насаживая его на член. Плащик замычал, ибо другие звуки были ему сейчас не доступны, отчаянно упираясь, но человек-волк не позволил отстраниться пока он не поборол рвотный позыв. И дальше уже только контролировал процесс, иногда направляя Плащика, старательно закреплявшего навыки беря по самые яйца и учась ласкать и дразнить пульсирующую у него во рту горячую плоть языком. — Довольно. Пальцы Серого Волка собрали в кулак его волосы, отстраняя, и мальчик недоверчиво посмотрел снизу вверх, чтобы заметить на губах мужчины коварную ухмылку. Закрыв глаза, вытереть дрожащей рукой слюну, соединившую губы с влажно поблескивающей в свете луны головкой члена. Вскрикнуть, когда маньяк вздергивает его, на миг ставя на подгибающиеся ноги, а в следующую минуту припирает к дереву, закидывая их себе на талию. — Хочу видеть твою мордашку, когда я в тебя кончу, — прошептал Волк на ухо. Секунду полюбовавшись пунцовым румянцем Плащика, склонился, чтобы нерешительно коснуться губ, скользнув по ним языком и внимательно следя за реакцией жертвы, которая была для него очень важна, ведь он целовался впервые. Сам не понимая, как решился. Может потому, что мальчик был особенный?! Или ночь сказочной… Почувствовав прикосновение горячих губ, Красный Плащик распахнул глаза, но не от страха, что партнер покалечит его клыками, от удивления. Такой нежный, такой робкий и неумелый поцелуй совсем не вязался с репутацией Серого Волка. И он поправил его, пропуская внутрь язык, лаская его своим, сплетаясь, обнимая мужчину за шею, притягивая ближе… Затрепетал, когда в проход уперся все еще не удовлетворенный член, но не пытался отодвинуться, лишь сильнее впиваясь в жадные губы вошедшего во вкус зверя. Волк понял, что еще никогда не чувствовал подобного тепла, что всю жизнь умел либо кусать, либо зализывать раны и никогда дарить свое тепло кому-то другому, а человек, которого он держал в своих объятиях, мог. Даже тем, кто не заслуживал этого. — Особенный… — не понимая, что произносит вслух, прошептал он, оторвавшись от раскрасневшихся, припухших губ. Ухватив покрепче, сжимая упругие ягодицы, Серый Волк вновь вонзился в мальчишку, выгнувшегося с криком навстречу, но на этот раз выждал немного, давая привыкнуть, прикусывая сосок, мелькнувший в вырезе расстегнувшейся рубашки, с удовлетворением отмечая, что тот мгновенно затвердел. Обхватывая ладонью член, начиная двигать ей одновременно с размеренными, сильными толчками внутрь восхитительно зажатого тела. Хотелось, чтобы Плащик и в самом деле получил удовольствие, а потому он очень старался ударять в простату, срывая со сладких уст протяжные стоны. «… и позволить зерну удовольствия прорасти через боль». Хотел этого Плащик или нет, но зерно дало росток, то ли согретое неожиданно страстным поцелуем, то ли испившее признательности за тот короткий миг, что был щедро подарен ему, позволяя привыкнуть к вновь заполнившему его объему. И вот уже он стонет, как последняя шлюха, все крепче обвивая огромное тело человека-зверя ногами и руками, голова против воли запрокидывается к небесам, с которых за ними подглядывают звезды. Напряжение внизу живота достигает предела, член пульсирует, крепко стиснутый в громадной ладони, и заливает спермой живот кричащего от наслаждения мальчика… — Кончил, сладкий мой, — слизав с пальцев сперму, с нежностью, удивившей его самого, заговорил Волк. Плащик лишь судорожно вздохнул, уткнувшись в плечо мужчины, призывно двигая бедрами, заботясь об удовлетворении партнера. — Особенный… — повторил тот, возобновляя движение, наращивая темп, вонзаясь резче, глубже, губами жадно касаясь то губ, то шеи, то плеча, партнера. Щекотал клыками чувствительную кожу… На пределе, поднял к себе его лицо, чтобы увидеть как распахнутся зеленые глаза, а губы приоткроются, выпуская невнятный звук, когда обжигающая струя мощно ударит в него, размазывая семя последними толчками, сделанными по инерции. И опускаясь на землю, крепко сжимая жертву в объятьях. Слабо шевельнувшись в попытке удобнее устроиться, Плащик понял, что почти не чувствует ног, но только печально улыбнулся — не беда, это ненадолго. Руки рассеянно погладили плечи, спину Волка, вернувшего ему вкус жизни, и которому был благодарен. — Убей меня быстро… — попросил Плащик, облизнув припухшие, покрасневшие от грубых поцелуев и укусов губы, и зажмурился. Чтобы до последнего мгновения в памяти осталось полное страсти лицо партнера, а не его оскаленные клыки. Вздрогнул, когда когтистая рука погладила по щеке, размазывая слезы. — Оставайся со мной, а? У меня логово уютное, — сказал Серый, зарываясь ему в волосы. — А я стану ласковым. Я нежным буду, ручным. Пушистым. И буду тебя защищать. Плащик смотрел на него недоверчиво. Не сразу осознав, что уже серьезно рассматривает предложение. Ласка, забота, защита, разве не об этом мечтает каждый, а Волк был старше и опытнее, интересен Плащику и… желанен. — А ты по ночам перестанешь шляться? — поставил он условие. — И убивать? — Обещаю, — не веря собственному счастью, заверил Волк, приподнимая мальчика, чтобы освободить от болезненного давления. Укутав в плащик измученное тело, поднял на руки и понес вглубь леса. Обняв его за шею, Плащик устроил голову у него на груди и устало прикрыл глаза. Серый Волк больше не появлялся в этих диких краях, скоро став легендой, а тело его последней жертвы — Красного Плащика так и не было найдено.