Оdd man out

POV Автора - Тварь... Обхватив коленки руками, Чунмен вздрогнул в новом приступе бесконтрольных судорог. Его слабое тело ломило от тупой боли в руках, плечах и груди вплоть до живота. Он - Чонин - никогда не мог контролировать себя во время их уединений. Каждый раз, после того, как Чунмен позволял своему брату делать с собой, что тому хотелось, он сам нуждался в минутах покоя, дабы дать телу отойти от чрезмерного давления сильных пальцев. Он ненавидел и себя, за то, что разрешал так с собой поступать и Чонина за его садистские наклонности. И больше всего сейчас он не мог простить брату грубую ошибку, по вине которой Чунмен лишился одного из самых важных людей в своей жизни. От него уехал его лучший друг, ставший за те две недели нечто большим, нежели просто "другом"... Любимым, скорее всего. Да, так будет вернее. Чонин снова разрушил его придуманный мир, одним глупым поступком перечеркнул все недели стараний и налаживания контакта. Сегодня, когда Бэкхен выезжал из дома, Чунмен даже не смог выйти нормально с ним попрощаться. Слишком стыдно смотреть в глаза человеку, который тебя ненавидит. Он хотел сказать прости, он хотел все объяснить, наврать с три короба, что, мол, Чонин все нафантазировал, не верь ему, это все бред (типа, ты че - Чонина не знаешь?). Но под конец их истории, когда после тяжелой ночи насильственных ласк и поиска тепла возле чужой груди, не было смысла скрывать свою грешную сторону. Чунмен смело смотрел на Бэкхена, не скрываясь, без надоедливого вранья, и сказал все то, что должен. Возможно, это был первый мужественный поступок в его короткой биографии. Ведь все принять и признаться в первую очередь самому себе, что ты человек с каким-то отклонением - на такое способны или слишком смелые люди или трусы, допустившие все до последней стадии. Сильным человеком Чунмена назвать нельзя. Вывод делайте сами. - На. Должна помочь. На диван, возле скрюченного Чунмена осторожно сел второй хозяин дома - как считал Чунмен, его личное наказание за грехи всех предыдущих жизней. Ким Чонин, младший брат, серьезный парень без надежды на улыбку и деспот, любящий наблюдать как именно будет трястись тело Чунмена от его не слабых "прикосновений". - Пошел ты со своими таблетками. Собрав все остатки сил, Чунмен с присущей ему ненавистью к этому человеку оттолкнул протянутую руку в сторону. В последнее время он только и делает, что жрет эти таблетки пачками и выкуривает по несколько самокруток в день. Безумство Чонина потихоньку выходило из-под контроля, из-за чего Чунмен не мог справиться с адской болью самостоятельно. Он его разрушал, делал жизнь невыносимой только ради себя, своего собственного я, которое Чонин ставил выше даже обожаемого им Чунмена. И главное - причиной этого безумства был не сам младший Ким, а как раз старший брат, однажды не сумевший сказать твердое «нет». Как все началось... Достаточно банально и не интересно, на взгляд Чунмена. Его бросила девушка. Да, вот так просто. Странно, правда? "Это не причина спать со своим братом", - тут же заметили бы умные люди. Напишу больше, это даже не повод спиваться и сходить с ума, как некоторые слабохарактерные личности. Возможно, так получилось из-за того, что это была первая девушка. Та самая, первая ради которой хотелось свернуть горы и перейти все реки на земле. Чунмена посчитали не интересным, использовав на один раз и выкинув как ненужный элемент. Бедному студенту казалось, что жизнь окончила свой счет. Из ямы тогда его вытащил вот этот человек рядом - единственный, кто будет оставаться с ним несмотря ни на что и единственный, кого Чунмен после того случая возненавидел всем сердцем. Именно он стал спасательной жилеткой Чунмена, которой тот смог выплакать грусть, несправедливость и обиду на всех в этом мире. Просто в один момент руки Чонина показались слишком ласковыми; просто не захотелось размыкать пальцы вокруг шеи своего брата; просто тепло соседнего тела было жарким и просто губы оказались слишком близко, чтобы им отказывать. Это было больно. Больно от первого раза, больно от осознания своей никчемности, больно, что он, взрослый человек, смог допустить все это. Чонину же было пофиг. Он был слишком молод, чтобы воспринимать все серьезно. Родители так вообще махнули на младшего рукой, отдав в неполные семнадцать лет на попечение брата. Ну и натерпелся же в свое время Чунмен от этой ходячей "радости могильника". Чонин не жалел его нервы, как в свое время, строгие родители не жалели его. Вот эта близость на расстоянии вытянутой руки между ними и положила начало создания нечто большего, нежели просто сожительство двух братьев. Например, Чонину было больно смотреть, как недостойная деваха использовала его обожаемого Мени в своих корыстных целях. И еще больнее видеть, как он прятал слезы на его толстовке. После их первой ночи, Чунмен долго не мог принять все случившееся. В отличие от Чонина, которому это послужило возможностью стать ближе, старший видел во всем грех, порок, как он говорил "шутку дьявола". Чунмен даже пытался отправить младшего обратно к родителям, чтобы тот не напоминал о содеянном. Но однажды в дополнение к непростой ситуации, случилось нечто, что запутало еще больше их клубок непростых взаимоотношений. В один из однотипных дней, когда Чонин снова решил обратить на себя внимание в виде устраивания бардака в только убранной комнате Чунмена, старший не выдержал и в порыве злости ударил младшего по лицу. Опомнился Чунмен лишь, когда оказался поваленным под телом брата, который уже тогда отличался своей силой и жаждой к расплате. Чонина мог удовлетворить только один вид прощения, который старший больше всего ненавидел. Вот так Чунмен стал заложником одного сильного человека. Сколько раз он обещал себе все прекратить, уехать, начать жить по-новому без недовольного тирана под боком. Именно из-за этого он и начал путешествовать, знакомиться с людьми, исследовать другие места. В одной из поездок он познакомился с Бэкхеном. По правде говоря, Бэк был не первым, с кем Чунмен пробовал наладить тесный контакт в надежде на нечто большое. До него в этом доме побывали и китайский фотограф Чжан Исин (сбежавший сразу же после знакомства с младшим братишкой), и канадский спортсмен Крис Ву (этот гостевал немного дольше, до того самого момента с одеждой). Бэкхен оказался самым стойким. Но и он не смог выдержать этого груза в виде мало-улыбающегося парня с садистскими замашками, с которым Чунмен жил на протяжении всей жизни. Чонин однажды сказал, что "даже после потопа, когда на земле останется девушка и он, Чонин выберет смерть, потому что так сможет снова встретиться со своим братом". Тело вновь вздрогнуло от очередного приступа. Вроде не в первый раз, но Чунмен никак не мог привыкнуть к этому ненавистному состоянию - когда его плоть изнутри вырывали наружу. - Хен, прости меня. - Зачем ты ему рассказал? Кто тебя просил? - дрожащий Чунмен повернул голову в сторону соседа. - Сколько еще тебе нужно мучить меня, чтобы заполнить свой животный голод?! Да, Чонин должен был молчать. На протяжении всего времени пребывания в доме гостя, младший то и дело шантажировал старшего порывами пойти и рассказать все Бэкхену, чтобы тот испугался раньше времени и укатил обратно в свой вонючий Лондон. Чунмен находил сдерживающие факторы, до того самого момента, как... - Эта дурацкая игра. Заставил целоваться с ним. Зачем, Чонин? Ты же знаешь, как я к нему отношусь. Зачем заставил делать это? - Я думал, он испугается. - Не под кайфом же! Господи, как же я от тебя устал... И завтра начнется все по новой - утренние завтраки, ванна одна на двоих и длинные ночи, где Чунмен боится оставаться один, а у Чонина слишком много свободного места на кровати. Старшему нужно выбраться из этого замкнутого круга. Так дальше продолжаться не может. - Все, достало... Завтра же уезжаешь к родителям. - Нет, хен! - Извини, Чонин... - Ты не можешь так со мной поступить! Я без тебя пропаду. Я не могу без тебя! - Придурок, очнись! Ты сам слышишь себя, что ты говоришь? Прав Бэкхен, нужно что-то менять. Ты отправишься в клинику, ну а я... я начну жить дальше, да. Так будет лучше всего. - Нет, ты не можешь бросить меня, нет, - повторял испуганный Чонин, словно в бреду. - Это неправильно. - Это как раз и есть правильно, Чонин. Мы слишком долго были вместе, понимаешь? И отпусти мою руку, она еще с прошлого раза болит. Схватившись за кисть, словно за последний шанс оставить все как есть, Чонин не мог смириться с внезапным концом их отношений. Чунмен не шутил, он был настроен решительно. И поэтому младший вытащил последний козырь, который всегда удерживал его любимого брата возле себя. - Чонин, мне больно. Отпусти мою руку! - Ты всегда уделял им больше внимания. После моего отъезда ты вообще забудешь обо мне. - Чонин, ты ошибаешься. Мы будем общаться... но не так. Отпусти... - Чунмен, я не хочу уезжать. - Да уйди же ты, наконец! Ты разве не понимаешь, что ты мне противен?! Последние слова больно прошлись по сердцу молодого парня. Чунмен никогда не стеснялся в выражениях. Если младшему было позволено не удерживать себя в силе, старший использовал другую тактику. - Я никуда от тебя не уйду. Чунмен пытался вырваться, но бесполезно. Тонкие, но сильные пальцы брата прижали его к подушке, не предоставляя ни единого шанса вырваться на свободу. - Никто не посмеет прикоснуться к тебе кроме меня, понял? - затуманенный собственной одержимостью, младший снова не сдерживался в своих порывах. - Ты принадлежишь мне и только мне. - Придурок, мне больно, - тихо заскулил припечатанный Чунмен. - Они все тебя не достойны! Только я могу смотреть, как ты улыбаешься, только я могу прикасаться к тебе, только я могу сделать тебя счастливым. Я ведь люблю тебя, Чунмен! И как всегда в ответ на такие дорогие сердцу слова, он слышит: - А я тебя ненавижу. После этого Чонин решается на последний шанс заставить его передумать - долгий поцелуй под непрерывное мычание в ответ, шипение и даже кусание губ. Но это буквально на пару минут, на большее слабое тело Чунмена не способно, это прекрасно изучил Чонин за все годы совместной жизни. Он продолжает до тех пор, пока измученные его настойчивостью губы не отвечают в ответ, а тело перестает держаться натянутой струной. Чунмен вынужден принять его странную любовь со всеми заморочками и комплексами, у него нет другого выхода. Если на земле найдется такой человек, который сумеет полюбить Чунмена хоть каплей любви его брата, он отдастся ему сразу и на всю жизнь. Старший понимал, что не сможет найти подобного, от чего снова и снова позволял себе как в первый раз умирать и рождаться под руками ненавистного ему человека. - Извините, дверь была открыта. Вы кажется электрика вызыва...ли... АААААААА!!! Появление постороннего человека в их доме, заставило этих двоих прервать ненадолго свое безумие. С огромным нежеланием отпускать любимые губы и еще большим желанием убить гостя на месте, с присущим ему "любезнейшим" взглядом, Чонин поднял голову. - Чего нужно? - Извините... - пикнул в ответ позеленевший электрик Пак Чанель. – Я, наверное, домами ошибся. Или вернее планетой. Не подскажите где здесь выход? Мне нужно срочно на свежий воздух. - Выход там же, где и вход. - Благодарен. И не стоит меня провожать! Я сам! Молодой электрик вихрем южного ветра тут же исчез из вида. Недовольно проворчав "шастают тут всякие", Чонин хотел продолжить начатое, но его остановила рука на губах соседа. Увлекшись нежданным гостем, он упустил из вида, что ослабил хватку и позволил руке выскользнуть из своих сильных пальцев. - Хватит на сегодня, - молящим голосом попросил Чунмен, отталкивая его обратно. - Прошу тебя, дай мне передохнуть. Откуда этот недоделанный электрик только взялся?! Но Чонин послушался. Слишком болезненно выглядел Чунмен, чтобы добиться от него полной отдачи. Освободив брата из-под своего тела, Чонин помог ему подняться. Старшего все еще шатало в стороны, от чего младшему пришлось придержать его за талию. - Не трогай меня, я сам! Пускай Чунмен сейчас похож на истеричную принцессу или ворчливого старика, это не меняет чувств Чонина. Он будет продолжать его любить, не смотря ни на что и убирая любого, кто позарится на это сокровище. - Ну и что ты сделал? - снова ворчал Чунмен, закутываясь в цветочный плед. - Ты хоть знаешь, сколько мне пришлось потратить сил, чтобы вызвать этого электрика? Что ты улыбаешься? Смешно сильно, да? - Прости, - Чонин впервые за несколько недель не скрывал своей искренней радости. - Просто ты такой же, как и был. - А я должен поменяться? - Нет. Просто вот такой ты настоящий - ворчливый и недовольный, не выдавливающий из себя фальшивых улыбок, мне нравишься больше. - Чонин, ну я же просил... - Извини, забыл, что ты не любишь мои признания. Больше не буду. Айщ, хочу расслабиться. Я в душ! Оставлю двери открытыми. Если захочешь, - он снял футболку и кинул ее на пол под ноги застывшему братцу, - присоединяйся. Когда шаги младшего перестали слышаться на лестнице, старший поднял зеленую футболку с пола, сложил ее ровно и положил на диван. Затем, в пледе прошел к входной двери и запер ее на ключ. После, возмущенно фыркнув и отбросив гневно плед в сторону, так же снял вспотевшую футболку и, кинув ее на пол, последовал на второй этаж. Туда, к двери ванной, откуда доносится шелест воды и, где его всегда будет ждать тот самый человек, без которого его существование ровно бы скатилось вниз. Ночью Чунмен не будет позволять ему спать возле себя, а завтра снова напомнит о переезде к родителям. Это все потом, а сейчас - долгожданные объятья под водой, родное тело и такой сладкий голос, который будет шептать на ухо: "Я тебя никому не отдам".